Фонд возрождения Народной библиотеки. Новое открытие Сербского Средневековья. Попытки возрождения национальной литературы. Антимасонская выставка. Масонство в Югославии, его символика в архитектуре Белграда. Подробности покушения на короля Александра. Исправительно-Трудовой интернат в Смедерево. Недичев детский городок. Трагедия в Смедерево
Глава первая. Югославянские эксперименты. Часть 1.
Глава первая. Югославянские эксперименты. Часть 2
Глава первая. Югославянские эксперименты. Часть 3
Глава вторая. Точка невозврата
Глава третья. Болье рат него пакт!
Глава четвёртая. Карточный домик. Часть 1
Глава четвёртая. Карточный домик. Часть 2
Глава пятая. Смерть без свободы. Сто за одного. Часть 1
Глава пятая. Смерть без свободы. Сто за одного. Часть 2
Глава пятая. Смерть без свободы. Сто за одного. Часть 3
Одной из первых жертв германской агрессии была Народная библиотека Югославии, содержавшая крупнейшее на Балканах коллекцию средневековых рукописей. Весьма символичным было то, что библиотека была разбомблена и сгорела дотла уже 6 апреля 1941 года, в первые часы войны.
И всё же нельзя сказать, будто культурная жизнь под оккупантом замерла и была сведена к развлекательным постановкам, а также пропаганде. Конечно, всякое календарное событие использовалось в качестве информационного повода для критики «ложного модернизма ненационального искусства Югославии». Далеко не всегда лекторам и авторам редакторских колонок хватало чувства меры и вкуса, но ведь в Сербии, помимо иноземной оккупации, бушевала гражданская война, а на войне идей - как на войне.
Авторы, пытающиеся показать, что «в Сербии во время оккупации разворачивалась довольно богатая культурная жизнь» [1], акцент делают, в основном, на театральную жизнь; на новое открытие Сербского средневековья; на торжества, приуроченные к Святосавским дням. Очень важно, что разговор о культурной жизни этого периода не обходит тему переосмысления людьми искусства мировоззренческой и эстетической позиции. (Кто-то, впрочем, остался при своих прежних взглядах).
В предложенном материале мы упомянем об этих вещах, но особое внимание будет уделено, всё-таки, событиям, связанным с борьбой идей. И в этом ряду литературные мероприятия, сопровождавшиеся идейными спорами, затмеваются Большой Антимасонской выставкой, которая проходила в Белграде с 22 октября 1941 по 19 января 1942 года. Кроме того, важным событием в идейной жизни оккупированной Сербии было существование Исправительно-Трудового интерната в Смедерево.
***
Постоянным предметом системной критики со стороны идеологов недичевской Сербии была ненациональная и модернистская культура межвоенной Югославии, а также парижемания сербских либеральных буржуа, проистекавшая из комплекса неполноценности «недоевропейцев».
В качестве альтернативы этому преподносилось возрождение идеалов Сербского средневековья. Разумеется, речь шла не о механическом переоблачении в карнавальные костюмы, но о попытке выработать такой культурный стандарт, который был бы воплощением собственно сербского национального характера.
Важным шагом в этом направлении была публикация святоотеческой литературы, которая, по словам Владана Стояновича Зоровавеля «не только современна, но и своевременна».
Среди рукописей погибших от бомбардировки к счастью не было «Миросавлева Евангелия» и «Законника царя Душана». Эти книги стали фундаментом нового собрания рукописей, которое должно было как-то восполнить опустошительное последствие пожара.
Недич призвал пожертвовать старинными рукописями, хранящимися в частных библиотеках в фонд возрождения Народной библиотеки.
Сам он по свидетельству Бояна Джорджевича пожертвовал рукопись XIII века «Исповедь монаха», список «Жития святого Саввы» XVI века и того же века икону Богородицы Троеручицы.
Наибольшее число рукописей было подарено купеческими вдовами. Всякое дарение воспринималось как ещё один кирпичик возрождающегося общесербского национального дома. В особенно торжественной обстановке была передана Народной библиотеке «Кормчая святителя Саввы».
***
Идейной основой культурной - и уже - литературной - миссии в Сербии той поры был национализм. Под национализмом в данном случае стоит понимать не высокомерное отношение к соседям, а стремление возвратиться к незагрязнённому чуждыми явлениями источнику сербской духовности.
От литературы требовалось взращивать косовский дух. Немудрено, что такой настрой был органичен ораторам и эссеистам, но пропитать жертвенным духом новую национальную словесность - и не сорваться на уровень плаката - было нелёгкой задачей.
Тогдашний председатель Союза писателей Сербии Светислав Стефанович писал:
«В начале этого века, а особенно во время Первой мировой и после неё под действием интеллигентов, прошедших французскую школу, началось сознательное и планомерное сворачивание нашей культуры с доселе близких нам и узких европейских путей в сторону культуры европейского запада, пропитанной уже тогда разными интернациональными стремлениями, часто искусно замаскированными пацифистскими, панъевропейскими тенденциями, в основе своей масонскими и демократически-большевицкими».
Момент войны и оккупации представлялся Стефановичу идеальным временем для переориентации сербской культуры с Франции на Германию.
«Вместо туманного космополитического идеала нужно поставить на первый план национальный идеал в литературе. Нужно отказаться от устарелого понимания того, что литература - лишь инструмент оформления эстетических идей. Нужно обернуться к реальным проблемам сербского народа».
И Стефанович, и министр Просвещения и Веры Велибор Йонич призывали писателей создавать тексты, обладающие дидактичностью и ярко выраженным национальным колоритом:
- Лишь неповторимо национальная литература может быть интересна другим народам.
Под другими народами в первую очередь подразумевались немцы. Нельзя сказать, что сербские писатели раболепствовали к оккупантам или же восторгались военным триумфом Вермахта. (Исключением был лишь председатель Союза писателей). Но какому творческому человеку не хотелось бы быть опубликованным за границей?
А литература тогда виделась таким мостиком, который помог бы развеять то ошибочное представление о народе, которое сложилось в условиях военного противоборства. Энтузиазм сербско-немецкого взаимопонимания основывался на традициях сербско-немецких культурных связей, которые были особенно сильны в период, предшествовавший парижемании.
Так нередко вспоминались культурные узы, связывавшие Вука Караджича с братьями Гримм, Гёте и другими немцами и австрийцами.
Началась работа по переводу произведений сербских писателей на немецкий язык. Частичное финансирование работ по переводу в рамках программы «Библиотека Юго-Восточной Европы» взяла на себя Немецкая академия наук и искусства. Отбор текстов для представления сербской культуры за рубежом осуществлялся строго по соображениям художественной ценности, а вовсе не партийно-классового кумовства. Так, в числе первых маститый переводчик Савва Дмитриевич-Зеремский подготовил переводы произведений Иво Андрича, уже при жизни признанного классиком югославской литературы.
Андрич, который до войны был послом Югославии в Берлине, теперь демонстративно игнорировал любые общественные мероприятия недичевской Сербии и даже потребовал уничтожить тираж книги, вышедшей без его согласия. Также он отказался поставить свою подпись под «Обращением к сербскому народу» и не участвовал ни в одной из радиопередач. За время оккупации Иво Андрич завершил работу над романами «Барышня», «Хроника Травника» и «Мост на Дрине».
Для оживления писательской активности еженедельник «Сербский народ» объявил литературный конкурс в трёх номинациях: роман (или пьеса); стихотворение; рассказ. Наибольшее внимание отдавалось рассказам - который и по форме, и по содержанию должен был, по замыслу организаторов конкурса, вернуть интерес к тому, что в России называлось несколько позже «деревенской прозой».
Неторопливое повествование, наполненное меткими бытовыми деталями, должно было облекать в форму притчи конфликтные ситуации столкновения патриархального с чуждым, природного с искусственным. Так одним из наиболее ярких образов сербского «деревенщика» Душана Джурича был конь, сбитый трамваем. Однако зачастую Душан пренебрегал занимательностью сюжета и сводил текст к философским манифестам-монологам.
Душан вошёл в литературу ещё в начале века, но после образования Югославии и торжества духа авангарда и либерализма в югославском искусстве, он занимал весьма скромную нишу в литературной жизни страны.
Теперь «деревенщики» были вновь востребованы. Но, увы, произведения, создаваемые ими, зачастую получались тенденциозными, а композиции грешили нарочитостью.
Не лучше обстояли дела и с публицистикой. Путевые заметки, весьма популярный в дотелевизионную эпоху жанр, сводились к неявным, а чаще - явным - панегирикам в адрес германского порядка, немецкого трудолюбия и бытовой культуры.
Наряду с этими неуспехами на поприще словесности, заслуживает внимания грандиозная работа культурологов, сумевших создать исследования по Сербскому средневековому искусству, а также полемистов, обличавших идейных противников - как в выставочных залах, так и на поле брани.
***
После крушения Югославии выпуск газет и журналов был прекращён. Однако уже Комиссарская Управа позаботилась об организации «Сербского издательского предприятия», первым директором которого был Владислав Рибникар, примкнувший позже к Тито.
Первая газета, напечатанная этим предприятием - «Новое время» - была соединением воедино двух довоенных газет: «Времена» и «Политика». Дольше всех на посту главного редактора центрального органа недичевского правительства был талантливый публицист Станислав Краков. Само имя Кракова до самого последнего времени произносилось в Сербии полушепотом, а книги его были неизвестны. Виной тому послужили панегирики главного редактора «Нового времени» в адрес фюрера. (В начале 90-х белградской издательницей Лиляной Понявич была переиздана одна из лучших книг Кракова - двухтомник «Милан Недич», изданная до этого в Мюнхене символическим тиражом).
Несмотря на то, что главными врагами Сербства Краков называл усташей, коммунистов и четников Дражи Михайловича, острие его критики было направлено против Югославского правительства в изгнании.
Именно полемика с четнической прессой (в частности, с подпольной газетой «Кральев гардиста» [2]) была стержнем редакторских колонок. Особенно острой стал тон его полемики в конце 1943, когда стало ясно, что Форин офис начал недвусмысленную переориентацию на Тито, а четники Михайловича косвенно помогали утверждаться новому курсу эмигрантского правительства: прохорватскому и прокоммунистическому.
Молодой король превращался в куклу, а легитимизацией компартии и Титовской власти в боснийском городе Яйце правительство в изгнании углубило раскол в сербском народе и создало мощную предпосылку победы коммунистов в гражданской войне.
В «Открытых письмах лондонскому Радио» Краков ставит риторический вопрос:
«Кто предательски действует против своего собственного народа: мы, которые в оккупированной земле делаем всё для спасения и поддержки сербского народа или вы, которые во имя чужих интересов немилосердно истребляете его?»
«Вы повторяете дивные и привлекательные слова об освобождении. А знаете ли вы, что в наших условиях освобождение значит истребление. Или всю эту несчастную землю рассматриваете как фронт? Вбросили междоусобную ненависть, которая обернулась против вас самих» [3].
Очередного председателя эмигрантского правительства, Божидара Пурича, Краков обвинил в страдании невинных жителей разбомбленных англо-американскими бомбардировщиками сербских городов:
«С ужасом спрашиваю: хватит ли даже не цветов, а листьев, чтобы сплести венки на могилы всех тех, кого покосил безумный девиз «Болье рат, него пакт» и партизанщина, и гражданская война, разожженная и ежедневно подстрекаемая безобразными, бессмысленными науськиваниями из Лондона и Каира?»
***
Помимо настоятельного требования отправки символического подразделения на Восточный фронт, германское командование в ультимативной форме «рекомендовало» правительству Недича «решить на территории Сербии еврейский вопрос». Впрочем, евреи сами заблаговременно перебрались в итальянскую зону, поэтому никаких чисток в Белграде не происходило.
Справедливости ради отметим, что с 22 октября 1941 по 19 января 1942 года в Белграде проходила «Большая Антимасонская выставка», на которой были представлены плакаты антикоммунистического, антисионистского и антимасонского характера. Сопутствующими товарами стали 200 тысяч брошюр, 60 тысяч плакатов, 100 тысяч почтовых открыток и 4 вида почтовых марок, а также 9 видов почтовых конвертов (общим тиражом 108 тысяч штук) с антимасонской символикой. В кинопрокате было 176 копий киножурнала, повествующего о выставке.
***
Рассказ о масонах, предлагаемый ниже, в основном подготовлен на основе книги Зорана Николича «Масонские символы в Белграде» [4].
Впервые о масонах на Балканах упоминают в связи с графом Иваном Драшковичем, основавшем в 1764 году ложу «Ратная дружба». Если учесть, что история масонства Нового Времени начинается в 1717 году, можно лишь поражаться той скорости, с которой «сетевое общество» распространялось по всему свету.
Граф Драшкович, хорватский аристократ, вскоре основал ещё одну ложу, которая тоже была офицерской. Это говорит о том, что австрийские пограничники первыми вступили в контакт со свободными каменщиками. Позже, под патронатом того же Драшковича произошло объединение существовавших лож в «Великую хорватскую ложу».
В то же самое время с масонством знакомятся и сербы из Воеводины. В их числе архимандрит Стефан Стратимирович, чьё имя впоследствии будет носить одна из лож.
Но наиболее уважаемым и влиятельным в кругах «каменщиков» считался Досифей Обрадович. Досифей был близко знаком с реформатором сербского языка Вуком Караджичем, которого тоже некоторые историки зачисляют в масоны. Впрочем, фактов, подтверждающих членство Вука в «братьях», нет, однако в данном случае можно о многом судить по плодам.
В Европе рубежа восемнадцатого-девятнадцатого веков созидалась новая культура, новое мировоззрение, которое было пропитано идеями антиклерикализма и материализма. Впрочем, наряду с позитивизмом часовых дел мастеров и аптекарей, в моду в очередной раз вернулся оккультизм и неоязычество. Весь этот дух, как известно, назывался «Просвещением». Властителями сердец были Гёте, Бетховен, Моцарт, Вольтер...
Существует мнение, будто и повелитель Княжества Черная Гора, владыка Петр Птрович Негош был если и не масоном, то весьма близким к их кругу. Одним из первых его учителей был известный энтузиаст масонства Сима Милутинович Сарайлия. Кстати, самого Симу по легенде привёл к масонству А.С.Пушкин, встречавшийся с Милутиновичем во время Кишинёвской ссылки.
Нелишне напомнить, что накануне Первого сербского восстания в Белграде действовала ложа, членами которой были не только будущие вожди восстания, но и Мустафа-паша.
В 1876 году появляется первая чисто сербская ложа «Светлость Балкан». Вскоре под покровительством Великого Востока Италии возникают еще 2 ложи, члены которых принимают непосредственное участие в политической жизни Сербии. В 1890 из этих лож выходят несколько весьма крупных фигур, которые формируют ложу «Побратим», находившуюся под покровительством Великой ложи Венгрии. Среди братии ложи был крупный делец Джордж Вайферт, церковный композитор Стефан Мокраняц и другие.
После аннексионного кризиса 1908 года, который привел к резкому обострению отношений между Сербией и Австро-Венгрией, сербские масоны сближаются с Великим Востоком Франции. Продуктом этого сближения стала ложа «Объединение», культивировавшая идею объединённой сербско-хорватской державы. Видным братом ложи был посол Франции в Белграде Леон Деко. Именно он первым сообщил о том, что престолонаследник Александр Карадьжорджевич является «вольным каменщиком».
С 1911 года в Белграде работала также и чисто еврейская ложа «Сербия», которая относилась к 11-му дистрикту Независимого ордена Бене Берит.
Об информированности братьев-каменщиков красочно говорит одна история, связанная с видным белградским масоном, Дамианом Бранковичем. Перед Первой Мировой войной Бранкович занимал должность представителя всемогущего концерна «Круп» при Королевстве Сербия.
Спустя тридцать с лишним лет Дамиан делился воспоминаниями со спецами из УДБA [5]:
- Мне было сообщено в Берлине, что ультиматум Сербии составлен в Потсдаме и что война против Сербии была запланирована Вильгельмом и Францом Фердинандом ещё в январе 1914, за несколько месяцев до покушения. Эту весть сообщил мне как представителю Крупа, директор фабрики доктор Милон. Кроме того он сообщил мне, что Германия дала Австрии полную свободу в выборе времени и повода для ультиматума и последующего нападения. Я сообщил об этом Пашичу через белградских братьев. Но тогдашняя власть была занята непрерывной политической борьбой, и вопросами внешней политики не интересовалась. Тогда Белград жил предвыборной борьбой и интересовался лишь тем, кто попадёт в Скупщину на предстоящих выборах. Но выборы не состоялись, потому что началась Мировая война.
***
В период между мировыми войнами масоны собирают вокруг себя значительную часть сербской как политической, так и духовной элиты. Здания межвоенной постройки изобилуют масонскими эмблемами.
В большой степени это является «русским следом». В том смысле, что облик межвоенного Белграда формировали русские архитекторы-эмигранты, которые были братьями ложи «Максим Ковалевский», действовавшей в межвоенном Белграде. Ложа собрала русских масонов, находившихся тут в эмиграции.
(Однако многие русские масоны стали братьями и других лож).
В императорской России масонство было запрещено на протяжении почти столетия после нашествия Наполеона. Манифест от 17 октября 1905 позволил вольным каменщикам в открытую заявить о себе. Важную роль в возрождении российского масонства сыграл профессор права Максим Ковалевский, находившийся до революции 1905 года в эмиграции во Франции. Возвратившись в 1906 году в Россию, Ковалевский тот час же основывает 2 ложи: в Петербурге и в Москве, а спустя 2 года в империи функционируют уже 18 новых лож, выходцы из которых, как известно и составили Временное правительство.
Наиболее яркий след оставили Вильям Баумгартен и Николай Краснов.
В качестве примера мы даже не станем приводить элементы архитектурных излишеств, а укажем на скульптуру, венчающую купол Дома Правительства Сербии, построенного в 1938. Скульптура называется «Югославия» и является вариацией на тему Статуи Свободы работы Эйфеля, являющуюся одним из символов Нового Мирового порядка. Но статуя «Югославия» работы скульптора Джорджа Йовановича, не претендовала на то, чтобы стать символом власти масонов в Югославии.
Таким символом стал монумент Неизвестному герою, воздвигнутый на возвышающейся над Белградом горе Авале. Авалу можно назвать горой лишь с натяжкой. Это, скорее, крупный холм, напоминающий гигантскую усеченную пирамиду.
Веками Авала была отличительным знаком Белграда, была вратами из Балканской околицы Ближнего Востока в самый центр Европы. Само слово «авала» произошло от турецкого «хавала» - «преграда, нечто, царящее над округой».
До сих пор ходит немало легенд вокруг этого холма, точнее, вокруг таинственных подземелий этой естественной пирамиды, увенчанной в 1930-е годы масонским монументом.
Этот монумент недвусмысленно демонстрировал твёрдое намерение заложить фундамент пирамиды нового миропорядка на месте разрушенного до основания мира христианских и мусульманской империй.
Как известно, в масонской иконографии усеченная пирамида венчается символом «всевидящего ока». Авалу решено было увенчать вещественным символом «присутствия «всевидящего ока» в материальном мире».
Повод для сооружения символа отыскался без труда: решено было возвести на вершине Авалы монумент Неизвестному герою. Такие монументы во множестве появлялись тогда по всей Европе, разорённой Мировой войной.
Автор памятника - хорват Иван Мештрович, человек, который в 1943 будет вести тайные переговоры с Форин офисом от лица «хорватов, обеспокоенных реконструкцией Югославии во главе с сербской династией». В то время он открыто поддерживал связь с лидером хорватских нацистов Анте Павеличем, а его сын, Мате Мештрович, после Второй Мировой был одним из идейных вождей усташеской эмиграции.
Когда Мештрович приступил к строительству монумента, у него было всё необходимое для того, чтобы вполне осуществить свой замысел. Важно и то, что король Александр оказывал архитектору всестороннюю поддержку.
Вначале минёры Войска Югославии превратили в груды битого камня средневековый город-крепость Жрнов, возвышавшегося на Авале не одно столетие. Из битых камней, бывших некогда стенами твердыни, была сложена гигантская лестница, ведущая на вершину горы-пирамиды, господствующую над столичным городом.
Намеки достаточно прозрачны, чтобы остаться непонятыми.
Доселе масоны Сербии не могли даже помыслить о том, чтобы создать столь внушительный знак. Наибольшее, на что они могли решиться - это украсить некоторые здания барельефами с масонскими ребусами на тему различных соотношений угла ножек циркуля с прямым углом угольника.
За архитектурный образец Мештрович взял гробницу персидского царя Кира, а чёрный цвет мавзолея должен был намекать на чёрный мавзолей Александра Македонского. И как чёрный мавзолей великого завоевателя перекликался с Колоссом на острове Родос, так и чёрный памятник Неизвестному герою перекликался с белой колонной, увенчанной другой скульптурой Мештровича - Вестником победы, который и поныне возвышается над Калемегданом и служит маяком на Дунае.
Существует анекдот, будто изначально Мештрович собирался установить Вестника победы в самом центре города, на бульваре Теразий. Но этому воспротивились белградские дамы, которые были категорически против того, чтобы на вечерних прогулках всем мозолил глаза «огромный мужик с неприкрытым срамом».
Творчеством Мештровича были, впрочем, недовольны не только белградские дамы, но и... масоны-сербы. Мештрович открыто презирал сербско-византийскую архитектурную традицию, народное сербское творчество, которое он воспринимал «чересчур православным». Православному и византийскому Мештрович противопоставлял стилизованную под античность готику.
Средств, истраченных на сооружение мавзолея на Авале по отзывам современников хватило бы на постройку десятка оперных театров или академий искусств.
Камень «во главу угла» мавзолея заложил сам король Александр на Видов дан 28 июня 1934 года. Сохранились фотографии короля с серебряным молоточком и другими обрядовыми принадлежностями «вольных каменщиков». На церемонии присутствовали также и православные священники, что было весьма желательно для масонов. Ибо масон обязан придерживаться внешних обрядов именно той религиозной традиции, которая является традиционной для народа, среди которого приходится «держать в руках молоточек и угломер».
Спустя несколько месяцев король погиб в Марселе от руки усташей. Убийство потрясло весь Старый свет и показало, что Балканы могут взорваться в самом обозримом будущем. Бывший масон Милан Банич (один из организаторов Антимасонской выставки) в своей книге «Масонство и Югославия» проливает свет на подлинную причину ликвидации короля Александра.
Злые языки, впрочем, утверждают, будто антимасонский настрой Банича связан с тем, что автор разоблачений... мстил своим бывшим братьям за то, что те продвигали его вверх по масонской иерархии недостаточно быстро.
***
Вот, вкратце, о чём писал Милан Банич.
Королевство СХС (позже переименованное в Югославию), было продуктом творчества масонов. В развитии Югославии после Первой Мировой войны наибольший вклад внесла Франция. Можно сказать, что она «располагала Югославией» и уж во всём задавала тон в общественной жизни. Франция обладала монополией на вооружение Войска Югославии, в послевоенной югославской пропаганде спасение Сербии преподносилось как заслуга именно Франции. «Демонстративно был воздвигнут Памятник благодарности Франции на Калемегдане» (работы всё того же Мештровича).
После того, как король 6 января 1929 года ликвидировал многопартийную систему, позиция масонов в Югославии сильно укрепилась, поскольку братья, объединённые ложей, прочно сидели в креслах министров. Однако Банич подчеркивал, что король Александр не оправдал тех надежд, которые возлагали на него и на саму Югославию франкмасоны.
Встречу короля Александра с Белградскими масонами описывает Дамиан Бранкович.
«Король разговаривал с нами как с братьями. Он знал, что мы против какой бы то ни было диктатуры, коммунистической или ещё какой-нибудь другой, хоть даже и этой его. Но другого выхода не было, если желать сохранения целостности державы. Он добавил, что ему хорошо известно, что мы за неделимость державы. Говорил взволнованно, но ясно: или ампутация Хорватии - или диктатура.
Да, ампутация Хорватия принесла бы облегчение сербским землям королевства. Сербия стала бы меньше, но зато стала бы компактнее, монолитнее, крепче. Но что бы произошло потом?
Хорватия бы попала в руки Италии - в качестве протектората - или влилась бы в Венгрию, что с точки зрения военной безопасности одно и то же. Так или иначе, но сербы в случае конфликта столкнулись с врагами уже на подступах к сердцу Сербии. При этом сами хорваты вновь, в очередной раз, стали бы пушечным мясом, бьющимися с сербами во имя чужих интересов».
Итак, король решил, что ужесточение власти является меньшим злом по сравнению с усилением соперников Сербии в регионе за счет отделившейся Хорватии. Однако конституционный переворот не усмирил хорватов, а спровоцировал их на более решительные действия. Увидев же слабость королевской власти, масонство отвернулось от Александра Караджорджевича, и был запущен сценарий его ликвидации.
Во французской печати началась масштабная компания по дискредитации короля, который был обозван «королём-клятвопреступником». Последние часы его жизни выглядели так:
Корабль «Дубровник» вошёл в марсельскую бухту. Там его уже ожидала толпа эмигрантов, которая скандировала: «Долой короля-клятвопреступника!» «Долой убийцу!» и тому подобное. Александр заметил людям из свиты:
- Если выберемся отсюда живыми, будем жить сто лет.
Гордость не позволяла ему вернуться на судно, и он отправился в открытом автомобиле к месту, где должен был быть открыт памятник французским героям Солунского фронта.
По распорядку автомобиль, в котором ехал король и принимавший его французский министр иностранных дел Барту, должен был сопровождаться десятком мотоциклистов. Этот эскорт сделал бы невозможным покушение. Поэтому непосредственно перед выездом из порта, было решено заменить эскорт мотоциклистов двумя конными стражниками, а мотоциклистам указано было ждать автомобиль с королём уже возле памятника.
Теперь уже машина двигалась значительно медленнее предписанного мерами безопасности, а во-вторых, высокие пассажиры были абсолютно не защищены ни с боков, ни сзади.
И заговорщикам не составило особого труда убить короля Объединителя и министра иностранных дел. Позже пресса утвердила «каноническую трактовку событий», обвинив во всём усташей, «прибывших в Марсель из Венгрии с чехословацкими паспортами». Да, короля убили усташи, но в удобную мишень его превратили именно высокопоставленные сотрудники Министерства внутренних дел Французской республики во главе с Альбером Саро.
Так король Александр «оставил свой серебряный молоточек».
***
Вот как о масонстве отзывался Никола Пашич, который сам не входил ни в одну из лож, однако на протяжении многих лет был окружён масонами и даже использовал их связи для достижения своих целей:
- Масонство подобно костру холодой зимней ночью. Рядом с ним можно погреться, но тот, кто приблизится к нему слишком близко, может обжечься.
***
Дважды в ХХ веке Белград был важной точкой на масонской карте Европы. В 1926 году Белград принимал делегатов Большого международного масонского конгресса, а осенью 1941-весной 1942 был местом проведения Большой Антимасонской выставки.
Конгресс масонов проходил с 11 по 16 сентября 1926 года. Полное название мероприятия гласило так: «Всемирная Манифестация вольных каменщиков в поддержку мира». Масонов из Франции, Швейцарии, Испании, Греции, Венгрии, Турции, Австрии, Болгарии, Польши, Румынии, Чили, Мексики, Германии, Чехословакии и Португалии принимала «Великая ложа Сербов, Хорватов и Словенцев «Югославия»». Английские и голландские масоны публично попросили прощения за невозможность выслать своих делегатов. Работа Конгресса проходила под председательством «пресветлого брата» Джорджа Вайферта.
(Занимательно, что термин «Югославия» появился в масонском обиходе значительно ранее появления на географической карте страны с таким именем).
О важности мероприятия в международном масштабе говорит и то, что поздравительный адрес делегатам Конгресса прислал из Женевы тогдашний председатель Лиги Наций Момчило Нинчич.
В итоговой Декларации, принятой по завершению Конгресса, кроме прочего говорится следующее:
«...Скупщина (так на сербский манер был назван межмасонский парламент - П.Т.) считает необходимым образовать масонские комитеты (по инициативе местных национальных лож в согласии с международным масонством), которые будут исследовать способы мирного разрешения экономических проблем. Посредством Международной Масонской Ассоциации все принятые решения могут впоследствии приниматься к исполнению всем масонством».
Учитывая влияние, которое имели «каменщики» в министерствах Версальской Европы, можно было говорить о пока еще закулисном Совете Евросоюза.
С резкой критикой тайных обществ тогда посмел публично выступить дин лишь Бенито Муссолини.
***
Спустя 15 лет после Конгресса, в Белграде была открыта Большая антимасонская выставка. Выставка была открыта в том самом здании, в котором несколько раньше «уснула» Великая ложа «Югославия». В пламенных текстах газетных статей подчеркивалось, что масонство - это инструмент проникновения еврейской руки во все международные организации: как капиталистические, так и коммунистические.
Выставка была открыта точно в полдень 22 октября. Вступительное слово взял шеф державной пропаганды Джордж Перич:
- Масонство, эта весьма разветвлённая международная организация желает так преобразить мир, чтобы в нем больше не было бы ни природы, ни Отчизны, ни религии. Вместо всех этих драгоценных достижений человечества, осталась бы, по замыслу масонов, лишь их сверхвласть и миллионы порабощенных человеческих существ. Это, в сущности, смысл храма, который масоны тайно созидают в своих ложах по всему свету.
Организована выставка была педантично и грамотно. За неделю до открытия журналисты были детально ознакомлены с экспозицией и уже 17 октября читатели были заинтригованы описанием экспонатов.
В первой, меньшей части экспозиции выставлялись экспонаты, посвященные Советскому Союзу, 20-ти годам правления большевиков и жалком состоянии Красной Армии.
На первом этаже размещался интерьер английской ложи «Принц Уэльский» из Джерси. Как объяснялось в газете, принадлежности масонских ритуалов были захвачены немцами во время оккупации этого британского острова.
На верхнем этаже был реконструирован интерьер Великой ложи «Югославия». Корреспондент газеты «Новое время» писал: «Это был храм мастеров, такой, каким он выглядел ещё до войны, а точнее, до гибели нашей земли, со всеми своими реквизитами и целой своей египетско-ассирийской орнаментикой.
Тут, среди пёстрых узоров на чёрном фоне, с черепами, молоточками, угломерами, мечами и подсвечниками, среди изобилия еврейских пентаграмм, человек получает картинку тесной взаимосвязи масонства и еврейства.
В витринах выставлены архивные документы, посвящённые югославскому масонству».
Отдельный зал посвящён еврейскому вопросу. Внутри зала особое внимание отдано было комнате Геце Кона. На него были обрушены особые «громы и молнии». По существу же Геца Кон (Геза Кун) обвинялся в том, что он монополизировал книгопечатание в Сербии и авторы вынуждены были сами за свой счёт издавать книги, да ещё доплачивать лично Куну за право указывать на титуле издательский знак мадьярского ашкеназа.
***
А марки с Антимасонской символикой использовались не только Сербской почтовой службой во время оккупации. Уже в наше время, во время гражданской войны в Боснии промусульманские и хорватские сайты активно рассылали по электронной почте изображения тех антимасоских марок. Тем самым недруги Сербии делали свой вклад в формирование чёрных мифов о сербах - как якобы об антисемитах и ксенофобах.
Несмотря на то, что сайты раздувают значение выставки, в сербском массовом сознании антисионистское мышление не укоренилось. Т.е. интеллектуалы-традиционисты могли рассуждать о тлетворности либерализма, о двух обличиях и двух орудиях воинствующего антихристианства - коммунизма и масонства, а народ, всё равно, во всем видел происки Ватикана. И усташи, и Тито были хорватами. А белградская выставка и почтовые марки... Никто из «антифашистов, скрупулёзно подсчитывающих число жертв Холокоста», никогда не публиковал информации о количестве евреев, погибших от рук сербов. Видимо, такой информацией «антифашисты» не располагают.
***
К великой чести единомышленников Недича и Льотича культурно-воспитательная работа идеологов и сотрудников образования не сводилась лишь к академической деятельности и пропаганде. Большим делом Правительства национального спасения была организация исправительно-трудовых интернатов, питомцами которых были революционно настроенные юноши и девушки. В коммунистической пропаганде это заведение преподносилось как обычный концлагерь.
А вот, что об интернате рассказывает секретарь Льотича Бошко Костич [6]:
После крушения Ужицкой Советской Республики было арестовано огромное количество молодёжи, в основном студенчества. Будучи многолетним борцом против коммунистов, Льотич знал, что коммунистическая молодёжь не потеряна для нации. Ведь коммунистами становились вовсе не только одни лишь воинствующие безбожники, но и множество юных патриотов, чья совесть не могла мириться с несправедливостями либерально-демократического уклада югославского общества.
Теперь этим молодым патриотам грозили три вещи: либо они пополнят ряды заложников и ими посотенно будут расплачиваться; либо они будут угнаны в немецкие трудовые лагеря; либо будут брошены в тюрьмы, где голод и холод изнурит и доконает заключённых.
Всё это Льотич изложил Недичу уже в начале января 1942 и предложил ему создать организацию, которая будет призвана спасать молодёжь. После долгих препирательств со стороны оккупантов, 22 сентября 1942 года в Смедеревской Паланке был открыт «Исправительно-трудовой интернат для молодёжи».
Всё-таки ни Льотич, ни Недич не были до конца уверены в том, что гитлеровцы не захотят пользоваться питомцами Смедеревской Паланки в качестве заложников. Поэтому Льотич предложил директору интерната, профессору Миловану Попович, и его супруге, Драгойле сделать весьма ответственное и нешуточное заявление немецким властям:
- В том случае, если господа оккупанты примут решение использовать питомцев нашего исправительно-трудового интерната в качестве жертв вашего указа «сто за одного», то мы заявляет вам, что имя моего мужа, профессора Милована Поповича, исполняющего должность директора интерната, и мое, должно числится в этом списке под №1 и №2.
Питомцы интерната, а главное - их родители, были счастливы, поскольку интернат - пусть даже исправительно-трудовой - это вовсе не концентрационный лагерь. Молодёжь снималась с полицейского учёта и попадала на учёт министерства просвещения.
Женское отделение было отдельно от мужского, в качестве общеобразовательных заведений тут были: восьмиклассная гимназия, педучилище и торговая академия. Преподавательский и воспитательный состав был из Смедеревской гимназии. Помимо обучения было также обучение ремеслу и сельскому хозяйству. Интернат имел подсобное хозяйство, плоды которого в значительной степени обеспечивали питомцев продуктами питания.
По воскресеньям был выходной день и воспитанники могли посещать театральный, литературный, музыкальный кружки или же футбольную секцию. Разрешались встречи с родными, а примерные воспитанники отпускались в краткосрочные увольнения по домам.
Естественно, что Льотич прекрасно понимал то, что молодых людей мало спасти от расправы, важно дать целостное мировоззрение. В коммунистах сербская молодёжь видела вовсе не тех, кто раздувает мировой пожар, призванный разрушить «до основанья», но героев-ветеранов Гражданской войны в Испании, отважных гайдуков, которые, к тому же собираются переустроить несправедливое общественное устройство Югославии, сотрясаемой нескончаемыми кризисами.
Прежде, чем вернуть души молодых сербов из янычарства Третьего Интернационала домой, в Сербию, нужно было во-первых разъяснить им сущность марксистского экономического и социального учения, разобрав первоисточники, но главное - нужно было показать и положительный идеал консервативной Сербии, показать в чем именно сербский путь отличается от как от либерально-масонского, так и от интернационального марксистского. Впрочем, мы не должны забывать при этом, что несмотря на то, что Югославия рухнула как дом на песке, Льотич продолжал оставаться убеждённым интегральным югославистом.
Итак, воспитатели интерната решили детально ознакомить питомцев с основами марксизма-ленинизма, дабы умеющие думать смогли ощутить разницу между светлыми идеями, которыми грезили и всегда будут грезить молодые патриоты-бытоулучшатели, с теми целями, которые реально ставит перед своими адептами Коммунистический Интернационал. На политзанятиях ребята в обязательном порядке разбирали социологию по Питириму Сорокину, экономику по учебнику профессора Драголюба Йовановича, а также «Коммунистический манифест», а также «Историю ВКП(б)». Изучались наилучшие произведения большевистских авторов - книги И.Эренбурга, Бабеля, «Как закалялась сталь» Островского, а также предвоенные подшивки советских газет «Правда» и «Красная Звезда». Интересно, что помимо советской литературы, воспитанники исправительно-трудового интерната изучали подлинные труды немецких антинацистов в подлиннике. К примеру, на занятиях разбиралась книга Раушнига «Мои доверительные беседы с Гитлером». В интернате на политзанятиях анализировались тексты, строжайше запрещённые на всей оккупированной Рейхом территории!
Серьёзное политическое воспитание принесло свои плоды. Большое число воспитанников не только не вернулись в ряды коммунистов, но даже стали убеждёнными антимарксистами.
За два года через интернат прошло 1200 юношей и девушек в возрасте от 15 до 25 лет. Кстати, сюда попадали не только политически неблагонадёжные ребята, которым грозила решётка или даже расстрел, но и те, кого сдавали сами родители - от греха подальше!
Слободанка Стефанович, преданная подпольщица, политический инструктор окружного комитета партии, сотрудница титовского министра Моме Марковича, писала следующее:
«Перед войной мы, коммунисты, имели инструкцию всеми доступными средствами срывать выступления Льотича. Мы обязаны были не допускать того, чтобы его слова доходили до собравшихся. Наша задача была сорвать выступление ещё до его начала. Меня всегда возмущал такой подход! Ведь если мы, молодые коммунисты Югославии, убеждены в правильности марксистско-ленинского учения, то разве смогут нас поколебать доводы буржуазного националиста? Да он же сам себя скомпрометирует своими же словами! Однако теперь, после того, как довелось присутствовать на его беседах, убеждаешься в том, что этот человек способен своими доводами не только посеять в наших убеждениях зёрна сомнений, но и пополнить ряды своих единомышленников. Теперь понятно, что наши вожди и не покушались спорить с ним, но просто глушили его слова».
В связи со всем, сказанным об исправительно-трудовом интернате, становится понятным та поспешность, с которой титоисты расправились с теми, кто был причастен к организации воспитательной работы. В числе первых был расстрелян начальник министерства просвещения Душан Милойкович, а также духовник интерната монах Йован Рапайич. Д-р Милица Богданович, известная работница культуры получила от власти Тито срок, а г-жу Драголю Попович (ту самую, которая предлагала себя первой в список заложников) Тито требовал выдать как «военного преступника».
Другой социальной проблемой оккупированной Сербии были безпризорники. Перемещение десятков и даже сотен тысяч людей их НДХ и других отторгнутых от Сербии краёв, бомбардировки, гражданская война, карательные экспедиции гитлеровцев - всё это сделало десятки тысяч детей бродягами, неуклонно впитывающих самое порочное, что только существует в падшем мире.
Одним из первых действий правительства Недича в этом направлении была организация приютов, где дети подвергались санитарной обработке и присмотру. Приюты получали от государства субсидии, детскую одежду, продукты питания. Но приютов недоставало, и привокзальные места по всей Сербии превращались в питомники малолетних преступников, занимавшихся попрошайничеством, спекуляцией и всё глубже и глубже погружалась в бездну падения. Необходимо во что бы то ни стало уберечь от деградации физической и моральной целое поколение сербов.
***
Во второй половине 1943 года тогдашний окружной начальник в Крушевце, молодой педагог Радослав Павлович, известный своей инициативностью, предлагает проект организации крупного интерната для детей среднего школьного возраста. Интернат размещался в зданиях, принадлежавших до войны военно-техническому училищу.
Павлович не по-наслышке знал о тяготах беспризорного сиротства: во время Первой Мировой он потерял родителей и, оставшись сиротой, поднимал на ноги младших братьев.
В организации детского городка принимали участие и городские общины разных городов. Так, каждый город строил своими силами по спальному корпусу, которые так и назывались: Валево, Смедерево, Заечар, Ягодина и т.д. На Видовдан 1944 года (28 июня) детский городок был торжественно открыт и сразу же принял 1000 воспитанников. В первую очередь принимали круглых сирот и детей беженцев, а затем уже полусирот и детей из бедных семей.
На первых порах отказались по техническим причинам от дошкольного и младшего школьного отделений. В городке работали средняя школа, ремесленные училища, а также школа домоводства для девочек.
***
На традиционных для сербской культуры днях святителя Саввы, центральных праздниках сербских школьников, особое место во время торжеств 1942-1944 годов отводилось памяти выпускников Смедеревской гимназии, погибших во время большого несчастья, случившегося в самом начале оккупации, 5 июня 1941.
Огромные запасы боеприпасов, захваченные немцами у сдавшейся югославской армии, были свезены в средневековую крепость, расположенную в г.Смедерево. Рядом с крепостью находилась железнодорожная станция, на которую прибывали и пассажирские поезда, и составы, доставлявшие трофеи.
Когда на станции произошёл взрыв, то сдетонировали уже складированные в крепости боеприпасы. От взрыва крепости был сметён с лица земли не только вокзал, но и вся центральная часть города.
Повсюду были разбросаны части человеческих тел. Количество жертв не было установлено даже приблизительно: по некоторым оценкам число погибших достигает четырёх тысяч. Доподлинно известно о гибели семидесяти членов Народного театра Дунайской бановины, а также сорока одного выпускника гимназии, память о которых и чтилась на общесербских школьных торжествах, проводимых на день свт.Саввы.
После взрыва, превратившего Смедерево в чадящий пустырь, необходимо было срочно организовать работу по поиску и захоронению погибших. Для этой работы Льотич, которого Комиссарская Управа назначила ответственным, призвал добровольцев из числа молодёжного отделения своей организации. Студенты и учащиеся откликнулись на этот призыв, и в Смедерево собралась значительная группа белградцев, жителей других мест Сербии, а также беженцев. Из этих работников была сформирована первая добровольческая рабочая чета.
***
В заключение разговора о культурной жизни Сербии в период оккупации добавим, что в это время святителем Николаем (Велимировичем) были написаны следующие книги: Теодул, Сербский народ как Теодул, Средневековая система, Индийские письма, Над Востоком и Западом, Добровольцы, Мудрая игуменья, Любостиньский стослов, Любостиньский бисер. Книга «Из окна темницы» родилась уже в Дахау.
Кроме того, владыкой совместно с о.Василием (Костичем) была проделана работа по исправлению погрешностей перевода Нового Завета, сделанных в своё время Вуком Караджичем.
Примечания:
[1] Боаjн Ђорђевић, Српска култура под окупациjом, Београд, 2008, С.5
[2] Королевский гвардеец (сербск.)
[3] Боаjн Ђорђевић, Српска култура под окупациjом, Београд, 2008, С.124
[4] «Masonski simboli u Beogradu», Sluzbeni List SCG, Beograd, 2005
[5] УДБA - Управление Державной Безбедности (Безопасности)
[6] Boško Kostić, Za istoriju naših dana, Beograd, Nova Iskra, re-print, S.93-99, 111-115
