Фарный костел в г. Гродно. Источник: https://belkraj.by/sites/default/files/uploads/landmark/gallery/farnyy-kostel-v-grodno-1.jpg
Аннотация
В статье проанализированы вышедшие во второй половине 1990-х гг. работы известных польских интеллектуалов Е. Гедройца и П. Пшецишевского о природе католического костела в Беларуси. Данный сюжет был составной частью рассуждений авторов о тактике политики Варшавы в Беларуси.
_________________________________________________________
Стереотип «католик – значит поляк», распространенный среди значительной части населения Беларуси, создавал прекрасные предпосылки для вмешательства Польши во внутренние дела соседнего государства. Впрочем, некоторые представители интеллектуальных элит Польши в 1990-х гг. представили на суд общественности более взвешенную оценку национально-культурных процессов в Восточной Европе. Известные российские слависты Ю.А. Лабынцев и Л.Л. Щавинская в своей фундированной монографии «Западнобелорусское письменное наследие XVII – XX вв.» (Минск, 2004 г.) упомянули высказывания П. Пшецишевского (в 1990-е гг. являлся атташе по культуре Посольства Польши в Беларуси) и Е. Гедройца (известнейший польский публицист, редактор культового журнала «Kultura», издававшегося польскими эмигрантами в 1947–2000 гг.) в качестве примера адекватной оценки деструктивной роли отдельных представителей католического духовенства в Беларуси [1, с. 64–65]. Обоих этих авторов едва ли отличала симпатия к культурно-цивилизационному выбору большинства белорусов. И П. Пшецишевский, и Е. Гедройц в своих работах негативно оценивали результаты референдума 1995 г., абсолютное большинство участников которого высказалось за предоставление белорусскому и русскому языкам равного статуса государственных языков. Е. Гедройц вместе с другим деятелем польской антикоммунистической эмиграции – Ю. Мерошевским – еще в 1970-е гг. сформулировал доктрину, согласно которой основным объектом польской политики на Востоке провозглашался регион «ULB» (Украина, Литва, Беларусь), а главной целью – максимальное ограничение в нем влияния Москвы [2]. В то же время размышления П. Пшецишевского и Е. Гедройца о негативном влиянии костела на процесс консолидации белорусской гражданской нации, безусловно, заслуживают внимания.
П. Пшецишевский в одной из своих статей выступал резко против практики отождествления всех католиков Беларуси с этническими поляками: «Такова реальность этой земли и этих людей, которые хотя и считают себя поляками, но это имеет абсолютно иное значение, чем просто быть “нормальным” этническим поляком. Эти люди привязаны к литургическому польскому языку, который достойно заменил латынь и сохранил красивую древнюю паралитургию. Но чаще всего эти же люди не понимают польских проповедей, а к приехавшим из Польши ксендзам, когда совсем не могут по-польски, обращаются по-русски» [3, с. 82]. Автор также указывал на трудности, с которыми сталкивались католические священнослужители, употреблявшие в свои приходах белорусский язык: «Укоренение белорусского языка в литургию и проповеди сталкивается с сопротивлением, особенно со стороны старшего поколения, которое считает себя поляками даже там, где белорусский язык родной и ежедневный для 95 % жителей» [3, с. 82].
Статья П. Пшецишевского. Фото автора.
Любопытно следующее утверждение П. Пшецишевского о слабом влиянии польской «мягкой силы» на культурную идентичность «костельных поляков» Беларуси: «Связь “полонийной культуры” с католическим Костелом слабая. Скорее, формально-традиционная, только на уровне знакомства с ксендзом и исполнением в его присутствии танцев гуральских, краковских или куявских обязательно в привезенных из Польши “людовых” костюмах, редко пошитых по тем же образцам на месте, также в отправке детей на воскресную катехизацию, которая завершается Святой Комунией, еще бывает свадьба и бывают поминки. И совсем не видно светских верующих, которые встречались бы вне костела и говорили бы между собой по-польски» [3, с. 83].
П. Пшецишевский приветствовал постепенное внедрение в деятельность костела белорусского языка, считал этот процесс естественным и неотвратимым: «Стершее поколение “местных поляков”, привязанных к польским языку и обрядности, умрет. Оставит после себя кресты с польскими надписями и польским правописанием своих белорусских фамилий обычно с окончанием на -ич, носители которых внесли такой огромный вклад в культуру Польши. Оставит после себя возрожденные приходы и возвращенные костелы. … Но Костел вечен, он действует sub speciae aeternitatis, он должен опираться на аутентичные связи, а их может дать только настоящая душа народа. А все, что настоящее, что действительно аутентичное и великое в том Костеле, то совершается с помощью белорусского языка. … Правда, не пестовала его довоенная польская действительность, потому что в тогдашней административной практике было само собой разумеющимся посылать на Кресы ксендзов с Польши, которые читали тут Евангелие и проповеди на своем родном языке. Но теперь Костел в Беларуси постепенно и неизбежно становится белорусским Костелом, и другого пути для него нет. Потому что альтернатива тут только искусственное поддержание польскости, которая после смерти ее носителей исчезнет сама, что может привести Костел в духовную западню местной русскости» [3, с. 83]. Последние слова данной цитаты отражают одну из центральных идей работы: П. Пшецишевский был сторонником деполонизации костела, но в то же время крайне негативно оценивал русское культурное влияние в Беларуси, считал русскую (в его понимании, «имперскую») культуру чуждой для белорусов. Мнения миллионов граждан Беларуси, засвидетельствовавших на референдуме 1995 г. свое приязненное отношение как к белорусскому, так и к русскому языкам, польского интеллектуала, очевидно, не интересовали.
Авторитетнейший польский интеллектуал Е. Гедройц на вопрос корреспондента газеты «Rzeczpospolita» (февраль 1996 г.), «как он оценивает деятельность католического Костела у наших соседей на востоке», ответил: «Негативно. Там попросту проводится обычная полонизаторская акция. Польские ксендзы, которые туда приезжают и занимают там все приходы, прежде всего занимаются миссионерской деятельностью, то есть не столько опекой поляков и польских костелов, сколько обращением православных белорусов в католицизм. На костелах вывешиваются польские флаги и т.п.» [4, s. 14]. Показательно, что Е. Гедройц признавал особую роль православной церкви в истории белорусского народа и считал, что действия отдельных представителей Ватикана и руководства белорусского костела были направлены на искусственное разжигание межконфессиональной напряженности: «Ватикан, конечно, хочет проводить там миссионерские акции. Конечно, пусть проводит, но это нереально. Православие, которое сейчас объективно возрождается, хотя еще переживает непростой период своего развития, там является государственной религией. … Зачем нам конфликтовать с ними? Пусть Ватикан идет своим путем, работает с итальянцами, испанцами и др. … Зачем нам этот конфликт с православными? Или возьмем хотя бы иерархию католического Костела в Беларуси. Делаем кардиналом архиепископа Свёнтека. Это выдающийся человек, польский деятель, создал немало действующих там польских патриотических организаций. Очень хорошо, только не нужно потом говорить, что Беларусь получила кардинала» [4, s. 14]. Очевидно, последней фразой Е. Гедройц хотел донести мысль о том, что многие действия главы католического костела в Беларуси К. Свёнтека в то время служили интересам не столько Беларуси, сколько Польши.
Е. Гедройц. Источник: https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/6/6c/Jerzy_Giedroyc_1997.jpg
Е. Гедройц, как и П. Пшецишевский, крайне болезненно оценивал тот факт, что большинство жителей Беларуси не испытывает неприязни к русской культуре и русскому языку, и считал, что «дерусифицированная» Беларусь более всего отвечает интересам Варшавы. Действия польской «мягкой силы» в Беларуси, которая должна была служить данной цели, публицист считал недостаточными: «Тем временем не удалось добиться даже открытия Института польского в Минске. Есть много белорусов, которые хотели бы с нами сотрудничать, мы должны были бы сделать из Белосточчины белорусский Пьемонт. Однако в этом плане мы не сделали ничего. Даже недавно под предлогом налоговых обстоятельств белорусские общества и организации в Белостоке были лишены помещений. Потому что всем все равно. Мы должны эту белорусскость как-то поддерживать, это и в наших национальных интересах. Лично я не имею таких финансовых возможностей. Мы можем опубликовать одну или две статьи, или постараться добиться какой-нибудь стипендии для белорусов. Но это нужно делать в государственном масштабе, должна быть какая-то другая, конкретная политика» [4, s. 14].
Таким образом, в проанализированных работах П. Пшецишевского и Е. Гедройца прослеживается основная идея – негативная оценка полонизаторской деятельности костела в Беларуси, призыв к белорусизации церковной и, шире, всей публичной сферы. Однако подобные заявления, периодически звучащие из уст некоторых польских интеллектуалов, не стоит идеализировать. Скорее можно говорить о разном понимании тактики польской «мягкой силы» в Беларуси – вместо прямолинейной полонизации П. Пшецишевский и Е. Гедройц предлагали больше внимания уделять контактам с «национально ориентированными» представителями белорусской интеллигенции. Стратегическая цель оставалась неизменной – включение Беларуси в орбиту культурного и общественно-политического влияния Польши, «переформатирование» сознания белорусов с целью привития чуждых большинству из них русофобских настроений.
Литература
1. Лабынцев Ю., Щавинская Л. Западнобелорусское письменное наследие XVII – XX вв. (Экспедиционное исследование 2000–2002 гг.). Минск: Национальная библиотека Беларуси, 2004. 328 с.
2. Неменский О.Б. Пространства и идеологии восточной политики Польши. URL: https://www.perspektivy.info/history/prostranstva_i_ideologii_vostochnoiy_politiki_polshi_2007-8-13-16-8.htm (дата обращения: 13.07.2024).
3. Пшэцішэўскі П. Беларускія каталікі – якія яны? // Наша вера. 2000. № 1. С. 79–84.
4. Prawda w oczy, groch o ścianę // Rzeczpospolita. 1996. 17–18 lut. S. 13–14.
