Окончание
4. Суверенные основы государственно-конституционных преобразований в Беларуси
Философию преобразований начнем с, возможно, протокольного замечания (хотя далеко не для всех), что чаемые преобразования должны носить характер не просто конституционный, а именно конституционно-государственный. То есть, не останавливаться на общих положениях, а продвигаться по всему политико-правовому скелету государственной жизни. Но, разумеется, конституционные основы имеют непреложное значение. При этом, как мы определили ранее, указанные государственные преобразования должны исходить не из либерально-реформационных, а из охранительно-патриотических установок.
Исходным принципом белорусских конституционных преобразований должна быть опора на исторические отечественные начала с априорным пренебрежением к мнениям со стороны западных «хранителей общечеловеческих эталонов» – политиков, консультантов, профессоров и прочих советчиков. По причине как чужеродности для нас их традиции, во всяком случае, сложившейся в результате неоязыческих буржуазных революций XVI-XX вв. с их либерально-демократической манипулятивной ширмой и реальной олигархией «глубинной элиты», так и исходной злоумышленности указанных интеллектуальных представителей данной элиты. В целом, мысль о «соответствии прогрессивным демократическим нормам» должна полностью уступить место свободе творчества в патриотическом духе.
Важнейшее значение необходимо, не стесняясь, уделить конституционной Преамбуле. Если для западного законничества всякий юридический акт несет исключительно директивно-регулятивную функцию, то для русско-славянского правосознания важнейшее значение имеет ценностное, нравственное обоснование положений права, то есть правда: если закон основан на воле, то право выше закона и должно быть основано на правде. Преамбула призвана передать основы народно-исторического самосознания и задать высшие ценностные ориентиры для государственного строительства.
Прежде всего, поскольку источником истины и правды (и с ней и права, в отличие от простого закона) не может быть человек, но может быть только Бог, Его упоминание в Преамбуле необходимо, более того соответствует Конституциям ряда европейских государств, еще не «гуманизированных» транснациональной элитой Евросоюза. Готово ли белорусское общество и власть при этом указать на Христа и Его Новозаветные заповеди как источник конкретной (а не абстрактной) правды, – вопрос открытый. При этом стремление к исполнению божественных Заповедей и строительству государства, созиданию народа именно на их началах (а не на неопределенных, крайне переменчивых и ныне откровенно лукавых и дегенеративных «общечеловеческих ценностях») и должно быть поставлено в качестве основания для всего правого свода, целей и смысла государственной жизни белорусского народа.
При этом вполне уместным будет перенос в конституционную Преамбулу положения преамбулы «Закона о свободе совести и религиозных организациях», которым утверждается «определяющая роль Православной церкви в историческом становлении и развитии духовных, культурных и государственных традиций белорусского народа». Ибо такова истина. Притом отсюда никак не проистекает возможность какого-то ущемления личных гражданских и конфессионально-общинных прав других традиционных конфессий Беларуси – в отличие, например, от католической Польши в 1921-1939 гг. и католической Хорватии уже в наши дни. Напротив, вполне уместным будет даже расширение данных прав: например, без какого-либо ватиканско-белорусского конкордата, совершенно неприемлемого, – право католиков в Беларуси в районах компактного проживания приглашать ксендзов по заявлению родителей в школы и даже вводить в таковых соответствующие факультативы.
Колоссальное значение имеет определение в Преамбуле исторических корней белорусского народа и государства, задающих и перспективу дальнейшего государственного строительства, народных целеустремлений. Прежде всего, необходимо прямое указание на этническую и духовную принадлежность белорусов к единому русскому народу (большому русскому этносу) как «народу из одного корня» или, гораздо точнее, как «ветви одного народного древа». И, соответственно, – к единой восточнославянской цивилизации или, точнее, Русскому миру. Необходимо помнить, что данное понятие было впервые введено в употребление великим отечественным святым, святителем Кириллом Туровским, вошедшим в историю под именем «русского Златоуста».
Вполне уместно закрепить в конституционной Преамбуле и равнозначность понятий Беларусь, Белая Русь и Белоруссия с соответствующими изводами. Необходимо при этом помнить, что понятие «Беларусь» самое молодое и было введено в таком виде в условиях распада СССР русофобско-националистическими депутатами и кругами с целью максимально замазать сам корень «русскости» – раз уж не было возможности вообще исключить его как в случае с Украиной. Что касается понятия «Белоруссия», то необходимо знать, что оно имеет даже не российское происхождение и смысловое закрепление глубинного единства с Московским государством (что само по себе для белорусов естественно), а происхождение греческое и смысловое закрепление единства Белой и всей Руси с наследием Византийской Империи, двигавшееся на Русь не с великороссийского севера, а с малороссийского юга (как, к слову, и учение о триедином русском народе) с центром в Киево-Печерской Лавре. Таким образом, националистическая ненависть к понятию Белоруссии берет начало даже не в историко-политической враждебности Польши по отношению к России, но в религиозно-цивилизационной враждебности германо-романской цивилизации и ее империй (ныне – глобальной англосаксонской) к греко-русскому миру и ее Византийской и Российской Империям.
Наконец, совершенно необходимо указание на государственную преемственность белорусского государства, а именно – на тысячелетнее (а не 30-летнее или 100-летнее) преемствование Республикой Беларусь Древнерусскому государству, Великому княжеству Литовскому и Русскому, Российской Империи и Советскому Союзу. Речь Посполитая не может входить в данный ряд, поскольку она была формой оккупации Польским королевством Великого княжества Литовского и Русского с последующей целенаправленной и весьма успешной полонизацией и окатоличиванием западнорусского населения с полным уничтожением на белорусских землях Православной Церкви, западнорусского языка и культуры белорусов. Такова историческая правда.
Исходя из этой правды, необходимо закрепление в Преамбуле и геополитическо-цивилизационной стратегической нацеленности белорусского народа и государства на строительство единого духовно-культурного пространства и русско-евразийского военного и политического союза с великороссами (русскими) и малороссами (украинцами), а также другими союзными им по самосознанию народами. Основу духовно-культурного пространства, разумеется, составляет вышеуказанное наследие православного византийско-русского мира. Что касается политического союза, то он может принимать разные формы согласно духу и воле народов, но должен обязательно стоять на двух столпах, для поверхностного взгляда противоречивых: а) имперскости – то есть, не просто «объединения по выгодным интересам» (как правило, крупных бизнес-элит), но целеустремленного строительства единого организма с центром силы, который мог бы, во-первых, проводить принципы духовно-культурного ядра в жизнь союзных народов, во-вторых, быть способным защищаться и противостоять внешним полюсам силы, политическим образованиям вокруг них и их враждебным планам и действиям; б) добровольности – основываться не на насильственном принуждении, поглощении и подчинении, а на согласии, дружелюбности и союзности (в отличие, в частности, от западных империй и нынешней евроатлантической квазиимперии США-ЕС).
Теперь необходимо перейти к вопросу о преобразовании политической системы.
Еще раз подчеркнем, что проводиться оно должно на государственническо-патриотических началах, а не под воздействием частных интересов тех или иных внутриэлитных групп или под воздействием возмущенных лозунгов раздраженных народных масс и, тем более, мятежных протестных толп. Такие преобразования должны быть нацелены на укрепление государственности, а не на ее подрыв. Отдельно подчеркнем: укрепление белорусской государственности необходимым условием имеет союзное строительство и, наоборот, строительство Союза с Россией и другими братскими государствами несет в себе не угрозу государственному суверенитету Беларуси, а его укрепление и подпитку.
В чем должно выражаться укрепление белорусской государственности политическими ее преобразованиями? Уж очевидно – не в либеральной демократизации, с разделением властей, с введением партийно-парламентской системы и учреждением на ее основе постоянной борьбы за номинальные голоса избирателей и реальные интересы спонсоров партий и заинтересованных классов с неизбежной победой самых вертких и алчных. То есть, не в исполнении навязчивых рекомендаций Запада и его мнимых лекал, – мнимых, поскольку уже всем студентам гуманитарных ВУЗов должно быть известно, что реальная власть на Западе формируется и осуществляется не по, а под формально-фиктивными либерально-демократическими институтами. Где среди окружающих Белоруссию стран такая либерал-демократизация привела даже к экономическому росту, не говоря уже о народном процветании?! Но и, конечно, не может это укрепление выражаться в имитационных реформах с консервацией близкого к «перестроечному» статус-кво с нарастанием разрыва между властью и народом и дальнейшим нарастанием всеобщего недовольства с известным печальным финалом.
Проблема и слабость белорусского государственного строя – отнюдь не в централизованности власти, сильном президентском правлении и выстроенной разветвленной вертикалью власти! В этом как раз его преимущество и сила! Проблема и слабость, как и в позднем СССР, как и в предреволюционной петровской Российской Империи, – в хилой и недостаточной соборности государства, единства власти и народа, живом и организованном участии лучших народных сил в управлении страной, которую никак не может заменить собой номенклатурно-бюрократическая вертикаль и соответствующая система управления.
Крайне важно понять различие между соборностью и демократией. Демократия, – более ли менее ситуативная воля большинства, – по определению не может быть выражением Божьей воли и, соответственно, правды и мудрости. Более того, демократия и особенно либеральная демократия не может быть выразителем и воли народа. Возьмем пример: народ всегда желает, чтобы врачи в больницах лечили и, по возможности, вылечивали больных. Но всеобщее участие в равноправном голосовании о способах лечения, да еще и в условиях постановки под сомнение авторитета врачей не только не ведет к исцелению больных, но не может быть названо даже выражением подлинной воли большинства!
Соборность – это всегда творческое выстраивание иерархически организованного представительства воли народа в его качественно-органическом единстве (а не толпообразном смешении) на основе высших принципов. И такая иерархически организованная выстроенность (как и в организме человеческого тела) требует охраны и сбережения. Которые могут осуществлять лица, максимально соответствующие критериям беспристрастности и личной заинтересованности в общей благоуспешности соборного организма, а не в реализации своих частных интересов. Совершенно естественно, что такими руководителями-охранителями, защитниками подлинного выражения народной воли и согласования ее с высшей правдой веками были духовные лица, монарх и совет старейшин в том или ином виде. Могут ли указанные хранители благосостояния державы сами злоупотреблять положением? Безусловно, как и все люди. Но и логика, и опыт доказывают, что делают они это уж точно несравненно реже, чем любая им альтернатива – толпа, партии, богачи, знать, международные институты.
Действительно, непросто осуществлять эти принципы соборной государственности в существующих условиях весьма невысокого духовно-нравственного уровня народа, включая и их неотъемлемую часть – чиновничество. После векового погрома религиозной духовности и длительного убеждения человека в том, что он – потомок обезьяны, движимый несколько усовершенствованными потребительскими и стадными инстинктами. Но стремиться – жизненно необходимо, альтернатива чему – гниение, рабство и смерть. В том числе и с временным ростом зарплат и строительством «цифрового общества».
Относительно президентской власти едва ли целесообразно ее ослаблять, думая, что это как-то послужит к «оживлению жизни» и преодолению накопившихся проблем. Еще раз: где есть такой опыт?! Распределение полномочий нельзя путать с разделением власти (между противостоящими субъектами). Необходимо не упразднение сильной президентской власти, а ее дополнение и укрепление сильными институтами меритократической соборности. Которая, в том числе именно своим авторитетом, достоинством и честью представителей, а не лоббированием частных интересов или дерзкими ультиматумами, способна удержать главу государства от ошибочных действий и особенно системных заблуждений. Которые чаще всего складываются в условиях закулисного воздействия на него полуанонимных лиц и «групп влияния», в том числе в его окружении различной степени близости.
Совершенно нецелесообразно и введение ограничений сроков президентства: это требование напрямую противоречит как раз свободе народного волеизъявления и выражает догматические требования Запада, который хотел бы видеть в других странах постоянную чехарду верховной власти с постоянно сменой временщиков с конечным установлением собственного контроля за этой сменой и самой властью. Пример? Украина и все страны Балканского полуострова – земли бывшей Византийской Империи и наших исторических братских народов. Совершенно ложными и антигосударственными по сути являются и мятежно-горделивые мотивации в духе «засиделся», «надоел» и в целом: «долгое властвование портит». История доказывает, что именно длинные правления и особенно их поздние этапы чаще всего приносят самые добротные плоды, преодоление ошибок ранних периодов. Примеры – отечественные правители Екатерина II, Александр I, Александр II, Иосиф Сталин. Еще легче: сравнить долгие и короткие правления в постсоветских республиках. А вот «смены ради смены» никогда не приводили к добру. Посему вместо ограничений сроков необходимо увеличение периода правления – как минимум, до семи лет, возможно, с введением механизма соборного подтверждения доверия.
Наконец, необходимо твердо признать (с соответствующими конституционными установлениями), что главой государства русско-византийского цивилизационного пространства может и должен быть исключительно мужчина, причастный к службе в армии или одном из силовых ведомств, желательно выходец из соответствующей офицерской среды. Тезис о «новой просвещенной эпохе», в которой военное и прочее противостояние якобы отошли в прошлое, является гнусной ложью. Это противостояние лишь вышло на новый уровень, когда к старым формам противостояния добавились новые «просвещенные», более лукавые и искусные и, соответственно, требующие не уменьшения, а увеличения мужественно-волевого и разумно-созерцательного начала верховной власти. На Руси главой государства во всякую эпоху может и должен быть князь в мундире – как бы он ни назывался в наше время.
Весьма уместна и высказываемая (в частности, ученым-политологом Александром Плащинским) идея о конституционном введении должности вице-президента – человека, который, во-первых, будет готов взять власть в руки в случае чрезвычайных (в том числе не случайных) происшествий с главой государства, во-вторых, будет известным и проверенным временем, словами и действиями главным претендентом на преемствование власти, в-третьих, будет исполнять особую государственную миссию. А.Плащинский предлагает сделать таковой обеспечение национальной безопасности, к которому следует добавить курирование разработки, совершенствования и продвижения общей стратегии государственного развития, что одновременно позволяет самому вице-президенту возрастать в государственного деятеля со стратегическим мышлением. Личность на должности вице-президента должна быть плодом согласия между главой государства и органами народной соборности, о которой будем говорить ниже.
Что касается избрания самого главы государства, то здесь также должен быть применен творческий подход на основе той же соборности. Идеалом была бы та самая преемственность через вице-президента. Или близкое к ней избрание на Всебелорусском народном собрании из выдвигаемых особым Советом, о котором ниже. Наконец, это может быть и простое демократическое голосование, но из нескольких претендентов, выдвинутых теми же Всебелорусским народным собранием либо особым Советом. В любом случае, выдвижение главы государства должно быть максимально защищено от неорганизованной и анонимной воли демократической толпы, от воздействия политических манипуляций и иных технологий, от фактора «финансово-политических инвестиций», в том числе иностранных, от личного стремления к власти и борьбы за власть: золотым принципом формирования верховной власти на христианских началах является получение власти тем, кто к ней не стремится, что по умолчанию невозможно для демократии. Для достойного руководителя и правильного выдвигающего его государственного строя власть – не желанная привилегия, а обременительный крест.
5. Духовность и соборность – принципы суверенной Конституции для Белоруссии
Из тех первооснов, которые должны быть установлены непосредственно в преобразованной белорусской Конституции, вкратце отметим следующие.
Почти общим согласием здоровых сил является отражение в ней защиты традиционной семьи и семейных ценностей. Вместе с тем, необходимо указать именно на христианский характер этих ценностей, что при расшифровке дает весьма значительное расхождение с другими традициями. Это касается не только недопустимости «однополых браков» и их «прав», но и правовой исключительности законного брака мужчины и женщины, положения мужа и жены, родительских прав, обязанностей детей, межпоколенческих отношений, неприемлемости коммерциализации семейных отношений (например, в виде брачных договоров). Это, несомненно, означает и постепенное движение к запрету на какие-либо манипуляции с природным полом человека, с его зачатием и внутриутробным созреванием, и признанию правды о том, что жизнь человека начинается с момента зачатия, а не перерезания пуповины или неопределенного мгновения в пренатальный период, и жизнь эта вместе с остальными правами требует равной защиты с жизнями и правами уже рожденных граждан.
К конституционной защите традиционной семьи на христианских началах должны добавиться и соответствующие положения в статье о культуре (хотя в широком смысле она охватывает все общественные устои и практики, включая семейные), которая пока указывает на одну только «свободу». Должно быть определено высшее призвание культуры – воспитание, развитие и духовно-нравственное возвышение личности, а не развлечение и рыночная коммерция. Необходимо выделить и конкретные высшие критерии для выстраивания соответствующего отраслевого нормотворчества и политики, среди которых можно сразу выделить целомудрие, благопристойность и патриотичность. Соответственно, развращение, хамство, ненависть и клевета на Отечество должны быть поставлены в правовое положение non grata. В целом, добродетель не должна искусством выставляться пороком, а греховный порок добродетелью, грех-порок не может вести к счастью – без этих высших принципов отечественной культуры, закрепленных законодательно, ни о каком духовно-нравственном возрождении народа не может быть и речи. Соответственно, уместно и конституционное закрепление государственной цензуры, действующей на основании нравственных, а не узко-политических критериев.
Пришло время также упразднить порочное противопоставление русского и белорусского языков. Необходимо конституционно закрепить, во-первых, их родовое единство, во-вторых, их равно родную для белорусов природу. Как известно из науки, прежде всего, от отца и вершины белорусоведения академика Евфимия Карского, белорусский язык является северо-западным наречием общего русского языка (койне), охватывавшего восточно-славянские племена еще до своей унификации и даже в дописьменные времена, предшествовавшие единому Древнерусскому государству, и окончательно сформировавшегося на основе церковно-славянского языка в XVII-XIX вв. с неоспоримым вкладом в него выходцев из белорусских земель. Таким образом, общерусский язык является для белорусов таким же родным и национальным, как и белорусское наречие, изначально хранившееся в крестьянской среде. Лишь со второй половины XIX века выходцы из польско-католической среды, традиционно пренебрежительные к самой белорусской крестьянской среде и ее наречию («мужыцкай мове»), неоднократно пытались (и пытаются по сей день) противопоставить его, одновременно подвергая полонизации, русскому языку, ввиду решения соответствующих своих религиозно-политических задач, не имеющих ничего общего с любовью к белорусскому народу, его самобытности и культурно-историческому наследию.
В этом ключе уместна и постановка вопроса о том, не настала ли пора пересмотреть сами основополагающие понятия отечественной политико-правовой практики – в плане их суверенного соответствия греко-славянскому словесному кругу. Не секрет, что со времен революции 1917 года политико-правовой тезаурус находится в сильной генетической привязке к романо-германской традиции, которая за словом тянет и дело – институциональную сущность. Примером может служить уже сама Конституция как альтернатива Уложениям и Уставам, а также называние высших должностей и органов власти. Не настала ли также пора конституционно сменить и закрепить суверенную форму одежды государственных служащих на мундирную: нынешняя глобально-универсальная, введенная у нас также «именем революции», подсознательно формирует в чиновнике психологический тип дельца-бизнесмена (капиталом и объектом усилий которого является стул с портфелем), легко переходящего в коммерцию и обратно, а не служилого-государственника. А именно из психологического типа руководящего сословия и вырастают все практические провалы и болезни всего общества.
Вне всякого сомнения, в Конституции должно быть введено положение о правовом преимуществе закрепленных в ней фундаментальных ценностей и положений над международным правом. Подписывая от лица государства международный договор или соглашение, чиновник должен отдавать себе отчет и оповещать противоположную сторону об этом приоритете. Хотя для искренних патриотов-законодателей противодействие возможным попыткам «мягкой» интервенции этим не может быть ограничено. Исходя не из абстрактных реляций, а из действительности тысячелетней истории, вполне может быть положено в Конституции признание непрекращающихся веками попыток политического и духовного покорения Белой Руси со стороны Запада в тех или иных его формах, а значит, стратегической цели белорусского государства противостоять грубым и мягким формах данной агрессии. Данное оборонительное противостояние – важнейшая и неотъемлемая часть национальной идентичности белорусов.
Отдельным правотворческим актом должен быть определен особый статус государственной собственности, вокруг которого кружат многие невидимые вихри реформаторства и революции. Прежде всего, должен быть подчеркнут народный статус этой собственности, управляемой государственной властью от лица народа. Общенародная собственность (в том числе промышленная) должна быть – с учетом православно-славянской ментальности и многообразия исполняемых ею социальных предназначений – объявлена народным достоянием, сохранение и приумножение которого должно быть закреплено среди конституционных обязанностей органов власти. Не постепенная приватизация и дробление государственной собственности (в том числе промышленной), а ее собирание и органическая связь должны лежать в основе государственной хозяйственной стратегии. Не нарушая самого принципа многоукладности экономики, в которой всякая частная собственность (как часть общенародного организма) должна служить общенародному благу и задачам, одновременно получая справедливую поддержку со стороны общенародного организма.
Всё же, что касается приватизации, должно быть законодательно ограничено не только волей главы государства (а также Государственного Совета, иных органов власти), но и волей соответствующих трудовых коллективов. В плане формирования структуры собственности должен господствовать принцип ее трудового происхождения: собственность как обращаемый капитал не может быть создать прочную основу для устойчивого хозяйственного уклада и развития, народного единства и всесословной солидарности, формированию хозяйственных добродетелей. Совершенно нелишним будет внесение в Конституцию положения о том, что экономическая политика государства должна быть подчинена принципам справедливости, солидарности и заботы, а не свободной конкурентной игре рыночных сил и частному корыстному интересу. Рынок является лишь средством связи хозяйствующих лиц, но не законодателем экономических отношений.
В целом же, именно дух общего дела, а не «общественного договора» в условиях «войны всех против всех», ищущих своих индивидуальных и групповых корыстных интересов, должен руководить и текущими и будущими государственно-конституционными преобразованиями. В этом плане вполне целесообразно внести фундаментальную правку в статью о статусе идеологии. Не нарушая запрета на обязательность той или иной идеологии (даже сáмой христианской) для каждого гражданина, как раз противоречащую духу Христианства, необходимо ввести понятие о государственной идеологии и ее строительстве на фундаментальных принципах, закрепленных в Преамбуле и тексте Конституции. В этом понятии должно быть заложено и постоянное ее развитие и совершенствование на незыблемых фундаментальных основаниях, в границах которых вполне уместна и всевозможная свободная полемика.
Здесь же, в соответствующих статьях вполне уместно указать и на несовместимость с историко-культурным духовным наследием белорусского народа, а, следовательно, и неприемлемость для государственной идеологии идеологических доктрин нацизма и либерализма. С первой всё очевидно, – и она вместе с коллаборационизмом должна быть прямо запрещена в Основном Законе страны. Но не менее опасна и, быть может, даже более ядовита, по-своему и тоталитарна, идеологическая доктрина либерализма – постановки абстрактных и лишь конвенционально ограниченных индивидуальных и групповых свобод и прав на вершину ценностной иерархии. Данная доктрина стремится – неправомерно, но отнюдь небезуспешно, – присвоить себе монополию на защиту чести, достоинства и прав и свобод человека. Которая подлинно осуществляется именно в Христианстве, антилиберальном по сути, указывающем на императив нравственной обусловленности свобод и прав, а также признании особых из них за семьей, народом, государством и Церковью.
Не будем забывать, что именно на основе либеральной доктрины осуществлялись все кровавые и разрушительные (причем на века!) европейские революции, включая российскую и ту же самую германскую, которая и привела к торжеству нацистского фашизма. Вспомним также, что родиной самой нацистской доктрины является неизменный бастион либерализма Великобритания – и не какие-то маргинальные в ней круги, а самая элита, которой (вместе с американской) принадлежала ключевая роль и в приходе Гитлера к власти, формированию идеологии Третьего Рейха, экономической поддержки его почти до самого конца II мировой войны, а потом эвакуации нацистской элиты с последующей интеграцией ее в структуры ЦРУ и НАТО для дальнейшей «холодной войны» против Советской России. Предвосхищая едкие замечания, укажем, что уместно было бы внесение в список «чуждых» и доктрины классического коммунизма (марксизма), родственной либеральной и нацистской (в том числе по методам), однако для этого требуется серьезная работа по отделению от нее идеологии общественной солидарности и общинности, которая в значительной мере с 1940-х годов определяла собою советскую практику и, более того, как раз составляет собою ядро греко-славянского культурно-исторического типа.
Еще раз отметим, что и идеология, и конституционно-государственные преобразования Белой Руси должны строиться на правде и быть устремлены к ней. Только при этом условии возможно выживание страны в нынешних условиях, строительство той самой государственной соборности и возвышение народа.
