Вопросы Достоевского. К 200-летию писателя

Величайший русский мыслитель Ф.М. Достоевский писал: «Здравый рассудок примолкает, как сирота, когда кончаются вопросы». Вопросы не заканчивались у него до последних дней самому себе и своим читателям, не только русским, а, пожалуй, и всему человечеству до сегодняшнего дня.

Как писал русский философ, Н.С. Арсеньева, Достоевский в еще большей мере «все-человечен», чем Л.Н. Толстой, так как он «забирает глубже». Прежде всего, мыслитель имеет в виду психологические тонкости творчества Достоевского, изображение различных психологических «курьезов»: душевной неуравновешенности, маниакальной истерии, приближающейся к психопатству. Те, кто стоял на прогрессистско-позитивистских позициях, называли Достоевского «больным гением», консерваторы считали его творчество слишком сложным. В русской эмигрантской среде часто скептически относились к Достоевскому. За рубежом считали, что романист открыл и описал темную и непонятную русскую душу, что Россия и ее народ загадочны и непознаваемы. «Этот же образ мог служить объяснением того, что происходило в Советском Союзе; поскольку русские, как считали за рубежом, больны, непостижимы, подвержены неконтролируемым переменам настроения, большевизм представляет собой нечто для них естественное и является их собственной виной» [3, c. 54].

Но видные мыслители и философы Русского Зарубежья подчеркивали значение Достоевского как критика современного мира, писателя, открывшего истинное предназначение человека на основе глубокого Православия. Этот аргумент выдвигался Н. Бердяевым и Л. Шестовым в философии, С. Булгаковым и Г.Флоровским в богословии, Н. Арсеньевым в литературно-эстетической критике.

Арсеньев подчеркивал христоцентристское мировоззрение Достоевского. Делая краткий обзор наиболее известных современных трактовок творчества Достоевского, он писал, что доктор Чиж, опубликовавший в журнале «Вопросы философии и психологии» статью, в которой насчитал 29 психопатов в произведениях Достоевского. Но Арсеньеву важно подчеркнуть «мастерство в изображении психопатизма» наряду с «мастерски проведенной сложностью фабулы и запутанностью интриги». Н.К. Михайловский называл писателя «жестоким талантом». Арсеньев приводит примеры восприятия Достоевского в разных «крикливо-эстетических» салонах, в среде «оргиастов» и символистов, где Достоевского принимали в «снобистической извращенности», в проповеди «кликушества и болезненного сладостратия» или называли «великим психологом» еще при жизни, на что Достоевский отвечал: «Я реалист, в глубоком значении этого слова». Арсеньев считает, что болезненность и взвинченность его героев уравновешивает «духовное мужество», «духовная напряженность» писателя. Он «виртуозно, гениально» пользуется изображаемыми им психологическими состояниями для своих творческих целей, для изображения «борьбы духа», «основоположных тайн жизни». Для Арсеньева Достоевский – «мастер», «творческий гений» и «мыслитель с силой и мужеством умственного созерцания, которому не найти равного» [1, c. 227]. Две основные черты «творческого гения» выделяет Арсеньев в философском видении Достоевского: во-первых, «реализм в смысле созерцания духовных реальностей», а во-вторых, «бесстрашное мужество мысли». Герои Достоевского - «экстракт», «конденсация типических черт», «потенцированная сгущенная правда», «возможности», глубины, «где Бог борется с дьяволом».

Н. Бердяев указывал на огромное значение для Достоевского проблемы свободы, В.С. Гроссман выделял вопрос о взаимоотношении между личностью и обществом (коллективом). Арсеньев же считает, что ни свобода личности, ни взаимоотношения между личностью обществом, ни духовные судьбы русского народа не являются центральной темой творческих исканий и созерцаний писателя, а решающая тема у него только одна: вопрос о существовании Бога. Достоевский своим мировоззрением оказался внутренне связан со славянофилами, которые ощущали свое дело не только как глубоко-национальное, русское, но также как всемирное. Об этом говорит, например, А.С. Хомяков в письме Ю.Ф. Самарину: «Мы должны знать, что никто из нас не доживет до урожая и что наша духовная, даже монашеская работа вспахивания, посева и прополки является не только русской, а всемирной работой». Эту всемирную работу продолжил Достоевский. Корни мировоззрения писателя, как и у славянофилов, в русском народе, он, как и его народ, «тоскует по успокоению, озарению, по тому, что свято, чему хотел бы преклоняться“. И Достоевский приходит к «уравновешенности, к умственной зрелости, к спокойно-достойному, мягкому соблюдению меры и одухотворению», так как это есть «у нас в аскетической традиции церкви», и в «народной душе». Такие герои Достоевского, как «спокойно-мягкий и умеренный» старый странник, Макар Иванович в «Подростке», старец Зосима, «так живо, так верно написаны», что их простые и возвышенные образы, волнующие «другой чрезмерностью», являются примером самоотверженной, отдающей, смиренной любви. «Любовное смирение - это огромная сила». «Эти слова старца Зосимы высвечивают из личности самого Достоевского» [1, c. 228]. Отмечая одностороннюю ироничность, несправедливость отношения Достоевского к другим народам, Арсеньев находит объяснение ей в «горячей любви этой сильной личности к своему народу и к его отечеству». Но его завещание – «известная захватывающая Пушкинская речь», которую он держал за полгода до своей смерти, полностью «пронизана большой всемирной точкой зрения о взаимопонимании народов». Высокое предназначение своего народа он видит в том, чтобы «вызывать это взаимопонимание, принимать души других народов братски. Эта всемирная, всечеловеческая широта духа» - особенность гения Пушкина, как явления «пророческого». То же можно сказать и о Достоевском. Его миссия, его предназначение – «пророческое» [4, s. 48].

Арсеньев в речи «Внутренний смысл творчества Достоевского», произнесенной в Кракове 15 марта 1931 года [2, c. 82] выделил три темы в творчестве и мировоззрении писателя.

Первая – это отношения западников и славянофилов и отношения русской народной жизни к Западу. Отмечая ряд колебаний Достоевского в сторону национализма, он останавливается на понимании писателем вопроса, что такое истинный русский и в чем его призвание? Ответом явились слова Версилова из «Подростка», о том, что «истинный русский и есть истинный европеец», а призвание русского человека и русской культуры в духовном «сроднении со всем лучшим, самым ценным, что есть в западной культуре». Призвание русского человека берется под углом «вселенскости, христианского универсализма». «Хомяковское учение о вселенскости жизни церкви и о призвании русского народа быть глашатаем этого братского вселенского единения силою духа Божия прорывается в речи Достоевского» [2, c. 83].

И хотя, по мнению Арсеньева, тут много утопизма и идеализации, Достоевский стремится во всяком случае к преодолению розни и борьбы направлений в высшем синтезе. Но эта роль вселенского служения возможна лишь тогда, когда в душе русского народа победит светлое начало над темным.

Проблема глубокого дуализма в русской душе - это еще одна тема, которую выделяет Арсеньев в творчестве Достоевского. Дикости, разнузданной карамазовщине противопоставляется жажда святости, преодоление темного начала силою перерождающей любви. «Преодоление злого, бесовского хаоса высшим, исцеляющим, просветляющим началом – силою Христовой – вот что предстает пытливому взору Достоевского, когда он думает о будущих – может быть – трагических судьбах народа в «Бесах». Исцеленный от бесов больной – наша Россия – поясняет Степан Трофимович, «сядет у ног Иисусовых... и будут глядеть с изумлением…» Это преодоление темного начала светлым в душе народа возможно лишь силою свыше» [2, c. 85].

И третья тема, «самая мировая», которая господствует над всем, - вопрос о зле в мире. Можно ли с этим злом совместить веру в Бога, можно ли вообще верить в Бога? Этот вопрос мучил всю жизнь Достоевского и его героев. Голос писателя звучал «от имени страдающего человечества к Богу» и требовал ответа и правды. По мнению Арсеньева, Достоевский находит ответ «в тайне Креста». Бог открывается не только в гармонии и грядущей славе, но «Он снизошел в глубину страдания. Крест Христов есть ответ на проблему зла и страдания мира. Об этой реальности свидетельствовал и Достоевский» [2, c.31].

Список литературы

1. Арсеньев Н. С. Из русской культурной и творческой традиции. - Франкфурт-на-Майне: издательство Посев, 1959
2. Арсеньев Н.С. Из жизни духа. – Варшава, 1935
3. Никоненко В.С. Художественная литература в философском творчестве В.С. Соловьёва. // Минувшее и непреходящее в жизни и творчестве В.С. Соловьёва. Материалы международной конференции 14-15 февраля 2003 г. Серия “Symposium”, выпуск 32. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2003, с. .358-365
4. Соловьёв В.С. Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1988