Попытки опровергнуть выводы следствия 1918-1924 годов предпринимались на протяжении всех последующих лет после издания книги Н.А.Соколова, но ещё никогда они не осуществлялись так масштабно и на таком высоком уровне, как в последние годы. В книге рассматривается один из главных выводов расследования тех лет и современного следствия - кто входил в команду убийц, совершивших невиданное в мировой истории злодеяние, изменившее весь дальнейший её ход. Чтобы назвать, даже давно ушедшего из жизни, человека убийцей, надо иметь к этому достаточно оснований.
Жизнь в неправовом государстве приучила не только служителей Фемиды, но и Клио, к безнаказанности и, как следствие, к безответственности. Продолжает своё существование "царица доказательств" - собственное признание, например, в отношении А.Г.Кабанова и В.Н.Нетребина. Но страшней самооговора, является приговор С.П.Ваганову и А.А.Стрекотину, вынесенный им историками - исследователями Екатеринбургского злодеяния И.Ф.Плотниковым и Н.Розановой, опирающейся в своей работе на выводы следствия Генпрокуратуры. Не меньшую ответственность несут и те, кто выводит из-под обвинений подлинных организаторов убийства Царской Семьи - Ленина и Свердлова.
В книге также затронуты вопросы, связанные с реабилитацией Царской Семьи. Автором, помимо существующих источников, обобщены материалы по теме убийства Царской Семьи, опубликованные в последнее время СМИ, в т.ч. на сайтах, посвящённых этой теме: "Русская линия. Екатеринбургские останки", "Екатеринбургская инициатива. Расстрел Царской Семьи", "Википедия", а также статьи автора на Русской линии и форум по ним с участием следователя СКП В.Н.Соловьёва.
Вниманию читателей предлагается одна из глав книги, в которой рассмотрен вопрос участия в событии той ночи 17 июля 1918 года «бойца внешней охраны дома Ипатьева» рабочего Сысертского завода под Екатеринбургом Александра Андреевича Стрекотина, единственного из тех, кто оставил свои воспоминания и не был чекистом.
+ + +
Охранник Александр Стрекотин, один из соучастников убийства, гордившийся им и оставивший в 1928 году воспоминания о преступлении, случайно высказался о своём внутреннем, удивительном для него самого смятении, охватившем его за несколько минут до совершения злодеяния в доме Ипатьева: «Ко мне вниз опять спускается тов. Медведев берёт у меня обратно наган и уходит. Уходя от меня, я его спросил «что это всё значит» он мне сказал «что скоро будет расстрел». После этого я взволновался, и почему-то мною овладела боязнь и жалость к ним, то есть к царской семье. Вскоре вниз спускаются Медведев (Павел - В.К.), Окулов (Никулин - В.К.) и ещё кто-то не помню... По моему телу пробегают мурашки, я теперь знаю, что будет расстрел...»[1].
Обращает на себя внимание пропуск очень важной части текста. «Однако, несмотря на внутреннее колебание, Стрекотин до конца наблюдал палаческое действо. Мгновенное движение совести и человеческого сострадания отступило перед ожесточением и дерзостью». Далее автор продолжает цитировать воспоминания Стрекотина: «Наконец слышу шумные шаги и вижу спускается вниз вся семья Романовых...». И далее, вновь опуская часть текста, приводится описание подготовки убийства и сам расстрел.
Какую цель преследует автор, намеренно не сообщивший читателям важнейшую часть воспоминаний Стрекотина? Да ту, что в расстреле участвовали только русские «латыши» из всей внутренней охраны дома. Иначе было бы приведено и прокомментировано то, что видел Стрекотин: «Но вот вниз спустилась неизвестная мне группа людей (выделено мной - В.К.), приблизительно человек 8-мь и вошла в одну из комнат (совершенно в другую, в которую входили Медведев и другие) и затворили за собой дверь комнаты»[2]. Эта «группа людей» спустилась вниз вслед за Медведевым и Никулиным и зашла в караульное помещение «латышей», смежное с прихожей. Вот после того, как Стрекотин увидал убийц, у него «пробегают мурашки».
Пост Стрекотина был внутри дома, в прихожей на первом этаже, где на подоконнике комнаты, напротив «той», стоял его пулемёт. Пришлось ему один раз стоять на «посту вверху, где помещались арестованные». «Латыши» жили в комнате, смежной с той, где был пост Стрекотина. Мог ли он не знать их хотя бы в лицо? Единственно возможное объяснение: ему запрещено было называть принадлежность этой группы людей. Национальный состав «латышей» до сих пор вызывает споры исследователей. Охранники из дома Попова, нанятые на Сысертском заводе и на фабрике братьев Злоказовых, всех из внутренней охраны, пришедших в Ипатьевский дом из Американской гостиницы, где размещалось ОблЧК, называли «латышами». Последние были как русскими, так и нерусскими «латышами», среди которых, скорее всего, были бывшие австро-венгерские военнопленные. Характерный пример того, как охранники из внешней охраны называли тех, кто нёс охрану внутри дома, приведен во время допроса Якимова: «Вместе с трупами уехал сам Юровский и человека три «латышей», но русских «латышей или же не русских - не знаю...» [3].
Никто из свидетелей и участников расстрела, в материалах обоих следствий, не называет А.А.Стрекотина участником расстрела, но он, всё-таки, в этом качестве попал в «Справку» [4] следствия: «Установлено, что в расстреле принимали участие Я.М.Юровский, его заместитель Г.П.Никулин, разводящий П.С.Медведев, возможно, чекист Кабанов, красногвардеец А.А.Стрекотин». Н.Розанова (в сноске) пишет: «Возможно, Стрекотин был не наблюдателем, а убийцей, но скрыл это обстоятельство. Участником расстрела считает его старший прокурор-криминалист Генеральной прокуратуры РФ Владимир Николаевич Соловьёв...» [5]. Н.Розанова забывает, что выше он уже назван ею, как «один из соучастников убийства». Почему, домысливая за него, автор считает, что «Мгновенное движение совести и человеческого сострадания отступило перед ожесточением и дерзостью»? Нет, не отступило! Не было у него и «ожесточения»: «...тов. Ермаков видя, что я держу в руках винтовку со штыком, предложил мне доколоть этих ещё оказавшихся живыми. Я отказался, тогда он взял у меня из рук винтовку и начал их докалывать. Это был самый ужасный момент их смерти!»[2].
Попытки сделать весь русский народ «соучастником» этого и других преступлений были на всём протяжении существования большевистской власти. На митингах 30-х годов, звучало требование «расстрелять врагов народа как бешеных псов». Слова Стрекотина о том, что он «счастлив, горжусь, и буду гордиться тем, что я хотя и случайно, но всё же был очевидцем смерти кровавого императора Николая 2-го и всей его семьи», из стандартного набора «советского» человека. Наивно Стрекотин, в конце воспоминаний, просит «написать мне ответ». Он, этот «ответ», скоро последует в виде «Великого перелома» и не раз будут вспоминать уральские рабочие ту, почти сказочную, жизнь при «Царе-батюшке». Но не так прост был уралец А.А.Стрекотин, не пожелавший поставить, после эпитета «кровавый», дорогое для русского человека слово - Царь!
Перечитывая «Воспоминания» Стрекотина, невозможно понять: каким образом его слова «буду гордиться тем, что... был очевидцем» трансформировались у Розановой в «гордившийся им» (убийством - В.К.); почему он «случайно высказался о своём внутреннем, удивительном для него самого смятении», в то время как он говорит, что «случайно... был очевидцем. Почему у него «движение совести и человеческого сострадания», столь естественные для человека, не чекиста, привыкшего к «карре», как называет расстрел И.Родзинский, было лишь «мгновенное»? Разве мог Стрекотин признаться «Истпарту» почему он «взволновался» и что «жалость к ним, т. есть к царской семье» это и есть человеческое сострадание? Он и так сказал много и сказал искренне. Вероятно, его фраза: «Одновременно с выстрелами тов. Юровского начали стрелять и все присутствующие», позволила считать его участником расстрела. Но разве не понятно, что он имел в виду тех людей, о которых рассказал раньше, описывая их движение к той комнате. Кроме того, у Стрекотина была винтовка со штыком: Павел Медведев забрал у него «обратно наган», а стрелять из винтовки, находясь позади присутствующих, было невозможно и этот факт подтверждают свидетели.
Причисляя Стрекотина к убийцам, необходимо было объяснить, почему он скрыл этот факт в воспоминаниях? Ведь это рассказывалось не на допросе у «белого» следователя, а у большевиков и он мог попросить что-либо для себя в качестве «вознаграждения» за участие в убийстве, как это сделал, оговаривая себя, Виктор Нетребин и другие. В книге Розановой не упоминаются охранники Брусьянин, который «не мог вынести этой картины, когда покойников стали вытаскивать в белых простынях и класть в автомобиль: он убежал со своего поста на задний двор», и Дерябин, называвший «убийц «мясниками»... говорил про них с отвращением». Не говорится и о душевном потрясении, которое испытал, узнав подробности убийства, разводящий внешней охраны дома бывший фронтовик А.Якимов. Такая реакция охранников, очевидцев злодеяния, не вписывается в концепцию Розановой о «кровожадности» уральцев, каждый из которых был готов «расправиться с ними», а руководители Красного Урала лишь выполняли их волю. Да, охранники Стрекотин, Клещёв и Дерябин наблюдали расстрел в Ипатьевском доме, причём Стрекотин стоял «в дверях» комнаты и это его поведение, вероятно, Розанова считает «дерзостью».
Вот что говорит Ф.М.Достоевский о праве человека «тут быть», наблюдать страшные минуты лишения жизни: «...человек, на поверхности земной, не имеет права отвёртываться и игнорировать то, что происходит на земле, и есть высшие нравственные причины на то. «Homo sum et nihil humanum...(«Я человек, и ничто человеческое...» - лат) и т.д.»[6]. Достоевский имел в виду публичные казни, как, например, описанную И.С.Тургеневым в статье «Казнь Тропмана» в 1870 году. Но, ведь охранники были «на службе» в Ипатьевском доме и ещё и поэтому имели право «тут быть». Стрекотин участвовал в выносе тел из дома и погрузке их на автомобиль, в том числе и первого из них - Царя. Среди тех, кто «тащили завёрнутые трупы», его упоминает И.Мейер, ошибочно называя его чекистом; среди участников расстрела, приведенных в его книге, имени Стрекотина нет.
СНОСКИ:
1. Розанова Н. Царственные страстотерпцы. Посмертная судьба М. 2008. - С. 70.
2. Плотников И. Правда истории. Гибель царской семьи. Екатеринбург. 2008. Т. II. - С. 168 - 171. Воспоминания бойца внешней охраны дома Ипатьева, непосредственного свидетеля казни царской семьи и её приближённых. Стрекотина Александра Андреевича.
3. Платонов О. Заговор цареубийц. М. 2005. - С. 632 - 650. Протокол допроса А.А.Якимова 7 - 11 мая 1919 г. в г. Екатеринбурге.
4. «Справка о вопросах, связанных с исследованием гибели семьи российского Императора Николая II и лиц из его окружения, погибших 17 июля 1918 г. в Екатеринбурге», опубликована 23 января 1998 года.
5. Розанова Н. Указ. Соч. - С. 71
6. Волгин И.Л. Последний год Достоевского. М. 1991. - С. 149
