Внесение в Конституцию России поправок, которые наметили поворот политического взгляда руководства страны в сторону возрождения традиционных ценностей государствообразующего Русского народа, активизировали не утихавшие и ранее споры о той форме правления, которая может вернуть нашему Отечеству духовное величие Святорусского государства и могущество Российской Империи. На этот вопрос среди ученых, политиков и публицистов высказываются самые разные точки зрения. Одни отстаивают мнение о том, что монархическая форма правления безвозвратно устарела, другие в этом сомневаются, но готовы к диалогу, у третьих давно сложилось убеждение в том, что многовековая история самодержавия для государственного строительства современной России и ее будущего имеет заметный практический интерес.
Для пояснения того, что же представляет собой самодержавие с точки зрения его юридического содержания, редакция «Руси Державной» обратилась к своим постоянным авторам, известным ученым-юристам, М. Н. Кузнецову и Г. П. Шайряну, которые давно занимаются изучением российского историко-правового опыта государственного строительства.
Самодержавие как форма правления в России представляла собой единую систему органов верховного и подчиненного управления царской власти наследственного российского монарха, действовавших во взаимодействии с создаваемыми им в различные исторические периоды органами общественной власти сословного происхождения и органами местного самоуправления, имевшими всесословный характер. Царская власть самодержца, в отличие от власти главы государства, как это имеет место в современной России, была неделимой и распространялась на законодательство, суд, государственное правление, а также охватывала династические и церковные отношения.
Одной из причин, вызвавшей к жизни самодержавие, было исторически сложившееся княжеское право удельного периода, совмещавшее в себе одновременно право вотчинного землевладения с правом государственного правления в пределах территории, полученной удельным князем по наследству. Этот вид права возник в Древнерусском государстве, в основе социально-экономической жизни которого «лежала не частная земельная собственность, а землевладение свободных крестьян-общинников» (1). Общинный характер землепользования, практиковавшийся ими, был следствием христианского вероучения, мировоззренческая идея которого заключалась в том, что Господь создал землю для заселившего ее народа по Его воле, и принадлежит эта земля ее Создателю. Право собственности на землю в связи с таким пониманием ее статуса долгое время воспринималось на Руси как умозрительное, не существовавшее в действительности, и в том смысле, в каком оно было присуще Западной Европе раннего Средневековья. Никто, кроме Бога, не мог являться ее собственником, люди лишь временно владели какой-то частью земли и пользовались ею. Сохранению этого взгляда длительное время способствовало то, что громадная территория русского государства с его богатыми земельными угодьями не ограничивала возможности свободного перехода земледельца от утратившего плодородие земельного участка на другое более благоприятное место, и его правовое закрепление за владельцем не имело практического смысла. Не существовало и рабовладельческого права, которое могло бы затруднить или полностью запретить смену места жительства и хозяина. В то же время, князь, как правитель и одновременно наследственный вотчинный обладатель, мог распоряжаться выделенной ему по праву его родовой принадлежности и его родового статуса землей по своему усмотрению, но с некоторыми ограничениями, которые накладывали на него родовые отношения. Однако, частным собственником этой земли в принятом сегодня смысле он не был.
С созданием Московского государства распоряжение землями, вошедшими в его состав, во многом закрепилось за Великим князем Московским. Возникло и первичное, начавшее процесс своего формирования право частной собственности на землю, которым располагали обладатели крупных вотчинных землевладений, сохранившихся в составе объединенной государственной территории. Их наследственные права хотя и находились под угрозой, исходившей от верховной воли государя в силу его практических возможностей, все еще были существенным препятствием к достижению полной юридической неограниченности и политического могущества его верховной власти.
После освобождение Руси от внешнего влияния Большой орды в результате «стояния на Угре» в 1480 г., примененные Иваном III меры государственного принуждения в отношении смены наследственных владельцев новгородских земель на лояльных ему служивых лиц, привели к тому, что в конце XV в. — начале XVI в. наблюдался процесс уменьшения объема прав вотчинников, то есть шло не расширение прав частной собственности на землю, а намеренное торможение этого процесса, рост юридической и политической зависимости землевладельцев от верховного правообладателя. Такое положение служило усилению княжеского единодержавия Московского государя, власть которого становилась все более неограниченной, открывая дорогу уникальному правовому явлению российской государственности — царскому самодержавию.
Вторая половина XVI в. ознаменовалась двумя важнейшими и неразрывными в своей политической и правовой значимости событиями. В 1547 г. Великий князь Московский Иван Васильевич венчался на русское Царство и принял на себя Царский титул. В 60–70-е гг. этого же столетия в стране были проведены государственные реформы, которые законодательно установили царское самодержавие как форму правления в России и закрепили ее фактически.
Венчание на царство и миропомазание имело важнейшее юридическое значение. С одной стороны, этот церковный чин указывал на неземной источник власти русского государя, делая его верховную власть недосягаемой никому из его подданных и ограниченной только религиозной санкцией. С другой стороны, любое правовое веление монарха в глазах царских подданных приобретало особую императивность как Богоугодное дело, а нарушение закона означало отказ от исполнения воли Помазанника Божьего, повиноваться власти которого «не только за страх, но и за совесть, Сам Бог повелевает» (2). Венчание на царство устанавливало также исключительный государственно-канонический статус самодержца с правами и прерогативами особы священной и неприкосновенной, за которой признавался царский сан как внутри государства, так и на международном уровне в лице иерархов Православной Восточной Церкви и зарубежных монархов.
Не меньшее политическое и юридическое значение для установления самодержавия имели и последствия государственных реформ, проведенных царем Иваном Васильевичем. Предпринятые им в период «Государевой опричнины» 1565–1572 гг. меры политического и законодательного характера в первую очередь коснулись замены наследственных землевладельцев на служивых лиц с предоставлением им земельных угодий под условием пожизненного несения царской службы. С этого времени правовые основы самодержавия российского монарха были уже неоспоримы. Юридически неограниченная и неделимая верховная власть стала принадлежать воспринявшему царский сан венчанному на Царство наследственному русскому государю и династическому обладателю всей государственной территории, как тогда говорили, «по праву отчины и дедины». Источником прав и прерогатив царствующего монарха и Помазанника Божьего закон признавал Божественное установление, а задачей самодержца, выходившей за рамки земного бытия, стало создание Святорусского Царства ради спасения царских подданных во Христе Иисусе.
Среди целого ряда шагов по укреплению самодержавия, предпринятых русскими монархами в период Российской Империи следует выделить составленный Павлом I Акт о престолонаследии 1797 г., который имел важнейшее государственно-правовое значение для укрепления самодержавия. Согласно его нормам, достигший совершеннолетия Наследник Российского Престола, а затем занявший его Император Всероссийский приносили клятву о соблюдении в неизменном виде закона о престолонаследии, который определял порядок преемства царской власти российского монарха и никакой иной. То есть устанавливал одобренную монархом и законом форму правления. Отказ от нее означал и отказ от христианского учения о царской власти, признававшей, что «Бог, по образу Своего небесного Вседержительства устроил на земле Царя самодержавного; по образу Своего Царства непреходящего, продолжающегося от века и до века, поставил на земле царя наследственного» (3). Так, законодательным путем царское самодержавие превращалось в наследственную и неизменную форму правления. Как известно, политические последствия Акта о престолонаследии 1797 г. имели самую положительную динамику в отношении стабилизации государственной жизни Российской Империи. Рост ее политического и хозяйственного могущества продолжался до начала ХХ в., когда самодержавная форма правления была насильственно уничтожена.
В силу Закона Российской Федерации о поправке к Конституции Российской Федерации от 14.03.2020 г. № 1-ФКЗ «О совершенствовании регулирования отдельных вопросов организации и функционирования публичной власти» в Конституцию Российской Федерации 1993 г. был внесен ряд изменений. Исходя из названия закона, было понятно, что главной целью законодателя были вопросы, связанные с созданием новой системы власти во главе с Президентом Российской Федерации, обязанностью которого является «обеспечить согласованное функционирование и взаимодействие органов, входящих в единую систему публичной власти» (ч. 2 ст. 80), составленную из органов местного самоуправления и органов государственной власти (ч. 3 ст. 132).
Законодательное определение публичной власти дано в Федеральном законе «О государственном Совете Российской Федерации», который прошел согласование в Государственной Думе, одобрен Советом Федерации и 02.12.2020 г. направлен Президенту Российской Федерации. В его первой статье указано, что «1. Под единой системой публичной власти понимаются федеральные органы государственной власти, органы государственной власти субъектов Российской Федерации, иные государственные органы, органы местного самоуправления в их совокупности, осуществляющие в конституционно установленных пределах на основе принципов согласованного функционирования и устанавливаемого на основании Конституции Российской Федерации и в соответствии с законодательством организационно-правового, функционального и финансово-бюджетного взаимодействия, в том числе по вопросам передачи полномочий между уровнями публичной власти, свою деятельность в целях соблюдения и защиты прав и свобод человека и гражданина, создания условий для социально-экономического развития государства».
В силу ст. 3 этого Федерального закона «1. Государственный Совет является конституционным государственным органом, формируемым Президентом Российской Федерации в целях обеспечения согласованного функционирования и взаимодействия органов, входящих в единую систему публичной власти, определения основных направлений внутренней и внешней политики Российской Федерации и приоритетных направлений социально-экономического развития государства. 2. Государственный Совет в пределах своей компетенции участвует в разработке стратегических задач и целей внутренней и внешней политики Российской Федерации, в формировании государственной политики в области социально-экономического развития Российской Федерации, субъектов Российской Федерации и муниципальных образований, способствует согласованному функционированию и взаимодействию органов, входящих в единую систему публичной власти, в целях соблюдения и защиты прав и свобод граждан Российской Федерации».
Очевидно, что перед нами картина существенного укрепления президентской власти, законодательное влияние которой централизованно охватывает всю структуру органов власти в современной России. Поясняя правомерность наметившегося процесса, Конституционный суд РФ в своем Заключении от 16.03.2020 г. указал, что «Категория «единая система публичной власти» производна, таким образом, от основополагающих понятий «государственность» и «государство», означающих политический союз (объединение) многонационального российского народа». Из Заключения КС РФ следовало также, что: а) «органы местного самоуправления, которые согласно статье 12 Конституции Российской Федерации не входят в систему органов государственной власти, указанных в ее статьях 10 и 11, во всяком случае входят в единую систему публичной власти политического союза (объединения) многонационального российского народа»; б) «Это не отрицает самостоятельности местного самоуправления в пределах его полномочий и не свидетельствует о вхождении органов местного самоуправления в систему органов государственной власти (статья 12 Конституции Российской Федерации)».
В силу Конституции РФ источником публичной власти остается «многонациональный народ Российской Федерации», поскольку других источников власти в России закон не признает (ч. 1 ст. 3). Таким образом, исполнитель воли многонационального народа приобретает новый государственно-политический статус лица, которое в силу Конституции РФ получает возможность полноценно и единолично представлять интересы в праве многонационального народа России как политического союза (объединения) через созданную законодателем единую систему публичной власти. Все это означает, что перед нами картина существенного законодательного укрепления верховной власти, основанная на возникающих у ее обладателя полномочиях Президента России и Председателя Государственного Совета (ч. 1 ст. 8 ФЗ «О государственном совете РФ»), централизованно и безраздельно возглавляющего всю структуру органов власти в современной России.
Одновременно ч. 2 Ст. 67.1 Конституции России стала устанавливать, что «Российская Федерация, объединенная тысячелетней историей, сохраняя память предков, передавших нам идеалы и веру в Бога, а также преемственность в развитии Российского государства, признает исторически сложившееся государственное единство». Ч. 1. ст. 68 стала определять, что «Государственным языком Российской Федерации на всей ее территории является русский язык как язык государствообразующего народа, входящего в многонациональный союз равноправных народов Российской Федерации». Изменения конституционных норм были восприняты большинством населения России как констатация законодательно установленного возврата к ее традиционным ценностям.
Признание законодателем таких традиционных ценностей России и ее народов во главе с Русским народом, признанным Конституцией РФ государствообразующим народом, на фоне постановки главной законодательной задачи сегодняшнего дня — организации практической деятельности органов публичной власти — невольно заставляет задаться вопросом о том, как это сочетается с «тысячелетней историей», «верой в Бога» и «преемственностью в развитии Российского государства». Введенное в Основной закон России конституционно закрепленное понятие о публичной власти никак нельзя отнести к традиционным ценностям. Ее в России никогда не существовало и путь ее осуществления как власти народа ведет в иную сторону от исторически сложившейся традиционной эволюции отечественной государственности, от того правового вектора ее развития, который был задан ей ее самобытным тысячелетним опытом государственного строительства самодержавной России, который сто лет назад был прерван большевистским переворотом и дополнен советским и постсоветским содержанием. Здесь приходят на ум слова митрополита Иоанна Санкт-Петербургского и Ладожского (Снычева) о том, что «Конституцией Православной России всегда были Заповеди Божии. В евангельских заповедях Сам Господь Бог явил людям Свою святую волю, и потому-то иного источника власти христианство не признает впредь. Именно эту власть воплощал в своем лице Помазанник Божий — Русский Царь. Вот отчего тяготела всегда российская государственность к Самодержавной форме устроения. Русское Самодержавие — система не столько политическая, сколько религиозная, свидетельствующая о высоте нравственных воззрений народа на природу и цель власти».
Одним словом, нам остается констатировать настоятельную необходимость преодолеть имеющую место правовую неопределенность, возникшую между содержанием вновь принятых законодательных актов государственной власти и многовековой исторической традицией самодержавной государственности. В этом отношении роль Президента России и Председателя Государственного Совета как обладателя верховной власти с ее новыми политическими полномочиями приобретает решающее значение.
История отечественной государственности дает нам как примеры отказов от любых видов ограничения царского самодержавия в пользу различных вариантов его конституционного умаления, так и убедительное доказательство возможности его восстановления, как это было в 1613 г. после Смутного времени. Государственное обирание царя на русское царствие — так была названа в Учрежденной грамоте, подписанной участниками собора по его итогам, процедура поиска лица, которое должно было стать воспреемником Царского Престола по Божьей воле и единодушного согласия с ней соборян. Это не были выборы кандидата на преемство верховной власти в их нынешнем демократическом смысле, проведение которых основывается исключительно на математическом подсчете большинства голосов в пользу предложенной кандидатуры, игнорируя вероисповедание, родовые истоки, национальную принадлежность и моральные качества будущего руководителя государства.
Следует особо сказать, что возврат к традиционной форме правления обуславливается обстоятельствами, без соблюдения которых об этом речи быть не может. Духовно-нравственный уровень народа, который готов «едиными усты и единым сердцем» исповедовать Христа и принять избранную по Его воле Царскую Особу, должен быть на такой нравственной и религиозной высоте, которой сейчас не наблюдается. Она была утрачена в начале ХХ в. и привела не только к нарушению присяги самодержавию русских государей в 1613 г. и отказу от него в 1917 г., но и к цареубийству Помазанника Божьего в 1918 г. Без осознания глубочайшей греховности цареубийства, «происшедшего при равнодушии граждан России», как об этом было сказано в Послании Алексия II к 75-летию убийства Императора Николая II и Его Семьи. «Будучи преступлением и Божеского, и человеческого закона, — продолжал Патриарх Московский и всея Руси, — этот грех лежит тяжелейшим грузом на душе народа, на его нравственном самосознании. Мы призываем к покаянию весь наш народ, всех чад его, независимо от их политических воззрений и взглядов на историю, независимо от их этнического происхождения, религиозной принадлежности, от их отношения к идее монархии и к личности последнего Российского Императора». Спустя пять лет Алексий II вновь обратился к народу с тем же призывом, добавляя: «Пусть воспоминания о соделанном преступлении подвигнут нас совершить в этот день всеобщее покаяние в грехе вероотступничества и цареубийства, сопровождаемое постом и воздержанием, чтобы Господь услышал наши молитвы и благословил Отечество наше миром и процветанием». Пока эта задача не выполнена, а без этого вернуть исконно русскую форму правления невозможно.
Заключить статью хотелось бы словами из «Основ социальной концепции Русской Православной Церкви», которая была разработана под руководством Патриарха Московского и вся Руси Кирилла, убедительно охарактеризовавшего ее как документ, имеющий «историческое значение не только для Русской Церкви, но и для Вселенского Православия». «Изменение властной формы, — указывается в ней, — на более религиозно укорененную без одухотворения самого общества неизбежно выродится в ложь и лицемерие, обессилит эту форму и обесценит ее в глазах людей. Однако нельзя вовсе исключить возможность такого духовного возрождения общества, когда религиозно более высокая форма государственного устроения станет естественной» (4). Тогда Россия вновь сумеет возродить присущую ей традиционную форму правления — царское самодержавие, правом на восстановление которого Русский народ обладает в силу своей самобытной истории, христианской веры и действующего в современной России законодательства (5).
1. Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономических отношений. Л., 1974. С. 99.
2. Основные законы Российской Империи в ред. 1906 г., ст. 4.
3. Филарет (Дроздов), митрополит. Христианское учение о царской власти и об обязанностях верноподданных: мысли, вкратце извлеченныя из проповедей Филарета, митрополита Московскаго. М.: Издание Афонскаго рус. Пантелеимонова монастыря, 1888 г.
4. Информационный бюллетень Отдела внешних церковных связей. 2001. № 1. С. 14.
5. См.: М. Н. Кузнецов, Г. П. Шайрян. Право на восстановление монархии в России // «Русь Державная». № 11(291), ноябрь 2018 г.
