Отношение к традиционным ценностям на наших глазах превращается в вопрос актуальной политики, в вопрос столкновения интересов ключевых социальных сил. Как известно, КПРФ с самого момента своего возникновения заняла совершенно чёткую и недвусмысленную позицию защиты традиционных национальных и духовных святынь Русского народа в целом, семейных ценностей в частности. Тех самых ценностей, которые на наших с вами глазах систематически подвергаются не только глумлению, но даже уничтожению.
Однако внутри как российского, так и мирового коммунистического движения продолжается борьба двух непримиримых позиций - «сталинской», в рамках которой социализм оказывается средством спасения нации, семьи и культуры от разлагающего влияния капиталистической глобализации, и «троцкистского», в рамках которого, напротив, ставится цель их полной ликвидации как «буржуазных пережитков».
В качестве дискуссионного материала предлагаем вниманию читателей РНЛ текст, представляющий собою анализ отношения Коммунистической партии РФ к традиционным ценностям. Текст подготовлен председателем идеологической комиссии Центрального районного комитета КПРФ Санкт-Петербурга Сергеем Александровичем Строевым.
Капитализм против традиционного общества
Капиталистическая система, описываемая в догматическом марксизме как закономерный этап всеобщего универсального стадиального прогресса человечества, на самом деле исторически возникает разово и исключительно в рамках западноевропейской цивилизации, будучи неотделима от её сугубо специфического культурного контекста. Её историческая обусловленность совпадением целого ряда уникальных культурных, ментальных, экономических и исторических предпосылок, а также разовость её возникновения, дают существенные основания для того, чтобы усомниться в её исторической необходимости, универсальности и неизбежности.
Сам Карл Маркс, кстати, вопреки мнению вульгарных «марксистов»-догматиков был весьма близок к пониманию ограниченности сформулированной им концепции сменяющихся общественно-экономических формаций рамками сугубо западноевропейской цивилизации. По крайней мере, сам он не пытался искусственно экстраполировать особенности рабовладельческого и феодального строя Западной Европы на неевропейские общества, а использовал определение «азиатский способ производства». Допускал он и возможность (в частности, для России) перехода к социализму минуя этап капитализма непосредственно на основе развития крестьянской общины. Таким образом, представление о капитализме как о, своего рода, случайной социальной мутации или, вернее сказать, как о чрезвычайно заразном вирусе, возникшем в результате такой мутации, хотя и далеко выходят за рамки догматизированного «канонического» марксизма, но не столь уж противоречат достаточно широким взглядам самого Маркса и, тем более, предложенному им научному методу анализа.
Специфическая особенность капитализма как особого типа социальной и экономической организации, состоит в его неравновесности. Подавляющее большинство традиционных обществ (за исключением отдельных экзотических случаев типа государства ацтеков или гипотетически реконструируемого общества острова Пасхи) имели структуру, максимально приспособленную для устойчивого, продолжительного и долгосрочного жизневоспроизводства в относительном равновесии с вмещающей экосистемой. Либо условной «целью» существования этих обществ было само по себе воспроизводство жизни и сложившегося социального порядка, либо задаваемый религией смысл жизни был сугубо трансцендентным (как в религиях Откровения) и не оказывал прямого и непосредственного влияния на характер хозяйственной деятельности. Суть мутации капитализма состояла в том, что атрибуты трансцендентного смысла были перенесены на сугубо практическую экономическую деятельность. Получение и постоянное преумножение прибыли перестало восприниматься как средство жизневоспроизводства, а приобрело характер самоцели, стало материальным суррогатом стяжания божественной благодати. И, напротив, само жизневоспроизводство, сама жизнь стали восприниматься лишь как прикладное средство для бесконечного преумножения капитала. Возникла социальная система, совершенно неспособная к устойчивому существованию на ограниченной территории, но имеющая колоссальный потенциал к расширению вовне, к экспансии и разрушению окружающих квазиравновесных и исторически устойчивых цивилизаций. Возникнув в специфических условиях западноевропейской цивилизации эпохи лжеимённого т.н. «возрождения» как своего рода культурно-историческая мутация, капитализм распространился по всему миру, подобно эпидемии внезапно возникшей болезни, к которой никто не успел ещё выработать противоядия.
Ранний капитализм и на уровне собственно экономической жизни, и на уровне идеологически мотивированной политики начал с разрушения прежде существовавшего сложноорганизованного и высоко дифференцированного сословно-корпоративного общества, того, что в несколько расширенном смысле можно обозначить ведическим понятием варнашрама-дхармы. Несомненный научно-технический прогресс и рост объёмов производства сопровождался при этом столь же несомненным духовным, культурным и социальным регрессом. Культурный регресс выразился в очевидно ускоряющемся упадке искусства, в особенности архитектуры и изобразительных искусств, достигшем к XX веку полной деградации и вырождения (с некоторым отставанием вырождение распространилось также на музыку и литературу). Социальный регресс выразился в резком упрощении, а затем и откровенном распаде социальной структуры, уменьшении социальной специализации и дифференциации, в нарастающей атомизации общества и обезличивании человека, в выходе на историческую сцену феномена толпы.
Порождённая буржуазными революциями идеология отрицания сословных норм и лежащего в основе любого традиционного общества естественного врождённого неравенства людей неизбежно пришла к отрицанию вообще любых естественных идентичностей - национально-этнических, конфессиональных, гражданских и, наконец, половых. Любые идентичности человека, детерминированные природой или социумом, а не произвольным выбором личности, стали восприниматься как «дискриминация» и клеймиться как «фашизм».
Ранний капитализм начал с того, что редуцировал цветущую сложность этнической, политической, сословной и корпоративной структуры прежнего традиционного общества до современных буржуазных наций и их производных - национальных государств и гражданских обществ. Однако дальнейшее развитие капитализма ведёт к гибели и эти структуры. Глобализация как естественный процесс расширения рынков сбыта, сырья и рабочей силы стирает потоками миграции уже и сами буржуазные нации, уничтожает государственные границы и понятие национального суверенитета, заменяя их глобальным сетецентрическим управлением, разлагает структуры гражданского общества и категории права. Точно также редуцировав характерную для традиционного общества расширенную патриархальную семью до нуклеарной, капитализм и её ведёт к разложению и полному уничтожению.
Идеология либерализма, поднявшая на щит лозунг свободы, выступает как последовательная программа «освобождения» индивидуума от всех общественных структур и связей (сословно-корпоративных, гражданских, семейных) и всех идентичностей (конфессиональных, этнических, половых). В конечном счёте, «освобождение» от всех рамок, пределов и границ реального бытия становится «освобождением» и от самого существования и прямым утверждением небытия (представьте дом, освобождённый от стен, или человека, освобождённого от головы). Хуже того, естественные идентичности уничтожаются не просто в силу идеологических требований либерализма, но в силу самого функционирования социально-экономических механизмов капитализма, обезличивающих человека и превращающих его в унифицированную единицу производства и потребления.
Два пути социализма
Капитализм может быть подвергнут отрицанию с двух диаметрально противоположных ценностных позиций: либо с позиции защиты традиционных духовных ценностей и общественных институтов, либо с позиции более радикального их отрицания.
С формальной точки зрения в обоих случаях речь идёт об отрицании либеральных принципов абсолютной свободы рынка, буржуазного права и норм буржуазной демократии, однако смысл и цели этого отрицания сущностно противоположны.
В истории социалистических движений оба этих пути имели своё воплощение. Первый путь - путь возрождения на основе обобществлённого производства структур традиционного общества, консервативных моральных и духовных ценностей - персонифицируется в исторической фигуре Иосифа Виссарионовича Сталина. Второй путь - путь радикального отрицания даже тех элементов традиционных ценностей, которые ещё сохранялись в старом «классическом» капитализме - олицетворяется целой толпой всевозможных троцких, свердловых, бухариных, радеков, маркузе, фроммов и прочих. Эти два пути диаметрально противоположны и абсолютно антагонистичны по отношению друг к другу не по средствам достижения цели, а по самим целям. Исходя из этого мы можем понять природу троцкизма не в узком историческом смысле как конкретную политическую секту лично Троцкого, а как обобщающее понятие для всех, самых многообразных социально деструктивных форм левачества, антагонистически враждебных по отношению к сталинизму и Советской общественно-политической системе. Дело здесь вовсе не в сугубо частных расхождениях типа сроков и масштабов коллективизации и индустриализации, и даже не в отношении к политическим лозунгам типа пресловутой перманентной революции, а в фундаментальном отношении к традиционным духовным и моральным ценностям, к традиционным структурам общества.
Троцкисты и их последователи отрицали ценность государства, видели в Советской России лишь вязанку хвороста для раздувания мирового пожара, лишь временное средство для уничтожения других государств. Сталин и его соратники, напротив, открыли Русскому народу путь к возрождению уничтоженной февралистами Империи в национальном, территориальном, геополитическом и военном отношении, подняли на щит лозунг советского патриотизма. Советский Союз стал фактически обновлённой формой существования исторической России, которая при большевиках-сталинцах восстановила не только свою территориальную целостность и национально-государственный суверенитет, но и специфические национальные формы жизненного уклада и внутренней организации.
Троцкисты и их последователи исповедовали идею о форсированном отмирании и даже насильственном уничтожении наций, о всечеловеческом смешении и этническом обезличивании. Сталин, напротив, разработал учение о социалистических нациях и фактически сделал социализм эффективным средством защиты национальной самоидентичности от разлагающего влияния буржуазной глобализации.
Троцкисты и их последователи с озверелой ненавистью относились к религии и Церкви, в особенности к их традиционным, консервативным формам. Сталин пошёл с Церковью на компромисс и создал в советском государстве определённую нишу, в которой Церковь смогла выжить. В годы Великой Отечественной Войны компромисс советского государства и Русской Православной Церкви перерос в сотрудничество и взаимную поддержку. Несложно, аппроксимируя эту тенденцию, предположить, что, если бы намеченная И.В. Сталиным политическая линия не была прервана хрущёвскими реформами, она, в конечном счёте, привела бы к восстановлению симфонии светской и духовной власти, к той или иной форме православного христианского социализма.
Троцкисты и их единомышленники приложили все силы для слома и уничтожения общественных моральных норм, семейных ценностей и самого института семьи как якобы «буржуазных предрассудков». В этой связи можно вспомнить и легализацию педерастии в первые годы Советской власти, и экстремистские указы об «обобществлении жён», и одобряемые правительством марши голых активисток движения «Долой стыд!», и общую пропаганду беспорядочного секса и беспрепятственного удовлетворения полового инстинкта среди комсомольцев и молодых коммунистов. Супружеская верность трактовалась троцкистами как «буржуазный предрассудок», материнство и семья - как пережиток прошлого. Насаждалась мысль об общественном воспитании детей, рождающихся от беспорядочного секса. Были легализованы как в юридическом, так и в моральном смысле аборты (Троцкий, кстати, особо настаивал на этом, говоря современном языком, «репродуктивном праве» женщины).
Троцкисты финансово поддерживали и активно насаждали в Советском государстве психоанализ фрейдовского толка как доктрину высвобождения животных инстинктов и разрушения культурных табу, культивировали внедрение психоанализа в систему воспитания подрастающего поколения.
Напротив, победа Сталина и его соратников привела к развороту государственной политики в вопросах общественной морали буквально на 180 градусов. Нормой социалистического общества стала половая воздержанность, целомудрие и супружеская верность, и теперь уже беспорядочная половая жизнь стала оцениваться как свидетельство морального перерождения и буржуазных нравов. Педерастия стала уголовным преступлением, аборты были законодательно запрещены, общества нудисток разогнаны. Стал пропагандироваться аскетический трудовой и нравственно чистый образ жизни, во многом близкий к образцам православной морали. Внедрение психоанализа в воспитание детей и подростков прекратилось, а затем и вовсе психоаналитические и педологические учреждения были разгромлены и разогнаны. Вместо прикрываемого революционным бунтарством хамства у молодёжи стало последовательно культивироваться уважение к родителям, к учителям и наставникам, к старшему поколению в целом.
Победа И.В. Сталина привела к ликвидации педологических извращений в сфере образования и воспитания юношества, к ликвидации всевозможных деструктивных «новаторств» и к восстановлению классической традиционной для России классно-урочной школы с уроком как основной формой преподавания, с широким теоретическим образованием по обязательным «предметам», представляющим собой основы наук, с домашними заданиями, с индивидуальными оценками и экзаменами, с высокой дисциплиной и уважением к учителю. В конце концов, в советскую школу вернулись даже такие атрибуты классической гимназии как школьная форма, раздельное обучение для мальчиков и девочек, изучение логики и латыни и т.п.
Постепенно И.В. Сталиным была осуществлена реабилитация русской истории (ликвидирована вульгарно-социологизаторская русофобская и антинаучная «школа Покровского»), научного языкознания (ликвидация антинаучного марровского «нового учения о языке»). Эти тенденции явно отражали возрождение академической науки и отказ от «р-р-революционных» суррогатов, подменяющих науку идеологизированной демагогией, внешне топорно стилизованной под марксизм. Параллельно с этим сталинское руководство всячески способствовало возрождению и в сфере культуры. Литература, музыка, театр решительно очищались от дегенеративных вырожденческих форм, порождённых революционной смутой, и возвращались к классическим образцам.
Параллельно с реабилитацией русской истории и её героев, с реабилитацией самого понятия патриотизма шло возрождение славных традиций Русской армии. С сентября 1935 года в армии были восстановлены воинские звания, а с января 1943 года - погоны, возвращено понятие «офицер», армия переименована из «рабочее-крестьянской красной» в Советскую, было негласно разрешено ношение георгиевских крестов и других наград старой императорской русской армии.
В конце концов, в марте 1945 года И.В. Сталин открыто назвал себя «новым славянофилом», и это не было пустой фразой. Фактически славянофильский проект союза славянских народов был реализован в рамках Социалистического содружества, Варшавского договора и Совета экономической взаимопомощи.
Говоря в целом, можно сказать, что социализм в сталинской версии был средством реставрации России как национального государства, уничтоженного февральской буржуазной революцией и последовавшей за ней смутой. Реставрации национального суверенитета, укреплённого снятием внутренних межклассовых противоречий. Реставрации территориальной целостности и геополитической субъектности. Реставрации традиционных социальных институтов - семьи, школы, армии, отчасти Церкви. Реставрации академической науки и классического реалистического искусства - литературы, живописи, архитектуры, театра. Реставрации традиционных моральных норм - трудолюбия, дисциплины и самодисциплины, полового воздержания, целомудрия, скромности, уважения к старшим. Напротив, социализм в троцкистской версии рассматривался как средство окончательного и полного уничтожения всех «пережитков» старого общества, «не добитых окончательно» буржуазной революцией - начиная от государства, национального суверенитета и самой нации и заканчивая семьёй, моралью, академической наукой и искусством.
Если социализм по-сталински был преодолением февралистской буржуазной смуты и реставрацией в обновлённой форме прежней России, то социализм по-троцкистски был радикальным продолжением февраля, доведением смуты до абсолюта, окончательным уничтожением всех традиционных ценностей и святынь, всего, что составляло историческую Россию. Именно в этом состоит принципиальное различие и фундаментальная противоположность двух политических направлений, называющихся одними и теми же именами социализма и коммунизма.
Либерализм и левачество
Троцкизм в строгом и узком значении этого слова выродился сегодня в совокупность малочисленных политических сект, разделённых непримиримыми спорами по чисто схоластическим, не имеющим отношения к реальной жизни вопросам. Но «неотроцкизм» в широком смысле, то есть антитрадиционалистское, антинациональное и антигосударственное политическое направление, прикрывающееся социалистической или, по меньшей мере, т.н. «левой» риторикой, широко представлен в политическом спектре, особенно на Западе. Здесь мы видим и старых социал-демократов, ведущих свою родословную ещё от второго интернационала, и ревизионистов-еврокоммунистов, и собственно троцкистов в узком смысле слова, и всевозможных «маоистов», «пролетаристов» и т.п., и анархистов в купе с т.н. «антифашистами», и неких абстрактных «левых», и вышедших зачастую из числа отрёкшихся от принадлежности к компартиям «зелёных», и разнообразных наследников «студенческих революций» - «новых левых», ситуационистов, т.н. «фрейдомарксистов», последователей Франкфуртской школы вообще и Маркузе в частности.
Обращает на себя внимание то, насколько эти западные «правильные левые», непримиримые к «советским извращениям социализма» умеют аккумулировать бунтарские, нонконформистские настроения молодёжи и маргинальных слоёв общества и, в то же самое время, встраиваться в существующую политическую систему.
В самом деле, какую программу осуществляют сегодня правящие неолиберальные, «рыночно-фундаменталистские» элиты и каково отношение к этой программе так называемых «правильных» европейских «левых»?
Правящие либералы-фундаменталисты целенаправленно разрушают и разлагают национальное государство как институт, упраздняют национальный суверенитет и заменяют его на систему всемирного сетевого управления, основанного на власти наднациональных политических структур, мировых банков и транснациональных корпораций. Западные левые под более или менее анархистскими лозунгами требуют ускорения и эскалации демонтажа государства, упразднения функций судов и полиции, открытия границ и т.д.
Правящие либеральные элиты поощряют иноэтническую миграцию, выделяют на её осуществление немалые средства, насаждают идеологию мультикультурализма, играя на ими же сформированных комплексах вины белого человека «за колониализм», продвигают идеи «положительной дискриминации» коренного белого населения в пользу чёрных и цветных мигрантов. Они внедряют программы воспитания т.н. «толерантности», тратят огромные деньги на «борьбу с дискриминацией» и на поддержку «национальной культуры» мигрантов - иными словами искусственно препятствуют их ассимиляции, культивируют их инаковость по отношению к коренному населению. Но западные «правильные» левые и здесь со всем революционным бунтарским задором требуют большего. Именно они с остервенением набрасываются с обвинениями в расизме и ксенофобии на всякого, кто позволит себе усомниться в полезности наплыва инородческих нахлебников и о праве коренных народов ограничить приток незваных гостей, превращающих опрятную, чистую и законопослушную Европу в помесь Гарлема и Сомали. Именно леваки, словно спущенная с цепи свора хунвейбинов, без устали преследуют, травят, добиваются снятия с работы и исключения из университетов любого мало-мальски национально и государственно мыслящего гражданина как якобы «фашиста», «расиста» и т.п.
Правящие либеральные фундаменталисты старательно разрушают семью как социальную структуру, обеспечивающую связь поколений и передачу консервативных традиционных норм, сохраняющую нерыночные, плохо поддающиеся контролю связи между людьми, мешающую им формировать идеального потребителя товарных фетишей. Ради этого насаждается и щедро спонсируется феминизм. Ради этого пропагандируются «репродуктивные права» женщин (то есть права на убийство собственных нерождённых детей). Ради этого создано совершенно фантасмагорическое законодательство, приравнивающее брошенный мужчиной на женщину взгляд к сексуальному домогательству и чуть ли ни к изнасилованию. Ради этого создаются и финансируются бредовые «факультеты женских наук» в университетах. Ради этого - ради возможности либеральных человеконенавистников от лица и от имени государства вторгаться в любую подозрительно благочестивую семью - раскручивается в прессе истерия на тему семейного насилия. Ради этого создана чудовищная система «ювенальной юстиции». Западные «левые» и здесь бегут впереди паровоза, пытаясь перещеголять самих либералов в пропаганде женской эмансипации, оголтелого феминизма, «свободы от детей» (child free) как стиля жизни и уничтожения семьи как «патриархального пережитка».
Правящие «рыночники» поощряют неразборчивый блуд и половую разнузданность, насаждают их как хорошо продаваемый товар, вводят принудительные программы сексуального растления в школах и даже детских садах, превращают педерастов и иных половых извращенцев в привилегированную социальную группу, позволяют им «усыновлять» и с самого раннего детства развращать детей. Но леваки и здесь ухитрились опередить либералов и, вооружённые «фрейдомарксистскими» теориями, наследием Франкфуртской школы и достижениями новомодных дегенеративных «философов», встать в первые ряды защитников прав извращенцев и могильщиков прав психически и морально относительно здорового большинства.
В самом деле, между фундаменталистски настроенными неолибералами и западными «левыми» нет никакого существенного мировоззренческого разрыва. И те, и другие являются последовательными глобалистами, врагами «национальной ограниченности» (то есть принципа обособленности и суверенитета наций), антигосударственниками, принципиальными противниками морали и нравственности, особенно в вопросах полового воздержания, целомудрия и супружеской верности, последовательными врагами социальной иерархии и порядка, ярыми гонителями религии, в особенности Христианства, ненавистниками семьи и традиционного семейного воспитания. И либералы, и леваки имеют общую базу исповедуемых принципов - свободы индивидуума от общества и моральных табу, отрицания любой «метафизики», любых устойчивых связей между людьми. Расхождения между европейскими «левыми» и либеральными «правыми» носят сугубо тактический и частный характер. В стратегическом и ценностном смысле они представляют два крыла одного и того же течения. Более того, западные «леваки» представляют собой по существу наиболее радикальное, наиболее оголтелое крыло глобалистов и антитрадиционалистов. Либералы в этом смысле на их фоне выглядят даже прагматичнее и умереннее. Глубоко закономерны случаи, когда горячие по молодости троцкисты, как это было в США, поостыв с возрастом, превращаются в либералов-«рыночников» (название «неоконы» не должно вводить в заблуждение; американские неоконы - это чисто «либерально-рыночное» направление, имеющая к консерватизму не больше отношения, чем отечественная ЛДПР - к демократии). Несколько иными средствами и в иной идеологической упаковке они добиваются принципиально той же самой цели - установления всемирной олигархической диктатуры над обезличенными и расчеловеченными массами.
Да, в сущности, и средства не столь уж отличаются. Достаточно взглянуть на эпоху пресловутой «перестройки» и последовавшей за ней ельцинской вакханалии, чтобы увидеть, насколько мутировавшие в «либералов-рыночников» ревизионисты хрущёвского разлива (т.е. в буквальном смысле неотроцкисты) сохранили преемственность со своими идеологическими, а зачастую и кровными предками - троцкистами 20-х. Здесь и разнузданная, демонстративная, доходящая до пароксизма ненависть к России, к её истории, её достижениям и славе, к её культуре, обычаям и традициям, не говоря уж о самом Русском народе. Здесь и пропаганда половой распущенности, неразборчивого грязного блуда, порнографии, оправдание всевозможных девиаций и извращений. Здесь и целенаправленное разрушение семьи, внедрение программ развращения в школах, легализация абортов, насаждение контрацептивов и бездетности как «современного», «модного» образа жизни. Здесь и попытка оторвать детей от родителей, навязать «общественное» воспитание. В 20-е это осуществлялось через разрушение авторитета родителей в школе, через массовые идеологизированные детско-юношеские организации, сегодня - через органы «социальной опеки», «госпатроната» и систему т.н. «ювенальной юстиции», якобы призванной «защитить» детей от т.н. «домашнего насилия» и произвола собственных родителей. Здесь и разрушение нормальной системы среднего и высшего образования, замена научных дисциплин (предметов) всевозможными «учебными модулями» и «навыками», подмена содержательных экзаменов - ЕГЭшным тестированием в духе пресловутой педологии, а уроков с присущей им строгой дисциплиной - некими аморфными «занятиями». Здесь и последовательное, целенаправленное насаждение культа необразованного хама и уничтожение духовного и морального авторитета биосоциальной элиты общества - учёных, конструкторов, учителей, врачей, офицеров - всех тех, кто в нормальной социальной структуре выполняет функции, так или иначе аналогичные функциям двух высших варн индийской кастовой системы. Здесь и вытеснение подлинного искусства во всех его сферах (изобразительных искусствах, пластике, архитектуре, литературе, музыке, театре и т.д.) дегенеративными, непристойными, бессмысленными и не имеющими никакой художественной ценности «авангардными» суррогатами, претендующими на оригинальность и «элитарность». Как справедливо заметил по этому поводу один известный политический деятель,
«Люди прямо стали бояться того, что эти полумошенники-полудураки упрекнут их в непонимании искусства. Как будто в самом деле отказаться понимать продукцию дегенератов и наглых обманщиков может быть зазорным для честного человека. Эти, с позволения сказать, новаторы имели в своем распоряжении очень простое средство для доказательства, насколько "велики" их творения. Все совершенно непонятное и просто сумасшедшее в их произведениях они рекламировали перед изумленным человечеством как продукт "внутренних переживаний". Этим дешевым способом господа эти избавляли себя от всякой критики».
Здесь, наконец, и широкая государственная поддержка фрейдовского психоанализа и прочих псевдонаучных и полуоккультных теорий и практик, призванных подорвать авторитет общественной морали и официально реабилитировать, высвободить и реализовать все скотские животные влечения, какие только есть в подвалах человеческого подсознания, которые в нормальном состоянии скованы религиозными духовными принципами, человеческой культурой и требованиями общества.
Впрочем, раскрытие генетического родства между «рыночно»-фундаменталистским либерализмом и антитрадиционистским левачеством было бы поверхностным и не вполне серьёзным, если бы мы остановились только на «надстройке» (идеологии, ценностных идеалах, нравственной ориентации, социальных практиках) и не проанализировали бы «фундамент», то есть социально-классовую природу этих явлений.
Финансовая олигархия и люмпенство
Классическим для марксизма является представление, согласно которому основное социальное противоречие при капитализме пролегает между промышленной буржуазией и промышленным пролетариатом. Согласно этому представлению суть дела состоит в том, что владельцы средств производства покупают рабочую силу по цене, близкой к цене её простого физического воспроизводства, и присваивают себе практически всю создаваемую рабочими прибавочную стоимость, вкладывая её в расширение производства, то есть в увеличение и повышение производительности средств производства, позволяющих ещё более эксплуатировать труд и т.д. Это представление, несомненно, служило адекватной моделью современного классикам марксизма капиталистического общества, но прошедшие полтора века существенно изменили реальность.
Во-первых, уже во времена самих классиков возникла тенденция выноса эксплуатации в колонии и, соответственно, начала «прикармливания» буржуазией рабочих метрополии. Эту тенденцию отмечали ещё сами Карл Маркс и Фридрих Энгельс. В дальнейшем она лишь развивалась. В итоге ни в одной стране развитого капитализма не произошло ничего напоминающего социалистические революции. Между классом капиталистов и рабочим классом возникла система компромиссов, сгладивших антагонизм классовой борьбы и переведших её в относительно мирное русло.
Во-вторых, помимо вынесения эксплуатации вовне (на колониальную и неоколониальную периферию) смягчению классовой эксплуатации способствовала постепенная механизация, а затем и автоматизация труда, позволяющая переложить определённый объём эксплуатации с людей на механизмы.
В-третьих, свою роль сыграл фактор социалистической революции в России, напугавшей западных капиталистов и вынудившей их под угрозой социалистической альтернативы искусственно придать капитализму гуманистические черты «общества всеобщего изобилия».
В-четвёртых, охват капиталистической системой всего земного шара и невозможность дальнейшего расширения породили жесточайший дефицит рынков сбыта, что заставило капиталистические государства начать заботиться о покупательной способности трудящихся, перераспределяя в их пользу часть прибавочной стоимости, отбираемой у предпринимателей в форме всё более высоких налогов (кейнсианская модель капитализма).
В-пятых, естественная и неизбежная концентрация капитала, а вместе с ним и политической власти, вкупе с объективным неразрешимым противоречием между императивом к безграничному росту капитала и ограниченностью физической базы (природных ресурсов, рынков потребления и рабочей силы и др.) привели к отказу от золотого эквивалента, к виртуализации финансов и к узурпации узким кругом мировой олигархии монопольного права на производство эквивалентов стоимости по нулевой себестоимости. Это кардинальным образом переформатировало всю экономическую, политическую и социальную систему, совершенно изменив расстановку сил, полюса антагонизмов и саму природу рынка, превратившегося из системы относительно эквивалентного обмена в систему произвольного присвоения и распределения.
В-шестых, вынос производства за пределы мировой метрополии в страны с дешёвой рабочей силой вкупе с механизацией и автоматизацией оставшегося в метрополии труда привели к распаду рабочего класса и к его превращению в постоянно уменьшающуюся и относительно неплохо обеспеченную социальную прослойку. Основной объём труда, соответственно, «перетёк» из сферы материального промышленного производства в сферу производства информационных знаков и виртуальных образов, а также в сферу услуг. Это кардинально изменило всю социальную структуру. Одним из последствий стало «рассыпание» организованных и синхронизированных самим характером труда армий трудящихся, их атомизация, кризис массовых партий. Другим следствием деиндустриализации Запада стало разрушение прежней, необходимой именно для индустриального производства, системы массового образования. В результате резко упал уровень культуры и самосознания масс.
В-седьмых, имманентный для капитализма процесс концентрации капитала и поглощения крупным капиталом мелкого закономерно привёл к распаду самого класса капиталистов, к его превращению из широкой социальной базы буржуазного гражданского общества в крайне узкую и замкнутую группу олигархических семейств, зачастую (хотя и не всегда) утративших связь как с непосредственным производством реальных вещественных и информационных продуктов, так и с национально-государственными субъектами.
В-восьмых, естественный для капитализма процесс укрупнения и слияния рынков сбыта вкупе с концентрацией капитала привёл к формированию на месте множества национальных буржуазий сначала небольшого числа империалистических олигархий, а затем - единой общемировой олигархии. С её стороны возник устойчивый и более чем платёжеспособный спрос на разрушение и снятие национально-государственных границ, упразднение национальных суверенитетов и связанных с ними буржуазно-демократических институтов, размывание самих наций и превращение человечества в обезличенную смешанную массу, полностью управляемую через механизмы виртуализованного псевдорынка. Функции государств всё более перехватываются экстерриториальными центрами силы - международными надгосударственными органами и транснациональными корпорациями.
В-девятых, резко увеличился масштаб и сила воздействия средств массовой информации. Формируемый ими в массовом сознании образ реальности стал превосходить по своему значению образ реальности, формируемый непосредственными ощущениями. Параллельно с этим совершенствовались различные методы воздействия на индивидуальное и массовое сознание, техники внушения, программирования и манипуляции.
Всё это в совокупности привело к формированию совершенно новой социальной реальности, в которой прежние классовые противоречия уже не играют ведущей роли и вытеснены принципиально новыми отношениями и новыми социальными противоречиями. Впрочем, всё новое - это хорошо забытое старое, и новейшие тенденции глобального мирового капитализма имеют прямые аналогии с тенденциями античного мира в фазе его упадка. Саморазрушение буржуазной демократии, национального государства и связанных с ними институтов происходит по тому же в сущности пути, по которому разрушалась римская республиканская государственность. Монополизация капитала, разорение мелких и средних собственников привели к разрушению социальной базы гражданского общества. На его месте сформировалась социальная структура, состоящая из узкой сверхбогатой олигархии и массы люмпенства. При этом люмпенство - экономически, а, следовательно, и политически, несамодостаточное, иждивенческое - не является социально-классовым противником олигархии. Более того, именно оно - будучи прикормлено хлебом и зрелищами - становится орудием в руках олигархии, её социальной базой. Возникает система, аналогичная поздним формам римской клиентелы, когда прикормленный хозяевами плебс, неспособный к экономической и политической субъектности, выхолащивает формальные демократические процедуры, продавая свои голоса патронам за материальные подачки и покровительство.
Стоит отметить, что в современном мире, как и во время кризиса античных греческих полисов и римской республики реальная фактическая ликвидация демократии и республиканского строя как такового совпадает с формальной «демократизацией» - то есть распространением демократических прав на всё новые и новые категории людей, в принципе неспособных сознательно пользоваться республиканскими правами либо в силу своей социально-экономической несамостоятельности, либо в силу ограниченности своих интеллектуальных, психических и волевых способностей, либо в силу культурной несовместимости с понятием республиканской правовой государственности. В результате изначальный гражданский коллектив, способный к самоуправлению, растворяется в среде принципиально неспособных к осуществлению демократии «новых граждан». В античном Риме этот процесс предоставления гражданских прав сначала плебеям, потом вольноотпущенникам, потом провинциалам завершился при императоре Каракалле, который «даровав» римское гражданство всем свободным жителям империи, тем самым, упразднил его, превратив из привилегии в повинность. В новейшей истории аналогичное растворение гражданского коллектива и превращение его в лишённую содержания форму началось с ликвидации имущественных цензов, продолжилось предоставлением гражданских прав женщинам и юношеству, и, наконец, завершилось уже форменным глумлением - предоставлением его умственно неполноценным, умалишённым и заключённым в тюрьмы преступникам.
Суммируя, можно сказать, что деклассированный непроизводительный плебс мировой метрополии, обеспеченный хлебом и зрелищами за счёт накопленных ранее богатств, технического прогресса (роста производительных сил) и эксплуатации мировой периферии, стал одним из главных орудий, направляемых мировой транснациональной олигархией на разрушение остатков гражданского общества и национальной государственности. Здесь спрятан ключ к пониманию основного социального противоречия современных западных обществ. Одной стороной противостояния являются остатки гражданского общества, защищающего национальную государственность, правовые отношения, культуру и цивилизацию. В социально-классовом отношении эта сторона представлена, прежде всего, когнитариатом (наёмными работниками умственного труда - IT-специалистами, технологами, инженерами, научными работниками и т.д.) и трудовой интеллигенцией в целом, а также мелким, средним и даже крупным (но не монополистическим) национальным производственным бизнесом, квалифицированными рабочими, фермерами. Второй стороной противостояния выступает альянс финансовой олигархии (банковский и биржевой сектор, транснациональные компании) и деклассированного люмпенства, представленного безработными получателями пособий, мигрантами, асоциальными национальными, расовыми, половыми и прочими меньшинствами, претендующими на подачки за свою неизбывную «дискриминированность», профессиональными «активистами»-грантополучателями («борцы с дискриминацией», феминистки, «антифа», борцы за права животных и т.п.), авангардными псевдохудожниками, устраивающими всевозможные «перформансы», «уличное искусство» и т.п. акции, рассчитанные исключительно на эпатаж и оскорбление общественных представлений о пристойности, т.н. «левыми интеллектуалами» и примыкающей к ним частью гуманитарной и «творческой» «интеллигенции», представителями молодёжных и не только молодёжных контркультур и т.п. сбродом.
Исходя из этого, можно понять суть мутации, которую претерпело на Западе так называемое «левое движение». Если в первой половине XX века т.н. левые (социалисты, коммунисты) представляли интересы, прежде всего, промышленного пролетариата и трудящихся в целом, то во второй половине XX, а, тем более, в начале XXI века ситуация коренным образом изменилась. Риторика осталась почти прежней: современные левые, также как и левые начала прошлого века, позиционируют себя в качестве «защитников всех угнетённых», защитников бедных от богатых, сторонников увеличения налогов на имущих и социальных выплат неимущим. Однако социально-классовое содержание этих лозунгов видоизменилось до неузнаваемости. В классовом капиталистическом обществе начала XX века бедными и угнетёнными были, прежде всего, пролетарии, промышленные рабочие, то есть основные производители материальных благ. Фактически лозунги повышения налогов и увеличения за их счёт социальных функций государства означало ничто иное, как возвращение трудящемуся большинству общества части им же созданной прибавочной стоимости, экспроприированной у него владельцами средств производства, то есть капиталистами. Сегодня же под «угнетёнными», которых защищает западное «левое движение», подразумевается вовсе не производители материальных и нематериальных благ, не труженики, а растущая армия нахлебников, иждивенцев, бездельников и асоциальных элементов. Не трудящееся большинство общества, а совокупность претендующих на особый статус агрессивных меньшинств.
Поэтому глубоко неслучаен кажущийся парадокс: глобальный финансово-экономический кризис, начавшийся в 2008 году и с того времени только усугубляющийся, привёл в большинстве стран Европы не к левому, а к правому повороту, к краху социал-демократических партий и усилению правоцентристов. То есть прежняя формула левых «высокие налоги - высокие социальные расходы» большинством общества оценивается теперь не как возвращение трудящимся части ими произведённой и у них изъятой владельцами производств прибавочной стоимости, а как перераспределение средств от производственного сектора (как предпринимателей, так и рабочих!) - нахлебникам. Если в сытые годы граждане под гнётом «гуманистической» пропаганды ещё худо-бедно готовы были кормить множащуюся ораву паразитов, то экономический кризис всё чётко расставил по своим местам. Фактически поражение левых и победа правых не в момент экономического бума, а, наоборот, в момент кризиса, есть прямой вотум недоверия общества социальным функциям государства. При этом примечательно, что предприниматели (производственная буржуазия - они же, что немаловажно, работодатели!) и рабочие в этом раскладе оказываются на одной стороне - скорее партнёрами, чем антагонистами. Когда налоговые отчисления перераспределяются не в пользу трудящихся, а в пользу иждивенцев, увеличение налогового бремени не только на свои личные доходы (зарплату), но и на доходы предприятия наёмному рабочему оказывается совершенно невыгодно: пользы он от этого не получает никакой, а вред от сокращения рентабельности производства и угрозы сокращения рабочих мест - очевиден. В итоге оба прежде антагонистических класса дружно говорят государственному «собесу» «нет!», поскольку видят в нём не защитника своих классовых интересов или хотя бы посредника, а только кормителя нахлебников, представителя интересов паразитов.
Однако, описанный выбор, характерный для целого ряда стран Западной Европы, возможен лишь тогда, когда всё-таки большинство общества составляют ещё трудящиеся или хотя бы те, кто субъективно соотносит себя с трудящимися. Но самое интересное, что благодаря технологическому прогрессу и повышению производительности труда трудящиеся могут остаться в меньшинстве. То есть в буквальном смысле реализуется русская поговорка «один с сошкой - семеро с ложкой». Такой сценарий весьма выгоден олигархии, так как делает её власть намного более устойчивой. Количество иждивенцев с правом избирательного голоса стремительно растёт и, когда количество профессиональных безработных, представителей асоциальных «дискриминированных» меньшинств, «активистов»-грантососов, деятелей «современного искусства» и прочего паразитического отребья превышает количество экономически и социально самодостаточных граждан, кормящихся собственным трудом, происходит то, что произошло в США. Массы выбирают себе президентом негра и начинают требовать от государства не прекращения кормёжки паразитов за счёт налогов с трудящихся и с бизнеса, а дармовой халявы. Лозунгом демонстраций становится «Дайте нам новый пузырь!».
Что значит «дать новый пузырь»? Это значит дать возможность финансовой олигархии и дальше «делать деньги из воздуха», произвольно создавать по нулевой себестоимости стоимостные эквиваленты всех продуктов человеческого труда, не говоря о природных ресурсах. Ведь сами по себе бумажные или электронные деньги ничего не стоят, поэтому олигархия подкупает люмпенство не из своего кармана. Стоимость имеют реальные товары, которые за эти деньги продаются и покупаются. Монополия треста частных банков под названием ФРС на выпуск необеспеченных этими банками денежных знаков, имеющих статус государственной (а фактически - мировой) валюты, означает принудительный неэквивалентный обмен, замену торговли системой изъятия и распределения производимых жизненных благ. Круг замыкается: финансовая олигархия, захватив монополию на эмиссию не обеспеченных золотом денежных знаков, создала фактически систему безвозмездного (внешне экономического, но на самом деле - внеэкономического) изъятия у производителей продуктов их труда. Эти мошеннически реквизированные продукты распределяются олигархией также внеэкономически и используются для подкупа и прикармливания своей социальной базы - паразитического люмпенства, ничего полезного не производящего, но выступающего в качестве электорального, а при необходимости - и силового ресурса спекулятивной олигархии. В свою очередь люмпенство, получающее дармовые раздачи от олигархии, тоже заинтересовано в укреплении системы изъятия продуктов труда у производителей с помощью эмиссии денежных знаков. Иными словами возник экзотический, но вполне логичный и имеющий исторические аналоги союз сверхбогатых и полунищих паразитов против трудящихся (весьма яркий художественный образ, отражающий данные реалии современного капитализма, представлен в американском фильме «Робот-полицейский 3» 1993 года).
Фактически новый расклад сил (олигархия плюс люмпенство против трудящихся и остатков производственной буржуазии) имеет вполне выраженный характер социально-классового антагонизма. Поэтому сходство и даже сродство принципиальных установок радикальных либералов («фундаменталистов-рыночников») и современных западных «левых», которое было рассмотрено выше, глубоко закономерно. Обе идеологии являются выражением социально-классовых интересов одной и той же стороны противостояния - а именно, альянса финансовой олигархии и люмпенства против трудящихся. Только неолиберализм в большей степени имеет своей целевой аудиторией олигархию и спекулятивно-паразитарную часть т.н. «среднего класса», а левачество обращено, собственно, к люмпенству (безработные получатели пособий, полукриминальные этнические диаспоры и т.п.) и маргинальной люмпен-«интеллигенции» (политические «активисты»-грантополучатели, дегенеративные «левые» псевдохудожники и псевдофилософы). Можно даже сказать больше: современная западная «левая» в спектре от традиционных социал-демократов, ведущих своё происхождение от Второго интернационала, до «новых левых» в духе конца 1960-х и т.н. «зелёных» представляет собой сегодня наиболее радикальное крыло глобалистов - «фундаменталистов-рыночников» (на самом деле - лже-рыночников, т.к. современный рынок, будучи таковым по внешней форме, как уже было отмечено, из механизма эквивалентного обмена превратился в механизм реквизиции и распределения, то есть по существу в антирыночный механизм экономической и политической власти). Поэтому нет ничего удивительного в том, что одним из ключевых лидеров Французской социалистической партии (в союзе с которой во Франции действуют не только «зелёные» и «Левый фронт», но и т.н. «коммунисты» из ФКП) до недавнего времени был директор-распорядитель Международного валютного фонда Доминик Стросс-Кан, что сформированное «Венгерской социалистической партией» правительство Ференца Дьюрчаня показало себя проводником ультралиберальных мер, и что в США наиболее радикальные неолибералы являются выходцами из среды троцкистов.
Социально-классовое значение традиционных консервативных ценностей
Без всякого сомнения, традиционные ценности (духовно-религиозные, национально-культурные, семейные) по своей сути, по своей природе не имеют классового характера. В ряде случаев (как, например, в случае традиционных норм полового поведения, социальной иерархии и др.) они вообще являются культурным оформлением биологически детерминированных алгоритмов поведения и социальных отношений, роднящих человека не только с человекообразными обезьянами, но и со всеми высшими позвоночными. В других случаях (как, например, в случае с религией) они возникают в докапиталистическом или даже доклассовом обществе и сохраняются если не в неизменном, то, по крайней мере, в узнаваемом виде на протяжении смены целого ряда формаций.
Тем не менее, в современном обществе эти же самые ценности, сформированные в совершенно иной социальной реальности, приобретают дополнительное идеологическое значение, становятся выражением интересов одного из противостоящих социально-классовых лагерей.
Как уже было неоднократно нами отмечено, капиталократия основана на виртуализации финансовых знаков, то есть на монопольной возможности создания эквивалентов стоимости по нулевой себестоимости. Это превращает рынок из средства обмена в средство фактически безвозмездного присвоения всей совокупности продуктов человеческого труда и природных богатств эмитентом денежных знаков. Соответственно, сфера власти эмитента виртуальных финансовых единиц принципиально совпадает со сферой материальных и нематериальных объектов, вовлечённых в рыночный обмен и так или иначе оцениваемых в денежном эквиваленте. Это относится не только к материальным вещам, но и к информационным продуктам, знаниям, образам, символам, межличностным и общественным отношениям, знакам социального статуса и престижа, нематериальным активам и т.д. Но именно поэтому любая нерыночная ценность самим фактом своего существования ограничивает сферу действия капиталократии как системы власти. Между тем, традиционные консервативные ценности по своей природе нерыночны. Это и делает их актуальным предметом социально-классовой борьбы.
Мировая финансовая олигархия жизненно заинтересована в распространении своего псевдорыночного контроля на все без исключения сферы бытия. Иными словами - в ликвидации неподконтрольных ей социальных сфер, в ликвидации всего того, что она не может купить за производимые из ничего фетиши - денежные знаки. Поэтому, например, она жизненно заинтересована в обесценивании или коммерциализации религии и вообще духовных практик, в разрушении национально-этнических идентичностей и семьи (основной канал передачи традиционных ценностей и связи между поколениями), в дискредитации не привязанных к уровню потребления знаков социального престижа (учёные и воинские звания, награды и др.), рационального научного знания, культуры мышления, некоммерческого искусства и т.д. И, напротив, любое серьёзное социальное сопротивление механизмам капиталократии может быть кристаллизовано только вокруг ценностей, социальных структур и отношений, не контролируемых посредством привязки к денежному эквиваленту. Наиболее устойчивы и надёжны в этом плане ценности, нормы и отношения, имеющие наибольший потенциал исторической инерции, наиболее укоренённые в сознании и подсознании людей - то есть наиболее консервативные и традиционные. И, действительно, на сегодня все сколько-нибудь значимые антикапиталократические движения, выражающие социально-классовые интересы трудящихся и примыкающей к ним национальной производственной буржуазии, возникают на принципиальной базе традиционализма и консерватизма.
Если отбросить потерявшие смысл ярлыки (типа «левых» и «правых») и подойти к анализу ситуации с позиций социально-классового анализа, то мы увидим, что объективно интересы трудящихся сегодня в Европе выражают, прежде всего, национально-патриотические, традиционалистские, христианские, социально-консервативные партии - такие как «Национальный фронт» во Франции, Национально-демократическая партия Германии, «Истинные финны» в Финляндии, партия «За лучшую Венгрию» (и до некоторой степени более умеренный ныне правящий Фидес - Венгерский гражданский союз), отчасти «Шведские демократы» и некоторые другие. Именно они предлагают не на уровне лозунгов и брэндов, а на уровне практических мер наиболее социальные, а в некоторых случаях даже социалистические программы. Именно они являются наиболее последовательными противниками НАТО, американского империализма и глобализма. Именно они - а вовсе не псевдо-«левые», тесно связанные с наиболее реакционными кругами сверхкрупного банковского капитала - являются естественными союзниками для настоящих коммунистов просоветского, сталинского толка.
Характерен, например, в этой связи опыт Венгрии, где пришедший к власти умеренный национально-консервативный Фидес - Венгерский гражданский союз продемонстрировал политику, на порядок более социально ответственную, чем ранее правившая «Венгерская социалистическая партия». Это, кстати, было отмечено председателем Венгерской коммунистической рабочей партии Дьюла Тюрмером: «За восемь лет правления Венгерской социалистической партии (ВСП) коррупция приобрела такие размеры, что практически сделала невозможным нормальное функционирование государства. <...> ФИДЕС пообещал остановить этот процесс. Являясь правой консервативной партией, он, тем не менее, выдвинул левую программу, приоритетными задачами которой стало то, что волновало всех, а именно: создание 1 миллиона новых рабочих мест в течение 10 лет, снижение инфляции, повышение минимальной зарплаты до уровня, обеспечивающего нормальные условия жизни, и, прежде всего, установление порядка, законности. ФИДЕС удалось убедить большинство избирателей в том, что, будучи правой партией, он будет в состоянии осуществить левую программу. Партия повела себя, как и обещала, энергично взявшись за уборку накопившегося «мусора». <...> Функционирование государства, безусловно, стало более эффективным».
Стоит также обратить внимание на пример Чехии. В то время как в большинстве стран Европы бывшие компартии трансформировались в лево-либеральные и «зелёные» партии, чешские коммунисты сделали диаметрально противоположный выбор. Сохраняя в полной мере коммунистическую идентичность, они твёрдо встали на позиции слияния социально-классовой и национально-освободительной борьбы. Они гармонично соединили борьбу за права трудящихся (именно трудящихся, а не малоимущего паразитарного люмпенства!) с последовательным отстаиванием национальных интересов, антиимпериализмом (антиамериканизмом и антигерманизмом), ярко выраженным славянофильством, социальным консерватизмом. Соответственно, и в качестве союзников чешские коммунисты выбрали себе не «левых» толерантно-европейского склада, а условно «правых» - то есть социал-консерваторов, национал-патриотов, традиционалистов, евроскептиков. Итог говорит сам за себя: в то время как, например, в Голландии реформированные интернационально-демократические «коммунисты» набирают на выборах меньше голосов, чем «Партия защиты животных», чешские коммунисты-патриоты из КПЧМ на последних региональных выборах (октябрь 2012) получили 20,4% голосов, даже несмотря на действующие в стране крайне жёсткие антикоммунистические законы.
Коммунисты и псевдоконсерватизм «Единой России»
В этой связи может быть задан естественный вопрос: могут ли коммунисты поддержать консервативный курс правящего в России режима Путина и партии «Единая Россия», объявившей консерватизм своей идеологией на ХI Съезде 21 ноября 2009 года?
Исходя из всего, сказанного выше, вроде как напрашивается ответ «да», хотя, конечно и с рядом оговорок и условий. Именно к такому ответу коммунистов пытаются склонить и сами политтехнологи режима, специально запустившие медиапроект под названием «Кургинян». Но для того, чтобы ответить на этот вопрос правильно, необходимо опять-таки преодолеть «магию слов», отвлечься от ярлыков и проанализировать суть явления, а не его внешнюю форму. В чём состоит консерватизм правящего в РФ режима в целом и партии власти в частности? Что именно является для них предметом консервации?
Объектом консервации для правящего режима, прежде всего, являются итоги приватизации, то есть итоги криминального захвата частными лицами продуктов труда поколений русских людей. Параллельно с этим «консервируется» то есть сохраняется и стабилизируется колониально-сырьевое положение России в мировой капиталистической системе.
Провозглашение консерватизма официальной идеологией никак не помешало правящему режиму продолжить разрушительные «реформы» армии, науки и системы образования, допустить создание на русской земле базы НАТО, втянуть страну в ВТО, добив, тем самым, остатки отечественной промышленности и сельского хозяйства, принять целый пакет чудовищных по своему деструктивному потенциалу ювенальных законов, разрушающих семью, продолжить политику замещения и вытеснения коренного русского населения мигрантами-инородцами. Таким образом, провозглашая идеологию консерватизма на словах, режим на деле не только не стал отстаивать собственно традиционные духовные, национально-государственные и семейные ценности, но и усилил наступление на них. Кстати говоря, даже полулиберальный мировой «консервативный интернационал» - так называемая «Европейская народная партия» - отказался принять «Единую Россию» даже в качестве наблюдателей, справедливо сочтя её «организацией без внятной политической программы, специально созданной под выборы».
Если в отдельно взятых случаях отдельные представители партии власти всё-таки проявляют инициативы по защите традиционных ценностей, то в этих отдельных случаях мы готовы не только их поддержать, но и идти в этом направлении гораздо дальше и решительнее, нежели они сами. Например, мы, коммунисты, готовы не только поддержать, но и развить инициативы депутата-единоросса В.В. Милонова, направленные на введение административной ответственности за пропаганду гомосексуализма и педофилии, а также на запрет абортов. Мы совместно с другими депутатскими фракциями внесли в Государственную Думу проект закона об уголовном наказании за оскорбление чувств верующих и осквернение святынь. В составе Государственной Думы и региональных законодательных собраний наши депутаты входят в состав межфракционных групп по защите христианских ценностей. В Государственной Думе в рамках такой группы, в которую вошли 20 депутатов, мы сотрудничаем, в том числе, и с единороссами, например, с председателем Комитета по делам общественных объединений и религиозных организаций С.А. Поповым. Кстати, группа создана по инициативе и под руководством депутата именно от КПРФ - Сергея Анатольевича Гаврилова. Таким образом, мы занимаем вполне конструктивную позицию и в вопросе защиты традиционных религиозных, национально-культурных, национально-государственных и семейных ценностей и готовы сотрудничать со всеми заинтересованными политическими силами.
Но, в то же время, мы отдаём себе отчёт в том, что консерватизм «партии власти» и в целом правящего режима не может быть последовательным. Отдельные инициативы отдельных представителей власти не могут изменить её генеральную линию, состоящую во втягивании России в систему глобального капитализма, причём на правах сырьевой колонии. А капитализм (особенно на современной стадии глобализма) с сохранением традиционных ценностей несовместим. В наших же российских условиях он не совместим - что ещё более важно - и просто с национальным выживанием.
Ещё в феврале 2006 года Председатель ЦКРК КПРФ В.С. Никитин в своей статье «Мы выстоим и победим (Об опасностях, грозящих КПРФ, и действиях по защите партии)» предупреждал о том, что партия власти расчищает для себя и своего консерватизма патриотическое поле. В.С. Никитин, в частности, писал: «Предполагается, что власть путём скачка в нужный момент откажется от либерализма и обратится к идеологии, внешне отвечающей традиционным, проверенным веками принципам русской цивилизации. Эту идеологию власть решила назвать консерватизмом». Ключевое слово здесь - «внешне». То есть создаётся внешний пиар-образ консерватизма, а под его покровом продолжается выкачка природных ресурсов, уничтожение обороноспособности, ликвидация продовольственной безопасности, уничтожение системы образования, вытеснение Русских мигрантами, пропаганда разврата в СМИ и насаждение его через школьные программы «полового воспитания», уничтожение семьи посредством ювенальной юстиции и т.д. Одним словом - уничтожение всех традиционных скреп общества.
Мы ни в коем случае не выступаем против консерватизма, но мы не можем не выступить против использования консерватизма в качестве дутой обманки, в качестве прикрытия для планомерного уничтожения наших святынь, нашего образа жизни, основ нашего общества. Именно поэтому мы отвергаем курс правящего режима и являемся его решительными и последовательными противниками. Именно поэтому мы можем сказать, что из всех существующих в России политических партий только КПРФ может предложить реальную программу защиты традиционных, подлинно консервативных ценностей - потому, что только КПРФ предлагает выход за рамки капиталистических отношений, за рамки капиталократии как системы власти, предполагающей ликвидацию всех нерыночных ценностей и категорий.
Эпилог
Нам постоянно навязывают мысль о безальтернативности т.н. «исторического прогресса». О том, что т.н. «современное общество» со всеми его атрибутами «прогрессивнее» общества традиционного и патриархального и «назад пути нет». Против нас всякий раз выдвигают нелепый, в сущности, аргумент: «вы что, хотите повернуть время вспять?». На это мы можем сказать одно: эволюция никогда не идёт по прямой. Случайные мутации возникают постоянно, но только время и естественный отбор могут выбрать из них жизнеспособные. И, кстати, мутации, подхватываемые естественным отбором, составляют ничтожное меньшинство. Потому что очень трудно путём случайного изменения улучшить систему, совершенствовавшуюся в течение большого промежутка времени. Подавляющее большинство мутаций не проходят проверку временем и естественным отбором и исчезают вместе со своими носителями. И на место таких «современных» мутантов опять возвращаются особи старого, консервативного, многократно проверенного генотипа. Но для того, чтобы отделить зёрна от плевел почти всегда требуется время. Это, очевидно, относится к мутациям не только генетическим, но и социальным.
Апологеты «модернизма» подобны наивным людям, увидевшим недавно родившегося пятиногого телёнка. «Смотрите, - говорят они, - Это эволюция. Раньше коровы были четвероногими, а теперь новая корова родилась пятиногой. Значит, будущее за пятиногими коровами! Историю нельзя повернуть вспять!». Но проходит время и оказывается, что никакого будущего за пятиногим телёнком нет. Это просто урод, выродок. «Новое» далеко не всегда «прогрессивнее» «старого», и далеко не за всяким «новым» - будущее. В мире много тупиковых девиаций, временных отклонений от нормы.
Мы смотрим на так называемое «современное общество» - общество позднего капитализма - и что мы видим? Сложная социальная структура, характерная для традиционных обществ, упразднена и редуцирована до примитивной толпо-элитарной модели. Это прогресс? Нет, это деградация. Цветущее этническое многообразие (как расово-биологическое, так и культурное) стремительно исчезает. Это эволюция? Нет, это упрощение системы а, следовательно, снижение её жизнеспособности. Искусство, ещё сравнительно недавно высокоразвитое, стремительно замещается коммерческой шоу-индустрией. Реп и блатной шансон заменил симфонии и распевы, мазня «авангардных художников» - на месте иконописи, безликие блочные новостройки - вместо барокко и классицизма. Это прогресс? Нет, это явная деградация. Об уровне образования не стоит и говорить: и в России, и в Европе, и в США сегодняшнее среднее и высшее образование чудовищно деградировало по сравнению с уровнем 60-х-70-х годов прошлого века. Кризис фундаментальной и прикладной науки пока не столь очевиден, но и он неизбежен в силу как методологического тупика, так и в силу упомянутого разрушения системы образования.
Далее, нам пытаются представить в качестве «необратимого прогресса» эмансипацию женщин, распад сначала расширенной, а затем и нуклеарной семьи, легализацию содомитов и прочих извращенцев. Это прогресс? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять очевидное: если в первом обществе женщины сидят дома и рожают детей, а во втором - занимаются карьерой и пользуются контрацептивами или делают аборты, то неизбежно со временем первое общество размножится, а второе - сократится. Это и происходит. Внутри самой Европы «отсталые» арабы, турки и негры стремительно размножаются, а коренное белое население вымирает. Нетрудно понять, на чьей стороне в данном случае естественный отбор и эволюция.
То же самое относится к этнической консолидации. Атомизированное общество либеральных «свободных индивидуумов» не способно противостоять солидарным этническим кланам, сохраняющим внутри себя в качестве связывающего начала структуры традиционного общества. Расслабленные агностики-постхристиане не могут противопоставить живой мощи Ислама ничего, кроме идиотских карикатур и ещё более идиотских роликов.
По меркам человеческой истории, насчитывающей десятки тысяч лет (а, если считать с возникновения человека как рода, то и миллионы), эпоха капитализма - эпоха отрицания многотысячелетних ценностей и норм социальной организации - длится лишь краткий миг. Она не проверена временем, не прошла испытания естественным отбором. Стремительность происходящих на наших глазах изменений нам пытаются объяснить беспочвенными, если не сказать вздорными «теориями» об «ускорении исторического времени», об экспоненциальном характере эволюции и т.п.
На самом деле это типичная аберрация приближения. Ход истории нам кажется ускоряющимся только из-за преувеличения значения, масштаба и плотности близких к нам по времени событий по сравнению с отдалёнными. Порождённое капиталистическими отношениями антитрадиционное общество подобно тому самому пятиногому телёнку. Нам кажется, будто его рождение открыло целую эпоху, новую страницу скотьего племени, что теперь пятиногие коровы придут на смену четвероногим, а потом дойдёт очередь и до овец, и до поросят. Но вот, драматическая история жизни уродца подходит к концу, и он бесславно издыхает. И нам снова кажется, что произошло событие великого масштаба: исторический шанс не реализовался, патриархальный архаизм четырёхногости возобладал над революционным прорывом пятиногости. Но если посмотреть на всё произошедшее в масштабах вида, то ничего существенного вообще не произошло. Родился уродец - и сдох без каких-либо последствий.
Консервативные ценности, традиционная модель общества восстановятся и восторжествуют в любом случае. Потому, что они обеспечивают устойчивое жизневоспроизводство человеческих популяций, а система, их отрицающая - не обеспечивает. В любом случае всё вернётся на круги своя. Вопрос совершенно не в том, за каким типом общества будущее - за традиционным или за антитрадиционным. Нет сомнения, что за традиционным. За таким, которое консолидировано духовными, скорее всего, религиозными принципами. За таким, которое способно защищать своё и отторгать чужеродное. За таким, в котором учёный сохраняет и передаёт знания, воин - воюет, а работник - работает. За таким, в котором женщина рожает детей, а не пытается играть в мужчину.
Весь вопрос только в том, как произойдёт восстановление естественного порядка вещей. Варианта тут ровно два. Либо мы сами - Русские и европейцы, белое человечество в целом - сможем преодолеть вирус капитализма, избавиться от вредной социальной мутации. Либо мы этого не сможем - и исчезнем вместе с ней. Тогда наше место займут другие народы и другие цивилизации. И с точки зрения глобальной человеческой истории в этом тоже не будет ничего экстраординарного. Такое происходило в истории с завидной регулярностью. И если от погибшего Рима или цивилизации майя осталась хотя бы историческая память и культурное наследие, то, например, от доиндоевропейских цивилизаций Европы или от доарийской Индии не осталось практически ничего.
Но так уж устроен человек, равно как, впрочем, любое живое существо, что собственное выживание для него - это вопрос далеко не философски отвлечённый. Нас ведёт древний, как сама жизнь, инстинкт выживания. Выживания физического, выживания этнического, выживания культурного, выживания национально-государственного и цивилизационного. Защищая традиционные ценности, свои святыни, свою веру, защищая от распада культуру, цивилизацию, образование, национальную идентичность, нормы семейной жизни, мы просто боремся за жизнь. Все, кто хочет выжить - просто обречены делать то же самое вместе с нами. Независимо от их субъективного отношения к коммунистической идеологии, у них нет иного пути, как присоединяться к нам и создавать некапиталистические, нерыночные, немонетарные, неростовщические модели социального устройства. То есть - в той или иной форме - модели социалистические. А те, кто хочет толерантно вымереть и освободить место для других народов - тем самое место среди либералов и «настоящих левых». Каждому - своё.
Полная версия статьи опубликована на сайте движения "Русский лад".
