Линия фронта

Источник: газета ЗАВТРА

Уважаемые читатели, поскольку Украина нынче находится под оккупацией холуёв международного иудео-англосаксонского мира, то оглашать имена своих товарищей и знакомых я не стану. По вполне понятным причинам. К примеру, Виктор Феофанович Шестаков попал на 15 лет. И все мы понимаем, что с украми шутки плохи. Поэтому называю фамилии только тех, кого уже нет в живых, и до кого руки укропов уже не дотянутся. В предложенных вашему вниманию материалах не будет глубокого анализа ситуации с русскими организациями Украины. Я просто расскажу о том, как многое виделось тогда из Николаева. Взгляд сугубо субъективный.

Николаев постсоветский

С деятельностью «Русского Движения Украины» познакомился в начале 1998 года. Собственно самой общественной организации с таким названием тогда ещё не было, но с людьми, разделявшими соответствующие взгляды, соприкоснулся именно тогда.

А тогда, с 1998 года начинал свою деятельность в качестве общественника, а позже и политика, поскольку ранее этот способ восприятия реалий материального мира меня мало интересовал.

В 90-е я учился в кораблестроительном институте, позже ставшем Университетом.

Всегда подрабатывал, иногда одновременно в двух, а то и трёх местах.

Например, в 94-96 гг. одновременно и на полставки бутафором в Театре Кукол, и на полставки фотокорреспондентом областной молодёжки числился (поскольку не было штатной единицы компьютерного верстальщика), заодно учился писать статейки про культурные мероприятия; ну, и ночным сторожем в школе.

К 1996 году я кое-как получил диплом – больше не для себя, а для родителей, которым в своё время немало крови попортил, бросив достаточно престижное Высшее Военно-морское училище Радиоэлектроники им. Попова и отправившись защищать рубежи разваливающегося Отечества в Заполярье. Сегодня я жалею об этом. Но не потому, что не суждено мне стало стать морским офицером, вряд ли стал бы им, учитывая анархический свой характер, нет, по иной причине.

В училище поступил в 1987-м, а с Северного Флота демобилизовался в конце 1990-го.

Что это значит?

Это значит то, что вся кульминация перестройки/гласности прошла мимо меня.

И я, окончив школу, уезжал в Питер из советской Украины, а вернулся совсем в другое общество. В мир челночной торговли в Румынии и Польше, мир «решал» и внезапно богатевших персонажей. Впрочем, объективности ради, отмечу, на территориях б.УССР стрельбы – как в бандитском Петербурге и столицы, стремительно превращавшейся в то, во что она в конце концов превратилась, у нас не было.

На Украине тогда сложился уникальный микроклимат, когда ценности советские сочетались с ценностями как рыночными, так и ино-идеологическими: относительно мирно сосуществовали в одном подъезде жилого дома как украинские националисты, так и российские шовинисты, как либералы, так и коммунисты.

В России было не так, а на Украину большие страдания тогда не пришли, что, возможно и сделало её жителей настолько расслабленными, недальновидными и, в конечно итоге, ослеплёнными своей собственной исключительностью, что они прохлопали предпосылки Большой Трагедии, которая разворачивается у всего мира перед глазами.

Но, особо повторю, тогда, в начале 1990-х было относительно благополучно. Ещё не была убита социалка, не было никаких «шоковых терапий», люди продолжали жить более-менее по-советски, что не мешало, впрочем, увлекаться рыночными отношениями всем тем, кому предпринимательские таланты позволяли это. В культурной сфере собственно советская наднациональная культура постепенно заменялась как вышиванками, так и мундирами белогвардейскими. Но вышиванки были, ясное дело, новой державы предпочтительнее.

Например, идеалы Русского рока постепенно, но настойчиво высмеивались, неокомсомольцы украинского мягкого госнационализма прямым текстом заявляли, что песни нужно петь на мове. В крайнем случае – на инглише. Иначе – никаких шансов. Петь по-украински было, конечно, очень рокенролльно, особенно в русской среде, где это почиталось запредельной степенью юродства.

Или запредельным прогибом.

Творческая жизнь стала для многих убежищем от рыночной действительности, тем паче, как уже упоминалось, у нас на Юге Украины была настоящая толерантность в национальном и политическом смысле слова, а советское воспитание способствовало тому, что рынок пока ещё знал своё место и не мог истреблять всё так беспощадно, как он истреблял в б.РСФСР.

Во всяком случае, я помню один невероятно яркий эпизод, показывающий принципиальное отличие менталитета украинских граждан той поры от менталитета москвичей.

В начале 1990-х годов, устав от социальной рок-музыки, и не прельстившись навязываемой тогда в «приличном обществе» эстетикой «индепендент», многие ребята из нашего круга увлеклись фольклором, неофолком и псевдофолком. Этим тогда многие сверхзнаменитости занимались – тот же Питер Гэбриэл. Я входил в тот круг, где как раз соединялись увлечения экспериментальной музыкой и народной. Безусловными любимцами, объектом обожания и подражания был австралийский дуэт «Dead Can Dance». Интернета, как мы помним, тогда ещё не было, но на Украине в магазинах можно было купить задёшево очень приличные пластинки достаточно продвинутой музыки, которые по лицензии производились, кажется, в Литве.

Короче говоря, решил я снять видеоклип на музыку этой группы, а приятель-телеоператор прямо-таки влюбился в девушку, исполнявшую стилизованный под нечто «ориентальное» танец. Конечно, никаких «танцев живота» и прочего тогда и в помине не было, этим делом занимались наши подруги юности, отчалившие в Грецию и Турцию. А тут было именно творчество. Достаточно, кстати, целомудренное.

Съёмки производили на сцене Русского Драматического театра, ребята-осветители совершенно на энтузиазме помогали. И т.д. и т.п.. В Драматическом театре я провёл лето 1994 года, но потом, когда выяснилось, что у меня нет корочки о художественном образовании и я не могу работать на ставке художника, директор Театра, Николай Кравченко, будучи подлинным покровителем юных талантов, устроил меня в Театр Кукол. Там я и работал на полставки на протяжении последних курсов учёбы.

Когда о съёмках видеоклипа узнали москвичи из числа близких к эстраде, то это было целым событием.

Это сегодня тик-токеры снимают достаточно сносные ролики на свои смартфоны, а тогда съёмки были целым событием в культурной жизни даже такого продвинутого города, каким был Николаев. Киевляне с москвичами не могли поверить в то, что я никакой не клипмэйкер с бюджетом, а просто захотелось сделать нечто для души, а все затраты составили десять долларов США – на них был куплен веер, с которым танцевала барышня.

Или ещё. Совершенно запросто можно было попросить автобус! музыкальную аппаратуру (колонки, усилки, микрофоны)! и помещение клуба. Чтобы провести там культурное мероприятие, например, концерт психоделической группы «Лампа». Во время концерта киномеханик пустил на экран мультфильмы без звука, которые волшебным образом сочетались с чарующими звуками странных завораживающих песен. Да, я использовал слово «волшебные и чарующие» не ради красного словца, было там что-то и от искушения, и от гипнотичности.

Но речь не об этом.

Речь о том, какая атмосфера царила в промышленных городах украинского Причерноморья. Городах Новороссии.

К нам, кстати, приезжали посланцы от украинских националистов настоящих, не бюджетных. Это был «Смолоскип», издательство, эмиссары которого ездили по Восточной Украине и впитывали тех, кто представлял собою какой-никакой интерес и, ясное дело, готов был постепенно становится свидомым украинцем. К нам зачастили трое: Андрей Кокотюха, который разговаривал со сцены по-русски, чтобы совсем уж не отпугивать «схиднякив», молчаливый Максим Розумный, который искал тех, кто хотел бы и мог бы пополнить ряды национал-либералов, а третьим в их компании были самые разные творцы. Это мог быть и серьёзный молчаливый почвенник-западенец Иван, и пьянчуги из львовского или киевского украиноязычного андерграунда, либо Сергий Жадан из Харькова. Который имел глупость как-то признаться, что сочиняет стихи со словарём, поскольку ему не хватает знания лексики украинской мовы.

Мы тогда издавали самиздатовский журнал «Белый Ярлык» и были рады тому, что и на нас обратили внимание люди, занимающиеся темой. Журнал назывался неслучайно именно так, поскольку мы декларировали полную политическую и какую бы то ни было идейную ангажированность. Один из отцов-основателей вообще во времена перестроечный был одним из трёх николаевских официальных анархистов, другой заработал себе денег, а теперь пожелал заняться чем-то для души.

В общем, киевские работники идеологического отдела нас заметили, и даже пригласили в Ирпень (это такой киевский аналог Переделкино). Один из наших ребят, учившийся в своё время в Киеве и прекрасно знавший тамошнюю среду, буквально примчался ко мне, пытаясь вразумить, объясняя: что за силы стоят за этим «Смолоскыпом». Но нам было всё ни по чём, какие-то там бандеровцы в то время воспринимались как некие сказочные злодеи из давно минувшего времени.

На фесте в Ирпени мы познакомились как с достаточно продвинутыми деятелями украинской культуры, так и с точно такими же ребятами Юго-Востока, которые выросли на Булгакове и Гребенщикове*. Политика нас не интересовала тогда, «Рух» воспринимался как некая национальная разновидность антикоммунизма. Никакой ненависти к коммунистам у нас не было и быть не могло, ведь у многих из нас многие из родных были членами КПСС, а мой дедушка даже остался в КПУ, не порывая со своим прошлым. Конечно, смеялись в юности над комсомольцами, особенно над теми, которые были явными лицемерами, но это всё было лет 10 назад, ещё до перестройки, а теперь уже всё давно перестраивалось и мы познакомились с теми, у кого были свои планы перестраивания.

Надо признаться, в Николаеве нам помогали тогда именно украинские националистические деятели, хотя мы и не были совершенно национально свидомыми. Руховцы давали фойе помещения своей партийной организации под художественные выставки, поскольку официальный салон Союза Художников был, разумеется, закрыт для неформалов.

Повторяю, украинскую идеологию никто из нас, жителей абсолютно русскокультурного города всерьёз не воспринимал. А идейные националисты придумали тогда для нас нишу: «русскоязычные украинские творцы».

Между тем, летом 1997 я пережил серьёзный кризис и решил полностью порвать с околобогемной тусовкой. Господь сподобил случиться нескольким вещам, ставших тем стимулом, который подтолкнул меня назад в Церковь. У меня был уже опыт воцерковления за несколько лет до того. Ребята из околомузыкальной тусовки привели меня к батюшке, которому удалось создать довольно интересный приход, в основном из представителей официальной художественной и научно-гуманитарной элиты, а также нас, неформалов. (Речь о покойном о.Михаиле Шполянском. Один из сыновей которого после 2014 стал активистом-«жидобандеровцем»). Приходская жизнь была интересной и насыщенной. Это было нечто, видимо, похожее на то, что делал о.Георгий Кочетков в столицах. Доводилось встречаться и с людьми из Русского Зарубежья, и с Аверинцевым, не говоря уже о знаменитостях местного калибра.

Но там я не задержался долго, ибо либерализм – при всех его несомненных достоинствах – содержит в себе вирус недисциплины. а это губительно для неокрепших душ. Либералом можно быть только тому, кто силён, чей стержень достаточно крепок, чтобы прогибаться под изменчивые искушения.

Теперь же я по милости Божией попал как раз на приход, где царил диаметрально противоположный настрой. Моим духовным наставником стал очень аскетичный батюшка, выпускник консерватории, убеждённый русский монархист.

Тогда же меня «подобрал» один бывший однокашник, который теперь работал в Горисполкоме помощником депутата Горсовета, и они занимались продвижением темы «Муниципальной инициативы». Всё это было для меня совершенно новым, но они меня знали как человека творческого, по мероприятиям былых времён, и, как потом я понял, наделялись, что я смогу обеспечить им если и не сторонников, то, во всяком случае, массовку. Ведь приближались местные выборы.

По случаю выборов меня пригласили подработать, изготавливая агитационную продукцию на ризографе, благо, у меня к тому времени уже был опыт компьютерной вёрстки, т.к. помимо работы в Театре Кукол я ещё числился фотокорреспондентом областной газеты «Молодь Миколаївщини». Но был вовсе не фотокорреспондентом, а обозревателем культурной жизни областного центра, а также помощником верстальщика. Штабом предвыборным стал большой офис одной конторы, существовавшей на зарубежные гранты.

После окончания выборов меня решили оставить в команде, тем более, что я оказался не богемщиком-неформалом, а человеком, который к тому времени уже стал себя осознанно отождествлять с Русским Миром.

Центр Социально-Экономического Развития Украинского Причерноморья

В конторе, которая существовала на гранты USAID, а никто, кроме Сороса, тогда гранты не давал, царил дух подлинного плюрализма.

Были среди нас, конечно же, искренние национал-демократы, но это не была пресловутая «демшиза», заполонившая тогда все московские центральные СМИ. Были украинствующие, но весьма умеренно. Помню, должен был посетить нашу контору В.М.Пензенек, так у руководителей отделов – у условного национал-демократа и у прорусского демократа Виталия Юрьевича Зузы (в перестройку возглавлявшего отделение недолговечной реинкарнации «Конституционно-Демократической партии») произошла пикировка насчёт составления программы встречи: Зуза был категорически против того, чтобы идти в филаретовскую церковь, сказал, что ни он, ни наш отдел не перешагнёт и порога раскольнического храма, а руководитель организации, придерживавшийся либерально-демократических взглядов, сказал, что пойдём в храм той конфессии, к которой принадлежит высокий гость. К счастью, вице-премьер оказался униатом, и ни в какие храмы его вести не пришлось.

С этим приездом увязан курьёз. Контора наша находилось в частном доме в центре города, имелся свой небольшой садик, отгороженный забором из песчаника от большого двора сталинской многоэтажки.

Чтобы не ударить в грязь лицом, наш руководитель пригласил камерный квартет, который играл в саду, пока местные политики тусовались с высоким гостем. Звук квартета привлёк внимание соседских мальчишек. Они забрались на забор и тщетно пытались выяснить у нас: «Кого здесь хоронят?»

Итак, были у нас в Центре Социально-Экономического Развития Украинского Причерноморья и умеренные украинские национал-демократы, чья линия колебалась согласно генеральной линии киевского руководства, были романтические украинские националисты (не оголтелые), были классические либерал-демократы, но были и романтические русские имперцы. Виталий Зуза – на правах личного друга начальника нашей конторы (всё время колебавшегося между национал-демократией и либерал-демократией) любил эпатировать сотрудников, громогласно утверждая, что Николаев является «русской территорией, временно оккупированной Украиной». Но всех нас объединяла любовь к родному городу, многие были членами межфракционного объединения «Муниципальная инициатива». Впрочем, несмотря на браваду, многие уже тогда прекрасно понимали, что «Украина в Николаеве – это всерьёз и надолго».

В русском городе не было никаких серьёзных русских организаций. Уже позже стали появляться какие-то филиалы крымских объединений, но всё это было не то. На одно из мероприятий, проходивших в Донецке, прихватили и меня, как человека, представлявшего "русскую молодёжь Николаева". Был я в то время исключительно заполитизированым. Как и положено любому неофиту, я в то время отдался Русской теме целиком и полностью.

У нас в конторе был интернет. Сегодня трудно понять, что это такое, но тогда это было настоящее чудо. Российское телевидение начали неуклонно гасить ещё в 1996-м, когда вместо ОРТ запустили "Интер", причём общественно-политический блок монтировался в Киеве. Впрочем, телевизор я давно уже не смотрел, и для многих моих товарищей что ОРТ, что "Интер" было имитацией России, Настоящая Россия была для нас тогда не в говорящих головах "ельцинской Москвы", а в статьях Душенова, книгах Сергея Кара-Мурзы, о.Андрея Кураева*, а также конспирологов: Воробьевского, Назарова, Дугина и даже оголтелого Климова. (Я говорю о николаевских активистах Русского Мира).

Поскольку наш печатный отдел как бы принадлежал всем остальным отделам, но особым грантом не финансировался, то мы, четверо сотрудников «Издательского отдела», занимались делами хозяйственными, в том числе несли попеременно ночные дежурства в конторе.

Вот это время и использовалось для того, чтобы используя казённый интернет и казённые же принтеры, распечатывать всяческую подрывную литературу. У меня «лист закладок» был весьма скромным, но я относился к «ядерной аудитории», ибо сидел на каждом из сайтов часа по 2-3. Это была «Русская Линия», тогда ещё не «Народная», а православная монархическая; Форум диакона о.Андрея Кураева, (где у меня был учётный номер 464, т.е. был я практически у истоков); и, наконец, «Арктогея» Дугина. Точнее, там было два портала дугинщины, но названия второго не припомню.

И вот тщательнейшим образом порывшись/пообщавшись, я старался к утру сформировать небольшой дайджест, который бы содержал материалы по сравнительному богословию, изложенные так, как надо, без схоластического плетения словес; материалы по православному взгляду на события как современности, так и истории; а также материалы конспирологического характера. Дугин тогда воспринимался как «Воробьевский для продвинутых».

Коллеги были в курсе, что я распространяю «подрывную литературу», но поскольку все были демократами и бывшими диссидентами, то свобода слова у нас не пресекалась.

Однако же сам я к тому времени убедился в том, что украинские националисты не столько любят Украину, сколько ненавидят Россию, поэтому благодушия по отношению к украинизаторам у меня резко поубавилось.

И с распространением их идей в родном городе нужно было начинать что-то делать системно.

Русское Движение Украины

К своему стыду я ничего не запомнил о том Съезде Русской Молодёжи Украины, который проходил в Донецке. Запомнился только Кирилл Фролов, который приехал нас подбадривать и уговаривать становиться православными, а также невероятно дешёвые большие пироги и котлеты, которые нужно было купить на станции Ясиноватая. Именно об этом мне настоятельно рекомендовали знающие люди.

Конечно, те речи, которые Кирилл говаривал русской молодёжи Украины были по большей мере непонятны многим, теперь я это уже понимаю хорошо, поскольку чтобы понять логику его рассуждений, нужно было быть не только верующими православиными, но ещё и обладать целостным мировоззрением. А где его взять?

Взять это целостное мировоззрение было неоткуда, его и сегодня нет, и не предвидится.

Только реакции.

Только ситуационные варианты «дружб против».

Созидательной идеи не было.

Но если призывы «остановить украинизацию» ещё были как-то понятны, то призывы «сплотиться против папы Римского» были никому из русской молодёжи Украины не понятны.

Точно так же, как никому из молодёжи украинской не были понятны призывы «сплотиться против украинизации». Ибо эта самая – тогда ещё мягкая – украинизация воспринималась просто как нечто, закономерно приходящее на смену советской денационализации.

Ведь советский проект – при всей том хорошем, что он содержал (как показало время) – оказался абсолютно бессилен перед любыми формами национального объединения кого бы то ни было.

И если у украинских националистов был простой и действенный план, простые и работающие механизмы возрождения ядра и ассимиляции тех, кто готов бвл воспринять новую/старую идентичность, то у нас, русских, ничего этого тогда не было.

Ничего этого нет, и не предвидится и до сих пор.

Потом в Николаев стали заезжать представители различных прорусских организаций различного ранга. Самым солидным из которых оказался Олег Юрьевич Лютиков.

Мы встретились в открытом кафе на бульваре им. Макарова. Олег Юрьевич не мог не подкупить своей глубокой даже не интеллигентностью, а, пожалуй, аристократичностью. Такие люди, как покойный Лютиков, несомненно, могли бы возродить Российскую империю. Но, видимо, не достойны мы стать подданными Российской империи. Во всяком случае, пока.

Что уж говорить о предпоследних годах прошлого тысячелетия.

Олег Юрьевич был сподвижником Александра Григорьевича Свистунова, предпринимателя из Львова, человек неутомимой энергии.

Свистунов собрал вокруг себя предпринимателей, которым претила украинизация, поскольку – полагаю – они в украинизации видели какую-то деградацию.

Полагаю, это было роковой ошибкой людей, закладывавших фундамент наиболее крупной Русской партии Украины.

Это в Белоруссии люди воспринимали свою «траскавицу» как маркер деревенскости, полагая, что в деревнях говорят «по-тутэшнему», а в городах – по-русски или по-польски. То есть там Русский язык был одним из символов образованности, успешности, а народная молвь – совсем наоборот. Полагаю, повторюсь, что люди круга А.Г.Свистунова мыслили примерно так же. Во всяком случае у меня сложилось именно такое впечатление о мировосприятии нашего шефа и спонсора после нескольких разговоров в узком кругу.

Между тем, на Украине было всё не так, как в Белоруссии.

На Украине мова была одним из необходимых инструментов национал-инженерии.

И то, что львовяне недооценили этот момент… А, впрочем, что говорить о львовянах, если этот момент – совершенно очевидный для любого патриота-пользователя интернетом, т.е. уже знакомым с кое-какими азами идеологической работы – этот момент игнорировался профессиональными «жирафами». Которым, как известно, «виднее».

Итак, А.Г. Свистунов создал некое неформальное содружество львовских русскоговорящих предпринимателей. Первоначально это содружество было создано для ведения коммерческих операция «среди своих», плюс отработка схем выхода в РФ по линии бизнеса. Затем образовался нечто, вроде Русского клуба, сформировался островок русского аристократизма в городе, ставшем олицетворением «Украинского Пьемонта».

Но если наши вожди тогда смеялись над украинскими националистами, которые косплеят, т.е. играют в хуторян, облачаясь в вышиванки, то в кого играли мы сами?

Ещё раз повторяю: в 1998 году на Юго-Востоке б.УССР атмосфера была всё ещё достаточно благоприятна для формирования политической реальной партии. Но ведь теперь мы понимаем, что политическая партия – это инструмент ознакомления населения с некой политикой. С политикой, которую намерена проводить некая сила.

Какая сила?

Какую политику?

Молодёжное крыло «Муниципальной инициативы»

В самом начале этого рассказа я оговорился, что постараюсь избегать от выводов космического масштаба и космической же… да, её самой, но ограничусь исключительно воспоминаниями о том, непосредственным участником чего был, а также размышлениями субъективного характера.

В 1998 году я продолжал работать в Центре Социально-Экономического развития Украинского Причерноморья. Когда к нам приезжали политологи или экономисты, наш руководитель меня уважительно представлял в качестве «эксперта по конфессиональной проблематике», но на самом деле в бухгалтерской отчётности числился я кем-то из разряда дворников и сторожей.

Но дело мы пытались делать. Наш командир, покойный ныне Виталий Юрьевич Зуза, николаевец со знаком качества, убедил руководство организовать молодёжный отдел «Муниципальной инициативы». На самом деле мы пытались обрабатывать ребят идеями антиглобализма и различных альтернатив. Конечно, до радикального ЗОЖа дело не дошло, но насчёт идей «Москвы – Третьего Рима» разговаривали много и долго. Ребята занимались у нас толковые – прямо через дорогу от нашего домика-офиса располагалась элитная школа с усиленным изучением английского языка, поэтому родители одарённых чад в принципе не имели ничего против того, чтобы чада ещё и общались с молодыми политиками.

Виталий Юрьевич пытался было привлечь к этой теме неформалов, о которых мы говорили в самом начале повести. Но при этом опекал всех весьма жёстко.

Один музыкант и художник спросил его напрямую:

- Виталий, мы разве учим чему-то не тому?

- Тому, но… не так.

А разговор этот приглючился после одного весьма знаменательного случая.

На одном из застолий («корпоративов» тогда ещё не было, были «селёдки под шубой» и бутерброды со шпротами под водочку) один из сотрудников задал весьма резонный вопрос:

- Вот вы все критикуете такую-сякую Америку. Псевдокультуру Голливуда и кока-колы. Я не люблю кока-кола, но Голливуд люблю, А что вы сами-то можете этому противопоставить? Вот допустим такой эксперимент: даём вам деньги, эфир, короче, всё, что нужно. Что вы сможете создать такого, чтобы это было интереснее той – как вы выражаетесь – псевдокультуры?

И вправду, что мы можем противопоставить?

Разговоры о талласократии и теллурократии?

Начали заниматься популяризацией Русской культуры.

Не думайте только, что официальная РФ хоть палец о палец ударяла. Не смешите.

Как там говорит главный идеолог: «сами-сами».

Начали мы всерьёз заниматься молодёжью, а не так, что только разговоры про плохой «Новый Мировой Порядок» и хороший «Третий Рим».

Направлений, впрочем, было всего два: организация гуляний типа Масленицы и подготовка журнала «ГДЕ» (Глаголь: Добро Есть!)

Теоретически перспективным могло бы стать и возрождение скаутского движения, я даже в Киеве познакомился с активистами движения Юных Разведчиков, причём люди эти меня глубоко впечатлили.

Были они, несомненно, правых убеждений, воцерковлёнными христианами. Один из них даже начал выступление на каком-то общеукраинском форуме русской молодёжи с того, что осенил себя крестным знамением и произнёс «Во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа!»

Потом, когда я вернулся из Югославии, мы сдружились и вместе кое-что пытались делать, но со скаутами ничего не получилось. И не могло получиться. Ну кто станет поддерживать эту тему?

Сорос?

Нет.

Украинская незалежна держава?

Нет, скауты-то не проукраиснкие.

Олигархи?

А что это такое? Не. Церковных пионэров нам не надо!

РФ?

Без комментариев.

Так и заглохло.

Это же не салют какой-нибудь запустить, не поставить галочку о проведении чаепития с цитированием стихотворений А.С.Пушкина.

Впоследствии, когда мы говорили о культурно-политических так сказать фракциях «Русского Движения Украины», то наряду с условными «черносотенцами» и коммунистами-беспоповцами (т.е. отколовшимися от КПУ и не примкнувшими к Витренко), мы непременно указывали и на эту категорию соотечественников: «Пушкинисты».

Которые и были наиболее удобны агентам Россотрудничества.

Русское самосознание «городского ребёнка»

Почему-то для многих людей национальное самосознание непременно ассоциируется с близостью к почве, к фольклору. Наверное, и в этом тоже что-то есть, но не это определяло тогда настроение многих наших сподвижников. Потому что у нас – в городе Украинского Причерноморья, то есть Новороссии, среди активистов Русского Движения были вовсе не одни только потомки великороссов или дети военнослужащих, которые в бытность свою учениками средней школы освобождались от изучения Украинской Мовы и Литературы. А потому были чужды процессу превращения денационализированной советской республики в национальную суверенную республику.

Как раз многие мотивированы были не любовью к косоворотке и «Калинке-Малиннке» (хотя сегодня я уже ничего не имею против национальной одежды XIX века), а протестом против культа Хутора. Всё-таки промышленный центр. Ещё вчера океанские суда строили, авианесущие крейсера… А сегодня уже всё это анафематствуется гуманитариями, обслуживающими новых управителей.

Естественно, было немало людей с советским самосознанием, которые тоже симпатизировали нам. К коммунистам они примыкать не стали, поскольку Компартия всё-таки ассоциировалась не только с пломбиром и дружбой народов, но и со всем тем неправильным, что было во время Союза.

Вообще, надо сказать, что в политическом смысле нас тогда гораздо больше интересовали процессы, происходящие в РФ, нежели тут. Никто не понимал тогда того, что ещё 10 лет – и настроения поменяются безвозвратно. Просто по факту ухода из жизни носителей одной ментальности и подрастанию поколения, для которого никакого общего Отечества не было никогда, и для которого Россия – столь же зарубежная и чужая страна, как Польша или Румыния. Даже, пожалуй, более чужая, потому что вся мощь пропаганды внушала жителям б.УССР, что они – часть Европы, что это абсолютно медицинский факт.

Мы тогда, занимаясь с ребятами-старшеклассниками из английской гимназии, упор делали на проповеди против Нового мирового Порядка, пытаясь выстроить целостное мировоззрение, то есть любую устойчивую тенденцию учили встраивать именно в этот контекст. И, исходя из этого, Россию преподносили в качестве полюса сопротивления глобализации, а украинских евроинтеграторов, соответственно, в качестве агентов, осознанно и неосознанно работающих на глобалистов.

И конечно же, тема с «Москвой – Третьим Римом» была одной из центральных.

Таким образом, Русское Движение в Николаеве было не кружком любителей Великой Словесности, не бунтом косоворотки против вышиванки и пирогов против галушек, а именно той попыткой выстраивания системной альтернативы. Тем, чем должны были бы заниматься кремлёвские пропагандисты, если бы они верили в то, что впаривают потребителю агитационного контента, а не были бы просто квалифицированными политтехнологами.

Вот обо всём этом мы разговаривали на нескольких площадках. первой и основной площадкой был кабинет Издательского Отдела нашей соросовской конторы. Второй площадкой была «Библиотека».

«Библиотекой» называлась малюсенькая квартирка в старой части города, которую кто-то из прихожан нашего батюшки пожертвовал на общественные цели. Там собирались православные монархисты. Регламент не изменялся практически никогда: Акафист Царственным Страстотерпцам (до 2000 года служили по тексту РПЦз); затем доклады на заранее обозначенную тему; и чаепитие с разговорами о жизни. В эту квартирку сносили литературу, и она в числе прочего функционировала именно как православная библиотека.

Погром Православия

Четверть века назад наши идеологи неустанно повторяли о том, что подавляющее большинство жителей б.УССР исповедуют Православную веру. и при этом подавляющее большинство православных жителей Украины являются прихожанами УПЦ )МП).

Естественно, силы, заинтересованные в фабрикации новой нерусской идентичности, были озабочены этой проблемой.

Перед ними была поставлена задача оторвать украинское Православие от общероссийского, и они со своей задачей справились блестяще. Поскольку прямой отрыв не привёл к ожидаемым результатам, то была выбрана другая тактика, полезными идиотами в осуществлении которой стали… украинские же владычки.

Именно владычки занимались тем, что маргинализировали тех священников, которые в своих проповедях постоянно напоминали об общерусском единстве, заменяя их послушными требоисполнителями «из Почаева».

Почаев в России воспринимается как символ православного протеста против унии и т.д. Да, так оно и есть. Но я сейчас не о том духе, который взращивался отважными монахами этой Лавры, а о династиях профессиональных священников, представителями которых заменялись в русских городах Юго-Востока Украины священники, снискавшие любовь горожан во время Перестройки и Православного Возрождения.

Во всяком случае, в Николаеве было именно так.

Смешно, когда вспоминая о погроме Русского православия в Русском Николаеве, умалчивают обо всём этом и мычат нечто маловразумительное.

Не было никаких униатов и масонов. Сам же епископ под флагом борьбы с прельщёнными неофитами – а у нас всегда найдётся на такой случай цитатка-другая от «афонских старцев» - фактически маргинализировал Православие в городе.

Епископа не любили все.

И чада харизматичного протоиерея В., который заставлял в буквальном смысле слова плакать весь собор кафедральный.

И чада «поп-звезды», батюшки, который опекал представителей администрации и бомонда.

И чада батюшки, условного «кочетковца», чей пригородный приход был одним из очагов реальной православной жизни, а не обычного требоисполнения.

Не любили ни монархисты, ни либералы. Ни украинцы, ни русские, ни евреи. Никто из тех, кто в Церкви видел нечто большее, нежели просто место отправления культа.

Возможно, по своему, они и правы, потому что иногда наступает такое время, когда поздно уже что-то предпринимать, а остаётся только молиться.

Вот сегодня – да. Именно такое время на Украине. Но тогда было не так. И если бы тогда было бы по-другому, возможно, сегодняшний день был бы совершенно иным.

Печать

Большой проблемой русского православного сообщества Украины было отсутствие прессы. А ведь в то, «до-айфонное время» именно пресса могла стать в числе прочего именно «коллективным организатором».

Что мы читали. Из «толстых» журналов – «Наш Современник». И, пожалуй, всё. Остальные «толстые» журналы тогда исповедовали ценности демшизы, и хотя там публиковались произведения несомненно высококлассных литераторов, это были чужаки. Из иллюстрированных журналов, безусловно, самым любимым был «Русский Дом», номера которого передавались по очереди примерно так, как ранее передавался по «своим» самиздат или тамиздат. «Православная беседа» и «Благодатный огонь» были менее популярны, но и они тоже попадали в систему обмена печатным словом. Из газет передавались номера «Русского Вестника», «Руси Православной», «Радонежа», «Руси Державной», а также газеты лево-патриотической ориентации: «Завтра» (а также, естественно, «День Литературы»), «Лимонка»**, «Дуэль». Ультраправые – «скинхэдовские» газеты популярностью не пользовались, как и издания РНЕ***. Что немудрено, поскольку у нас никакой проблемы борьбы с агрессивными меньшинствами не было, мы сами постепенно превращались из второго народа, образующего государственную нацию, в «национальное меньшинство» наряду с крымскими татарами, болгарами и т.д.

В самом городе выходило три журнала: «Горожанин», «Новый векъ» и «Николаев». Первый был чисто коммерческим предприятием, его основатель однажды понял, что стремительно разбогатевшим мини-олигархам уже «нечего больше хотеть», и он конвертировал их тщеславие в фотографии на всю обложку плюс панегирик. Разбавляя всё это рекламой открытой и всякой бульварщиной. «Новый векъ» был для либеральной публики более продвинутой, а «Николаев» был академическим аккуратным журналом, в котором публиковались работники местные образования и культуры. Редактор этого журнала, Сергей Андреевич Галушкин позже станет одним из руководителей «Русского Движения Украины». В то время он преподавал и был, несомненно, одним из самых харизматичных и эрудированных профессоров в Николаеве.

К сожалению, позже, когда мы начали заниматься вначале самиздатом, а позже – уже одним из зарегистрированных в Киеве журналов «Русского Движения Украины» – Южнорусского Вестника», Сергей Андреевич не сотрудничал с нами. Поскольку был он в литературном смысле слова – как сейчас выражаются – перфекционистом, а мы же не стеснялись лепить дайджесты, разбавляя их своими боевыми комментариями, не всегда написанными высокохудожественно и толерантно.

Параллельно работой над самиздатовским «Южнорусским вестником», а также распечаткой еженедельной «подрывной литературы с сайтов Дугина, о.А.Кураева и «Русской Линии», мы занимались так же выпуском приходского листка «Наша вера». Там было примерно всё то же самое, но без Дугина и Лимонова, а конспирология подавалась в облегчённом варианте, в привычном для русского православно-монархического сознания контексте «теории заговора масонов». В принципе, как и везде примерно в то время.

Печать передавалась либо через сверх популярный в среде верующих горожан православной отдел в центральном книжном магазине, который арендовали ребята из прихода батюшки – условного «кочетковца», а так же у нас в библиотеке батюшки – монархиста.

Но уже тогда началось некоторое расслоение в православной среде.

«Маркером» стало отношение к ИНН и к книгам о.Андрея Кураева.

Я был тогда убеждён, и остаюсь и сегодня при своём убеждении, что в 1990-е годы книги о.Андрея были самыми лучшими из всего того, что доводилось читать на тему православного миссионерства. Позже стало ясно, что о.Андрей – будучи прекрасным рассказчиком – адаптировал примерно то, что проповедовал на лекциях в Духовной Академии профессор А.И.Осипов, который адаптировал то, что было написано более сотни лет назад святителями Игнатием и Феофаном, которые, в свою очередь, адаптировали тексты «Добротолюбия», которые были собраны – как мы помним прп. Паисием Величковским на Афоне. И которые были альтернативой тягомотины «школьного богословия», сфабрикованного по лекалам контрреформационной агитации. И которые безнадёжно устарели уже в XIX веке. Но которые до сих пор воспринимаются частью наших единоверцев в качестве «единственно правильного способа осмысления православной веры».

В общем, начались разделения из-за отношения к его текстам уже тогда. Хотя я прекрасно помню, как мы арендовали автобус, чтобы ехать в соседний город Херсон на встречу с диаконом-миссионером, и какое на всех это тогда производило впечатление.

Вот характерный эпизод той поры. В гости к нашим «локальным рок-знаменитостям», воцерковлявшимся тогда, приехал лидер известной рок-группы из Одессы. Сам он к тому времени уже переболел дугинщиной, и сразу стал нам втолковывать, что душу спасают не сапоги и косоворотки, не «традиционизм», а стяжание Духа Святого. Мне такая позиция тогда казалась чем-то новым, ведь Дугин нам был интересен не его заумью про теллурократию, а его исключительно предметными статьями о тайных обществах. поскольку к тому времени собственно православная мифология стала казаться несколько примитивной и упрощавшей многие важные детали, касающиеся внутренних противоречий в среде глобалистов.

Интересна позиция одного украинского националиста, Сергея Щёкина, издававшего на русском языке сатирический микро-журнальчик «Бяки города N»: «Чем больше мы будем раздувать «еврейский вопрос», тем больше будем сами себя деморализовывать. А они только посмеиваются над дурачками, которые сами себя запугивают. Без посторонней помощи».

Тогда мы все были прихожанами УПЦ (МП), все вышли из одной приблизительно рок-тусовки, поэтому долго – вплоть до агрессии НАТО против Сербии – оставались приятелями.

Так вот. Приезжает из Одессы долгожданный гость, который по нашему совету зашёл в православную лавку. Но очень скоро он вышел оттуда совершенно недовольным. Кажется, его задело то, что в тот день в лавке в качестве продавца дежурил один бывший комсомолец, присматривавшийся к Православию лютеранин по вероисповеданию, большой почитатель А.И.Осипова.

«Они бы ещё Кастанеду выставили на полки!» - Рассердился наш гость, так отреагировав на книги Клайва Льюиса.

Но не только одесситы приезжали к нам, ездили и мы в Одессу.

Правда, не только к старцу о.Ионе, но и в Российское Консульство.

Отправили мы гонца в Одесское консульство, со списком изданий, необходимых для нашей Николаевской организации. Люди в нашей организации в то время ещё не знали про «попилы и откаты», поэтому скромно заказали некоторое количество номеров журналов «Русский Дом» и «Наш Современник», а также газеты «Завтра».

Ответ тогдашнего консула достоин того, чтобы его процитировать дословно:

«На деньги режима решили заказать антирежимные издания!»

И несколько десятков николаевцев подписали на «Российскую Газету».

Поначалу мы просто опешили, а потом одна из наших коллег высказалась с присущей жителям Южной Руси практичностью: «Ну, ничего, нужно же будет чем-то сковородку чистить!»

Тогда ещё не заваливали почтовые ящики рекламной макулатурой. Поэтому лишнее печатное издание оказывалось отнюдь не лишним.

Мягкая сила…

Леваки, примкнувшие к нам, конечно же, не могли радовать «представителей режима» по причинам, понятным и не требующим объяснения.

Судите сами: леваки пытались тогда оппонировать слабенькому украинскому национализму, но оказывались в шизофренической ситуации: национализму противопоставлялись некие непонятные советские ценности, но официально идеологический аппарат РФ эти самые ценности клеймил. Вспомните информационный продукт 90-х – начала 2000-х. В принципе, кинопродукция типа «Утомлённых солнцем» прекрасно укладывалась в матрицу именно украинского антисоветизма. И работала против наших леваков. Следовательно, лишь укрепляла колеблющихся в том, что логичнее всё-таки воспринять корпус идей, соответствующих украинской идее, а не некую шизофрению взаимно исключающих вещей, якобы составляющих существо «Русской идеи»

Могли ли наши правые предложить какую-то альтернативу, какой-то такой образ России, который был бы привлекателен для жителей другого государства?

Люди, имеющие минимальный опыт участия в полемике наших национал-патриотов, знают, что не было (и, кстати, нет до сих пор!) ни одной значимой исторической фигуры, ни одного значимого события, в оценках которых наши русские правые были бы более-менее единодушны между собой. Посмеиваемся над дурачками-украинствующими да над отечественными «совками», а сами-то чем лучше?

Тридцать лет топчемся на месте, всё больше и больше дробясь и уставая спорить.

Мы между собой не можем договориться, а что же говорить о том, чтобы сформировать «экспортные варианты» образов некоего «общего понимания прошлого, общего видения будущего и общего дела в настоящем». Кстати, формулу эту, на мой взгляд, блестящую и чеканную, сформулировал тогда, четверть века назад, Егор Холмогоров. Который теперь относится к нам… ну, никак не относится. Человек-то умный, что уж там. И патриот несомненно. Православный патриот.

Метко заметил недавно наш соратник, Леонид Евгеньевич Болотин, что «добиваться единомыслия утопично, а вот достичь единодушия мы можем и должны». Я не дословно.

Но, не смогли русские православные патриоты не то, что выработать какого-то единомыслия, но даже и достигнуть единодушия оказалось не под силу.

Так что же должны были транслировать рупоры «Русского мира»?

Какой набор идей?

Вот потому и решили наши ответственные товарищи, что коль такая складывается петрушка, то уж лучше с олигархами, чем с «городскими сумасшедшими»…

Вот в таких условиях вызревала идея журнала «ГДЕ». «Глаголь: Добро Есть».

Но журналу не суждено было появиться на свет, поскольку началась бомбардировка Югославии, и я отправился – пусть и с опозданием – на Балканы.

Югославия-99 и «украинские антиглобалисты»

Позади несколько недель напряжённого ожидания: вначале ехать я должен был в составе колонны с гуманитарным грузом, сбором которого занимался сербский оппозиционер, Анджелко Ачимович.

С Ачимовичем мы познакомились в Киеве на очередном съезде Русских Украины. Кажется, нас познакомил Кирилл Фролов, но точно не помню. Публика до такой степени разношёрстная, что, когда присутствовавший там батюшка предложил отслужить благодарственный молебен на всякое благое начинание, это было решительно отвергнуто большинством голосов. А ведь был день Свт.Николы. «Вешнего», как называют в народе день памяти перенесения мощей святителя.

Точно так же голосованием была отвергнута чёрно-жёлто-белая символика. Интересно, что эти же самые люди выступали с обличениями демократии. Вот из таких-то «профессиональных русских», увы, состояли многие организации Соотечественников.

Мало того, что «русские Украины» отвергли предложение о символике съезда, так они ещё и умудрились освистать представителя президента Кучмы, читавшего текст поздравления «державною мовою». В конечном итоге мероприятие превратилось в какой-то дешёвый скандальчик.

Единственной серьёзной встряской было незапланированное выступление гражданина Югославии, который сообщил съезду о том, что на следующий день планируется акция протеста у въезда на территорию посольства США в Киеве. И все желающие приглашаются в пикет. Этого серба все встречали стоя, отдавая честь его соотечественникам.

За кулисами мне удалось выяснить, что он тут на Украине занимается частным бизнесом, но сейчас не время торговли – и он, Анджелко Ачимович, совместно с представителями Украинской Православной Церкви Московского Патриархата пытается заниматься сбором пожертвований для закупки медикаментов. Кроме того, он хлопотал о проведении музыкальных концертов, проходивших под девизом сопротивления экспансии Атлантической Цивилизации. Концерты должны были проходить в Киеве, Харькове и Днепропетровске.

Уже позже Анджелко сетовал на то, что концерты, по большому счету, провалились – так, концерт, проводившийся 4 июля, не собрал ожидаемого числа зрителей, поскольку молодёжь предпочла разделить восторги по поводу Дня Независимости Соединенных Штатов.

Кроме того, иеромонах Роман, исполнив свои духовные канты на одном из концертов, в дальнейшем выступать отказался. Мотивируя это тем, что настрой, царящий на концертах, возбуждает людей таким образом, что зрители становятся совершенно невосприимчивыми к духу исполняемых им песен.

Ачимович контактировал с лидером украинских леворадикалов – Натальей Витренко. Эта женщина возглавляла партию Прогрессивных Социалистов. Партия эта декларировала чуть ли не сталинизм, а по сути – просто оттягивала голоса у главного соперника Кучмы – лидера коммунистов Симоненко. В своей прессе «прогрессивные социалисты» бичевали всё и вся, причем «Российский царизм» предавался столь же громогласным проклятиям, как и «Американский неоколониализм». Естественно, что за панегириками в адрес Югославии, социалисты не замечали Сербии. Но более всего Ачимовича смущало то, что Наталья была некрещёной и, похоже, не торопилась обратиться к Спасителю.

Люди Витренко выглядят точно так же, как типичные для западной Европы леворадикалы-антиглобалисты. Представьте себе тех, кого представляют борцами против Международного Валютного Фонда и прочих организаций «глобалистов». С подачи телекомпании «Си-эн-эн» эти самые леворадикалы в глазах обывателя выглядят как вполне заурядные хулиганы. К тому же хулиганы организованные. И малосимпатичные. Демократия – демократией, но панки-то мало кому по душе. Поэтому такие скандалы даже на руку «глобалистам». Станет кто-то там умничать по поводу опасности Нового Мирового Порядка, так какой-нибудь труженик идеологического сектора пропаганды – или, говоря современным языком – сотрудник агентства по PR - просто возьмёт и похлопает вас по плечу:

- Вы что: против процессов глобализации? Как и эти?

И кивнёт на хулиганящих анархистов.

Украинские праворадикалы тогда, в конце 90-х тоже стояли на позициях антиглобализма. Но когда, например, я проговорился представителям УНА-УНСО**** о том, что Ачимович сотрудничает с Витренко, обсуждение какой бы то ни было координации действий тут же прекратилось.

Во всей антиамериканской компании Украины меня, откровенно говоря, больше всех смущали как раз украинские праворадикалы. Нет, в том, что партия Натальи Витренко – продукт политических технологий, никто не сомневался. Но рядовые «прогрессивные социалисты» были, чаще всего, просто хорошими и честными людьми, которые единственной альтернативой хищническому монополизму видели т.н. «левое движение». Поскольку же коммунистическая партия была скомпрометирована, то выход виделся в приспособленном для местных условий левачестве. Абсурд усугублялся тем, что троцкистская по сути своей партия носилась с портретами Сталина.

А вот с украинскими праворадикалами была ситуация совсем иная.

Бывший вождь этого движения Дмитро Корчинский***** говорил и писал подчас верные вещи, а вот как раз рядовые боевики были самыми обычными боевиками, которые в своей ненависти к Москве доходили порою до маразма.

Тут нужно оговориться, что в отличие от войны в Чечне и в Боснии, где украинские праворадикалы сражались на стороне врагов соответственно России и Сербии, во время Косовского кризиса, так же, как и во время Приднестровского, люди Корча были против наших неприятелей. Они не были нашими друзьями, но были против наших врагов.

Итак, разочаровавшись в организованных «антиамериканистах» Украины, я решил действовать самостоятельно: и без агрессивных националистов, и без прогрессивных социалистов. Но я ещё не был готов ехать неизвестно куда и неизвестно к кому, поэтому сама собой утвердилась в моём сознании идея, что в Югославию можно будет попасть как раз при посредничестве Анджелко Ачимовича.

После окончания съезда «русских Украины» Ачимовичем был организован пикет перед американским посольством.

На запланированное мероприятие я едва успел, поскольку, во-первых, битый час пытался убедить паломниц в том, что «сербы хорошие». Видимо, в Киево-Печерской Лавре, православном монастыре юрисдикции Московского Патриархата, их убеждали в обратном.

Во-вторых, меня сбил с толку молодой киевлянин. Когда я стал расспрашивать пассажиров автобуса о местонахождении посольства США, юноша стал воодушевленно объяснять мне: как же можно проехать в «Эмерикън Гауз». Говорил он с забавным акцентом – будто герой, играющий янки в какой-нибудь советской кинокомедии. Я довольно желчно «обломал» его проамериканский пафос, объяснив: зачем именно туда иду. В конце концов, сделав приличный крюк в холмистом Киеве, добрался-таки до искомого места.

Пикет был вяленьким.

Манифестация являла собою довольно жалкое зрелище – десяток пенсионеров, пару десятков сербов – представителей посольства Югославии, человек пять участвовавших в работе съезда днепропетровцев, которые ещё не доехали до дому, пару бригад тележурналистов и несколько нарядов милиции.

Да и флаги раздали не сербские, а югославские, которые, лишившись партизанской звезды, стали совершенно безликими, и напоминали теперь флаг каких-нибудь Нидерландов.

Пенсионеры кричали о геноциде над собственным народом и ратовали за Союз, югославы просто протестовали, а милиционеры, глуповато улыбаясь, старались делать вид, что всё это их не касается. По крайней мере, им было совершенно ясно, что пальбы из гранатомёта не предвидится. Тем более, что само здание посольства спрятано в глубине скверика. Народ столпился у блокпоста милиции, стерегущего въезд. Так что даже при всём желании… ничего страшного для заокеанского патрона не могло случиться в принципе. Пикетчики, между тем, нестройно шумели, но зеваками не обрастали.

Шёл дождь. Я заторопился – скоро поезд в Николаев.

Ничего не происходило.

Ничего и не произошло.

Ничего и не могло произойти».

Возращение из Югославии

Когда я в феврале 2000-го вернулся из Югославии, то работать в ЦСЭРУПе уже не мог.

Причин было две.

Во-первых, меня задним числом уволили, когда узнали, что я туда отправился, и в принципе я своих коллег прекрасно понимаю. Они – как могли – делали доброе дело, а то, что это дело оплачивал Сорос… Так ведь как не было, так и нет такого альтернативного финансового центра. Все гранты тогда раздавал только Сорос. Очень хорошо помню, как наш руководитель издательского отдела, захвативший к тому времени власть в достаточно крупной общественной организации «Муниципальная инициатива» (то есть обладавший не только интеллектуальным ресурсом, но и живыми людьми), открытым текстом говорил эмиссарам из Москвы, что готов работать на Кремль за втрое меньшее финансирование по сравнению с тем, которое даёт Сорос. Просто за идею. Финансирование должно было просто избавить от необходимости выживать и покрывать представительские расходы. Ничего не вышло. Как потом делился в курилке один из наших соратников, не сошлись в размере «отката». Не знаю. Не присутствовал при этих переговорах. В «Русском Движении Украины», с которым я вскоре начал плотно сотрудничать, и сотрудничал три года – до лета 2003 – ни о каких «откатах» речи никогда не шло, поскольку деньги выделял сам А.Г.Свистунов.

Зачем ему мараться? Он всю тему сам и сдвинул с мёртвой точки в своё время.

Второй причиной, по которой я не мог больше работать в Центре, были перемены в моём политическом мировоззрении. Теперь, после того, как я провёл полгода в Югославии, уже не могло быть и речи о том, чтобы сосуществовать с симпатичными ребятами, чьими чистыми руками делалось бы грязное дело глобализации.

Да, всё воспринималось тогда мною именно в таком контексте, и всякие деяния встраивались и толковались исходя из такого простого и недвусмысленного контекста. В принципе-то это было именно то, что сам я проповедовал ребятам во время наших былых занятий в молодёжной секции «Муниципальной инициативы», но теперь уже я от теории перешёл к практическому воплощению такого способа общественно-политической ориентации.

Кое-какие деньги у меня оставались, проведя всю молодость очень бедно, я жил на такие копейки, что сегодня в это поверить нелегко. Но жил.

Помню, едва приехав из Румынии в Киев, я обменял в будке валютчиков даже всю имевшуюся у меня мелочь – большую горсть монет в одну, две и пять марок ФРГ, о чём потом жалел, т.к. на двухмарочных монетах были канцлеры, а не просто бундесовский орёл. Тогда валюты «евро» ещё не существовало, и Югославия была «в зоне марки», а не в «зоне доллара», как страны постсоветского пространства.

Вернувшись домой после полугодичного отсутствия, я занялся написанием текстов на тему сербско-албанских отношений. Благо, привёз с собою довольно изрядное количество сербских толстых журналов, а также общую тетрадь большого формата, куда делал выписки из книг монастырской библиотеки монастыря Печь Патриаршия, где провёл около 4,5 месяцев. А в Югославии и тогда, и, кстати, до сих пор, уровень книжной культуры достаточно высок.

И если по нашему, некогда самому читающему народу рынок прошёлся так, что наступила настоящая варваризация – если говорить о среднем уровне эрудиции новых людей РФ, то в Югославии не так. Там рынок никуда не девался и при коммунистах, и там культура никуда не ушла после ухода социализма. Во всяком случае, когда я бывал в Сербии на «Книжном Сяйме» (последний раз в 2019-м), то воочию видел, что люди действительно живо интересуются книгой.

Мои статьи на тему сербско-албанских взаимоотношений в конце концов стали кое-где появляться, причём их появление было сопряжено с одним маленьким чудом.

Исписав гору бумаги, я тем не менее начал отчаиваться, поскольку никто нигде не брал публиковать эти записи. Отчасти редакторы были правы, ибо писал я в те годы очень слабенько.

Находящемуся тогда на полпути из андерграунда к православному неофитству, мне тогда ещё не ведома была простая схема, по которой строится любой текст, претендующий на то, чтобы быть понятым любим человеком, умеющим читать, а не только единомышленником, умеющим читать между строк, поверх строк и без строк.

Во всяком случае, когда я отправил С. М. Григорьеву огромный текст, посвящённый манипулированию общественным мнением во время войны в Боснии, то главный редактор «Русской Линии» мне честно признался, что мало что понял из написанного.

Свой текст я строил на основе лекции, которую в январе 2000 в Доме Писателей Сербии читал известный американский политолог (по происхождению серб) Серж Трифкович. Конечно, я бы ничего не запомнил из его лекции, если бы нам там не раздавали буклеты с текстом доклада, правда, буклеты были на инглише, а лекция – на сербском.

И вот, взяв за основу этот текст, я решил его «улучшить», чтобы всякому читающему стало понятно: автор текста знаком и с «манипуляцией сознанием» С.Г.Кара-Мурзы, и с самыми разными теориями заговора.

Между тем, текст Трифковича был очень важным и не потерявшим свою актуальность до сего дня.

Речь шла о том, что любое явление истолковывается исключительно из того контекста, в который помещается для последующей интрпретации.

Например, президент Югославии господин Слободан Миолшевич был свято убеждён в том, что если «мировое сообщество» и вмешается в югославский кризис, то будет непременно на стороне сербов. Ведь все противники единой Югославии были недвусмысленными воплощениями той или иной грани «мирового зла», каковым это зло воспринимали к началу 1990-х годов от Р.Х. люди северо-атлантической цивилизации.

По мнению Милошевича, хорватские наци-неоусташи должны были встраиваться в антифашистский контекст; бошняки – в контекст вызова радикального ислама; сепаратисты Косова – в контекст проблематики этно-наркокриминала.

И манипуляторам сознанием нужно было изловчиться для того, чтобы вначале придумать новый контекст осмысления, а затем встроить в этот контекст все стороны конфликта – согласно заранее сфабрикованному плану.

Ибо тут начиналась реализация второго закона манипуляции сознанием: интерпретации определяют контекст.

То есть теперь уже исходя из того, что сербы должны были быть назначены «фашистами», а все их противники – жертвами, необходимо и было сфабриковать соответствующий контекст.

На выручку пришёл Голливуд.

в 1993 году мировую славу обрёл фильм «Список Шиндлера», и эта картина стала шаблоном, по которому фабриковался контекст. Согласно которому сербы отождествлялись с нацистами, бошняки – с евреями, а западный потребитель пропагандистского контента должен был почувствовать себя либо равнодушным обывателем, либо Шиндлером, который спасает евреев. Дабы преподнести Милошевича в качестве «Гитлера», были вырваны из контекста некоторые его слова из публичных выступлений, но главное, был создан миф о сербских концентрационных лагерях, а также о массовых изнасилованиях босниек.

Вот так сербы стали «немецкими фашистами», из враги – невинными жертвами, а коллективный Запад – «Шиндлером».

Эта тема тогда очень аккуратно внедрялась и на Украине.

Хорошо помню, что в первые дни начала бомбардировок Киев ещё пребывал в некоторой растерянности, а потом – мало помалу стал утверждаться в приверженности корпоративным нормам агитации и пропаганды северо-атлантического сообщества.

И в 2000-м году была уже совсем иная атмосфера, нежели в 1998.

Но всё-таки ещё была некоторая свобода манёвра.

Однажды, пребывая в Одессе в келье у батюшки Ионы, я на прощание посетовал, что приехал, дескать, из Сербии, а никому не нужны мои на эту тему материалы. Батюшка благословил нас на путь и сказал, что всё у меня наладится, чтоб не переживал.

И вот, буквально через несколько часов после того, как я вернулся в Николаев, мне по телефону звонит одна бывшая коллега из Центра и сообщает, что одна из её студенток пишет диплом на тему Югославского конфликта и нуждается в консультанте.

Студентка оканчивала учёбу в Николаевском филиале Киево-Могилянской Академии, ВУЗе достаточно в то время престижном, весьма обрадовалась, когда у меня оказались цитаты албанской стороны, поскольку это позволило преподнести наш просербский текст в качестве объективной равноудалённой оценки предыстории конфликта.

Позже на основе наших с ней работ я смог сделать простую и внятную статью, которую опубликовали в журнале «Николаев», а потом уже получалось расширять, углублять и продолжать до такой степени, что кое-какое моё знакомство с балканскими реалиями помогло мне что называется «сделать имя».

Приезд папы Римского Войтылы в Киев

Большим мобилизующим событием в жизни православных патриотов Украины стал приезд летом 2001 года папы Войтылы.

Надо сказать, что, несмотря на то, что нашего правящего архиерея считали чуть ли не скрытым автокефалистом, епархия не самоустранилась от вопросов, связанных с подготовкой Всеукраинского Крестного хода против экспансии Ватикана. Подробности пребывания николаевцев на антипапском Крестной ходе подробно описаны в повести Вадима Булычёва «Оглашенные». Вспоминая те события, сверяюсь с Вадимом.

Конечно, о выдвижении колонны автобусов вместе со священством речи не шло – ибо, как оказалось позже – в Киеве не была готова база для элементарного размещения паломников. Однако билеты на поезд нам оплатили, а дальше уже – как Бог даст! «Сами-сами».

На Николаевском вокзале часть наших паломников запаниковала, всюду мерещились агенты СБУ. Причём опасались не того, что «возьмут на карандаш», все и так всех знали, боялись, что подбросят наркотики. Или, в «лучшем случае, развернут нашу группу, и не попадём в Киев.

Поэтому решено было проскальзывать в вагон поодиночке.

Рано утром прибыли в Киев. Никто не пытался нас высадить из поезда или подбросить какую-нибудь гадость. Однако, решили не расслабляться. Кто-то пустил слух, что верующие из соседней епархии сообщили, что киевской милиции предписано задерживать делегации, пребывающие на Крестный ход и либо разворачивать, либо, вообще, сажать в КПЗ.

Опять конспирация. Место встречи – метро «Арсенальная». И не возле пушки, а за углом – по направлению к Лавре.

От станции метро «Арсенальная» до Киево-Печерской Лавры не более тридцати минут хода. Время есть, и до литургии и, тем более, до начала крестного хода. По-прежнему ничего не предвещает предстоящего визита понтифика. Ни плакатов, ни объявлений, ни восторженных толп католиков.

И вдруг взгляд спотыкается о чёрную, с жирными подтеками надпись на стене дома - «БОГ». Буквально через двадцать, тридцать шагов следующая надпись. Опять чёрной краской и опять на стене дома: «Слава Православию!» Следующая надпись была сделана неимоверно огромными черными буквами и опять на стене дома. Надпись гласила: «Папа, геть з України». Прямо под надписью была начертана жирная, с чёрными потеками, свастика.

В Лавре тысячи паломников. После литургии начинаем выстраиваться в колонны.

Богослужение закончилось. Многотысячная колонна участников крестного хода собирается перед Свято Успенским Собором. Носятся тревожные слухи, говорят, что все руководство Киево-Печерской Лавры нас предало, «уехали в Грецию за ладаном». И что киевляне почти не принимают участия в антипапском стоянии. Так что всё организовано Лукияником, общественной организацией Союз Православных Братств и силами приезжих. А приезжие-то, со всех епархий Украины. Вся Православная Украина здесь! Иконы, хоругви, транспаранты с антипапскими лозунгами.

Наконец-то начинается «движение». Появляется «голова» крестного хода. Десятки людей в священнических и монашеских одеяниях. На инвалидной коляске везут какого-то схимонаха: блаженный седенький старичок, не от мира сего.

Втягиваемся в колонну и мы. Идём между Овручской и Ивано-Франковской епархиями. Ивано-Франковская епархия выглядит солидно: священнослужители, иконы, хоругви, транспаранты: полный «боезапас». «И людей-то, людей сколько! И это Ивано-Франковск?!»

Охватывает радостное, почти Пасхальное чувство единства.

«Действительно, мы - сила. Только сила наша совершенно иного рода. Как там у Крупина: мы не в митингах, мы - в крестных ходах. Мы не в криках, мы - в молитве. А сильнее силы, чем православная молитва - нет!... Так неужели мы не остановим визит папы в Киев?!. Остановим, еще как остановим».

Вокруг меня нарастает молитвенное пение. Наши поют: «Спаси, Господи, люди твоя...» Ивано-Франковцы - «Богородице, Дево, радуйся...» Что-то еще поют. Слов не разобрать. Все сливается в сплошной, негромкий, но мощный гул. Будто это гудит-молится сама Соборная Душа народа Православного. И нет одессита и ивано-франковца, нет «москаля» и «хохла», но все едины во Христе... И вдруг к гулу примешивается ещё один гул, точнее вой - высокий и резкий, очень неприятный. Это сигналят нам киевские водители. Оказывается, многотысячная колонна крестного хода растянулась от Лавры и почти до Верховной Рады! И надолго перекрыла движение.

Столичные водители возвращают меня в обыденную реальность. Давно не приходилось видеть таких перекошенных от злости лиц. Впрочем, понять тех, кто за рулем, можно: кто-то торопится по делам рабочим, кто-то по своим. Люди теряют время, а время - деньги. Но с этого самого момента и до самого конца крестного хода меня не будет покидать ощущение двух непересекающихся, несовместимых реальностей - крестного хода и обыденной столичной жизни. Хотя, казалось бы, и там, и там - люди.

Вот и Верховная Рада. И «вечный» митинг вокруг нее. Какая-то женщина кричит в мегафон. Слов не разобрать. Возле Рады наш молитвенный строй несколько нарушается. У переносного металлического ограждения, вокруг Рады, образуется столпотворение из участников крестного хода. При этом основная часть колонны верующих невозмутимо, с пением тропарей продолжает двигаться вперед.

Однако, распирает любопытство: «Что же такое могло произойти, что часть верующих покинула молитвенный строй, неужели тетка с мегафоном что-то интересное о нас говорит?» Выходим из строя и мы. И что же видим: толпящиеся у ограждения по очереди здороваются за руку с холеным седоватым мужчиной, стоящим по ту строну ограды. И бегут догонять своих. В человеке, по ту сторону, сразу же узнается лидер украинских коммунистов Петр Симоненко. Он вышел поприветствовать участников антипапского крестного хода. Оказывается, только коммунисты в Верховной Раде против визита понтифика. Только они поддерживают нашу инициативу с крестным ходом. Все остальные - евро-атлантисты. Здороваемся и мы с лидером коммунистов. Вблизи Петр Симоненко кажется каким-то плюшевым. Кабинетным. Словно родился он сразу же в кабинете Верховной Рады.

Догоняем своих. Но как-то все мешается. Мы почему-то оказываемся в «хвосте» Днепропетровской епархии. И оказываемся не зря. Едва отходим от Рады, как у одного из днепропетровцев начинает мироточить икона Царственных Мучеников. Такое ощущение, что икона внезапно запотела изнутри. В воздухе легкий, неописуемый аромат. Святой Царь-Мученик на иконе в шапке Мономаха и при всех царских регалиях. Кажется, Николай II плачет янтарными бисеринками слез. И меня душат слезы. Возвращаюсь в строй, а по колонне уже несется:

- С нами Бог! С нами Царственные Страстотерпцы!

Молитвенное единение, немного порушенное у Рады, возвращается вновь. У участников крестного хода словно открывается второе дыхание. Идем к Михайловскому Собору.

Златоверхий Михайловский Собор - подарок «филаретовцам» от государства. Сержант милиции поспешно закрывает церковные ворота перед нами. Сержант при всей амуниции - наручники, рация, дубинка.

Площадь перед Собором заполняется участниками крестного хода. Служим молебен. На протяжении всего молебна за нами с одной из колоколен наблюдают в бинокль какие-то странные личности: две модно одетые девушки и три парня.

Следующий краткий молебен возле американского посольства. Именно возле него ощущение двух непересекающихся реальностей (крестного хода и обыденной светской жизни) было как никогда острым. И доходило до абсурда. С одной стороны многотысячная колонна бородатых людей с иконами и хоругвями, с другой, за крепкими стенами посольства бегают какие-то инопланетные люди в оранжевых комбинезонах. «Наверное, рабочие». Ну а дипломаты пристально наблюдают за нами в десятки биноклей. Фотографируют и даже снимают на камеру. Ещё заметно нервничает охрана посольства. Впрочем, это-то, как раз, понятнее всего.

Наконец-то достигли папской нунциатуры. На подходе к «осиному гнезду» Ватикана солидная пани в элегантной шляпке кричит нам с тротуара:

- Сволочи! Что вам папа плохого сделал? Что?!

На женщину никто не обращает внимания. Все погружены в молитвенный ритм крестного хода. Пани продолжает заламывать руки: «что вам папа плохого сделал, что?!» Мы движемся вперед, и женщина постепенно пропадает из виду. Уж не знаю, сколько она еще там в истерике заламывала руки. Сама же папская нунциатура словно вымерла. Ни звука, ни движения. Окна наглухо закрыты и занавешены. Такое ощущение, словно служим краткий молебен перед пустым мертвым домом. Видимо, к встрече с нами здесь готовились загодя.

Финал нашего маршрута - Софийский Собор.

Видимо, по причине усталости телесной заключительный молебен у Софийского Собора прошел на одном дыхании. И закончился коленопреклоненной молитвой тысяч людей (вот зрелище было для столичных обывателей). И произошло чудо, оно одно и врезалось в память: в чистом небе над золотыми куполами Софии появляется небольшая кольцеобразная радуга. Никогда ничего подобного в жизни своей не видел: в небе, над самыми куполами, небольшое такое колечко и колечко это переливается всеми цветами спектра. Чудесное зрелище, воистину, дивны дела Твои, Господи. Радуга сияла нам до самого конца молебна. А потом тихо растворилась в атмосфере.

«Ах, папёж!» 22 июня 2001 года. Лавра

Ночевали участники антипапского стояния кто где. Например, одесситов из «Единого Отечества» и «Пути Православных» приютили сестры Покровского монастыря. Того самого монастыря, где покоится последний рыцарь Империи, граф Келлер. Тот самый Келлер, который не отрекался от Св.Царя, и который мог бы в 1918 году спасти Россию, если бы была на то воля Божия.

Мои близкие родственники не были в восторге от нашей активности, среди киевлян – даже воцерковлённых – бытовало устойчивое мнение о том, «что политические православные» «маргинальны, просто работают на КПУ и РФ, и вообще, в прелести».

22 июня в Лавру пожаловали паломники из Польши.

К нашему пикету подошли трое: парень в сопровождении двух девушек. На парне были паломнические сандалии, а на курточках у всех были значки с изображением Матери Божией Фатимской, а также с портретами папы Войтылы.

Прочитав надписи на наших транспарантах, парень практически на чистом русском языке сообщил нам, что они паломники из Польши. Что современные католики очень хорошо относятся к своим восточным братьям – православным. И что визит папы римского – это визит «мира и любви», а не то, о чём мы могли подумать.

Девушка-полячка очень воодушевлённо пыталась нам втолковать, что ведь это такое счастье, что впервые папа – славянин. Как мы можем не понимать уникальности папы Иоанна-Павла!

От имени своих товарищей по пикету, я в самой дружелюбной манере высказал полякам ту простую мысль, что лично против папы-славянина мы ничего не имеем. Другое дело – политика Ватикана, верного слуги глобалистов, выстраивающих мир, где Церкви Христовой места не будет.

Молодой католик, видимо, решил сменить тему, и высказался на тему антикатолических суеверий, которые до сих пор бытуют в православной среде:

- Поверьте, многие проблемы между нами надуманы. Восточные христиане решили, будто католики веруют в то, что папа непогрешим…

- Да мы в курсе. Что речь идёт о «непогрешимости ex cathedra». Не в этом дело, ну что мы, по-вашему, дураки, что ли!? Дело не в филиокве, о котором у нас ведают только семинаристы, и не в отношении к папе.

Одна из стоявших рядом с нами полячек обвела нас своими невинными васильковыми глазами, хлопнула в ладоши и начала что-то быстро говорить по-польски. Юная пани раз за разом прижимала руки к груди и с жаром восклицала:

- Ах, папёж! Ах, папёж!

Казалось, ещё немного и она расплачется.

- Нас разъединяет вопрос эсхатологический! - отчеканил по-военному Михаил.

- Простите, что? - голос юного миссионера зазвучал менее уверенно. А я уже был готов к этому повороту.

- Мне довелось примерно полтора года назад общаться с одним литовским патером-экуменистом, и я высказал ему ту простую мысль, что проблемы, в числе прочего, имеют и политическое измерение. Разные цели у нас. Точнее, разное видение того общественно-политического устройства, которое называется глобализацией. Вы, католики, в глобальном мироустройстве видите инструмент для эффективного решения социальных проблем, мы в этом видим инструмент подавления свободы. Весьма эффективный. Мы совершенно по-разному смотрим на конец истории.

- То есть? - настороженно спросил поляк.

- Ещё раз повторяю. Мы считаем современную цивилизацию антихристианской. Мы против глобализма, либерализма и так называемых демократических ценностей. Более того, мы твёрдо убеждены, что за фасадом либерализма и демократии идет прямая подготовка к приходу антихриста. Вы же, почему-то, восторгаетесь либерализмом и демократией, называете новый миропорядок «цивилизацией любви» и даже «тысячелетним Христовым Царством на земле».

- Ну что вы! как будто мы – такие наивные «леваки»! – парировал поляк. - Нет-нет. Папа много раз говорит об опасностях современного мира. И нигде не говорит о какой-то цивилизации любви. С чего вы это взяли?

К разговору подключился молодой человек из Днепропетровской епархии:

- Ваш папа может прямо так и не говорит, но мнение такое в вашей церкви есть: Советский Союз, там, цивилизация антихриста. А раз Союза больше нет, значит, и антихриста нет. Значит, настало «тысячелетнее христово царство любви», под соусом демократии там, прав человека, всяких там свобод.

Я заметил, что неподалёку от нас стоит в компании какой-то особы приехавший из Москвы Максим Шевченко. Запомнились его глаза, их несколько странный блеск и простенький нательный крестик на спутанном длинном гайтане. Он тогда считался лоббистом всего, связанного с мусульманством. Чтобы привлечь его к беседе, я даже несколько перегнул палку, полемизируя с двоюродными нашими братьями-ляхами:

- Так что сейчас сложилась ситуация, когда нам проще понять мусульман, точнее, им проще понять нашу логику, нежели вам, дорогие братья-славяне, понять нас.

Максим Шевченко к полемике не подключился, зато позже выдал на страницах «Независимой Газеты» статью, немало нас тогда обескуражившую.

А молодой католик лишь развёл руками и посетовал:

- Вы всё это неправильно понимаете. Это всё наследие Холодной войны. Холодной войны больше нет.

Но я не сдавался.

- Хорошо, объясните нам, как надо понимать ваше представление о конце света?

- О! Это надо обдумать. Вопрос о конце света – это очень серьёзно. Очень серьёзный вопрос!

Мы тепло расстались. По воспоминаниям Вадима Булычёва, я тогда ещё заявил соратникам-крестоходцам буквально следующее:

- А глаза у ребят всё-таки живые. Не рыбьи, как у сектантов или у европейских общечеловеков...

- И папу любят любовью неподдельной, - добавил один из паломников. - Вот бы мы так Патриарха своего любили, а?.. Ах, Патриарх! Ах, Патриарх! Звучит?

Ответом было печальное молчание...

Окончание антипапской эпопеи

Антипапское стояние закончилось тем, что огорчённый пустынными улицами римский понтифик уехал во Львов, так и не посетив ни Лавры, ни даже Софии Киевской. СБУ то ли перестаралось, то ли там тогда действительно ещё было немало офицеров, которые надеялись на то, что Украина всё-таки сестра России, а не антироссийское стенобитное орудие в лапах иудео-англосаксов. Не знаю.

Но по факту получилось так, что драконовские меры обеспечения безопасности пребывания папы в Киеве, когда строго-настрого было запрещено выходить на балконы по пути следования понтифика, привели к тому, что улицы выглядели совершенно обезлюдевшими.

Другой победой, которую, возможно, обеспечили именно рыцари плаща и кинжала, стал блеф, разыгранный Лукияником. Он сообщил представителям тайной службы, что если понтифик переступит порог Софии, то у него всегда найдётся десяток-другой неуправляемых бабушек, которые забросают папу яйцами.

«Будет скандал. Оно вам надо?»

Такой деликатный ультиматум приписывает народная молва легендарному врачу и человеку Божьему Валерию.

Офицеры подыграли нам. Они многократно усилили сигнал, всерьёз восприняв потенциальную возможность того, что может быть «силами нескольких десятков верующих женщин может быть реализована политическая провокация».

Тогда у нас по старинке продолжали воспринимать СБУ в качестве такого КГБ, гнобившего любое инакомыслие. Однако на деле в то время они были в основном натасканы на то, чтобы выявлять неадекватных персонажей, способных взорвать в толпе гранату, а также не выявление тех, кто способен организовать громкие провокации. Тогда ещё СБУ не было тем, чем было когда-то КГБ, и чем эта Служба стала гораздо позже. Во всяком случае, знающие люди нам тогда всё объясняли примерно так.

Обходя в последний раз крестных ходом Лавру, встречаем наших старых знакомых, паломников из Польши. Теперь наша встреча выглядит довольно абсурдно: молодые католики приветливо машут руками, что-то кричат нам по-польски, мы в ответ машем руками им, едва ли не воздушные поцелуи посылаем. А в руках держим транспаранты с лозунгами: «Нет визиту папе римскому!» и «Защитим Православие от католической экспансии!»

А что же киевляне?

Вот типичная реакция вполне русскоязычного русофоба из Киева:

«Я знал, что Папа должен посетить Лавру. Мне хотелось его увидеть.

Утром я не смог попасть на работу в Киево-Печерскую Лавру. Центральный вход и весь двор был плотно усеян стоящими на коленях болванами, мерно раскачивающимися и повторяющими:

- Папа геть, папа геть...-- Будто кто то спросил у школьников кого они любят больше маму или папу?

Пробравшись на работу в музей боковым входом, я стал наблюдать дальше. К обеду стало ясно, что Он в Лавру не приедет. Радостные православные, дружно поднялись с колен и с фонарём и с грустными песнями начали ходить кругами вокруг недавно (тогда) построенного Успенского Собора.

Экскурсоводы, рассказывали, что насчитали более 30 кругов».

Это просто к сведению. Потому что неправославные россияне вплоть до февраля 2022 года не понимали той простой вещи, что киевлянин может говорить на русском языке и при этом совершенно неприкрыто неприязненно относиться к ценностям «Русского мира».

Позже, когда интернет дал такую возможность, было забавно читать про то, как папа «попал в осиное гнездо религиозных фанатиков»: «Возглавляемые бородатыми попами и неумолимыми монахинями православные верующие устраивали молитвенные бдения, бормоча заклинания, которые они использовали, чтобы отогнать подобного нацистам сороковых годов, чтобы удержать папу подальше от святынь Православия: Печерской Лавры и Святой Софии». (But elsewhere in Kiev, led by bearded priests and implacable nuns, the Orthodox faithful staged prayer vigils, mumbling the incantations they used to try to ward off the Nazis in the Forties, to keep the Pope away from the glorious Orthodox jewels - the Pecherska Lavra monastery and St Sophia's Cathedral. «Гардиан», выпуск за 24 июня 2001 года)

Интересно, что метафоры, которые использовали британский публицист, практически не отличаются от того, что напечатал в «Независимой Газете» Максим Шевченко. Судите сами:

«Прошедший 21 июня по улицам Киева "антипапский" крестный ход (который сами киевляне именовали все-таки митингом) православных Московского Патриархата многие журналисты сочли грозным предзнаменованием массовых протестов. Колонна с хоругвями и иконами двигалась от Киево-Печерской лавры к американскому посольству и резиденции ватиканского нунция. По словам членов Союза православных братств Украины, организовавших шествие, они протестовали не только против приезда Папы, но и против приезда "масона Бжезинского", имя которого ассоциируется с некими силами, развалившими "великую империю".

Оценки численности митинговавших различались - от 5 (как считали милиционеры, охраняющие лавру) до 20 тыс. человек (как полагали сами организаторы шествия). Эта демонстрация была последним массовым протестом.

Украинская Православная Церковь обратилась с призывом "с 23 по 27 июня не организовывать и не принимать участия ни в каких провокационных мероприятиях протеста", мотивируя свое решение уважением к чувствам верующих Римско-Католической и Украинской Греко-Католической Церквей, а также заботой "о мире и спокойствии в нашем обществе во время визита Папы Римского".

Но на территории лавры борьба тем временем продолжалась.

"Многомилостиве Господи, сокруши враги под ноги наша", - так молились на территории Киево-Печерской лавры верующие Московского Патриархата, обращаясь к летящему над Киевом самолету с Папой на борту. "Да избавитися нам от нашествия иноплеменников", - просили Бога около пятидесяти человек с хоругвями и иконами, постоянно крестясь и совершая земные поклоны.

Заместитель председателя Союза православных братств Украины Владимир Воробьев так обобщил в разговоре с корр. "НГ" позицию собравшихся: "Мы молимся о том, чтобы нога Папы не ступила на землю Святой Руси". Несмотря на истовость моления "папоборцев", самолет с Римским Понтификом тем не менее благополучно приземлился».

Это тогда несколько озадачило. Неужели один из главных российских проповедников дружбы с мусульманством настроен не очень дружелюбно по отношению к православным? всё это не добавляло симпатий к наследию ельцинизма. Который – мы тогда ни на минуту не сомневались – рано или поздно будет преодолён. Нужно только не сидеть сложа руки, а делать дело.

Но что можно было тогда делать? Какие формы могли принимать наши усилия на поприще борьбы за «Русскую Идею»?

Руководство «Русского Движения Украины», организации, официальными членами которой мы уже были около года, требовало от нас деяний в духе пиара. Это слово было для нас тогда чем-то малопонятным. Истолковывали его так: «нужно устраивать всё, что угодно, лишь бы попасть в газету». Напоминало чеховскую сатиру про задавленного конём гимназиста, но взрослые люди, политики, рекомендовали нам заниматься именно подобного рода вещами.

Например, на одном из совещаний руководителей областных (или городских) организаций совершенно серьёзно давали инструкции: «если в городе есть большая лужа, устраивайте там пикет, ставьте палатку, привлекайте внимание горожан к отвратительной работе коммунальных служб. Лишь бы попасть в новостные сводки, лишь бы о вас говорили».

Конечно же, дико было представить профессора С.А.Галушкина или нашего батюшку, да кого угодно – в роли клоунов. Но именно так нас инструктировали столичные специалисты по политическим технологиям.

Нельзя сказать, что мы совсем уж чурались пикетов – как формы привлечения внимания к неким важным вещам. Однажды мы устроили довольно резонансный пикет против сеансов Кашпировского. (Эта тема стоит отдельного рассказа. Но не сейчас).

Организацией самого пикета и всего комплекса мероприятий занимался Виталий Юрьевич Зуза, руководитель общественной организации «Муниципальная инициативы». О нём мы уже выше упоминали – как одном из наиболее последовательных и бескомпромиссных пророссийских николаевских политиков рубежа тысячелетий.

Но внешний вид у него был… мягко говоря неаристократичный.

Представьте себе всеми нами любимого артиста Николая Караченцова наутро после какого-нибудь особо удавшегося банкета. Вот Виталий Юрьевич очень походил внешне на Николая Петровича, разве что Караченцов был «потушистее».

И вот однажды стоим мы с Виталием Юрьевичем и ещё одним соратником в пикете с имперкой, которые мы пошили сразу после регистрации николаевского отделения «Русского Движения Украины».

Подходит к нам дама и начинает придирчиво изучать чёрно-жёлто-белый стяг.

- А что это у вас за флаг?

Зуза ей подробно объясняет, включая то, что выступая под этим флагом мы дистанцируемся как от ельцинской демшизы, так и от необольшевиков. Хотя мы открыты для сотрудничества с честными коммунистами, готовыми пересмотреть некоторые свои взгляды. И т.д. и т.п.

Дама слушала Зузу, слушала. А потом как выдаст:

- Вы всё врёте. Вы – алкоголик!

Вот так. Дожила дама до пенсии, а не понимает: насколько обманчивой может быть внешность человека.

Но к пикетам лично я всегда относился предельно скептично. Не хотелось превращаться в «городского сумасшедшего». Тем паче, что эти акции, быть может вызвавшие бы во времена перестройки некоторую волну, теперь, в начале XXI века не только волны не вызывали, но не было от них даже всплеска.

Всё это добавляло уверенности в том, что если есть возможность хоть что-то делать, то нужно делать дело. Таким делом мы, воспитанные на позднесоветском андерграунде, считали издательскую деятельность.

К тому времени в нашей Николаевской организации обострился этот вопрос. Один из специалистов по политическим технологиям категорически не одобрял, например, моего сотрудничества с популярным в городе либеральным журналом. Мотивация была следующая: «Даже публикуя у них антилиберальные вещи, ты им помогаешь. Ибо создаёшь наполнение издания. А если их бойкотировать, то они сами загнутся!»

Сколько бы я ни пытался оппонировать, убеждая политического технолога в том, что в городе огромное количество людей, способных к публицистике, и ни к чему не приведёт моё игнорирование журнала, который редактировался человеком, относящимся ко мне вполне по приятельски, несмотря на то, что он был женат на американке и исповедовал североатлантические ценности, а я тогда себя позиционировал чуть ли не великорусским шовинистом.

В общем, начали мы делать свой «Южнорусский Вестник», на который тратили те средства, которые киевское наше руководство выделяло на развитие организации.

Передовица для самиздатовского журнала

Когда стало ясно, что журнал нужно делать самим, родилась редакционная статья (в том «прохановско-лимоновском» стиле, на который мы тогда и ориентировались), а позже и сам журнал.

«В иллюминаторе я вижу солнце на горизонте.

Утратив ощущение времени и пространства, трудно понять: то ли оно закатывается, то ли выныривает из-за горизонта.

Очнувшись от обморока, не разобрать – кто же обёрнут этой заоконной серостью: умирающее сегодня или рождающееся завтра?

Сыро.

Это – от просачивающихся чёрных вод.

Наш корабль тонет.

Слишком много деятельных дураков.

Слишком много самоустранившихся умников.

Слишком мало тех, кто может, а главное, хочет спасти корабль, погружающийся в подсвеченные далёким огнём волны.

Но пассажиры увлечены благоустройством кают.

А командование, дабы избегнуть паники, закатывает пир с дармовым пивом и клоунами.

Клоуны кривляются, глумясь как над негодяями, так и над героями.

Плачут, глядя на всё это духовные люди.

Плачут, и приговаривают: «Беда на ладье святорусской. У кормила – либераторы вкупе с раскольниками… Беда!»

Потом слёзы, смахивающие на брызги, смахиваются и уверенным тоном добавляется заученная цитата: «Но Церковь – вне политики!»

В том смысле, что нас, пассажиров, не касаются проблемы борьбы за живучесть судна.

И ещё нас не касается то, что кормчие тайно изменили курс – и вместо обещанных берегов Святой Земли нас везут на невольничьи рынки.

А ещё нас не касается то, что девочки-невольницы станут ***, а юноши-невольники оденут на свои шеи собачьи ошейники из золота и пополнят янычарские корпусы, оберегающиеработорговцев от возможных волнений и бунтов. Нас это не касается.

Вода всё прибывает и прибывает, а нам всё повторяют по слогам тот же самый диктант:

«Цер-ковь вне по-ли-ти-ки»

Мы должны записать это в своих блокнотиках и выучить наизусть.

Или не должны?

***

Где-то должны быть спасательные шлюпки.

Нужно собрать команду гребцов и вместе спастись.

Для этого нужно не так уж и много: найти друг друга; найти шлюпки и суметь спустить их на воду.

Но, прежде всего, мы должны уточнить: который нынче час?

Сколько ещё мы сможем продержаться на плаву?

Быть может ещё можно успеть сменить кормчих, залатать пробоины и начать откачивать воду?

***

Что там – за иллюминатором каюты тонущего корабля?

Рассвет, закат или геенна огненная румянят лица наших попутчиков?

Что одевать: ночной колпак, спасательный жилет или погребальный саван?

«Не угадавшего ожидает нечто, похуже смерти…»

Первый номер «Южнорусского вестника»

В первом номере Южнорусского вестника мы сфабриковали аналитическую мозаику, где был и С.Г.Кара-Мурза, и Станислав Речинский, и о.А.Кураев, и Драгош Калаич, и даже Познер.

Кроме того, мы полностью перепечатали стенограмму Круглого стола, прошедшего 1.10.2001 в СПб. В беседе приняли участие Константин Душенов (главный редактор газеты «Русь Православная»), Максим Шевченко (ответственный редактор газеты «НГ-Религии»), Сергей Астахов (директор издательства «Царское дело»), игумен Алексий (Просвирин) (главный редактор журнала «Ревнитель Православного Благочестия»), Анатолий Степанов (редактор раздела политики «Русской Линии»), Сергей Григорьев (главный редактор «Русской Линии»). Это был один из центральных материалов, занял 4 разворота.

Другой программной статьёй был материал одесситов из «Единого Отечества», где озвучивалось наше недоумение риторикой, звучавшей на киевском съезде «Пути Православных», аккуратно вбрасывавших уже тогда идею «канонической автокефалии» - как альтернативы «неканонической автокефалии Филарета».

Надо сказать, что в то время в Киеве уже начали работать на разрушение православного общерусского сознания весьма грамотно.

У меня были приятели в среде двух, можно сказать, конкурировавших в некотором смысле молодёжных православных компаний: ребят, собиравшихся в Лавре вокруг покойного ныне иеромонаха Лонгина (Чернухи); и ребят, собиравшихся в Ионинском монастыре.

И хотя собрание в Ионинском было несравненно более «продвинутым», кое-что мне там совсем не понравилось.

Прежде всего, юношеский журнал, воплощавший дух Русского Киева «Отрок» был превращён в украинскую версию «Фомы». Несомненно, по подаче, по профессионализму, по вложениям новый журнал «Отрок.UA» был «покруче» нашего старого доброго «Отрока», но ждух там был совсем другим.

Я бы назвал этот дух «шмемановщиной».

Тут стоит оговориться. протопресвитер Александр Шмеман – как подвижник евхаристического возрождения – это одно, а прот. Александр Шмеман – как проповедник протестантских идей , несколько напоминающих современное уранополитство, - это совсем иное.

Применительно к реалиям Америки вполне понятна озабоченность Шмемана тем, что у православных американцев русского, сербского, греческого и т.д. происхождения вера подменяется «религиозной скрепой», а церковь становится национальным клубом. И Шмеман пытался напомнить людям о том, что «вера как встреча со Христом» – это вовсе не одно и то же, что и «религия как элемент культуры».

Однако, Украина – это ведь не Америка. Тогда ещё все были убеждены, что смута ненадолго, и что всякий, кто усердствует в разрывании связей общерусских – неприкрытый супостат или пособник врага.

Но в Ионинском монастыре этот дух Шмемановщины чувствовался уже достаточно хорошо. Никто не выступал с русофобскими заявлениями, нет, украиномания тихонечко высмеивалась. Но точно так же высмеивалось и то, что они позже стали клеймить в качестве «политического православия», то есть проповедь неких идей общерусского церковного единства была в Ионинском монастыре моветоном.

Вернёмся к Южнорусскому вестнику.

После разворота с материалами «Единого Отечества» шли три страницы начала репортажа Вадима Булычёва об антипапском стоянии, которое мы публиковали в предыдущих частях воспоминаний. Выпуск завершал кусок моей книги о пребывании на Косове «Зона умолчания» (глава «Рождественское послание»), а также выдержки из книги свт. Николая Велимировича «Мысли о добре и зле».

Интересно, что первый выпуск журнала «Южнорусский вестник» маркировался в качестве Николаевского отделения региональной организации «Единое Отечество». Журналом «Русского Движения Украины» он станет уже позже. Тогда мы ещё пытались координироваться в основном с одесситами. С Киевом, Полтавой, Винницей и Днепропетровском пока что особой координации не было.

Разве что мы написали совместный с ребятами из Днепропетровска манифест, которым завершался первый номер журнала:

«На наших глазах происходят крайне неприятные вещи.

Исповедание веры настойчиво пытаются превратить в опиум для народа.

Для прорабов Нового Мирового Порядка всё равно, как будут вести себя одурманенные опиумом: будут ли буйствовать в «баталиях» с ветряными мельницами или же гипнотизировать друг друга заклинаниями на тему того, что «Наше де дело – молиться. И всё».

А кто же будет сражаться?

***

А ведь кто-то рядом уже сбился с пути.

А кто-то рядом уже оглох от радио-ада, пульсирующего в салонах маршрутных такси. Кто-то ослеп, доверчиво подставив глаза свои сморкающемуся теле-ядом стеклу. Кто бы мог подумать, что исполинские флейты телевышек однажды сбросят шелуху лживых обличий и обнажат свои крупнокалиберные стволы.

Но кому-то в этом эксперименте удалось выжить. Быть может, благодаря тому, что в наших сердцах оставалась потаённая светелка, ставшая укрытием и от ураганов, и от царапающихся ногтей.

Внутри нас была Святая Русь.

Её неомрачимый образ сочетал в себе глубину Русского Православия, широту Русской Культуры и величие Русского государства.

Нам есть, что терять.

Явственно проступающие очертания украинского забора недвусмысленно говорят о том, что нам брошен вызов.

А если вызов не порождает никакой реакции, то это может означать только то, что тот, в кого плюнули, уже давно и безнадежно парализован. И, как таковой, не может приподняться со своей лежанки.

Что же мы так?

***

Я возвращаюсь на линию фронта».

Второй номер журнала

Во втором номере журнала было много материалов, посвящённых Приднестровью. Мы ездили в Тирасполь на торжества, посвящённые десятилетию победы над румынами.

В Одессе приключился довольно курьёзный инцидент.

Мы ехали в Тирасполь в свите одного достаточно авторитетного в казачестве атамана.

И вот на пресс-конференции в Одессе, один из журналистов спрашивает его: «Скажите, пожалуйста, а за что и когда вы были награждены государственными наградами Союза ССР?»

Не помню: что там были за советские ордена, но ордена были неслабые. Не те, которыми казаки любят награждать друг друга на своих Кругах.

После пресс-конференции поехали в резиденцию владыки Агафангела. Перед посещением кто-то посоветовал атаману снять с шеи знак Креста Ордена Госпитальеров, мотивируя это тем, что «у православных аллергия на Мальтийские кресты».

А вечером была встреча в какой-то светской тусовке. Запомнился Жванецкий. Не думал, что большой артист был такого маленького роста. Хотя с момента угона его машины прошло уже месяца четыре, он всё ещё пребывал в состоянии разочарования в человечестве.

Действительно, трудно себе представить, чтобы бандиты былых времён могли ограбить, скажем, Утёсова или Бернеса.

О, времена, о, нравы!

Затем была очень важная поездка в Тульчин, райцентр в Винницкой области, который благодаря харизматичности и энергии владыки Ипполита стал одним из центров общерусского единства. Кстати, город совершенно украиномовный.

Поэтому эти языковые карты, которыми у нас пичкали потребителей контента, совершенно ни о чём не говорили. Ну, что уж теперь.

Что было ещё в журнале, уже не припомню, его под рукой, к сожалению, нет.

Помню только очень толковую статью нашего соратника Виктора Феофановича Шестакова о фильме «Враг у ворот».

Фильм, конечно, был просто отвратительный. У нас в Николаеве был бесплатный его показ, уж не помню: по какому поводу. Я ушёл из кинотеатра, не став досматривать, и мы потом ещё спорили на тему этой картины с лидерами местной организации Украинского Руха. Юрий Диденко тогда отстаивал мысль, что «хоть фильм и …не правдивый, но ничего. Цель – выработать устойчивое неприятие большевизма».

Мы с ним спорили, ведь в то время люди ещё слышали друг друга. Хоть иногда.

Третий номер. Уже с цветной обложкой

Номер вышел в декабре 2001 года, следующий – весной 2002, а летом уже вышел довольно пухлый из 84 страниц журнал, правда, совершенно без каких бы то ни было выходных данных. Обложка была просто роскошной – на чёрном глянцевом фоне выполненный в векторной графике двуглавый орёл в стиле Модерн по рисунку Самокиша. Покойный ныне Алексей Орленко просидел над обложкой не одну ночь…

После передовицы мы опубликовали два больших материала с «Русской Линии»: статью К.Ю. Душенова «Осознать себя русским можно только в Церкви» и статью А.Д.Степанова «Распространённые ошибки в понимании Русской Идеи».

Потом были две огромные статьи на тему Раскола – моя и Вадима Булычёва. Мы тогда увлекались интеллигентским старообрядствованием.

Суть интеллигентского старообрядствования заключалась вот в чём.

Если во время перестройки/гласности бытовало мнение, будто свобода к нам придёт в том числе и в облике человека в рясе, то потом стало накапливаться некоторое разочарование в способности «человека в рясе» стать тем, кем его хотели бы видеть мы тогдашние – неофиты из числа диссидентом и андерграунда.

Раз человек в рясе не оправдал надежд, стало быть, «ряса не та»!

И если украинские националисты изначально ориентировались на униатов, ибо филаретовщина почиталась для украинского националиста «ГэБэшной церквой», то у нас начали усиливаться настроения «про-зарубежнические».

Однако старец Иона не благословлял переход в РПЦз, к тому же у нас появился «свой «епископ – преданный делу общерусского церковного единения епископ Тульчинский и Брацлавский Импполит. Который последовательно выступал за сворачивание всей темы с «канонической автокефалией». Мотивируя свою позицию тем, что все те, кто хотел отколоться от Русской Церкви, - уже давно откололись. остались лишь верные. Так к чему весь этот цирк?

В третьем номере «Южнорусского вестника» было опубликовано интервью владыки, которое он дал Кириллу Фролову. Там, ясное дело, всё излагалось дипломатичнее.

Была статья одного из замов главы «Русского Движения Украины», покойного ныне Павла Борисовича Баулина, позже ставшего одним из первых лиц в партии Натальи Витренко. В третьем номере «Южнорусского вестника» он уже позиционирован был как деятель партии «Русский Блок».

Кинобудка «Южнорусского вестника»

Как функционер Полтавского отделения «Русского Блока» фигурировал в этом номере и В.Ф.Шестаков, давший в номер несколько материалов, в том числе статью «Русские идут!», с которой начиналось обсуждение феномена фильмов «Брат» и «Брат-2» в рубрике «Кинобудка».

В «Кинобудке» в разных номерах «ЮРВ» обсуждались такие фильмы как «Венценосная семья», «Огнём и мечём», м/ф «Корпорация монстров».

«Венценосную семью» и бранили за то, что Государь был показан «слишком человеком», но в другом номере другой автор хвалил картину примерно за то же. «Огнём и мечём» ругали за то, что фильм выстраивает такую картину мира, согласно которой украинцы и поляки – это братья одной культуры, но разных конфессий, а «москали» - просто единоверные соседи казаков. Говоря о мультике «Корпорация монстров», предупреждали о том, что эксперимент по «раздвиганию окон Овертона», увы, удался, и теперь «хорошие бесы» станут одним из мифообразующих элементов постхристианской культуры.

Самым интересным была подборка мнений по «Брату».

А.Г.Дугин, помнится, с присущим некоторым его заявлением пафосом, заявил тогда, что «Брат» «может послужить основой для нового пост-ельцинского мифа».

Примерно в том же духе высказался и В.Ф.Шестаков: «Для многих жителей гнусной «переходной» полуголодной эпохи Данила стал своим Робином Гудом. Он помогает русскому контролёру, спасает немца-бомжа и режиссёра, мстит за украинца-однополчанина, возвращает домой заблудшую проститутку. «Русские своих на войне не бросают!» - вот лозунг начавшихся процессов национальной самоидентификации. «Свои» - это не только русские, но и украинцы, и немцы. И это понимают десятилетние пацаны, играющие в «Брата» во дворах Киева, Полтавы или Николаева. И в этом и есть главная причина, по которой теле-культурные «братья-демократы» осуждают фильм. Они боятся последствий. Начался процесс подрастания и возмужания новых Багровых».

Я никогда этих восторгов не разделял, хотя для поколения моего младшего брата (начало 1980-х) фильм был, несомненно, культовым. Тем паче, что тогда россиян ещё не зазомбировали шансонами, а украинцев – европопсой, и все мы слушали в числе прочего и замечательные песни Вячеслава Бутусова, которые создавали настрой фильма. Первого фильма.

Потому что «Брат-2» - это, пожалуй, не продолжение «Брата», а его нейтрализация.

Наверное, специально обученные люди испугались того, что культовый фильм сможет действительно стать чем-то мифообразующим. Иначе как объяснить всё то, что показали нам в «Брате-2»? Всё то, что не просто смазывало эффект «Брата», но, пожалуй, опошляло и перечёркивало очень многое. И очень принципиальное.

Для иллюстрации этой мысли мы тогда опубликовали фрагмент обсуждения фильма, опубликованный на форуме дугинской Арктогеи:

«...Вообще-то к "Брату-2" возможны два подхода: человека не смотревшего и смотревшего. Перейдя из одного качества в другое я, например, сменил мнение о нем кардинально.

Я, не смотревший, думал так: Балабанов снял примерно тоже, но более откровенное, динамичное и коммерческое. Возможно, попроще, но зато попонятнее... Главное, я думал, что второй фильм - ПРОДОЛЖЕНИЕ первого...

Посмотрев его, я понял, что "Брат-2" - ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ первого...

Есть два объяснения почему так случилось. Напримр, Балабанов - жертва бабок. Дали, назначили срок, вручили наспех сколоченный, вроде как коммерческий, сценарий, обязали через саунд-трек раскрутить MTVшных мондиалистских уродов тех, которых укажут... Мне эта версия представляется неубедительной.

По-моему, "Брат-2" создавался СПЕЦИАЛЬНО с целью нейтрализовать эффект, произведенный "Братом-1" (или эффект, который он еще мог бы произвести, если бы стал по-настоящему культовым).

Просто перечислю:

- Диалоги написаны так откровенно фальшиво, что не только "убивают" героя в этом фильме, но и задним числом лажают предыдущий.

"Русские своих не оставляют (лысой бабе)" - аналог издевательского перестроечно-соловьёвского "Русские не сдаюцца!" ("Черная роза... и т.д.")

- Русская женщина изображена как минетчица - это страшный контр-пропагандистский ход...

Эта лысая шалава НИЧЕМ не напоминает русскую женщину (в "Брате-1" и водительница трамвая, и даже Кэт были русскими, несчастными, запутавшимися, но русскими), тем не менее, декларируется, что этот стрёмный фантом - настоящая русская женщина, да еще с некой претензией на обобщение...

За одно это авторов фильма следовало бы какой-нибудь страшной и позорной казни...

- Брат, главного героя (блестяще исполненный в первом фильме) целенаправленно, в духе Жириновского, профанирует знаковые для сознания русского темы (например, "Севастополь") и выдает нарочито оскорбительные для украинцев пассажи (окончательно поссорить нас с Украиной - мечта НАТО)... Сам лысый, поданный как архетип современного русского (замена Даниле из первого фильма) - тупой, ненадежный, пьяница-истеричка, место которому - в американской тюрьме...

- Герой фильма напрягается ради чужих ДЕНЕГ... В "Брате-1" его пришлось убедить, что он борется за справедливость (защищает русских от кавказцев, захвативших рынок), потом он оборонялся, спасал беспомощную жертву и запутавшегося брата...

Всё это страшно. Нарочито. Бездарно.

- Саунд-трек не то, что не "дружит" с картинкой. ОН САМОДОСТАТОЧЕН. Фильм - приложение к нему. А составляют этот саунд-трек MTVшные мрази - антология мондиализма в современной музыке.

Общее ощущение: бессильная злоба. Хотелось немедленно поубивать не только всех создателей этого дела. Но и всех, кто смотрел и, тем не менее, отзывается об этой "подставе" с симпатией...

Написал то, что думал. Если я не прав - пусть старшие товарищи меня поправят».

***

Передовицей была статья постоянного члена редколлегии, в которой он делился впечатлениями от Российско-Украинского Морского Крестного хода. В статье воспевался правящий архиерей в качестве человека, сумевшего добиться от властей города разрешения прибыть морякам в том числе и в Николаев.

Этот участник нашей редколлегии убедил нас выйти из состояния оппозиции по отношению к епархии, но, напротив, демонстрировать суперлояльность.

Возможно, это было правильным решением, но в нашем случае оно ни к чему не привело, кроме того, что мы, совершенно бестолковые дипломаты, пойдя на поклон к архиерею, косвенно отреклись от батюшки, которого епископ всячески гнобил.

Тогда я ещё не понимал, что «цель вовсе не оправдывает средства». И что главное – не то: чего мы добиваемся, но то: как добиваемся. Какой ценой.

На одном из Российско-Украинских официозных мероприятий один знающий человек обратил моё внимание на то, что наш владыка распекал представителей «российского бизнеса». Оказывается, те проспонсировали украинских раскольников, и совсем не помогали нашей епархии. Ну, владыка, конечно же, не был наивным человеком. Он отдавал себе отчёт в том, насколько представители «российского бизнеса» разбираются в церковных делах. Оно им надо?!

Один из членов «Русского Движения Украины», работавший на предприятии, которым занимался «россиский бизнес», как-то в довольно саркастической манере объяснял нашему руководству, что если бы представители «российского бизнеса» относились к работникам чуть лучше, чем просто к очень дешёвой рабочей силе, то в день получки можно было бы и безо всяких «Русских Движений» устраивать массовые манифестации – с флагами и игрой на балалайках.

Понятно, что конкретным менеджерам «российского бизнеса» это даром не нужно было.

Но ведь есть же, в конце концов, политические технологи, рассуждавшие тогда о геоэкономике, которая, якобы, является актуальным проявлением тенденций в геополитике.

Чего только не говорили спецы по «эссен гэ», уж простите за грубое выражение.

***

Продолжение следует

*лица, признанные иностранными агентами

**официально запрещена в РФ с 20 сентября 2002 года

***ряд подразделений РНЕ признаны экстремистскими структурами

****экстремистская организация, запрещённая в РФ

*****включён в перечень террористов и экстремистов