Знаете, язык не поворачивается говорить каких-то формальных стандартных вещей, связанных с выражением соболезнования. Но хочу, чтобы вы знали: и я лично, всё руководство страны – мы разделяем эту боль. Понимаем, что ничего не может заменить утраты сына, ребёнка. Особенно для мамы, которой мы все обязаны появлением на свет, которая вынашивала, выкармливала. Владимир Владимирович Путин – Президент РФ.
Пролог. Есть тишина, которая громче любого взрыва. Которая звенит в ушах годами. Которая живёт в стучащемся в пустоту сердце матери, что не дождалась своего сына. Защитника Отечества. Свою кровиночку.
Пустота. Страшная, оглушающая пустота…
***
Её мальчик уходил защищать Родину с этого порога. Она поправляла ему воротник, как в детстве, и он, уже большой, уже солдат, на мгновение снова стал тем мальчишкой, что боялся темноты. «Я скоро, мам…» - сказал он в последний раз. И шагнул за порог – в вечность.
А потом началось ожидание. Это не было просто ожиданием. Это была пытка надеждой. Каждая сирена на улице заставляла кровь стынуть в жилах. Каждый звонок телефона – падать на колени от предчувствия. Она жила как на лезвии ножа, вслушиваясь в эфир, в новости, в ночь, пытаясь своим материнским сердцем, услышать сквозь километры и хаос: «Жив ли? Дышишь ли, родной? Тебе не холодно? Ты помнишь мой голос?»
Она становилась провидицей, пытаясь разглядеть в коротких строчках его сообщений не просто слова, а его душу, его страх, его усталость. Она засыпала, сжимая телефон в онемевших пальцах, и просыпалась от собственного крика, заглушённого подушкой. Её молитва была проста и не по-людски, ужасна: «Господи, просто пусть он будет жив. Пусть вернётся калекой, пусть без ног, без рук – я буду носить его на себе до конца дней, только бы дышал, только бы сердце его билось».
Но однажды в её дверь постучали. И этот стук не был стуком живого человека. Это был стук самой смерти, отлитый в казённые фразы и штампы в документе. И в этот миг мир раскололся на «до» и «после». На жизнь, где был он, и на пустоту, где его не будет никогда.
И наступило оно. Горе, у которого нет имени. Горе, которое носит имя «Мать»:
– оно не рыдает навзрыд. Оно – тише шёпота;
– оно – в её ладонях, которые навсегда запомнили вес его младенческого тельца и которые теперь бессильно повисают в пустоте;
– оно – в её глазах, которые, глядя на его сверстников, видят не их, а его – седого, немощного старика, которым он так и не станет;
– оно – в тарелке супа, что стоит нетронутой, потому что «его порцию» она уже не сможет съесть никогда;
– оно – в его застывшей комнате, где время остановилось, и где на каждой фотографии, она видит его, ещё живого, улыбающегося. Так может смотреть только несбывшееся будущее.
… Мать выходит на улицу, и её сердце, будто по режущемуся стеклу, идёт мимо чужих счастливых сыновей. Они живут, любят, растят детей. А её сын… её мальчик стал памятником. Он – герой. А для неё он – всё тот же малыш, чьи разбитые коленки она целовала и дула на них, чтобы боль прошла. Но эту рану, эту пустоту внутри, не целует никто. Её не сдувает ураганный ветер.
Что остаётся? Память. Но память – это не утешение. Это приговор. Это вечное проживание одного и того же дня, дня его последнего «пока». Это его недожитая жизнь, которая навсегда встала комом в её горле.
И когда мы говорим громкие слова о долге и чести, давайте замрём. Давайте прислушаемся к этому вселенскому воплю тишины, что доносится из каждого окна, где горит одинокая свеча. Из каждого сердца, что бьётся в такт пустоте.
Давайте почувствуем сердцем и увидим, как они уходили в огонь и свинец – наши сыновья, наши братья, лучшие из нас. Шли не за славой, не за наградами - шли, чтобы жили мы. Чтобы рассвет встречали без страха наши дети, чтобы колосились нивы на родной земле, чтобы над Россией всегда было чистое, мирное небо. Их жертва – это последнее, что может отдать человек, и они отдали это за нас.
А матери? Матери отдали Родине самое дорогое – плоть от плоти своей, кровь свою, частичку своего сердца. Их великая жертва священна. Эта тихая, седая материнская боль – тот фундамент, на котором стоит наше завтра.
N.B. Матери отдали всё. Они отдали самое последнее – своих детей. А мы? Мы можем дать лишь одно. Память. Неугасимую, горькую, святую память. Чтобы матери наших погибших братьев знали: пока мы помним – их сыновья не совсем мертвы. Пока наше сердце сжимается от их боли – они не ушли в полную бездну забвения. Они среди нас. В наших переживаниях, горе и в радости. Мы их чувствуем. Они здесь и будут всегда рядом с нами.
Спите, братья. Вы свой долг выполнили.
Простите нас, матери. Мы склоняем головы перед вашей немой жертвой. Берегите себя наши мамы. Нам без вас – никак.
Ваше материнское горе – это незаживающая рана, которую мы обязаны хоть как-то смягчить своей памятью и заботой. Мы должны быть рядом не по долгу, а по зову сердца, взяв на себя частицу той пустоты, что поселилась в вашей жизни. Пусть каждая наша помощь – будь то тёплое слово или реальное дело – станет тихим знаком того, что их подвиг и ваша жертва не забыты. Мы не вернём вам самых дорогих, но мы можем и должны стать для вас опорой, чтобы вы знали: вы не одни в своём безутешном горе. И пока бьются наши сердца, мы будем нести в них светлую память о ваших детях и ваше великое материнское терпение.
P.S. Материнское сердце – это вечная свеча, что горит на алтаре нашего общего горя. Но ваши мальчики не хотели, чтобы оно болело. Давайте помолчим, чтобы услышать их. Давайте прислушаемся…
Илья Александрович Игин, член Российского союза писателей
.jpeg)