Источник: Новости Севастополя

Фото: коллаж ForPost

Правый русский националист с Волыни В. В. Шульгин писал «Дни», поминая и 1905 г. — зарю свободы со всеми её прелестями, и 1916 и 1917 гг., когда освободительное движение разрушило империю и Россию.

Своей вины в случившемся он, кстати, не отрицал.

Схождений между теми «Днями» и нынешними всё-таки много. Хотелось бы поменьше.

Начнём с патриотического подъёма 1914 (2022) г. и впадения в ничтожество прежней освободительной оппозиции.

Будущие творцы революции в первые годы войны были рассеянны по свету — В. И. Ленин и Г. Е. Зиновьев были в Цюрихе, Н. И. Бухарин и Л. Д. Троцкий — в Нью-Йорке, И. В. Сталин, Я. М. Свердлов и Л. Б. Каменев — в сибирской ссылке. В Москве, Петрограде, Киеве, Одессе сколь-нибудь активных большевиков почитай что не осталось.

Судьба Гельманов*, Невзоровых*, Гудковых, Гозманов*, Ходорковских*, Галкиных*, Навальных и Яшиных примерно та же.

Впрочем, и в эмиграции тт. Ленин, Троцкий etc. в политическом отношении представляли собой quantité négligeable. Вещь, не заслуживающая внимания и никого реально не представляющая.

Совершенно как безрезультатно надувающая щёки сегодняшняя эмиграция. Виленские форумы свободной России, варшавские съезды народных депутатов — интерес они могут вызывать разве что энтомологический.

Казалось бы, исполнилась многолетняя мечта русских охранителей и консерваторов — самопровозглашённая (и тем изрядно всем надоевшая) совесть нации пошла побоку, да к чёрту, вызвав в обществе громкое «Уф-ф-ф!».

Но в политике законы сохранения действуют с не меньшей неумолимостью, чем в природе. Если в одном месте убавится, то в другом настолько же прибавится.

Это относится и к безоглядной критике власти.

К каковой критике, как вдруг выясняется, не одни только революционеры-максималисты способны. Потенции охранителей (или вчерашних охранителей) тоже могут оказаться весьма велики.

И державный вождь русской армии недолго пользовался авторитетом, столь необходимым во времена отчаянной схватки, смысл которой — «Нужно, чтобы России не сломали шею». Ибо:

«Успех не долго сопутствовал нашему оружию. Не хватало снарядов, и разразилось грозное отступление в 1915 г. Я был на фронте и видел всё... Неравную борьбу безоружных русских против ураганного огня немцев... И когда снова была созвана Государственная дума, я принёс с собой, как и многие другие, горечь бесконечных дорог отступления и закипающее негодование армии против тыла».

На том первоначальном этапе охранительная оппозиция была движима самыми благородными чувствами:

«Я чувствовал себя представителем армии, которая умирала так безропотно, так задаром, и в ушах у меня звучало: «Пришлите нам снарядов!».

Но тут возникает вопрос — как быть.

Одни говорят:

«От Думы ждут, что она заклеймит виновников. Если не открыть этого клапана в Государственной Думе, раздражение вырвется другими путями. Дума должна резко оценить те ошибки, благодаря которым мы отдали не только завоёванную потоками крови Галицию, но и кто знает, что ещё отдадим».

Но другие возражают:

«Мы, приехавшие с фронта, не намерены щадить правительство... Слишком много ужасов мы видели... Но вот другая сторона... Бывают минуты, когда я начинаю сомневаться... В другом отношении, где мы условились быть не раздувальщиками огня, а как раз наоборот — гасителями пожара, — исполняем ли мы своё намерение? Тушим ли мы революцию?».

И тут опасность:

«Мы слишком красноречивы... мы слишком талантливы в наших словесных упражнениях. Нам слишком верят, что правительство никуда не годно».

А ещё верят в «договорняк» уполномоченного Абрамовича с неприятелем, resp. «в прямой телефонный провод с Берлином» у царицы в Царском Селе.

Слово «измена» — это вроде как «клевета», согласно Дону Базилио: «И из уст в уста летает, как затверженный урок».

Вроде бы мера этой опасности должна зависеть от положения дел на фронте. Когда удаётся его стабилизировать или тем более взять инициативу в руки, накал критики меньше. Но, впрочем, не всегда.

Превратить кампанию в победный блицкриг, когда разбитый неприятель бежит, бежит, бежит, а мы под звуки победной музыки гоним его по сто километров в день, удаётся достаточно редко.

Даже и успешные в принципе военные действия не исключают вражеских контратак и фланговых ударов, а равно временных приостановок для отдыха и перегруппировки.

Армия состоит из живых людей, а они не в состоянии вести победное наступление в режиме 24/7.

Но в тылу это не всегда понимают, там каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. А привычка всё объяснять негодностью командования, правительства — и царя, она словно наркотик. Подсесть легко, затем нужны всё новые и новые дозы, абстиненция же болезненна.

И прогремевшие на всю Россию слова Милюкова «Глупость или измена?» были произнесены тем давним всепропальщиком в ноябре 1916 г., когда фронт пребывал в стабильном состоянии. Но привычка уже стала второй натурой. И у вчерашних верноподданных — тоже.

Кстати, тогда проявилась попервой незаметная смычка лоялистов и революционеров-максималистов.

Рассуждая путём толстых намёков об измене, гнездящейся в Царском Селе, П. Н. Милюков ссылался на берлинские газеты. Мог бы сказать и точнее — на фейк, запущенный К. Б. Радеком — на все руки мастером, а по иноземной своей природе (австрийский подданный) — аналогом нынешнего чудесного болгарина Христо Грозева.

Близилось то время — всего несколько месяцев оставалось, — когда всепропальщики добились своего. Причём не было поражений на фронте, военная промышленность разогналась так, что про снарядный голод все забыли — как и у нас сегодня, — а запасов оружия хватило ещё на три года гражданской войны.

Но вирус патриотического всепропальчества уже сделал своё дело.

В феврале 17-го монархия пала, было сформировано правительство общественных деятелей, которые на поверку оказались ненужными болвашками, быстро — ещё быстрее, чем царские министры и генералы, — утратившими всякий авторитет и всякую возможность контролировать события.

А Ленин, Троцкий con tutti i frutti, ещё в 14-м, 15-м, да и в 16-м году пребывавшие в глухой безвестности и сами отчаявшиеся в том, что когда-то будет революция, вдруг вышли на первый план, и

«Полюбили сгоряча

Русские рабочие

Троцкого и Ильича,

И всё такое прочее».

Патриотические же всепропальщики на линии Милюкова-Гиркина всего лишь исполнили роль первой ступени, которая разгоняет красный проект, а потом отстреливается.

В «Дни. 2023» об этом нелишне помнить. Чтобы опять не вывести на орбиту Навального с Гельманом.

Максим Соколов

*Признан в РФ иностранным агентом