Парижские события 7 января 2015 г. вызвали большой резонанс на Западе. В Нидерландах убийство сотрудников журнала «Чарли Гебдо» заставило многих вспомнить об убийстве в 2004 г. публициста и режиссёра Тео ван Гога, который был известен своим критическим отношением к исламу. Поэтому нападение на «Чарли Гебдо» оценивалось как «Тео ван Гог х 12».
Преступление в Париже было воспринято, во всяком случае преподносилось, как атака на основы западной цивилизации. Но почему такую реакцию вызвало убийство не мыслителей, а юмористов? Почему фундаментом западной цивилизации оказалось не религиозное или философское учение, а сатира?
На самом деле современный Запад не признаёт верховенства какой-либо идеи. И наоборот, значение сатиры объясняется как раз тем, что она ставит под вопрос ценность любой идеи. Сатира показывает слабые или нелицеприятные стороны идей и их носителей. И таким образом помогает развитию критического отношения к авторитетам - политическим, духовным, моральным. А критическое отношение к авторитетам, в свою очередь, является двигателем развития общественной мысли.
Для того чтобы сатира могла успешно выполнять свою задачу по развенчанию авторитетов, она должна быть свободной от любых ограничений. Нет и не может быть тем и персоналий, которые сатира не имела бы право затрагивать. Но, помимо этого, нет и таких общественных приличий или хотя бы соображений вкуса, которые могли бы служить преградой для сатиры. Поэтому западное, и особенно голландское представление о сатире обязательно включает в себя право на оскорбление. Право, которое его апологеты готовы защищать с пеной у рта.
Показателем может служить история с ежегодным королевским Рождественским посланием 2006 г. Тогдашняя голландская королева Беатрикс в своём послании заявила, что право на оскорбление не существует. Общество должно опираться не только на юридические нормы, в числе которых - свобода слова, но и на моральные принципы. Свободное общество подразумевает уважительное отношение к чужим мнениям и, в частности, к чувствам верующих.
Голландская пресса единодушно осудила это выступление как покушение на свободу слова. Соглашаясь в принципе с необходимостью уважения к инакомыслящим, вместе с тем говорилось о том каждый решает за себя, кого и что он уважает. Ставить заранее условия для участия в общественной жизни, например, условия обязательного уважения к мыслям и чувствам других участников, это первый шаг к диктатуре.
Возможно, королеву на её выступление подвигла в том числе и деятельность покойного к тому времени Тео ван Гога. Как уже говорилось, Ван Гог прослыл ярым и бесстрашным критиком ислама. Однако на самом деле его критика не носила содержательного характера. Ван Гог не признавал никаких ограничений на свободу (своего) слова. Фирменным его стилем были грубость и хамство, о ком и о чём бы ни шла речь. И его бескомпромиссная и принципиальная критика ислама тоже, по большому счёту, не выходила за рамки крайне грубых выпадов против мусульман.
Поэтому убийство Ван Гога вызвало неоднозначные отзывы. Одни провозгласили его, не много ни мало, мучеником за свободу слова. Другие говорили, что это слишком много чести. Ведь покойник в своих публикациях нередко преследовал лишь одну цель: оскорбить своего оппонента, да как можно сильнее. Такая точка зрения, в свою очередь, вызывала упрёк в вольном или невольном оправдании убийства.
Спустя десяток лет голландские комментаторы смогли с радостью убедиться в том, что за это время произошёл значительный прогресс. В 2015 г. уже практически никто не осмелился говорить «Я убийство осуждаю, но...». Опять же практически никто не решился указать на зачастую откровенно глумливый и даже кощунственный характер многих карикатур, напечатанных в «Чарли Гебдо». Примечательно, что никто в эти дни не вспомнил и том королевском выступлении с его призывом уважать чувства верующих.
Итак, события 7 января 2015 г. и общественная реакция на них ещё раз подтвердили, что свобода слова является высшей ценностью западного общества. А сатира - высшее проявление этой свободы. Однако поскольку суть сатиры заключается только в критике всего и вся, но не в формулировке положительной программы, то получается, что в конечном счёте речь идёт о свободе без содержания. Действительно, свободу слова на Западе полагается как ценность исключительно саму по себе, безотносительно того какая мысль этим словом выражается. Или даже не выражается. Скажем, реклама или светские сплетни на полном серьёзе тоже объявляются проявлением свободы слова. Таким образом, оказывается что за высшей ценностью современного западного мира на практике скрывается, в сущности, пустота.
На самом деле иначе и быть не может. Не говоря уже о том, что любая попытка дать определение защищаемому свободой слова так или иначе подразумевает хотя бы некоторое его ограничение. Гораздо более существенным обстоятельством является отказ Запада от понятия «абсолютная истина». На современном Западе истина определяется исключительно математическим большинством, будь то на выборах или на парламентских голосованиях, или хотя бы во время опросов общественного мнения.
Но если нет абсолютной истины, то нет и такого слова, которое могло бы эту истину выразить. Следовательно, все слова имеют одинаковую ценность. Или, что в сущности одно и то же, все слова в одинаковой степени лишены ценности.
Очевидно, именно этим объясняется снисходительное отношение, особенно в Нидерландах, к даже самым грубым или пошлым видам сатиры. И если, с одной стороны, провозглашается право на оскорбление, то, с другой стороны, доказывается, что на самом деле сатира по определению не может никого обидеть. Ведь всё это «всего лишь слова».
Однако есть несколько исключений, когда вдруг оказывается что слово всё-таки больше чем «всего лишь просто слово». Например, табуированной темой является Холокост. Однако главным в настоящий момент исключением из правила, гласящего, что слова безвредны, это, безусловно, тема мультикультурализма, и в частности, исламский вопрос. После атаки на «Чарли Гебдо» многих комментаторов очень беспокоило, как бы случившееся не оказалось бы на руку «правым экстремистам». В правые же экстремисты, или в исламофобы, может быть записан любой критик мультикультурализма.
Налицо явный парадокс. Отзываться о пророке Магомете или о мусульманах в самых оскорбительных выражениях под видом сатиры можно, потому что это всего лишь слова. Выступать с аргументированной критикой в адрес тех же мусульман - это (потенциально) правый экстремизм, хотя и в этом случае речь идёт всего лишь о словах.
Объяснение такой странности, похоже, следует искать в том обстоятельстве, что Западу нечего противопоставить исламу. Ислам не только претендует на обладание абсолютной истиной, но и видит свою задачу в том, чтобы распространить эту истину по всему миру. Запад не просто отрицает существование абсолютной истины как таковой - следствием этого отрицания является отсутствие твёрдой воли и решительности в отстаивании своих ценностей при столкновении с убеждённым противником. Лозунг ислама - «Священная война». Лозунг Запада, по крайней мере, европейской его части, и в частности Нидерландов - «Ребята, давайте жить дружно».
Говорить об исламской проблеме - означает нарушить желаемый общественный покой. Если ислам - проблема (а тем более враг), то с ним надо что-то делать. Может быть, даже вести борьбу. А на борьбу у Запада не хватает внутренней убеждённости. Не хватает воли. Остаётся одно: объявлять возмутителей спокойствия «правыми экстремистами».
Однако у многих европейцев присутствие ислама в их странах вызывает недовольство, а то и тревогу. И если эти настроения нежелательно делать предметом публичного открытого обсуждения, то на помощь приходит сатира, которая, не затрагивая сути проблемы, даёт выход скапливающемуся чувству недовольства.
Некоторые комментаторы после дела «Чарли Гебдо» сравнивали роль сатиры с шутами при средневековых дворах. Шутам, как известно, разрешалось говорить правду, невзирая на лица, даже и самому королю. А в современном мире таким выразителем правды является сатира. Авторы такого сравнения, кажется, не подозревают насколько оно на самом деле верно. Сколько шуты не шутили, в глазах своих подданных король всё равно оставался помазанником Божьим. Сколько бы сатирики вроде Теа ван Гог или Чарли Гебдо не измывались над исламом, мултикультурализм остаётся священной коровой современного Запада.
