Украинская самоненависть и День Победы

Источник: ПолитАналитика

Владимир Зеленский в минувшую пятницу позвонил российскому президенту Владимиру Путину. О чём говорили стороны - версии, как обычно, различаются. Более полный вариант отчёта о разговоре был опубликован Кремлём, к тому же сама разница в масштабах сторон и специфическая репутация украинских государственных пресс-служб заставляет ориентироваться на российскую информацию.

Как сообщает Кремль, в ходе рутинного разговора о нерешаемой украинской проблеме с Донбассом В.В. Путин поднял тему Великой Отечественной: «В контексте предстоящего 75-летия Великой Победы с российской стороны подчёркнут вклад всех народов СССР в разгром нацистской Германи и и указано на недопустимость искажения исторической правды о событиях Второй мировой войны».

Напомним: поездка Зеленского в Москву на 75-летие Победы находится под вопросом с того момента, как украинский лидер несколько перестарался во время визита в Польшу в январе. Там он обвинил СССР в развязывании Второй мировой войны наравне с III Рейхом. Сказал, Польша и польский народ первыми ощутили на себе "сговор тоталитарных режимов", что и привело к началу войны. 

После этого Дмитрий Песков отметил, что «пока не готов ответить» на вопрос о том, в силе ли приглашение Зеленского в Москву. И что этот вопрос «надо уточнить».

...Довольно многие восточноевропейские и постсоветские политологи до сих пор, вычерчивая хитрые схемы дипломатических разменов, пририсовывают порой схему вроде «наша эстонская президент поедет в Москву 9 мая в обмен на экономические шаги России» или «белорусский лидер может не поехать в Москву на День Победы, если ему не сделают скидку на нефть».

Это говорит лишь о том, что они никак не могут вырваться из привычной им, но безнадёжно устаревшей схемы взаимоотношений с Россией «деньги в обмен на поцелуи». В рамках этой схемы приезд на 9 мая в Москву - это своего рода милость, которой, по их мысли, по-прежнему могут торговать лидеры стран-лимитрофов, таким образом как бы временно приподнимая Россию на свой международный уровень.

Понимание новой реальности, в которой всё ровно наоборот, происходит пока с трудом и нервными эскападами, что наглядно показало поведение официальной Варшавы в ходе мероприятий, посвящённых 75-летию освобождения Освенцима.

Тем не менее стоит трезво рассмотреть причины, по которым восточноевропейские лидеры оказались в нынешней дискомфортной ситуации, и перспективы выхода из неё.

...Есть основания полагать, что «выпадение из Победы» - это частное следствие из более масштабного явления, которое можно охарактеризовать как «Иллюзия Безроссийскости».

Коротко говоря, это была проекция представлений 90-х и начала нулевых, согласно которым Россия как международная сила в принципе сошла со сцены. Однако, уже не представляя собою силу, она в концепциях по-прежнему представляла собой угрозу потенциальными реваншистскими конвульсиями. И потому подлежала методичной «деконструкции» в международном коллективном сознании с последующим встраиванием на пятых (отрицательных) ролях в финальную версию мировой цивилизации. Россию «деконструировали» на множестве планов, включая дипломатический и экономический, но дальше всего процесс зашёл в деле своеобразной исторической перевербовки постсоциалистических гособразований.

При этом изначально наметилась разница в том, как происходила эта перевербовка в бывших странах «народной демократии» и в собственно постсоветских республиках. Если в первом случае речь шла лишь о возрождении и апдейте идей, существовавших между окончанием Первой и окончанием Второй мировой войны, то во втором требовалась глубинная переработка и фактическая смена цивилизационной идентичности.

Украина, по-настоящему встроившаяся в этот процесс значительно позднее других гособразований, может служить клиническим примером того, как этот процесс сам по себе превратился в историческую травму.

Перемаркировка в украинском варианте потребовала не просто сосредоточения всей национальной идентичности в цивилизационно недоразвитом и изначально маргинальном «западенстве». Возникла необходимость отменить вполне органичную и живую память поколений, однозначно идентифицировавшую подавляющее большинство украинцев как советских людей, сражавшихся с европейскими захватчиками.

Призом в этом процессе было включение - хотя бы воображаемое - в число победителей Холодной войны, то есть в содружество свободных и демократических европейских наций, находящихся в наступившем «мире конца истории» на более высокой ступени, чем потерпевшая поражение Россия.

А в жертву этой цели потребовалось принести участие в ряду победителей Великой Отечественной войны. Речь шла не только о героических легендах войны - Ковпаке, молодогвардейцах, Кожедубе и тысячах других - но и в принципе об изменении понятий «мы» и «они».

Говоря прямо, от Украины потребовалось самоотрицание.

Результаты не могли не получиться уродливыми в принципе. С учётом же специфики исторической перевербовки и спешки, с какой она совершалась - они стали источником постоянного внутреннего и внешнего конфликта как с прошлым, так и с настоящим.

За образец была очевидно взята «польская матрица» - сама по себе далеко не безупречная, но в украинском своём варианте совершенно не состоятельная. На роль «страны, ставшей жертвой тоталитарных режимов», пришлось взять несостоявшуюся украинскую государственность времён Гражданской войны. На роль Армии Крайовой, сражавшейся как с немецкими, так и с советскими войсками - гитлеровских коллаборантов бандеровцев. 

Роль героев - советских украинцев - стала шизофренически двоякой: они в новой версии истории одновременно представляют собой зло (будучи частью тоталитарного Советского Союза, порабощающего Европу) и добро (будучи частью «антигитлеровской коалиции»), а заодно и жертв (пострадавших от голодомора, задним числом объявленного геноцидом).

В поисках параллелей, которые могли бы объяснить то, что получилось в результате, мы можем прийти, пожалуй, только к одному феномену, который имел место в конце XIX - начале XX века в среде европейского еврейства и заслужил именование «еврейской самоненависти». Представители этого специфического мировоззрения, сформированного европейским антисемитизмом эпохи и желанием присоединиться к европейской цивилизации, доходили до невротического отрицания всякой ценности собственной культуры. Европейское еврейство это никак не спасло от катастрофы - а по мнению многих еврейских исследователей, даже внесло в неё свой вклад.

С поправкой на множество исторических обстоятельств нельзя не обратить внимание на то, что самоотрицание Украины к нынешнему моменту также сумело привести к самому плачевному итогу - причём ещё далеко не окончательному. По скорости депопуляции Украина является безоговорочным мировым лидером. По скорости эмиграции трудоспособного населения и даже территориальной дезинтеграции - представляет собой европейский феномен. Утрата прежней геополитической, цивилизационной и макроэкономической ролей не сопровождается обретением новых.

Причина нынешнего плачевного состояния «украинского проекта» лежит на поверхности - сам тот макро-проект «западного мира», в который Киев с такими жертвами стремился (и по-прежнему пытается) встроиться, сегодня находится в глубочайшем кризисе.

И это не оценка условной «московской пропаганды». «Беззападность» - Westlessness - стала официальным лозунгом Мюнхенской конференции по безопасности 2020 года. В докладе, подготовленном к конференции, «беззападность» отшифровывается как распад той идеологической и геополитической матрицы, которая поколениями воспринималась как Запад.

В итоге Украина, отказавшаяся от себя, рискует не стать в результате ничем - ибо места, куда она стремилась в начале пути, сейчас, возможно, уже просто нет.

На это киевскому руководству, собственно, и указывает российский лидер, напоминая, что для неё ещё не всё потеряно и что Украина остаётся полноправной наследницей Победы.

Впрочем, для того, чтобы вступить в права наследства, Украине пришлось бы снова признать себя собой. Шансов на то, что на это признание отважится текущее руководство в Киеве, крайне немного.