Жила-была семья, супруги Антон и Лариса Агеевы, служащие одного из московских банков. Лариса по своему второму высшему образованию и роду деятельности квалифицированный юрист, Антон, имеющий также юридическое образование, экономист - член Правления банка.
Вот что сказал о себе и своей жизни Антон: «Я сам сирота, с 7 лет воспитывался бабушкой, жил в интернате. С 14-ти лет уже работал по разрешению РОНО на заводе «Свет» в Москве, окончил 3 института, кандидат наук, руководил крупными предприятиями, в том числе и более 5 тыс. человек в Воронеже (Завод «ТМП»), пользовался, на мой взгляд, заслуженным уважением у работников, выводил из процедуры банкротства крупный Московский завод «Каучук» (около 3 тыс.человек), сохранил этот завод и рабочие места, работал в Аппарате Правительства РФ, лично подготовил более 10-ти Постановлений Правительства РФ в Департаменте экономике, имею благодарности от Федеральной службы, от Мэра Воронежа и Губернатора Воронежской области, в том числе и за заботу о детях». В официальной характеристике с последнего места работы сказано: «Характеризуется положительно как специалист высокой квалификации, добросовестный менеджер высшего звена и талантливый организатор. Эрудирован, обладает большим опытом и энциклопедическими знаниями в различных областях».
В той же организации его супругу, Ларису Агееву характеризовали как «специалиста высокой квалификации в вопросах, связанных с антикризисным управлением и арбитражным судопроизводством. Основными должностными обязанностями Агеевой Л.В. являлись юридическая экспертиза хозяйственных договоров, подготовка судебных документов и правовой анализ методических материалов вместе с остальными сотрудниками юридического отдела. Характеризуется положительно. Агеева Л.В. пользовалась заслуженным авторитетом среди этих сотрудников, не только в силу профессиональных, но также и человеческих качеств. Отличительными чертами Агеевой Л.В., как отмечали сотрудники и контрагенты Банка, с которыми она общалась, являлись этичность, уравновешенность, желание анализировать ситуацию, представляя ее глазами противоположной стороны, склонность к состраданию».
Надо добавить, что супруги Агеевы, по свидетельству близко знавших их людей, вели трезвый образ жизни, не употребляли спиртного.
Но, к сожалению, им пришлось пережить большое горе. «В 2000 году в возрасте 17 лет от неизлечимой болезни скоропостижно скончался наш с Ларисой старший сын. Почти год мы прожили на кладбище, столь велика была утрата, но нашли в себе силы продолжать жить ради будущих детей, Лариса возобновила арбитражную деятельность, потому что до этого, несмотря на блестящее образование, все свои силы и время посвятила сыну. Пять лет мы занимались деторождением, не получилось. В принципе, мы самодостаточные люди, у нас нет никаких психологических проблем, мы любим друг друга. Но у нас есть огромный запас нерастраченной родительской нежности и заботы, и мы очень любим детей. Поэтому мы приняли решение усыновить двух ребятишек, долго к этому готовились, и Господь подарил нам двух очаровательных малышей Глеба и Полинку. Для этого мы постоянно в течение 4 месяцев ходили к ним в «Дом ребёнка», долго готовились документы для усыновления.
Мы потеряли одного ребенка и понимаем, насколько это тяжело, когда в семье один ребенок. И вот к тому же мы тысячу раз сказали себе, что мы абсолютно правы, поскольку двое детей в семье - погодки, это просто невообразимое счастье. И это очень удобно им. Они настолько дополняют друг друга. То есть мальчик у нас за девочкой повторяет какие-то механические движения, девочка за мальчиком повторяет, он раньше начал говорить, она за ним пытается говорить».
19 марта 2008 года состоялось решение Нагатинского районного суда об усыновлении, а 10 апреля 2008 года дети переехали в свой новый дом. По словам супругов Агеевых, «когда мы их брали, Поля еще не говорила, а Глебка говорил только три слова. И, конечно, после почти года, когда мы пожили единой семьей, надолго останемся для них настоящими папой и мамой».
По словам Ларисы Агеевой, «с первых дней жизни детей в нашем доме, все наше внимание и забота были направлены на социализацию ребятишек в обществе. Учитывая, что всю предыдущую свою жизнь Полина и Глеб находились в «четырех стенах», мы с мужем старались как можно больше бывать с детьми в общественных местах: театрах, парках, магазинах. Мы постоянно были вместе с детьми, на первое время даже приняли решение в течение года не брать няню и не отдавать их в детский сад. Стремились, чтобы наш дом стал им родным домом, в котором есть они: брат и сестра, и мы их любящие родители. Детям очень нравилось посещать не только различные развлекательные мероприятия, но и с большим удовольствием они бывали в магазинах, на рынках, приобретая продукты питания и другие бытовые товары. Мы всегда были с детьми неразлучны, посещали наших знакомых, приятелей, бывали и они у нас дома. Ребятишки имели возможность постоянно общаться не только с взрослыми, но и с детьми. Менее чем за один год дети увидели и узнали много интересного, очень быстро адаптировались, проявляли самостоятельность, их социализация с каждым днем увеличивалась. Нам с мужем было очень приятно слышать от знакомых и незнакомых людей слова одобрения и поддержки.
За тот малый период времени, когда дети были в нашей семье, весь образ нашей с мужем жизни изменился и был связан с воспитанием и заботой о детях.
С первых дней мы с детьми посещали цирк, театр, праздничные массовые мероприятия. Усыновив детей в апреле 2008г., уже в июле месяце вместе с детьми поехали на отдых в Сочи в санаторий им. Фрунзе в целях укрепления здоровья детишек, также в этом санатории детей осматривали детские врачи - педиатр, психолог. Нами были получены рекомендации по водным процедурам, по закаливанию. Более того, отдых так понравился, что уже в декабре 2008 года мы оплатили путевки на следующий 2009 год.
Дом полон игрушек, большинство из которых развивающих, во дворе горка, качели 3-х видов, карусель, летом наполняем им бассейн».
Живя в семье, дети, Глеб и Полина Агеевы с удовольствием каждый день утром и вечером принимали душ, делали зарядку со специальными детскими гантельками, с интересом под контролем родителей кормили домашних животных и посещали с мамой развивающие дошкольные кружки. Лариса Агеева четыре раза в неделю на машине отвозила их в Москву, в том числе в судию ритмики ДК «Московские окна». В дом к Агеевым постоянно приходили соседи с детьми и внуками. И соседи, и сотрудники кружка ритмики никогда не видели у детей, Глеба и Полины, каких-либо синяков, следов побоев и т. д. Дети почти год всегда были жизнерадостны, веселы, не проявляли никаких признаков беспокойства или замкнутости, ни разу не болели простудными заболеваниями.
В связи с тем, что вопросы оформления на детей новых документов, их регистрации, получения сначала временных, а затем постоянных полисов медицинской страховки заняли много времени, а так же в связи с тем, что дети не болели, супруги Агеевы не успели поставить детей на учёт в детскую поликлинику. При этом родители провели месячное платное обследование Глеба Агеева в крупнейшей детской клинике России с использованием самого передового диагностического оборудования. Кроме того, дети посещали платных специалистов - стоматолога, невролога, ортопеда, что подтверждается медицинскими справками и чеками об оплате.
Единственным случаем получения Глебом травмы за этот период был синяк, полученный им при падении с собачьей будки. По свидетельству соседей, он сам рассказывал об этом взрослым и предупреждал своих знакомых детей, что на будку лазить не надо, так как можно с неё упасть и ушибиться.
Вся эта только начинавшаяся складываться счастливая семейная жизнь родителей, обретших детей и детей, обретших родителей была трагически прервана вечером 20 марта 2009 года.
Вот как рассказывает об этом Лариса Агеева: «Прежде всего, мне бы хотелось обратить внимание на то, что мы проживаем в загородном доме. И весь наш уклад жизни отличается уклада жизни в городских квартирах. Наше жизненное пространство не ограничено четырьмя стенами. Дом у нас хоть и не большой, но двухэтажный, на участке хозяйственные постройки.
Так вот вечером 20 марта, я увидела, что муж возвращается с работы и заезжает во двор. Не дожидаясь, когда муж войдет в дом, я решила доделать домашние дела и вышла во двор через другую дверь. Но, к сожалению супруг, не сразу пошел домой, а какое-то время находился около машины, выкладывая из нее привезенные вещи. И это роковое стечение обстоятельств, когда я думала, что муж дома, а он естественно не знал, что я вышла, привело к тому, что на 10-15 минут дети остались без присмотра. Когда я вернулась в дом, я увидела Глеба лежащим на полу около лестницы. Он плакал, на лице была кровь.
В дальнейшем выяснилось, что Глеб, заигравшись со своей трехлетней сестрой, случайно включает на туалетном столике родителей на 2 этаже электрический чайник и, потянувшись за залетевшей под столик игрушкой, тянет за шнур и попадает под горячую воду. Обжегшись, он бежит к маме на первый этаж, спотыкается и скатывается по лестнице.
Я сразу же стала оказывать ему помощь, буквально через несколько минут в дом вошел папа. Мы обработали ссадину на подбородке Глеба, на тот момент ожога мы еще не видели, он проявился позже. Синяков, кровоподтеков на теле Глебы мы не видели, за исключением царапины на груди».
При этом и родители, и другие свидетели подтверждают наличие элементов социальной и психологической разадаптации Глеба после детского дома, определенным образом объясняющей склонность его к неосторожности.
Рассказывает Лариса: «Первые минуты после травмы состояние Глеба не вызывало тревоги и не давало оснований предположить у него наличие серьезных повреждений. Он самостоятельно пошел в ванную, залез в нее, разговаривал с нами, плакал, когда обмывали раны, говорил, что ему больно. Сразу после оказания первой медицинской помощи он успокоился и даже согласился выпить чаю с булочкой, кроме этого, не было симптомов или выраженных следов для предположения, что Глеб обжегся горячей водой. У него была чуть-чуть порозовевшая щека, и никаких пузырей, вздутий, отеков, типичных для ожогов, у него не было.
Минут через 20-30 мы обнаружили на втором этаже нашего дома валяющийся на полу чайник, он был еще чуть-чуть теплый, что и позволило нам предположить, что покраснения на левой щеке Глеба связаны с ожогом горячей водой. К тому же к этому времени пластырь на ссадине отклеился, и мы поняли, что рану на подбородке, несмотря на ее незначительные размеры, желательно зашить, чтобы на личике не оставалось следов.
Мы с мужем решили, что Глебу необходима специализированная медицинская помощь, надо отвезти его в травмпункт. По настоянию Антона я осталась дома, т.к. время было уже позднее и маленькую Полю нужно было укладывать спать (чистить зубы, принимать душ, смазывать тело детским маслом, читать книжку на сон). Кроме того, чтобы произвести ушивание ранки и получить квалифицированные рекомендации по необходимому лечению и уходу за сыном не требовалось много времени, мы и не думали ни о какой иной медицинской помощи, поэтому я, скрепя сердце, согласилась дожидаться возвращения сына дома».
Рассказывает Антон: «Поскольку мы с Ларисой предположили, что покраснение у Глеба на лице от ожога горячей водой из чайника, и, зная, что у детей нашей соседки, Артамоновой Т.В., были ожоги, я спросил, куда лучше и быстрее проехать в травмпункт или в детский ожоговый центр, где проходил лечение ее сын. Так же я её спросил, может ли она показать дорогу, если поехать немедленно. Артамонова Т.В. ответила, что в ожоговый центр вряд ли примут «с улицы», к тому же, как она пояснила, он находится на другом конце г. Москвы, и согласилась показать дорогу до травмпункта. Артамонова ушла к себе в дом одеваться. Вызвать скорую помощь никому из нас троих даже не могло придти в голову, поскольку на своей машине отвезти Глеба в ближайшее лечебное учреждение было несравненно быстрее. К тому же у нас жителей поселка есть неоднократный негативный опыт вызова скорой помощи - или к нам не едут (москвичи, проживающие в области) или едет платная, но около 1,5-2 часов. А, учитывая ещё, что это был вечер пятницы, и основной поток машин двигается из Москвы в область, что задержало бы машину скорой помощи, безусловно, было намного быстрее доехать до Москвы на собственном автомобиле».
Отец отвез Глеба в травмпункт детской поликлиники 145 («Борисовские пруды»). Рассказывает Лариса: «Как оказалось, детские травмпункты работают до 22 часов. Муж с Глебом приехали туда в 21:50. Сотрудники травмпункта сказали, что у них уже все убрано, а к этому времени, у нашего сына уже стал проявляться ожог. В травмпункте предложили вызвать «скорую», муж согласился. На скорой помощи Глеба госпитализировали в ДКБ N 9. Вот именно с момента госпитализации нашего сына в больницу все и началось».
Рассказывает Антон: «Врач скорой помощи, осмотрев ребенка, стал предъявлять мне претензии, что у малыша «синяки различной давности» и, что это «следы рукоприкладства», также стал выяснять, почему с малышом нет матери. Огульные обвинения врача, тем более при травмированном сыне, у меня вызвали бурное возмущение, у нас произошел небольшой скандал».
Рассказывает Лариса: «Такая маленькая, казалось бы, нелепость привела посредством «круговой поруки» медиков, а впоследствии в силу влияния заинтересованных в развитии «сюжета» политиков и «круговой поруки» чиновников к тому, что семья немолодых абсолютно нормальных адекватных взрослых людей лишилась своих любимых детей, а дети - любимых родителей и родного дома».
«Скорая помощь» отвезла Глеба и Антона в ДГКБ N9. «Врачи, увидев на Глебе повреждения, полученные им от разных факторов (ожог, ссадину на подбородке, синяки) сказали, что они обязаны сообщить по 02. Муж, расписался, что его об этом уведомили, назвал адрес нашего фактического проживания, хотя мы прописаны в другом месте, и уже в 5 часов утра 21-го марта у нас дома был наряд милиции. Потом приходили следователи, все осматривали, брали наши объяснения».
Рассказывает Лариса: «Для того, чтобы зашить рану на подбородке, нашему сыну сделали почему-то общий наркоз. И именно в таком состоянии один из медицинских работников фотографирует Глебку на свой личный цифровой фотоаппарат. На мой взгляд, съемка человека, не говоря уже ребенка, спящего или тем более находящегося под наркозом, уже определенным образом характеризует его «моральные принципы»«.
Говорит Антон: «Ведь даже с личика малыша не смыли пятна засохшей крови, чтобы «красного цвета» было побольше, когда в больнице (!) делали «фотографии» (целых 12 штук!) ребенка под общим наркозом (!). А вместе с тем, если внимательно посмотреть на эти «фотографии», то у здравомыслящих людей неизбежно возникнут сомнения, что эти страшные пятна красного цвета - искусственного происхождения. Кроме того, Глеба фотографировали в тех ракурсах, в которых в моргах судмедэксперты фотографируют трупы. Становится понятно, в каких целях это делалось, если учесть, что эти «фотографии» были переданы не в правоохранительные органы, а политикам и в СМИ».
Лариса: «Эти снимки передают не в правоохранительные органы, как это можно было бы предположить, а личному помощнику лидера ЛДПР Жириновского Д. П. Герасименко. Тот в свою очередь, естественно, использует их в целях развития целой пропагандистской кампании».
Фотографические произведения с изображением травмированного малыша из детской больницы, вместе со сведениями о том, что родители являются банковскими служащими, были непосредственно переданы в определенные средства массовой информации и заинтересованным политикам. Также до сих пор неустановленно, кем и в каких целях была дополнительно найдена и предоставлена информация, что мальчик в этой семье не является кровным ребенком.
21 марта 2009 года, в субботу, в доме Агеевых с пяти утра присутствует наряд вооружённых сотрудников ОВД и работает следственная группа.
22 марта 2009 года, в воскресение, к Глебу ДКБ N9 допускается помощник лидера ЛДПР Жириновского Д.П.Герасименко, который ведёт с Глебом «работу».
Лариса Агеева так комментирует ситуацию: «Допустимо ли было посещение моего ребенка помощником лидера ЛДПР В.Жириновского Дмитрием Герасименко, по его словам, на второй день после травмы? И это происходит в медицинских учреждениях, куда мы вынуждены обращаться за помощью?
Д.П.Герасименко без зазрения совести в телеэфире беспардонно врал о том, что наш ребенок был при смерти в бессознательном состоянии, что мы «довели» его до такого состояния, что в таком состоянии он был ни один день, что это «установлено врачами и отражено в экспертизе». Таким образом, голословные, ничем не подтвержденные фантазии превращались в «аргументы», и после «этого» пострадавший Глеб Агеев переходит в потерпевшие.
Более того, в то время как родители и работники правоохранительных органов длительное время к пострадавшему не допускались, и были допущены только 26.03.2009г. якобы по «медицинским» показаниям, в детском государственном (!) медицинском учреждении были организованы и «интервью» Глеба СМИ 24.03.2009г. и телевизионная съемка 25.03.2009г.
Во время телевизионных съёмок лицо Глеба Агеева было, густо намазано противоожоговой мазью и у него была перебинтована голова. То есть, для имитации «зверского обращения» он, по существу, «был в гриме». Когда через день Глеба увидели родители, он был без «страшных ожогов» на лице и безо всяких бинтов.
Надо ли объяснять, что все эти действия проводились в отсутствие не только какого-либо законного представителя ребенка, но даже детского психолога или психиатра, и носили ясно выраженные цели, в результате которых и сам малыш и его лечащий врач давали определенным образом сформированные «показания», начало которым положило «некое суждение» врача скорой помощи».
Начиная с 22 и по 26 марта родители, Антон и Лариса Агеевы, ежедневно посещали ДКБ N9, но к ребенку не допускались, не допускались так же и сотрудники правоохранительных органов, пока не были проведены «беседы» Глеба со СМИ и его телевизионная съемка.
Утром 23 марта 2009 года дом Агеевых посещают сотрудники опеки Ленинского района. Днём по поддельным документам сотрудников ГУВД г. Москвы в дом Агеевых проникают лица, которые осуществляют видеосъёмку Агеевой Л. В., а так же похищают материалы из семейного архива. На момент съемки Лариса находилась в очень тяжёлом моральном состоянии, она не спала три ночи, в доме постоянно велась работа органов МВД и опеки, Глеб находился в реанимации, и о его состоянии ничего не было известно. Именно эта съёмка стала основанием для дальнейших утверждений о «матери-алкоголичке».
По словам Антона, «мы с супругой не выпиваем вообще. Как возникла «идея пьяной матери»? По привычке?.. В природе нет и не может быть свидетельских показаний о том, что мы когда-то за последние 20 лет брали в рот спиртное».
На следующий день после поступления малолетнего ребенка в лечебное учреждение и начала проведения (правда, ничем не обоснованной) проверки правоохранительными органами в «определенные» средства массовой информации были переданы (не думается, что безвозмездно) не только информация о факте поступления малыша в лечебное учреждение, но и комментарии «о зверствах богатеньких», а также сведения о месте работы его родителей, их месте жительства и то, что ребенок усыновленный? И почему этими средствами массовой информации оказались именно те, которые «делают себе рейтинг» и, соответственно, тираж, культивируя самые низменные пороки человека? На целый месяц жизни страны любимой темой для обсуждения стала древняя сказка «о злой мачехе», да для пущей убедительности приправленная соусом «спивающейся банкирши»«.
24 марта 2009 года на сайте Life.ru и в газете «жизнь» публикуются сфальсифицированные материалы о происшествии с призывом организовать компанию гонений родителей Глеба.
Начинается серия публикаций в газете «Твой день». Они иллюстрируются фотографиями находящегося под наркозом в больнице Глеба, переутомлённой и не спавшей три ночи Ларисы. Хлёсткие заголовки следуют один за другим: «Мама с сердцем дьявола», «Меня избила мама», «Мамочка избивала меня раскалённым чайником с кипятком», «Мамаше-извергу грозит тюрьма за жестокое обращение с ребёнком», «Мать пытала приёмного», «Мама из гестапо» и т. д.
О достоверности этих сведений можно судить хотя бы на основании того факта, что чайник, который опрокинул Глеб, был пластмассовый, и им явно нельзя было никого «избивать». Журналисты, писавшие эти статьи, были знакомы с происшествием только по слухам.
25 марта 2009 года в ДКБ N9 к Глебу по-прежнему не допускаются ни родители, ни органы дознания ОВД. Но, в то же время, по распоряжению главного врача проводится телевизионная съёмка Глеба, и в 21 ч. 00 мин. отснятый сюжет показывается по всем центральным каналам TV.
Комментарий Ларисы: «Начиная с 25 марта, все центральные телевизионные каналы и ряд печатных изданий, не обращая внимания на проведенную на месте проверку, разворачивают общенациональную кампанию, утверждая, что «богатенькие новые русские», чуть ли не олигархи, усыновили двух малышей, чтобы над ними издеваться. И в подтверждение этого приводится не установленный факт, а телесъемка ребенка, находящегося в зависимости и под влиянием большого количества посторонних чужих взрослых людей. И заявляется, что 20 марта в больницу был доставлен, (вроде как на улице подобрали), «избитый» - (это подчеркивается) ребенок.
На наш взгляд, именно СМИ было организовано гонение на нас и давление на якобы бездействующую исполнительную власть».
26 марта, впервые, после попадания Глеба Агеева в больницу и уже после проведённой телесъёмки, к Глебу допускают сотрудников милиции, которые его опрашивают. При этом опрос 3-х летнего ребёнка проводится с нарушением его законных прав, в отсутствии законного представителя. Во время этого допроса Глеб, который еще полгода назад только начал складывать слова в двусложные словосочетания, непонятно, что имея ввиду, и с каких повторяя слов, сказал, что его «мама убила», совершенно очевидно, не понимая смысла сказанного.
27 марта 2009 года Глеба выписывают из ДКБ N9. Из показаний лечащих врачей известно, что ребёнок желал уехать с отцом, скучал по дому. В больнице дежурят съёмочные группы телевидения. Газета «Твой день» откликается статьей «Мать - изверга оставили с избитым мальчиком».
В доме Агеевых работает следственная группа МВД.
Возбуждено уголовное дело по факту выписки Глеба Агеева и взятии его домой.
В тот же вечер объединенная комиссия органов опеки г. Москвы и Московской области посещает семью с готовым постановлением опеки Гольяново об отобрании детей. Комиссия беседует, с согласия родителей и без их присутствия, с детьми. Дети рассказывают и, главное, показывают, где и как стоял чайник, где падал ребенок, как они любят маму и папу.
По результатам проверки комиссией органов опеки принимается решение отменить ранее выпушенное под политическим давлением постановление об отобрании детей, признается факт отсутствия какой-либо угрозы жизни и здоровью детей, по принятым решениям составляется официальный Акт о целесообразности детей оставить в семье до окончания завершения уголовного дела. «Обследование проведено в связи с сообщением УВД... о возбуждении уголовного дела по ст. 115, ч. 1 УК РФ, а также освещением ситуации, сложившейся в семье, в СМИ... Из беседы с детьми выяснено, что родителей они любят. Дети выглядят ухоженными и опрятными. Во время прихода специалистов дети играли, выглядели веселыми, потом смотрели сказку, обнимали и целовали маму, выказывая ей любовь». Подписано тремя ответственными сотрудниками органов опеки, столичной и областной, в том числе начальником районного областного управления опеки, утверждено руководителем московского муниципального органа опеки, присутствовавшим лично, кроме этого при составлении этого акта присутствовала и зам. министра образования Московской области.
На улице около дома Агеевых дежурят несколько телевизионных съёмочных групп центральных каналов с мобильным оборудованием для ведения репортажей в прямом эфире. Когда сотрудники опеки вышли за ворота, их тут же окружили телевизионщики с камерами, вероятно, имеющие задание - снять факт изъятия детей у «родителей-извергов». Ответственные работники опеки дали обстоятельное интервью о результатах проведенной проверки и принятых на месте решениях и... ни одна телекомпания в эфир этого не выпустила. Понятно, желаемый для них результат должен был бы быть иным...
На этом история могла бы завершиться, но в дело вмешалась «политическая целесообразность».
При поддержке заинтересованных зарубежных организаций в России все последние годы внедряется так называемая «ювенальная юстиция» - система внесудебного отобрания детей из немаргинальных благополучных семей под предлогом защиты интересов и «прав» самих же детей. При этом почему-то забывается, что основное право ребенка, закрепленное даже в Конституции РФ - это право ребенка проживания в собственной семье, а, также, как подсказывает здравый смысл и человеколюбие, чтобы его «права» определяли его родители, впрочем как и обязанности общества по отношению к нему.
С ноября 2008 года по всем центральным каналам телевидения происходит резкая смена редакционной политики - с экранов практически исчезает информация о проблемах беспризорности и детской преступности, по сути отражающей все более увеличивающееся расслоение общества и неспособность власти к ликвидации ужасающих темпов обнищания большинства населения страны, на первые планы выходят, в большинстве своем, очень тенденциозно выстроенные сюжеты о якобы «насилии над детьми» в семьях. Проблема представляется как глобальная. Найден новый «внутренний враг», найдена новая «национальная идея».
По словам члена Общественной палаты О. Н. Костиной, «16 числа Президент проводил совещание, его показывали довольно скупо, на мой взгляд, можно было подробнее. Это совещание, которое он проводил по итогам нескольких обращений и Госдумы и Палаты, и общественных организаций. Оно было посвящено насилию над детьми. Очень жесткие выводы, было внятно сказано всем заинтересованным министерствам «в течение 10 дней дать предложения, как это прекратить»«.
Случившийся 20 марта 2009 года в семье Агеевых несчастный случай стал подходящим предлогом для чиновников досрочно отчитаться о «принятых мерах», а для лоббистов так называемой «ювенальной юстиции» - развернуть общенациональную пропагандистскую компанию, подтверждающую необходимость принятия так называемого ювенального законодательства.
Та же О.Н.Костина в «Трибуне» заявила, что «дело Глеба Агеева должно быть использовано для достижения ранее поставленной цели по введению тюремного наказания за ненадлежащее воспитание». А депутат Государственной Думы Е. Ф. Лахова, уже в течение многих лет пытающаяся составить себе политический «капитал» на детских «бедах», в той же Общественной палате 30 марта 2009 г. проговорилась, что она использовала все свое политическое влияние в целях оказания влияния на Министра внутренних дел и Генерального прокурора, чтобы заставить их, несмотря на положительные результаты проверки семьи Агеевых, возбудить уголовное преследование против Агеевых. Это подтверждается стенограммой «заседания» Общественной палаты, распространенной в интернете.
В результате этого давления происшествие в семье Агеевых по сообщениям СМИ рассматривалось на коллегии Министерства внутренних дел, где было дано поручение «разобраться» с Агеевыми, а сам министр обращал внимание на «халатность» работников на местах...
28 марта 2009 года, в субботу, вокруг дома Агеевых выставляется милицейское оцепление. В доме работает следственная группа, проводится обыск под видеозапись.
Через газету «Твой день» распространяется бланк заявления «от гражданина» в адрес Прокуратуры с требованием «защитить Глеба Агеева от приемных родителей-извергов».
В дом Агеевых приезжают сотрудники ОДН и врачи. По свидетельству очевидцев, во время их приезда «мама пошла открывать ворота и вышла из дома. Дети забеспокоились, стали спрашивать: «Ты куда?» Когда Лариса вернулась, дети подбежали к ней, обняли, говорили «мамочка». Дети относятся к ней с любовью, тянутся к ней. Когда пришел отец Агеев А. П. дети сразу бросились к нему, крича «папа, папа», обняли его за ноги. Отец их взял на руки, обнял детей».
Тем не менее, лично заместителем Министра образования Московской области А.И.Котовой были предприняты попытки отобрания детей вечером 28.03.2009г., хотя ещё вчера в её присутствии был подписан акт о целесообразности оставления детей в семье. Она мотивировала это фразой «есть мнение..., отдайте детей по-хорошему...». По словам Антона Агеева, «На мой вопрос "На каком основании?" - нет оснований. Я говорю: "Дайте мне встретиться с тем человеком, кто определяет судьбу моей семьи, моих детей". Нет этого человека».
В доме ведётся обыск, осматривают детские вещи, медицинские карты. Днем осуществляется съёмка Глеба в присутствии начальника опеки Н. М. Фокиной.
Вечером происходит допрос Глеба дома, причём ребёнок неоднократно даёт показания, что синяки у него появились после падения с лестницы.
По словам Ларисы Агеевой, «на сегодняшний день существуют два противоречащих друг другу нормативных документа от одной даты - 28 марта. Постановление Гольяновской опеки об оставлении детей в семье и распоряжение Видновской опеки об отобрании детей.
Вечером 29 марта сотрудники Видновской опеки и сотрудники милиции во главе с начальником Ленинского ОВД забирают у нас детишек. Скажите, у нас в стране всегда при отобрании детей присутствует зам. министра и начальник районного ОВД, да учитывая, что это выходной день?»
Отобрание детей было совершено с совершенно очевидным нарушением закона, так как полностью отсутствовала какая-то угроза их жизни и здоровью. Они были помещены в Видновскую больницу, где был осуществлён их первичный осмотр, состояние детей было установлено удовлетворительным. (!!)
30 марта 2009 года, в понедельник, состоялось заседание Общественной Палаты, посвященное «делу Агеевых». Выступили известные общественные деятели, депутаты Госдумы, правозащитники. Так же выступил отец ребенка, Антон Агеев. Ему, сотрудникам органов опеки, прокурорским работникам было задано много вопросов.
Из стенограммы заседания становится ясно, что никаких доказательств избиения Глеба Агеева родителями не было. По словам А. И. Котовой, зам. Министра образования Московской области, единственное, о чем можно сказать достоверно - «ребёнок получил ожоги, он имеет гематомы». Адвокат А. А. Жаров уточнил, что у ребёнка «нет ран, у него есть последствия ожога, свежая кожа. Ожог даже не 3-й степени, а 1-2-й». По словам члена Общественной Палаты О. В. Зыкова, «не ясно, подвергался ребенок насилию или нет. Собственно, мы и сейчас этого не знаем, поскольку очевидно, что никакая профессиональная экспертиза не проводилась».
В то же время среди собравшихся на заседание господствовало убеждение, отчётливо выраженное Л. И. Тропиной, Председателем Комиссии по делам несовершеннолетних Московской области: «Я полагаю, в данном случае, безусловно, дети должны быть изъяты, и должна быть установлена истина по делу». Возникает вопрос - если истина ещё только «должна быть установлена», то почему дети «безусловно должны быть изъяты»? Но в виновности супругов Агеевых собравшиеся не сомневались, а под «установлением истины» подразумевали судебное осуждение родителей. По словам Е. Ф. Лаховой, депутата Государственной Думы «то, что они избивали, это и так понятно. Без присмотра, бьют, и ещё и пьяница мать».
Убеждённость членов Общественной Палаты в том, что Глеб пострадал от насилия родителей, основывалась исключительно на том, что «этот случай получил колоссальный общественный резонанс». То обстоятельство, что ни врачи больницы, куда поступил с травмами Глеб Агеев, ни сотрудники опеки и МВД, проводившие расследование несчастного случая, ни обнаружили никакого умышленного преступления, объяснялись участниками заседания исключительно как бездеятельность и преступная халатность. А. И. Головань, уполномоченный по правам ребенка в г. Москве, был непреклонен: «Я не думаю, что на территории Московской области такие случаи, которые тем более получают такой колоссальный общественный резонанс, происходят каждый день, и сколько нужно было времени для того, чтобы возбудить уголовное дело по факту. Факт как был 20 числа, так он и остался, то есть ничего не изменилось. Поэтому это уголовное дело можно было возбудить, совершенно очевидно, сразу же». Подтверждённого факта насилия как раз и не было, были одни домыслы в СМИ. Совершенно непонятно, на основании чего для А. И. Голованя была «очевидна» необходимость возбуждения уголовного дела. Не могла молчать и Е. Ф. Лахова: «Нам нужно провести расследование, каким образом органы опеки отдали двух детей в эту семью. То, что касается больницы, это все, в общем-то, понятно, и административное взыскание, главного врача вообще надо снимать».
По словам Крыловой Татьяны Александровны, детского психиатра, врача высшей категории, лично присутствовавшей на заседании Общественной Палаты во время обсуждения дела Агеевых, всё, происходящее во время заседания, очень напоминало общественный психоз.
Среди множества эмоциональных выступлений трезво и ответственно высказался только член Общественной Палаты, известный детский хирург Л. М, Рошаль. Он предупредил собравшихся, что «мы должны быть с вами очень осторожны в том плане, что мы не можем начинать следствие. Дело передано, открыто уголовное дело, и наши решения не должны давить на то, что будет дальше. Я даже выразил определенное сомнение, нужно ли проводить такое заседание в Общественной палате, потому что это дело решается следственными органами и судом».
Сказанное несколько отрезвило участников заседания.
Слово предоставили отцу пострадавшего ребёнка, Антону Агееву. Он сказал, что хотя многие из собравшихся на это заседание считаются защитниками прав человека, «те претензии, которые здесь звучат, изначально исключают презумпцию невиновности», а призывы участников заседания возбудить уголовное дело безо всяких на то оснований являются нажимом на органы власти. По его словам, «никаких оснований для возбуждения уголовного дела не было. Есть материалы, подтверждающие отсутствие насилия».
В это время представитель прокуратуры Московской области Людмила Дьячковская заявила: «Со мной пришел очевидец всех этих событий и обстоятельств» и предоставила слово помощнику лидера ЛДПР Жириновского Д. П. Герасименко. Дальнейшая сцена, по описанию корреспондента «Известий» Марии Дмитраш, выглядела так: «И тут Дмитрий Герасименко, помощник депутата из ЛДПР, прорвался к микрофону со словами: "Фашисты, что они сделали с детьми!" Воспринимать это можно по-разному, но Герасименко вытащил "факты" - фотографии голого малыша с ушибами по всему телу... Антон Агеев даже вскочил от негодования: его сына теперь в таком виде покажут на всю страну, когда вина их не доказана! В чем-то он прав: как будет жить Глеб с такой историей? Тем более что мальчик за последнее время помимо физической боли испытал психологический шок: журналисты, милиция, больницы...». В стенограмме приведены слова Д. Герасименко: «фашистам за столом не место», «подумайте о том, что чувствовал этот ребенок, когда ему было больно и когда его били».
После этого выступления участники заседания получили мощнейший эмоциональный импульс неприязни к супругам Агеевым, и их вина больше никем под сомнение не ставилась.
После того, как Антон Агеев покинул зал, председательствующий на заседании А. Г. Кучерена высказался в том смысле, что приглашение Агеева на заседание Общественной Палаты не означает каких-то сомнений в его виновности: «Есть вопросы, которые очевидные, даже не надо долго их обсуждать. Поверьте, мы, когда принимали решение о приглашении А. Агеева, я как председатель Комиссии с коллегами советовался, нам принципиально важно было выслушать и родителей тоже. Чтобы нам не сказали, что мы слушаем только прокуратуру и правоохранительные органы, больше никого».
Из последующего обсуждения стало ясно, что совершенно прав был Антон Агеев, сказавший членам Общественной Палаты, что «вы своими действиями не ребёнка защищаете». Судьба Глеба Агеева уже не обсуждалась, а речь пошла о необходимости внедрения в России так называемой ювенальной юстиции, или, как выразилась Е. Ф. Лахова, «ювеналки». Семья Агеевых стала жертвой именно этих начинаний, направленных, как уверяют инициаторы их внедрения, на защиту детей.
И. А. Яровая: «наша с вами общая задача - разобраться по сути проблемы, на этом прецеденте разобраться в ситуации в принципе. Потому что защита в России прав ребенка, который находится в семье, актуальна. Дети становятся жертвами очень часто, и здесь никого убеждать в этом не нужно». Для предотвращения насилия, по мнению выступавшей, необходимо принимать законы об обязательном оповещении сотрудниками детских садов, соседями и т. д. «органов опеки, Комиссии по делам несовершеннолетних, правоохранительных органов» обо всех случаях, когда «дети становятся жертвами».
Хотя И. Я. Яровая заявила, что «дети становятся жертвами очень часто, и здесь никого убеждать в этом не нужно», детский хирург Л. М. Рошаль с ней не согласился. Не согласился он и с необходимостью «подталкивания» поправок и новых законов в области защиты детства. «В принципе и в Москве, и в области, и в России этот вопрос отработан достаточно четко у нас. Я директор Института неотложной детской хирургии и травматологии, через меня проходит 40 000 детей в год. За прошлый год в результате жестокого обращения к нам в институт обратилось 39 детей, 20 из них мы госпитализировали. В момент госпитализации, в этот момент мы передаем телефонограмму в милицию, что к нам поступил ребенок вследствие избиения. Это правило для всех лечебных учреждений страны. Милиция извещает органы опеки, и органы опеки решают, что делать. Это все отработано, это все есть».
То есть, согласно приведённым Л. М. Рошалем данным, меньше 0,1% поступающих в больницу с травмами детей являются жертвами избиений. После этого становится ясно, что утверждение И. Я. Яровой о том, что «дети становятся жертвами очень часто» является сознательной ложью, а высказывание «здесь никого убеждать в этом не нужно» - это всего лишь один из приёмов манипуляции сознанием.
Б. Л. Альтшулер начал возражать Рошалю: «Я с Леонидом Михайловичем категорически не согласен, но не я не согласен, Президент России Дмитрий Анатольевич Медведев, генерал Михаил Суходольский, который выступал, - они все говорят о массовом характере такого рода явлений в приемных семьях, именно массовом по насилию и все».
На это возражение Л. М. Рошаль ответил чётко и совершенно справедливо: «Я не люблю популизм. Я человек четкий. Когда говорят «Все воры!», я спрашиваю «Сколько?», когда говорят «Все негодяи!», я спрашиваю «Сколько?», «Все воруют!», я спрашиваю «Сколько?», «Все отделы попечительства безобразно работают!», я спрашиваю «Сколько?».
Я хочу, да, сказать громко, что таким ярким популизмом ораторским заниматься не нужно. У меня конкретные цифры. Даже эти 39 за год, я считаю, что это много. Я считаю, что много. Но никаких проблем у меня конкретно ни с органами опеки, ни с милицией на моем опыте не было».
То есть, по мнению врача - практика, специалиста в области детской травматологии, никакой необходимости в срочном принятии специального ювенального законодательства нет.
Вполне возможно, что сведения о массовом насилии над детьми, содержащиеся в обращениях от Госдумы, Общественной Палаты и общественных организаций к Президенту, были настолько же достоверны, как и слова И.А.Яровой: «дети становятся жертвами насилия очень часто, и здесь никого убеждать в этом не нужно». Тогда вполне понятна становится и естественная реакция Президента «в течение 10 дней дать предложения, как это прекратить». Ну а дальнейшее становится делом техники. И уже не через десять, а через пять дней по всей стране начала раскручиваться информационная компания по поводу «злодеяния супругов Агеевых».
Е.Ф.Лахова с удовлетворением отметила, что «нас только тогда, когда появляется в средствах массовой информации тот или иной случай, начинают подталкивать к тем или иным действиям. Поэтому, когда журналисты занимаются таким расследованием, это помогает в последующем нам подталкивать актуальную тему при принятии поправок или законов». Её поддержал С.В.Колосков: «В Великобритании два подобных случая послужили примером коренной реформы законодательства». О том, как должно коренным образом меняться законодательство, становится понятно из слов О.Н.Костиной. Обращает на себя внимание начало её речи: «Я постараюсь коротко, потому что здесь аудитория профессиональная, все понимают друг друга с полуслова.
Первое. Нам надо как-то по-другому структурировать Комиссию по делам несовершеннолетних. Давайте все быстро об этом подумаем. Это должна быть понятная, четкая структура с полномочиями. Во всем мире все, что касается насилия над детьми, имеет чрезвычайные полномочия. Это ЧК, если хотите. В Соединенных Штатах даже без заявителя, если есть подтвержденный факт насилия над ребенком, приезжает прокуратура, соответствующие инстанции, забирает сначала....
Внимание! Сначала забирает ребенка из опасной ситуации, а потом начинает выяснять, что там было».
Налицо очередное противоречие. Сначала говорится о том, что ребёнок забирается при «подтвержденном факте насилия», а потом оказывается, что «сначала забирают», а потом «начинают выяснять». В данном случае, безусловно, мы имеем дело не только с непониманием сути проводимых мероприятий в тех же США, но и с безответственной фальсификацией принятых там норм права. Та же мысль прозвучала и в другом выступлении, что допустимо изъятие ребёнка из семьи в любом случае, если «возможно, существует вероятность угрозы» для него, такого в США, конечно же, нет, там в принципе нет действий, в основе которых лежит вероятность чего-то, нормы права в США абсолютно четкие и конкретные.
То есть, на общество посредством СМИ обрушивают поток шокирующих историй о «насилии над детьми», действительных или мнимых, и под этим предлогом осуществляют «коренную реформу законодательства», формируя репрессивные органы с чрезвычайными полномочиями. Это и есть то, что называется «ювенальная юстиция», хотя на деле это не имеет никакого отношение ни к юстиции, ни к заботе о детях. Одни называют это «ползучий государственный переворот», другие - «новое рабовладение».
Именно этот вал шокирующей и, на самом деле, недостоверной информации о случившемся в доме Агеевых привёл к тому, что «прокуратура проводит проверку по факту избиения Глеба, а расследование уголовного дела взял под личный контроль первый заместитель главы МВД генерал-полковник Михаил Суходольский».
31 марта 2009 года зам министра образования Московской области А.И.Котова без объяснения причин переводит детей, Глеба и Полину Агеевых в Морозовскую больницу. В московской квартире Агеевых проводится обыск, ищут орудия преступления (истязания Глеба), и, естественно, не находят.
С этого дня родители и дети друг друга больше не видели. Спустя всего одиннадцать дней после несчастного случая полностью разрушено четыре судьбы - родители остались без детей, а двое детей стали сиротами.
Среди разнузданной информационной вакханалии редким исключением стала публикация журналиста Бориса Клина в «Известиях». Он писал «о наглом беззаконии, о травле в СМИ несчастной семьи». По мнению журналиста, «само беззаконие было очевидным и вопиющим». Объективно и беспристрастно обо всей ситуации написал так же журнал «Батя».
Если «факт избиения» по которому возбуждено уголовное дело еще только предстоит (!) установить в суде, то факты разглашения медицинского диагноза, разглашения тайны усыновления, являющиеся в том числе и уголовными преступлениями - на самом деле очевидны, не говоря уже о попрании конституционного права на невмешательство в личную жизнь. Почему же никого, кроме «Известий», даже Общественную палату (!) это не волнует? И где соответствующее разбирательство и преследование «по факту»?
В апреле 2009 года в телевизионной передаче «Пусть говорят» был отснят положительный материал об Агеевых, причём на съёмочную группу оказывалось политическое давление. Во время проведения съёмок в студии была явная поддержка Антону, но это всё было вырезано при монтаже, и передача приобрела совершенно другой смысл.
17 апреля 2009 года Преображенский суд Москвы принял решение об отмене усыновления.
Накануне суда неустановленными лицами была передана информация о биологической матери Глеба в ту же «желтую» прессу, организована её встреча с ним в закрытом детском специализированном учереждении, организована их фотосъёмка, и осуществлена публикация в газете «Твой день».
Во время судебного процесса на территории самого суда (!) стояла группа женщин, державших плакаты с надписями: «Меня тошнит от лжи супругов Агеевых», «Я не верю супругам Агеевым», «Путин спаси детство! Верни смертную казнь, стерилизацию, кастрацию для урода! Церковь и власть вы виновны, ответите за замученных детей!» А ведь, между прочим, Законом запрещены митинги и пикеты около судов!
Суд справедливо указал в своем решении, что утверждение, что Агеев Глеб 20.03.2009г. был избит Агеевой Л.В., является всего лишь мнением следствия, лишь предположением, которое без вступившего в силу приговора суда нельзя считать мотивировкой для удовлетворения иска. В то же время суд удовлетворил иск опеки об отмене усыновления на основании «иных обстоятельств», в качестве которых было названо «отсутствие о детях должной заботы», которое проявлялось, по мнению суда в том, что детей «не поставили на педиаторный учет в поликлинику». И это несмотря на то, что Агеевы предоставили справки из платных медицинских учреждений, что посетили всех рекомендованных Домом ребенка специалистов, дети прошли санаторно-курортное лечение.
Интересно, к какой норме права относится вывод суда о том, «что в будущем детям будут подобраны другие родители, которые будут о них заботиться лучшим образом»?..
Нужно ли говорить, что до сих пор Агеевы каждую неделю привозят своим деткам гостинцы и подарки, не имея возможности даже посмотреть на них. Естественно, что кроме них, да еще работников приюта, эти дети так же, впрочем, как и остальные, чиновникам-то и не нужны. Впрочем, так же, как самим детям не нужны «чужие» родители, кроме мамы Ларисы и папы Антона, ставших им родными.
Уголовное дело «по факту нанесения неустановленным лицом побоев несовершеннолетнему Агееву Г. А.» «в связи с тем, что дело представляет повышенную сложность и большой общественный резонанс», переведено в СЧ ГУВД Московской области, где обычно рассматриваются особо важные дела, такие, как терроризм. Очевидно, на самом деле в силу «повышенной сложности» (как можно обвинить совершенно неповинных людей?) была сформирована аж целая следственная группа из 7 человек! Антон обвиняется по ст. 156 (Неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего) и ст. 125 УК РФ (Оставление в опасности), ему грозит до года тюрьмы. Лариса обвиняется по ст. 117 (Истязание), 112 (Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью) и 156 УК РФ. Ей грозит до тринадцати лет тюрьмы. Следствие даже запрашивало данные о смерти их взрослого сына, случившейся 10 лет назад, что бы и ее «притянуть» к делу.
Чем больше проходит времени, тем яснее становится абсурдность и преступность всего, происходящего вокруг семьи Агеевых.
Но, к сожалению, совершенно не исключена возможность, что причастные к этой истории должностные лица постараются для того, что бы оправдать самих себя, любой ценой добиться уголовного осуждения Антона и Ларисы.
А что происходит с детьми, Полиной и Глебом? По свидетельству сотрудников ДГКБ N1 «дети постоянно вспоминают родителей, просятся к ним», «Глеб и Полина по игрушечным телефонам звонили родителям и как будто с ними разговаривали. Дети родителей вспоминали на протяжении всего времени, пока находились в больнице, спрашивали, где мама и папа, что они делают. Дети просились домой».
Пережившие трагедию гибели старшего сына, Антон и Лариса второй раз потеряли маленьких Глеба и Полину, и потеряли, как они считают, «теперь уже по злобе людской». «С детишками нам видеться и общаться не дают. Но мы имеем возможность на сегодняшний день передавать им гостинцы, одежду, книги, игрушки. Воспитатели, социальные работники и даже охрана приюта нас знают, рассказывают нам о наших детках. Очень больно слышать о том, что Глеб и Поля тоскуют по своему родному дому, спрашивают, когда они поедут к папе и маме?»
Какой вывод можно сделать из всего случившегося?
Первый, бытовой вывод, сделал Борис Клин, журналист «Известий». «Совет тем, у кого есть дети, свои или приемные: бойтесь теперь любого синяка. Даже самого безобидного. Оказывается, временами они очень хорошо «продаются в теленовостях». Тогда от желающих посадить вас, а ребенка отправить в детдом отбоя не будет».
Всё «дело Агеевых» было раздуто на пустом месте исключительно с целью создания информационного повода, подтверждающего необходимость принятия ювенальных законов. Общественности стоит задуматься над тем, какой страшный Молох, называемый «ювенальная юстиция», пытаются водворить на нашей земле. Если для его установления потребовалась ритуальная жертва в виде абсолютно безо всяких оснований разбитой семьи Агеевых, то в будущем число его жертв будет неисчислимо.
Предотвратить «легализацию» любой клеветнической компании в СМИ и любого сфабрикованного дела возможно, если только всем миром опереться на общественное мнение недопустимости такого произвола.
Супруги Агеевы являются квалифицированными юристами, которые могут понимать сущность предъявляемых им обвинений, выстраивать защиту, составлять кассации, аппеляции и т. д. Их невиновность подтверждается большим числом задокументированных свидетельств и показаний. Но даже они оказались бессильны перед вставшей на их жизненном пути «стеной». А что ждёт простые и небогатые российские семьи, не знакомые с юридическими тонкостями?
Защищая семью Агеевых, добившись возвращения этих малышей в их семью, в семью любящих их и любимых родителей, мы защитим и свои гражданские и человеческие права, а, значит, и своих детей, свои семьи!
