25 января 2013 года исполняется 70 лет событию, которое, скорее всего, уступит свое место в лентах новостей какому-нибудь очередному пожару, дорожно-транспортному происшествию или открытию нефтегазовой трубы. Для одних этот день будет днем рождения Владимира Высоцкого, для других Татьяниным днем... А для миллиона воронежцев это будет скромный праздник. Без улыбок и радости, без высокопарных речей, со слезами на глазах и тяжелым, не становящимся легче от времени, грузом памяти. Снова тысячи людей потянутся к огромным монументам и скромным обелискам, сотни венков, десятки тысяч цветов лягут на убранные белоснежным покрывалом гранитные плиты, будет пахнуть ладаном и в замерзших руках слабо потрескивать восковые свечи. Будет тихо, ни оркестров, ни парадов, и погода, как всегда в этот день, одарит легким снежком и морозом. Это день освобождения города Воронежа от фашистских захватчиков.
Сейчас многие придают памятным дням скорее ритуальное значение, дежурные фразы, стандартные мероприятия, как надо, по протоколу. Как-то убого это выглядит, ненужно, ненатурально. Но есть места, где нет фальши. Траурный зал мемориала «Чижовский плацдарм», 9 мая 2012 года, братская могила N1 г. Воронежа. Зал расположен внутри холма, снизу доверху по периметру стен фамилии павших воинов, небольшой памятник в центре, таблички с городами-героями, мраморный православный крест... Собрались люди, их немного, человек пятьдесят, а рядом под плитами более 15 000... Коллектив из трех человек, один играет на лютне, другой на гуслях и девочка-певица, исполняют песню «Журавли»... «Летит, летит по небу клин усталый»... И нет лиц без слез, нет сердец без содрогания, такое чувство, что это тихо поют со стен золотые буквы фамилий, и у них есть глаза, которые смотрят в твою душу.
Мы привыкли со временем воспринимать ушедшую войну в цифрах, в «сухом остатке» математической статистики. И не так уже режет ухо любая цифра, будь то, хоть 27 миллионов. И в смене поколений постепенно тускнеет, притупляется боль утрат. Но пусть хотя бы по особым, памятным дням, наши мысли обращаются в прошлое, туда, откуда вышли мы все, к тем, с кем нам еще предстоит встретиться за порогом земной обители. О чем спросят они нас? И что мы сможем им ответить? Что ответят сегодняшние поколения тем своим сверстникам, которые стали «землей и травой» ради их жизни... А они нас спросят! Они дали нам все, что могли, положили себя на алтарь ради нашего счастья... Так почему же мы несчастливы? Ради чего они умерли молодыми? Где та любовь, которую они показали нам?
Воронеж помнит. Сотни улиц, переулков, бульваров и площадей, мемориальных табличек и памятников не дадут забыть той войны и ее героев. 212 дней и ночей линия фронта проходила через город. Это были дни и ночи непрерывных кровопролитнейших боев, в пламени пожарищ которых закалился дух русской победы и сгорел фашистский миф. И пусть Воронеж не стал в силу текущих обстоятельств городом-героем, что многих его жителей до сих пор приводит в недоумение и заставляет заниматься не совсем уместными сравнениями, пусть он не заслужил этой земной славы, но, поверьте, он помнит и чтит тех, кто ее стяжали.
Город перешел на военное положение 22 июня 1941 года. 7 ноября 1941 года, в честь 24-й годовщины Октябрьской революции, в Воронеже состоялся парад войск Юго-Западного фронта. Подобные парады прошли в тот день только в Москве с участием И. В. Сталина, и в Куйбышеве, куда были эвакуированы многие правительственные учреждения. На городской площади парад принимали командующий фронтом маршал С. К. Тимошенко и И. Х. Баграмян. Так же как и с Москва)">Красной Площади в Москве, бойцы Юго-Западного фронта, промаршировав по площади 20-летия Октября (ныне Ленина (Воронеж)">пл. Ленина), уходили прямо на фронт. Но основные события пришлись на год 42-й. В совершенно секретной директиве Гитлера N41 ОКВ от 5 апреля 1942 года, обращенной к верховному командованию, говорилось, что основной задачей этого года является разгром советских войск в районе Воронежа и поворот на юг к нефтеносным районам кавказа и каспия. Для этой цели была создана специальная группировка «Вейхс» по имени генерал-полковника, а в последующем генерал-фельдмаршала, барона Максимилиана фон Вейхса (полное имя - Максимилиан Мария Йозеф Карл Габриэль Ламораль райхсфрайхерр фон унд цу Вайхс ан дер Глон), избежавшего в последствие Нюрнбергского трибунала и отпущенного американцами по состоянию здоровья. Была спланирована операция под кодовым названием «Блау» («синий»). В ударную группировку, рвущуюся к Воронежу вошли 4-я танковая армия Гота, имевшая в своем составе элитную дивизию СС «Великая Германия», 2-я немецкая армия Вейхса, 6-я немецкая армия генерал-полковника Паулюса, 4-я авиационная армия и 8-й элитный авиакорпус (лучший по взаимодействию с наземными войсками), 10-я зенитная дивизия, 2-я венгерская королевская армия Г.Яни (около 200 000 солдат), 8-я итальянская армия и румынские части. Операция началась 28 июня 1942 года из района Курска. По замыслу врага после форсирования Дона, Воронеж должен быть взят ударом 4-й танковой армии и оставлен на «зачистку» полевым пехотным частям.
Уже с 41-го года, когда линия фронта в битве за Москву проходила в полутора сотнях километров от Воронежа, город подвергался налетам фашистской авиации. Но с июня 1942 года эти налеты стали массированными и ежедневными. Точно по расписанию в 11.15 каждого дня в небе из-за Дона появлялись группы Хейнкелей-111. Сначала их целью были железнодорожные узлы и промышленные предприятия, в основном завод им. Комминтерна - родина знаменитых гвардейских минометов «Катюша», получивших свое название по литере «К» на автомобиле, и авиазавод - родина штурмовиков Ил-2. Но с середины июня, когда в налетах участвовало до 600 самолетов, запылали и жилые кварталы.
Страшным днем в истории Воронежа стала суббота 13 июня 1942 года. В этот летний день в городском парке было по обыкновению много детворы, взрослые отдавали детей воспитателям и те занимались с ними играми на специальных площадках, тогда как родители отдыхали в тени старинных деревьев. Неожиданно именно на детский парк был совершен массированный налет немецкой авиации. Пикируя почти до самой земли, они сбрасывали бомбы в скопления оцепеневших от страха детей... Как вспоминают очевидцы, после налета сначала была тишина, никто не мог поверить в случившееся и только потом, когда первые раненные пришли в сознание, раздались крики. Повсюду были разбросаны детские тела, где чистенькие, где засыпанные землей. По улицам бежали взрослые, неся на руках окровавленных детишек, выли сиренами кареты скорой помощи. Более 300 маленьких воронежцев, мальчиков и девочек, погибло в тот день от рук немецких подонков. Неутолимая боль и лютая ненависть к врагу вошли в сердца горожан. Воронеж приготовился к схватке.
С началом операции «Блау» И.В.Сталин неоднократно подчеркивал важность укрепления Воронежа и необходимость не пустить врага к городу. Несмотря на то, что десятки промышленных предприятий (в том числе 46 союзного и 15 республиканского значений) были уже эвакуированы, оставшиеся продолжали работать даже при налетах авиации. Они давали продукцию фронту и жителям. С 26 июня бомбардировки не прекращались ни на час. Город запылал. Началась эвакуация жителей. Тем временем фронт стал стремительно приближаться. Группировка «вейхс» нанесла удар в стык 40-й и 13-й армий Брянского фронта и, прорвав оборону Красной Армии, совершила мощный бросок на восток, за считанные дни, достигнув Дона.
Замысел немецкого командования до последнего дня не был понятен в советских штабах. Мощнейшая группировка врага могла повернуть как на юг, так и на север в сторону Москвы. Тем не менее, в начале июля 1942 года, предположив главный удар гитлеровцев южнее Воронежа, туда переезжает ставка командующего, а вслед за ней и все регулярные части. Резервы фронта уже были брошены в бой и ценой тяжелых потерь, как могли, сдерживали яростный прорыв фашистов. Окрыленный успехами армии в боях у р. Оскол, Гитлер 3 июля отправляет командующему группой армий «Юг» фон Боку дерективу, в которой взятие Воронежа ставит под сомнение и на усмотрение последнего. Гитлер боялся, что штурм города может затормозить удачно разворачивающееся наступление. Однако, фон Бок получил информацию, что город оставлен войсками и решил сходу овладеть им.
Для обороны Воронежа оставались батальоны ополченцев, несколько батальонов НКВД, курсанты школы милиции, кавалеристы, 232-я дивизия, еще не прошедшая комплектацию и обучение, сводный добровольческий коммунистический батальон и несколько разрозненных воинских подразделений. Огромная заслуга в защите города принадлежит Городскому комитету обороны, имевшему столь незначительные силы и сумевшему организовать упорное сопротивление.
Узнав, что фашисты прорвались к Дону, 4 июля ГКО начал массовую эвакуацию жителей. Мужчины, которые могли держать оружие, формировали рабочие батальоны. Вот уже много дней подряд они уходили из дома на свои предприятия, целуя в русые головы спящих тревожным сном детей. Пришло и это, последнее утро. Они ушли, взяв в руки простые винтовки, покрепче натянув на голову кепи, чтобы там, на западе встретить врага. Могли ли они остановить его? Нет, и они это знали... Но задержать, дать еще хотя бы несколько часов, чтобы их жены и дети, сестры и старики-родители смогли уйти подальше, за реку Воронеж, спастись от чудовищных орд варваров, вот ради чего они встретили этот рассвет. За спиной они оставляли самое дорогое, оставляли навсегда... Их невероятную стойкость отметил в своих дневниках командующий штабом сухопутных войск вермахта Франц Гальдер. А они были простыми людьми, тех, кого мы называем прохожими. Их семьи уходили на восток, вереницами растянувшись от заминированных мостов, уходили, унося с собой последний вгляд, последний поцелуй, последние слова своих мужчин, ставших вдруг такими суровыми и как-будто далекими. Как должны были биться сердца жен, матерей и детей, какие мысли терзали их, когда, оглядываясь назад на объятый клубами дыма город, они слышали за ним гулкие, подобные приближающейся грозе, раскаты артиллерийского огня, нараставшего с каждой минутой.
Через каждый час городское радио передавало тревожный сигнал: «Враг на подступах к городу! Жители города, уходите из Воронежа через Чернавский и Вогрэсовский мосты!». По разным данным из Воронежа и близлежащих населенных пунктов удалось эвакуировать около 200 тысяч человек. Еще около 200 тысяч осталось в городе.
Но уходили не все. Оставались не только те, кто не мог уйти. Молодые воронежские девочки, становились зенитчицами и медицинскими сестрами. Они не знали, что такое война и смерть, не видели ее своими глазами так близко. Сегодня мы можем только догадываться, какой должна была быть их любовь к жизни, не устрашившаяся смерти. Разве не любили они танцы, или наряды? Не умели стрелять глазками и застенчиво улыбаться? Разве не хотели они встретить своего «принца» и жить в сказке? Но их уделом стала война! Вместо танцев, визг падающих бомб, вместо нарядов, окровавленные гимнастерки, вместо рук любимого они сжимали рукоятки пулеметов...
При прорыве через Дон и далее к Воронежу фашисты понесли серьезные потери. Только за один день боёв у донских переправ наши войска вывели из строя 63 немецких танка, 160 автомобилей и грузовиков с боеприпасами, 13 тысяч солдат и офицеров. Подходившие к Воронежу резервные части бросались в бой прямо с эшелонов. У села Малышево, во время форсирования реки, немцы подверглись обстрелу всего четырех зенитных автомобилей с счетверенными пулеметами «Максим» и потеряли погибшими пехотный полк. Сутки они не решались выйти к Дону и хоронили за лесом своих убитых. При переправе у села Семилуки по новым тяжелым немецким танкам открыли огонь русские зенитчики, опускавшие горизонтально длинные стволы орудий. Немецкие танки прошивались ими насквозь. Это вызвало панику среди фашистов, не предполагавших наличие у противника таких пушек. Дерзость и смекалку воронежских зенитчиков приводил в своем выступлении в пример И.В. Сталин. В дневнике от 5 июля Ф. Гальдер пишет: «24-я танковая армия и дивизия «Великая Германия» рискуют быть истребленными в наступлении на укрепленный Воронеж». Вот такие слова поэта А. Безыменского были в листовке, обращенной к защитникам города:
Боец, товарищ!
На тебя
Устремлены глаза Отчизны.
Безмерно Родину любя,
Ты не щади ни сил, ни жизни,
Чтоб сбросить ворога за Дон
И разгромить его за Доном,
Твой натиск должен быть силен,
Твое упорство - разъяренным.
Оружью верный своему
Ты наше знамя не уронишь!
ГРОЗНА ОПАСНОСТЬ, ПОТОМУ -
ТЫ ДОЛЖЕН ОТСТОЯТЬ ВОРОНЕЖ.
Орда фашистов лезет к нам,
Жестокой смертью угрожая
Деревням, селам, городам
И золотому урожаю.
Фашисты рвутся в глубь страны,
К заводам, к нефти, к пышным нивам,
Они пока опьянены
Своим удавшимся прорывом.
Но ты их яростную рать
Раздавишь, разгромишь, разгонишь.
Боец!
ЧТОБ ПЛАН ВРАГА СОРВАТЬ
ТЫ ДОЛЖЕН ОТСТОЯТЬ ВОРОНЕЖ.
Товарищ мой! Душа вождя
Бойцом воронежским гордится.
Ведь за Воронеж бой ведя,
Ведешь ты битву за столицу.
Пройти к Москве хотят враги
От берегов верховья Дона.
Вперед, товарищ! Береги
Кремля священные знамена.
У берегов донских, в бою,
Столицу грудью ты заслонишь...
ЧТОБ ЗАЩИТИТЬ МОСКВУ СВОЮ,
ТЫ ДОЛЖЕН ОТСТОЯТЬ ВОРОНЕЖ.
Опасность очень велика
И в этом нет у нас сомненья.
Ведь для бойца-большевика
Страшна и тень успокоенья.
Но все мы знаем, что в борьбе
Победа нашей будет снова,
Поскольку верим мы тебе
Герою воинства стального.
Врага утопишь ты в Дону,
Сожжешь огнем, в могилу вгонишь.
Боец!
СПАСАЯ ВСЮ СТРАНУ,
ТЫ" ДОЛЖЕН ОТСТОЯТЬ ВОРОНЕЖ.
Однако, несмотря на отчаянно героическое сопротивление жителей города и спешно вводимых в бой резервных подразделений, сдержать рвущихся в Воронеж гитлеровцев не удалось. Листовки, обращенные к немецким солдатам призывали: «Солдаты! За два года войны вся Европа склонилась перед вами! Ваши знамена прошелестели над городами Европы! Вам осталось взять Воронеж! Вот он перед вами! Возьмите его, заставьте склониться. Воронеж - это конец войны! Воронеж - это отдых! Вперед!» И 6 июля 1942 года враг ворвался в наш город.
Бои закипели в городских кварталах. К северу от Воронежа произошел ряд крупных танковых сражений, в которых Красная Армия пыталась предпринять контрнаступательные действия. Счет уничтоженных с обеих сторон машин доходил до полутысячи, однако успеха добиться не удалось, хотя рокадное шоссе до Москвы осталось под нашим контролем. Бои внутри города принимали все более ужасающий характер. Спешно перебрасываемые в Воронеж подразделения из под Тулы, с Урала и переформируемые из оставшихся отступивших частей закрепились на левом берегу реки Воронеж. Об этих днях английский историк Дж. Фуллер пишет так: «Началось сражение за Воронеж, и, как мы увидим, для немцев оно было одним из самых роковых за время войны. Русские, сосредоточенные к северу от Воронежа, прибыли вовремя, чтобы спасти положение, возможно, они спасли всю кампанию. Нет никаких сомнений, что дело обстояло именно так.»
Большая, правобережная часть города была охвачена огнем. Особенно упорными в эти дни были бои в районе сельско-хозяйственного института. Несколько дней и ночей там шел непрерывный рукопашный бой за каждый дом. Немецкие командующие называли наших солдат фанатиками. На самом деле это сражались батальоны НКВД. Их дерзкие вылазки опрокидывали гитлеровцев и освобождали целые кварталы. В конце концов, немцы предпочли отойти, и институтский городок так и не был ими взят. Мосты через Воронеж были взорваны и эвакуация прекратилась. Чернавский мост был взорван раньше времени, по личной инициативе командира саперов, неверно оценившего ситуацию. Вогрессовский мост был взят немцами, которые сумели опрокинуть там бойцов НКВД и переправиться на левый берег города в район авиазавода и станции Придача, где они создали плацдарм и сутки успешно удерживали его. Но, поняв, что закрепиться им не удастся, спешно отошли назад, взорвав за собой и эту переправу. Исключение составил железнодорожный мост, за который разгорелись упорные бои, но он так и остался ничьим. 7 июля фон Вейхс поспешил объявить, что Воронеж взят! Но уже 8 июля, подсчитав первые потери в Воронеже и размах разворачивающейся схватки, Гитлер отстранил от занимаемой должности командующего группой армий «Юг» фон Бока за стратегический просчет в главной операции на восточном фронте.
Еще раз фашистам удалось переправиться на левый берег Воронежа южнее города, но при продвижении в сторону центра, их пехотный полк напоролся на истребительный батальон русских и был полностью уничтожен. Назад не вернулся ни один солдат. В самом городе вспыхнула партизанская война и фашистский террор. Немцы решили выгнать из города всех жителей, для чего был издан специальный приказ. Тех, кто не мог покинуть город в течение 24 часов, ждал расстрел. Каково было людям, оставшимся в городе? Прикованный к постели жестоким сращением суставов ног, юноша Кирилл Скалой не мог сдвинуться с места. Мать исчерпала все попытки увезти его на ручной тележке. Кирилл в те дни писал: «...уцелею ли я, чтобы узреть солнечную победу своей Родины? Свои уходят. Может быть, уже ушли. А я и мать, мы... остаемся. Сзади подступает чужой и остро враждебный мир. На душу ложится камень безмерной тяжести, сердце истекает кровавыми слезами...» Чудом Кирилл Скалой выжил. На центральных улицах и площадях города, на деревьях скверов и оградах парков, на светофорах и фонарных столбах, на памятниках висели трупы казненных горожан. Из больниц, где проходили лечение раненные от воздушных налетов гражданские лица, фашисты забрали всех и в месте, называемом Песчаный Лог, на южной окраине города расстреляли. Всего около полутысячи человек. Расстреляли и «цивилизованные европейцы» всех пациентов психиатрической больницы - 700 человек вместе с двумя врачами (этот эпизод вошел в знаменитую кино-эпопею режиссера Матвеева «Судьба» и «Любовь земная»). Воронеж оказался единственным городом Европы, где оккупационный фашистский режим не смог установить свою администрацию и назначить бургомистра. На призывы немцев записываться в полицию не пришел ни один человек. Из каждого подъезда, каждого оконного проема, каждого подвала фашистам грозила смерть. 165 партизанских отрядов, включавших около 5 тысяч бойцов, провели 47 крупных военных операций. В захваченной нашими войсками пропагандистской брошюре «Наступление и защита Воронежа», выпущенной геббельсовским ведомством для поднятия упавшего боевого духа немецких солдат, мы читаем: «В среде трудно контролируемой массы жителей действовали околдованные большевиками фанатики, которые достали оружие и патроны и на свой риск начали партизанскую войну... Все это явилось основанием для эвакуации в последние дни августа еще оставшегося в Воронеже населения. Вся территория города, улица за улицей, дом за домом, прочесывалась...». Всех, кто мог работать, немцы угоняли в тыл для постройки инженерных оборонительных сооружений. Часть жителей, по договоренности с Красной Армией, в определенные часы переправлялась на советскую сторону через оставшийся железнодорожный мост. Город практически обезлюдел.
Попытки нашей армии ворваться в город с севера не приводили к успеху. Тогда было принято решение создать в правобережной части города плацдарм и расширять его для подготовки к наступлению. Правый берег Воронежа значительно выше левого и большая часть города располагается на высоких и крутых правобережных холмах. Именно здесь, на южной окраине, в районе Чижовки, в августе 1942 года началась самая кровопролитная схватка. Из обломков бетона и кирпича, под покровом ночи наши саперы возводили подводную переправу через реку. На полметра скрытая под водой, она не была заметна днем. По этой переправе в один из дней техника и пехота перешли в наступление и с третьей попытки, ценой жутких потерь сводные части 6-й стрелковой дивизии закрепили за собой небольшой участок земли. В течение нескольких недель бои за Чижовский плацдарм не стихали ни днем, ни ночью. Только за три дня боев 15, 16 и 18 сентября части ударной группировки 40-й армии потеряли убитыми, раненными и пропавшими без вести 17 тысяч бойцов, командиров и политработников. Этот район, застроенный в основном небольшими частными домами, имел большое стратегическое значение, как для немцев, так и для защищающих город советских войск. Гитлеровцы успели превратить его в глубоко эшелонированный пункт обороны, повсюду были ДОТы и фортификации. Сопротивление фашистов было невероятно яростным. Битва шла за каждый дом, каждый подвал, каждый сарай. По много раз они переходили из рук в руки. Повсюду были минные заграждения, противотанковые ежи и колючая проволока. В боях за Воронеж не было раненых, их достреливали, потому что город непрестанно горел.
В архивах сохранились записки воинов отдавших жизнь на Чижовке, их письма, свидетельства их подвигов. Они поражают стойкостью этих людей, их верой в справедливость и в победу, их осмысленным самопожертвованием. Они не были пушечным мясом, они были героями, былинными героями! Эти солдаты приехали в Воронеж издалека. Многие из них сибиряки, кемеровчане, тобольцы, томичи, были тут и кавказцы и евреи, и азиаты, но они были как один, воронежцы. На собрании бойцов один комсомолец сказал: «Когда я приехал сюда и увидел, что сделали с Воронежем немецкие сволочи, во что они его превратили, я больше не могу ни спать, ни есть! У меня горит вот здесь, в груди! И я не успокоюсь, пока не отомщу этой гадине!» В почти семимесячной эпопее ожесточенного сражения принимали участие воины:
- 602-й, 1108-й пушечные артполки
- 40-я Армия, 2-я Воздушная Армия
- 128-й минометный полк
- 16-я истребительная бригада
- 3-я зенитная и 101-я истребительная авиационная дивизии
- 287-й полк внутренних войск НКВД
- 36-й, 45-й, 87-й, 97-й минометные полки ГМЧ «Катюша»
- 595-й истребительный противотанковый артиллерийский полк
- 1-й, 2-й,3-й армейские саперные батальоны
- 110-я, 111-я, 162-я, 175-я танковые бригады
- 2-й гвардейский полк связи
- 3-й отдельный разведывательный батальон
- 14-я отдельная танковая бригада
- 16-я мотострелковая бригада
- 44-й дивизион бронепоездов
- 111-я, 229-я отдельные стрелковые бригады
- 6-я, 100-я, 159-я и 206-я стрелковые дивизии
- 67-я танковая бригада 17 танкового корпуса
- 15-й, 108-й пантонно-мостовые батальоны
- батальон народного ополчения
- 25-й танковый корпус
- 75-я огнеметная рота
- 875-й, 1148-й гаубичные артполки.
И это на маленьком клочке земли, называемом Чижовский плацдарм. Для подъема боевого духа немецких войск сюда была переброшена из Германии дивизия, в составе которой был полк, никогда не покидавший пределов рейха, полк, в котором в первую мировую войну служил ефрейтором Адольф Шикльгрубер-Гитлер. После встречи с 100-й стрелковой дивизии тов. Перхоровича в результате двух дней боев в полку осталось 8 человек. Несколько лет назад, на встрече ветеранов, давая интервью для телеканала, два бывших бойца 100-й стрелковой дивизии Перхоровича вспоминали: «Мы прошли всю войну. Курскую дугу, Киев, Львов, Польшу, Прагу... Но то, как здесь поднималась в атаку наша пехота, мы не видели больше никогда».
Особого внимания заслужили воронежские коммунисты. Наверное, помня о них, Воронеж всегда считается частью «красного пояса». Все до единого, от секретарей горкома и райкомов до рядовых, они вошли в состав коммунистического батальона. Это подразделение с первых дней обороны города вступило в схватку с врагом, действуя и самостоятельно, и в составе регулярных войск. Они сражались на самых страшных участках фронта, первыми поднимались в бой, выполняли самые ответственные задания. Почти все они оставили свои фамилии на обелисках павших героев. Здесь, на Чижовке, сложил свою голову и их комиссар, секретарь Ворошиловского райкома Д.М. Куцыгин, поднявший в атаку на укрепленный рубеж своих бойцов.
В остальной части Воронежа война не стихала. Диверсионные группы советских воинов то и дело проникали в город и уничтожали фашистов, истребительные отряды объединялись с партизанскими и умело выводили из строя коммуникации врага. Началась беспощадная снайперская война. Левобережная часть города находилась под постоянным артелерийским огнем и бомбардировками авиации. Немецкий военный корреспондент Густав Штебе, участник сражений за Воронеж, по горячим следам оставил свои воспоминания о боях - «Offensive und Abwehr un Woronesh» (О сражении за Воронеж):
«С первых дней июля, когда немецкие моторизованные части после быстрого перехода приблизились к значительному советскому городу Воронежу, это название города стало эмблемой, как для фронта, так и для Родины, особенно ожесточенных боев.
Для офицеров, унтер-офицеров и рядовых, которые участвовали в боях при взятии Воронежа, в большом оборонительном бою в северо-западной части или многочисленных боях на северной окраине, на юго-северной улице, в университетском квартале, у больницы, на берегу реки Воронеж и на юго-востоке города, навсегда останутся в памяти.
...В этих боях погиб не один немецкий товарищ. Кресты немецких могил стоят повсюду, где требовались жертвы, посреди разрушенного города, между сгоревшими фасадами домов и баррикадами, перед фабриками, на улицах и на берегу Дона...
...Каждый немецкий солдат этого участка фронта понимал, почему эти позиции должны были удерживаться.
Здесь находился клин фронта, который должен был сдерживать операции на Кавказ и Сталинград...»
О серьезности этого участка фронта для фашистов говорит и то, что в разгар боев в Воронеж была переброшена их дивизия из Сталинграда. Однако в непрестанных кровопролитных схватках боевой дух немецких войск падал, чего не скажешь о жестокости. Вокруг города и в области действовали десятки концентрационных лагерей, в которых от голода и мороза погибали тысячи военнопленных и перемещенных гражданских лиц. Особой жестокостью отличались части венгерской армии, квартировавшие в пригородах, их издевательства и надругательства над мирными людьми превышали всю меру человеческого понимания. Они подвергали людей средневековым пыткам, заживо сжигали младенцев, нанизывая их на оглобли как на шампуры, на глазах у матерей, вспарывали животы беременным женщинам. Даже немцы, сами творившие многие злодеяния, были шокированы их зверствами. В дальнейшем, при отступлении своих войск, Гитлер издал приказ, по которому венграм отказывалось в транспорте и запретил выдавать им оружие, а использовать только в хозяйственных частях. В рядах советских воинов действовал приказ - мадьяров в плен не брать. Теперь на месте их захоронений Россия вынуждена была воздвигнуть памятный мемориал. Но память об их чудовищных злодеяниях в сердцах русских людей переживет любые мраморные кресты. Двухсоттысячная армия венгров была уничтожена под Воронежем практически полностью.
Воронеж превратился в груду щебня и бетона, в один беспрестанно пылающий костер. Долгое время после начала боев в городе Совинформбюро не решалось сказать правду советскому народу, заменяя словами «упорные и кровопролитные бои в районе Воронежа» страшную правду о бьющемся насмерть городе. Но когда все должно было кончиться и это произошло.
В ночь с 24 на 25 января 1943 года на левом берегу города сосредоточились мощные ударные группы советских войск. С рассветом погода резко ухудшилась. Начинать наступление танков и пехоты пришлось без поддержки авиации и прицельной артподготовки. К реке подошли части гвардейских минометов «Катюша» и ураганным огнем смели укрепления правобережных холмов. Воронеж был очищен одним мощным ударом, силы которого хватило и на то, чтобы линия фронта откатилась далеко за Дон. Город горел, но впервые за семь месяцев беспрерывных боев наступила тишина.
Город Воронеж оказался третьим, после Ленинграда и Севастополя, по длительности нахождения на линии фронта. 212 дней и ночей он сражался, являя миру примеры как массового героизма, так личного самопожертвования своих защитников, и не был сдан врагу. За всю войну было только два города - Сталинград и Воронеж, где линия фронта проходила через сам город, причем в последнем на месяц дольше. Воронеж вошел в число 12 городов Европы, наиболее пострадавших во Второй мировой войне и в число 15 городов СССР, требующих немедленного восстановления. В воронежских операциях было уничтожено 26 немецких дивизий (около 300 000 человек), 2-я венгерская (полностью) и 8-я итальянская армия, а также румынские части. Количество пленных было больше, чем под Сталинградом. В сражениях на воронежской земле погибло более 420 000 советских воинов и несчетное количество мирных жителей...
Об ожесточенности боев в городе Воронеже газета «Комсомольская правда» писала: «Когда-нибудь об уличных боях в Воронеже будет написано много страниц. Этот город воевал на своих площадях и улицах в течение многих месяцев. Город дрался за каждый квартал, квартал - за каждый дом».
Уже 26 января в город из окрестных поселков стали возвращаться его жители. Воронеж встретил их грудой камней и заревом пожарищ. Но уже к 1 марта их количество достигло 10 000 человек. Коммунальный фонд города был уничтожен на 92%, из 20 000 домов полностью разрушенными были 18 220 строений. На совете правительства ставился вопрос о нецелесообразности восстановления города и его ликвидации. Но воронежцы упорно возвращались на родину. Вот воспоминания очевидца от встречи с любимым городом:
«От проспекта Революции остается страшное впечатление. Нет ни одного целого дома. Все сожжено, все разрушено. Поперек проспекта лежат вековые деревья, много кроватей и другой мебели. Подбитые танки, автомашины. Нет памятника Петру I. Петровский сквер весь в окопах, в блиндажах. В Кольцовском сквере тысячи могил с крестами. Здесь «фрицы» устроили кладбище. Горит здание обкома партии, вернее не здание, а то, что от него осталось, - огромные развалины. Пламя высоко поднимается над этими грудами гранита...»
Перед своим отступлением из города немцы разрушили заводские корпуса, взорвали лучшие общественные здания: государственный университет, вокзал, здание обкома и облисполкома, Дворец пионеров. Разрушен войной был Митрофаниевский монастырь и его колокольня - памятник творчества Гваренги. Искалечено прекрасное здание филармонии (бывшее Дворянское собрание), разбита колоннада старинного дома Тулинова. Два с половиной века стоял на острове свидетель петровских времен, молчаливый, но много говоривший нашей памяти цейхгауз. Ни огонь, ни время, ни человек не тронули его мощных стен. Фашисты превратили их в груду кирпича. Они увезли на переплавку и бронзовый памятник Петру из городского сквера.
Поэт-фронтовик Ольга Кожухова, потрясенная испытаниями, выпавшими на долю родного города, вспоминала его прежний светлый облик, сравнивала с тем, каким он стал:
«...Он плыл рекою голубою,
Он солнцем огненным сверкал
И отражал меня с тобою
В озерах уличных зеркал.
Теперь там мертвые колонны,
Глазницы черные домов...»
Поэт Константин Гусев гневными и взволнованными словами рассказывал о том, что сделали гитлеровцы с Воронежем:
«Но словно в горы входишь ты
в свой город.
Камни, груды щебня,
развалин мрачные хребты,
разбитых стен косые гребни.
...Глядит хозяйкою луна
из окон выжженного дома.
Бьет ветер в жесть. И ночь полна
железного глухого грома.
Здесь света нет и нет тепла -
твой город темен и печален.
И полночь на плечи легла
безмерной тяжестью развалин.»
Ко всем воронежцам обращал поэт страстный призыв поднять из руин родной город:
«На поле минном он лежит,
последней истекая кровью.
Он хочет в бой, он хочет жить!
Спаси его своей любовью!»
Да, действительно, Воронеж лежал на минном поле... За четыре месяца саперы обнаружили на улицах города пятьдесят восемь тысяч противопехотных и противотанковых мин. В дальнейшем общее количество опасных находок превысило 300 000.
Гитлеровцы сожгли Воронеж, но не убили его. Город был пробужден от страшного сна животворящей любовью своих сынов и дочерей. Поистине, только Любовь способна воскрешать!
Много лишений и трудностей испытали воронежцы, возвратившиеся первыми в разрушенный город. Об этом суровом времени они могли бы сказать:
«В те дни в глазах у нас не гас
Тяжелый дым беды.
В жилищах не было у нас
Ни света, ни воды.
Сидели мы при фитилях,
Вдыхая гарь и чад.
Ходили воду брать в овраг,
Как триста лет назад.»
Но фашистским безумцам не удалось отбросить Воронеж на триста лет назад, хотя их горделивая пропаганда пророчила, что город не восстановиться и за 50 лет. Уже через месяц после освобождения города вступили в строй временные электроустановки, временная насосная станция. Население получило и воду и свет. Водопровод был полностью восстановлен к 1 сентября 1943 года, ВОГРЭС дала ток в январе 1944 года.
Город возрождался. Много было вложено труда, чтобы сгладить следы немецкого разбоя. Каждая трудовая победа была праздником: вот уже приведены в исправность телефон, телеграф, радио, железнодорожные вокзалы. Вот уже работают фабрики и заводы, школы и больницы, вузы и театры. На стадионах воронежские футболисты состязаются с иногородними командами.
Тысячи небольших домов восстановили индивидуальные застройщики, получив кредит от государства. Многоквартирные дома восстанавливали строительные конторы города и крупных учреждений. Все население участвовало в разборке разрушенных зданий. Там и тут вместо бесформенных руин вставали штабеля кирпича. Знакомые контуры домов напоминали прежний Воронеж. Но стоило вглядеться пристальней, и странное, немыслимое зрелище снова и снова ранило сердце. Сколько еще оставалось домов «сквозных»! В нижних этажах домов-коробок лестничные клетки и бетонированные арки подъездов приходилось приспосабливать под магазины, кустарные мастерские, закусочные. Но в большинстве этих домов окна и дверные проемы до высоты человеческого роста были заложены кирпичом. Аккуратно выведенная стенка скрывала от глаз нутро выжженных зданий.
Панели и тумбы по краям тротуаров выбеливали мелом. Это придавало городу особенно опрятный вид. Улицы все были подметены, даже те, на которых не сохранилось ни одного целого дома.
В марте 1944 года Воронеж посетила правительственная комиссия по оценке ущерба. После осмотра города ее представители задали только два вопроса: почему так чисто и где живут люди?
Где же, в самом деле, жили люди? Пока шла война, пока не было уличных фонарей, проходя ночью по городу, можно было наблюдать какой-то отблеск на тротуарах, у самой подошвы искалеченных домов. Это пробивался слабый свет из окон подвалов. Подвалы были заселены в первую очередь, сразу же после освобождения города.
Когда разминировали домики, уцелевшие главным образом в приречных, изрезанных оврагами районах города, многие сотни семей перебрались туда. Но подвалы не остались необитаемыми. Их сейчас же снова занимали воронежцы, возвратившиеся на родное пепелище. Пригодных к ремонту домов было так мало - восемь-десять из сотни, а население города все увеличивалось. Стали приспосабливать под жилье каждую случайно сохранившуюся ячейку разрушенных зданий. В центре города, в большом доме, зияющем всеми своими этажами, на самом верху - не под крышей, потому что крыши не было, а, кажется, будто прямо под кровлей неба - светилось одно окно. Кто-то жил на этом удивительном маяке! Была в городе колокольня, оборудованная под квартиру. Комнатки, восстановленные в разных этажах непокрытых, неотстроенных домов, походили на скворешни на голых еще деревьях.
Тысячи воронежцев возвратились в родной город, зная заранее, как здесь тяжело и трудно. Мужественные русские люди дали клятву поднять Воронеж из пепла пожарищ, из обломков и развалин. Рабочие, служащие, женщины-домохозяйки, подростки участвовали в восстановительных работах.
Воронеж восстановился за пять послевоенных лет.
Прошло 70 лет. Много это или мало? Война до сих пор не отпускает Воронеж. Чуть ли не каждую неделю поднимают ковши экскаваторов новые и новые останки его защитников. Только пару лет назад нашли могилу комдива танкиста генерал-майора Лизюкова и с почестями перезахоронили. «Война не окончена, пока не похоронен последний солдат», так говорил Суворов. А потому и у той войны нет срока давности.
В статьи использованы архивные материалы, воспоминания, отрывки произведений других авторов.
