«Через всю жизнь человечества проходит великий спор Востока и Запада. Еще Геродот относит его начало ко временам полуисторическим: первые проявления всемирной борьбы между Европой и Азией он указывает в событиях баснословных – в похищении финикиянами женщин из Аргоса и в похищении Елены из Лакедемона сыном троянского Приама. От такой древности этот спор достиг до наших дней, и доселе он глубоко разделяет человечество и мешает его правильной жизни. Возникший до христианства, на время остановленный новою религией, затем опять возобновленный антихристианскою политикою в самом христианском мире, этот пагубный спор может и должен быть окончательно решен истинно христианскою политикою» – так философ Владимир Соловьев начинает свой историософский трактат «Великий спор и христианская политика» [Соловьев, В.С. Великий спор и христианская политика / В.С. Соловьев // Соч. в 2 т. Т. 1. – М.: Правда. 1989. – С. 59167].
С сыновей Адама Авеля и Каина пошел этот великий спор, непримиримая битва сил добра и зла. Разыгравшееся в метафизической выси убийство Каином Авеля развернулось в земной, человеческой истории как холивар двух антагонистических цивилизационных типов. Вслед за В.Ю. Катасоновым правомерно говорить о двух цивилизационных типах – авелей и каинов: «Все многообразие цивилизаций можно свести к двум типам: а) авелева цивилизация; б) каинитская цивилизация. Главным водоразделом между этими двумя типами цивилизаций являются различия не в уровне развития производительных сил, не в государственном и политическом устройстве, не в национальности и расах людей, а различия духовного порядка. Прежде всего, различия в отношении человека к Богу» [Катасонов, В.Ю. Капитализм. История и идеология «денежной цивилизации / В.Ю. Катасонов. – М.: Институт русской цивилизации, 2017. – 1120 с.].
У описанного цивилизационного противостояния много уровней и аспектов – духовный, идеологический, экономический. Но одним из главных и содержательных аспектов, аккумулирующим и определяющим прочие, является геополитический аспект. Цивилизации на мировой арене выступают главными акторами геополитической борьбы. Несмотря на многообразие и различие цивилизаций в культурно-историческом аспекте, все они сводятся к двум базовым геополитическим моделям: цивилизация Моря и цивилизация Суши, а между ними находится промежуточная цивилизация Берега [Дугин, А.Г. Геополитика / А.Г. Дугин. – М.: Академический проект, 2011. – 583 с.].
Цивилизация Моря (талассократия) тяготеет к освоению только береговой зоны, воздерживаясь от проникновения вглубь суши; утверждает динамичность и подвижность в качестве высших социальных ценностей; содействует инновациям и технологическим открытиям; развивает торговые формы общества, капитализм; способствует развитию обмена и автономизации финансовой сферы. Сегодня цивилизацию Моря наиболее ярко манифестирует англосаксонский Запад.
Цивилизация Суши (теллурократия) простирается вглубь континента и берёт свое начало в удаленных от берегов землях; формирует жесткие, иерархические общества мужского, воинского типа на основе строгого подчинения, идеалов доблести, чести, преданности и верности; способствует созданию стабильных, но ригидных социально-политических образований, не склонных к экономическому и технологическому развитию; благоприятствует становлению империй с высоким уровнем сакрализации центральной власти и военизацией широких слоев населения; сдерживает культурный обмен и инновации консервативными и традиционалистскими установками в культуре. Наиболее полно в настоящее время цивилизацию суши олицетворяет Россия-Евразия.
Геополитический подход постулирует грандиозное по значимости заключение – о двойственности цивилизаций, о неминуемом противостоянии теллурократии и талассократии не только в стратегическом и прагматическом ключе, но и с точки зрения фундаментального различия и непримиримого противоречия в глубинных ценностных, культурных и даже метафизических ориентирах.
В геополитической оптике христианофобия выступает как враждебность цивилизации Моря к таким цивилизациям Суши, которые исповедуют христианство в своем наименее искаженном и замутненном изводе. А поскольку таким изводом является православие («ортодоксия», если взять кальку с английского), то под удар неминуемо попадают все православные цивилизации, а в особенности Россия как Катехон, главный и последний оплот православия.
Что это означает? То, что христианофобия неизбежно превращается в русофобию, прямое столкновение Запада с Россией.
После начала СВО термин «русофобия» настолько широко вошел в политологический лексикон, что, кажется, русофобия преследовала нас на протяжении всей русской истории, начиная с «печенегов и половцев». Тем удивительнее обнаружить, что слово появилось относительно недавно – в середине XIX века, когда русской патриотической общественностью был отрефлексирован сугубо антирусский и антироссийский характер геополитической Большой игры Великобритании, интуитивно зафиксированный еще А.В. Суворовым в хлесткой метафоре «англичанка гадит».
Термин «русофобия» впервые ввел в оборот поэт, философ и политический деятель Ф.И. Тютчев. Более 150 лет назад, 20 сентября 1867 года, возможно, впервые прозвучало хорошо известное сейчас слово «русофобия». Симптоматично, что великий поэт озвучил его на французском, который тогда всё еще являлся основным языком русского дворянства, в письме дочери Анне – жене славянофила Сергея Аксакова: «Следовало бы рассмотреть современное явление, приобретающее все более патологический характер. Речь идет о русофобии некоторых русских – причем весьма почитаемых… Раньше они говорили нам, и они, действительно, так считали, что в России им ненавистно бесправие, отсутствие свободы печати и т. д., и т. п., что потому именно они так нежно любят Европу, что она, бесспорно, обладает всем тем, чего нет в России. А что мы видим ныне? По мере того, как Россия, добиваясь большей свободы, всё более самоутверждается, нелюбовь к ней этих господ только усиливается. И напротив, мы видим, что никакие нарушения в области правосудия, нравственности и даже цивилизации, которые допускаются в Европе, нисколько не уменьшили пристрастия к ней. Словом, в явлении, которое я имею ввиду, о принципах как таковых не может быть и речи, здесь действуют только инстинкты, и именно в природе этих инстинктов и следовало бы разобраться».
Однако гораздо раньше, в 1848 году, Тютчев в письме И.С. Аксакову описал русофобию, хотя еще без введения термина: «Давно уже можно было предугадать, что эта бешеная ненависть, которая с каждым годом все сильнее и сильнее разжигалась на Западе против России, сорвется когда-нибудь с цепи. Этот миг и настал. Это весь Запад пришел высказать свое отрицание России и преградить ей путь в будущее. России просто-напросто предложено самоубийство, отречение от самой основы своего бытия, торжественное признание, что она не что иное в мире, как дикое и безобразное явление, как зло, требующее исправления» [Цит. по: Аксаков, И.С. Федор Иванович Тютчев / И.С. Аксаков // Наше знамя – русская народность. – М.: Институт русской цивилизации, 2008. – С. 488582].
Работы первооткрывателей часто бывают неуклюжи – до академического блеска их оттачивают поколения эпигонов. Однако Тютчев с первой попытки дал безупречное определение, точный социологический диагноз прежде лишь интуитивно понимаемого явления. Русофобия – это не принципы, предрассудки или стереотипы (хотя могут через них проявляться); это «основной инстинкт», лежащий глубоко за идеологиями, программами и даже религиями. Это один из базовых инстинктов рода человечества, толкнувший Каина убить брата Авеля, а теперь науськивающий на это убийство Запад против России.
В советское время термин русофобия был выведен из обращения как нерелевантный для описания политических процессов с классовых позиций. Вторую жизнь в термин вдохнул выдающийся консервативный мыслитель-почвенник И.Р. Шафаревич, в знаменитом исследовании «Русофобия» (1982) выделявший целенаправленно разрушительный характер русофобии, которая «есть разрушение, а оно всегда примитивнее и требует гораздо меньших усилий, чем созидание, жизнь. Чтобы создать Пушкина, необходимы были тысячелетия русской и мировой истории, чтобы убить – достаточна одна пуля Дантеса» [Шафаревич, И.Р. Русофобия / И.Р. Шафаревич // Русский народ в битве цивилизаций. – М.: Институт русской цивилизации, 2011. – С. 7116].
Чтобы глубже понять христианофобский характер русофобии, что русофобия – это христианофобия в геополитическом ландшафте, давайте бросим беглый взгляд на русскую историю.
С момента Великой схизмы 1054 года, разделения прежде единой Вселенской христианской церкви на Константинопольскую (православную) и Римскую (католическую церкви, начался «Великий спор» Запада Востока – спор богословский, культурно-цивилизационный и геополитический одновременно. Крестовые военные походы, инициированные папой Урбаном II уже через сорок лет после Раскола под предлогом освобождения Иерусалима с Гробом Господним от сарацинов, периодически заканчивались захватом и разграблением Константинополя. В роковой же 1453 год, когда решалась судьба Константинополя, Ватикан медлил с таким нужным крестовым походом, добиваясь от Византии все больших уступок. Так и закончился первый акт христианофобии внутри христианской ойкумены – падением тысячелетней православной Византии.
Христианофобия в отношении Руси началась почти сразу после Крещения Руси в православие. Владимиру-на-Волыни, столице одного из древнейших русских княжеств, недолго суждено было быть в составе Руси. В 1253 году князь Даниил Галицкий принял титул «короля Руси» от папы римского Иннокентия IV в обмен на католизацию русских земель. А в это же время владимирский князь Александр Невский отбивает крестовый поход тевтонских рыцарей на Новгород.
Новый виток христианофобии, открыто превратившейся в русофобию, вызвали победы московского Царя Ивана IV в ливонских войнах и решительный отказ царя от унии с католиками, к чему Ивана Грозного всячески склонял иезуит Антонио Поссевино. Европейцы без стеснения демонизировали русского царя и клеветали на него, а русский народ представляли в виде жалкой и презираемой жертвы кровавого деспота. В это же время Большую игру с Россией затевает Англия. Английский алхимик, географ и математик «елисаветинский маг» Джон Ди, создатель колониального концепта «Британская империя», направляет своих агентов – купца Ричарда Ченслора и лекаря Элизеуса Бомелию, на протяжении многих лет травившего царя ртутью, – с тайной миссией в Москву. В это же время в лице князя Андрея Курбского в России появляется «пятая колонна» – неизбежный спутник русофобии.
В правление Романовых накал христианофобии и русофобии заметно ослабевает. При Алексее Михайловиче усилившееся влияние грекокатоликов и западнорусской церкви, «православной по догме, но зато почти что католической по стилю, культуре и духу» [Зеньковский, С.А. Русское старообрядчество / С.А. Зеньковский. – Минск: Белорусский Экзархат, 2007. – 543 с.], в конце концов приводит к церковной реформе и болезненному Русскому расколу православной церкви, уврачевать который в полной мере так и не удалось. До Романовых тезис «Москва – Третий Рим» всегда понимался русскими в эсхатологическом значении: Русь – главная и ответственная хранительница чистоты вселенского Православия. Именно в правление первого Романова под грекокатолическим влиянием произошел подлог этой национальной идеи, доминанты русской истории, формула инока Филофея получает грубо политическое истолкование.
При Петре I происходит дальнейшее ослабление Православной церкви и уродливое встраивание России в западноевропейскую цивилизацию («романо-германское иго» по С.Н. Трубецкому или «археомодерн» по А.Г. Дугину [Дугин, А.Г. Археомодерн / А.Г. Дугин. – М.: Академический проект, 2022. – 255 с.]). Российская империя строится по образцу европейских империй Модерна, церковь все дальше оттесняется на задний план. Христианофобия и русофобия сохраняются в повестке европейских держав лишь постольку, поскольку Россия остается принципиально невстраиваемой в контекст европейской цивилизационной парадигмы – с ее самодержавием в политике и все еще влиятельным православием в духовной жизни и культуре.
Неприятие российскими монархами буржуазных революций в Европе породило в начале XIX века очередной всплеск русофобии, где первую скрипку начинает играть Британия. Заговор против Павла I, поход Наполеона на Москву, подстрекание Турции и кавказских народов против России – вот далеко не самый полный перечень проявлений того, как «англичанка гадит». Но самым ярким проявлением христианофобии того времени стала масонерия – оформление «пятой колонны» в России под эгидой «вольных каменщиков», чья деятельность в итоге привела к восстанию декабристов в 1825 году под либеральными лозунгами. Последовавший период реакции в царствование Николая I, с одной стороны, вызвал к жизни самобытное течение славянофилов, очень скоро пришедших к осознанию фундаментальных различий России и Европы, а с другой – привел к небывалой прежде волне русофобской истерии в Европе, приведшей к Крымской войне, «нулевой мировой войне» Европы против России, свидетелем которой стал дипломат Ф.И. Тютчев. Та война обернулось для России тяжелым поражением – да и могло ли быть иначе? Запад воевал по-настоящему, а Россия – «понарошку», где-то там в Крыму и на Камчатке. А нас, высший класс, она не касается – мы разговариваем по-французски и ездим по Европам, как ни в чем не бывало. Мобилизации общества не случилось, а осознание того, что Запад – это враг России, а не культурный и цивилизационный образец, посетило немногих. Тютчев, Леонтьев, Достоевский, Данилевский, Самарин – как же узок был круг этих прозорливцев!
Тем не менее, по итогам Крымской войны поздние славянофилы в лице Леонтьева и Данилевского дают нам зрелую и масштабную картину цивилизационного мироустройства, предвосхитившую цивилизационные изыскания О. Шпенглера и А. Тойнби. Россия и Европа, «мы» и «они», «свои» и «чужие» – именно в такой, цивилизационной оптике следует смотреть на мир, сняв розовые очки наивных западников. И мы обречены жить в потоке русофобии, мечтающей стереть Россию с лица земли даже в периоды редкой дружбы между нами.
Геополитические качели – так можно охарактеризовать историю России и Европы: то Европа начинает свой вековечный Drang nach Osten, то Россия сосредотачивается, собирается с силами и возвращает утраченные позиции и территории. Поход Наполеона на Москву – парад Александра I в Париже – Крымская война – освободительная война Александра II на Балканах – Японская война 1904-1905 гг. (прокси-война с Британией) – Первая мировая война в союзе с Антантой – Февральская революция 1917 года…
Выходом из геополитических качелей стала Октябрьская революция 1917 года, радикально поменявшая геополитическую обстановку в мире. СССР стал геополитическим полюсом, против которого Запад вёл открытую и непримиримую борьбу все 70 лет существования Советского Союза (даже в периоды разрядки и союзничества не оставляя попыток «удушить в объятьях»).
На первый взгляд, кажется абсурдным, что в этой фазе русофобии были христианофобские мотивы – ведь СССР был атеистическим государством, в 20-е и 30-е годы открыто боровшимся с Церковью, а в последние десятилетия, после короткого периода сталинской «контрреформации», вновь усилившим гонения и притеснение верующих. Однако при более внимательном анализе мы увидим также здесь христианофобию. СССР, желая того или нет, воплотил если не сам коммунистический идеал апостольских общин, то очень близкое подобие его. Как возможно полюбить ближнего, угнетая его и устанавливая экономическое неравенство? Как можно возлюбить Христа, поклоняясь мамоне? Советский социализм не возлюбил Христа, он только отвернулся от мамоны – и уже только этим заслужил страх и ненависть Европы, давно не только нехристианской, но антихристианской. Советская этика, этика справедливости и взаимопомощи, лишь отдаленно напоминала евангельскую этику любви – однако она сохраняла огонь христианства в душах советских людей в куда большей степени, нежели либеральная «свобода совести», де факто превратившая религию в «индивидуальное дело каждого» [Дугин, А.Г. Православие: эсхатология и экзистенция / А.Г. Дугин // Археомодерн. – М.: Академический проект, 2022. – С. 261303], в… хобби наподобие коллекционирования марок.
Великая Отечественная война, основную тяжесть которой советский народ вынес на своих плечах, была грандиозным аккордом русофобии и христианофобии. Проиграй Россия – и в мере бы воцарился самый бесчеловечный, а, следовательно, самый антихристианский строй. Россия-СССР своим жертвенным подвигом ради человечества пошла на Голгофу, под меч беспощадного Молоха и неимоверным сверхнапряжением сил и духа победила в схватке – тогда, казалось, Последней схватке сил Добра и зла. Во время войны происходит возрождение Православной церкви, открываются закрытые храмы. Христианофобия дала обратный эффект – она породила небывалый подъем религиозной веры, большевистская страна перестала быть языческой и обратилась к Христу. Символично, что Победа пришлась на Пасху и День Георгия Победоносца – Россия воскресла, спася весь мир от чумы.
Однако русофобия побежденного Запада (а ведь он был побеждён, несмотря на то, что записал себя в победители) никуда не делась – и на следующем ходе маятника nach Osten он коварством (а как же еще можно победить Россию?) добивается своих целей. В 90-е годы разваливается СССР и мировая социалистическая система, Запад торжествующе объявляет о «конце истории» и наступлении эры своей вечной гегемонии. Россия почти умерла – и русофобии, кажется, уже не должно быть места: разве можно бояться поверженного и вставшего на колени врага?
Но оказалось, что в России все еще живёт народ, который «не тот», который верит в своего православного Бога, который сопротивляется либеральным реформам, который предпочитает вымирать, чем жить той невыносимо пошлой жизнью, которую излучает на него телевизор. Который свято охраняет последний оплот, последнее, что еще у него не отняли – Семью, Язык и Культуру. И на этом оселке Традиции Россия, «утомлённая свинством» [Дугин, А.Г. Утомленные свинством: 30 лет суверенной России / А.Г. Дугин // Четвертая Русь. – М.: Академический проект, 2022. – С. 247256], внезапно вновь стала возрождаться – из пепла, почти из могилы. Но одновременно с этим с противной стороны крепла русофобия, нашедшая слабое звено Русского мира – Украину. Запад запоздало понял, что Россия совсем не побеждена, что она вновь осознала свою миссию: Третьему Риму быть, и что она Катехон, Последняя твердыня христианства. И началась СВО – война на Украине, но вовсе не за Украину. СВО – это очередная мировая война сил Добра и зла, война почти одинокой России с почти всемогущим Западом. Западом открыто антихристианским, где сгорел Нотр-Дам и восторжествовал сатана, Антикейменос.
Никогда западная цивилизация не была так близка к прямому и откровенному воплощению царства Антихриста. От религии и её истин Запад отказался уже давно, перейдя к агрессивному секуляризму и атеистическому материалистическому мировоззрению, взятому отныне за абсолютную истину. Но никогда ещё он не покушался на саму природу человека, не лишал его пола, семьи, а вскоре – и самой человеческой природы. 500 лет назад Западная Европа встала на путь построения общества без Бога и против Бога, но кульминации этот процесс достиг только сейчас. Именно в этом и состоит религиозно-эсхатологическая сущность тезиса о «конце истории».
Вот как А.Г. Дугин описывает духовное, эсхатологическое значение СВО [Дугин, А.Г. Украина как территория Армагеддона / А.Г. Дугин // Многополярный мир. От идеи к реальности. – М.: Академический проект, 2024. – С. 156166]: «СВО – это начало эсхатологической битвы между священной Традицией и современным миром, который именно в форме либеральной идеологии и глобалистской политики достиг своего наиболее зловещего, токсичного, радикального выражения. Именно поэтому всё чаще мы говорим об Армагеддоне, последней решающей битве между армиями Бога и сатаны.
На всех уровнях нашего анализа выясняется, что роль самой Украины в этом фундаментальном противостоянии, как бы мы его ни трактовали, с одной стороны, является ключевой (она и есть поле Армагеддона). А с другой, никаким самостоятельным субъектом киевский режим даже отдалённо не является. Это лишь пространство, территория, где сошлись две глобальные космические абсолютные силы… России уготована в истории мира особая миссия: встать на пути цивилизации чистого зла в критический момент мировой истории. И, начав СВО, руководство России эту миссию на себя взяло. Граница же между двумя онтологическими армиями, между двумя базовыми векторами истории человечества проходит как раз по территории Украины… Силы, которые сошлись на этом поле судьбы, столь фундаментальны, что многократно превосходят любые межнациональные противоречия. Это не просто раскол украинцев на русофобов и русофилов, это раскол человечества по гораздо более принципиальным основаниям».
На этом этапе противостояния России и Запада, наконец, совпало то, что прежде выполнялось лишь частично и приближенно: русофобия = христианофобия. Кто за Россию – тот за Христа, кто против России – тот за Антихриста. СВО – это контрапункт мировой истории, финальная битва Последних времен, где Россия победит лишь в том случае, если полностью и окончательно станет на сторону Христа. Но разве может быть иначе?
Костерин Андрей Борисович, православный публицист, г. Владимир
