30 лет прошло со времени событий осени 1993 года в Москве, когда острый политический кризис поставил страну на грань гражданской войны. На улицах столицы пролилась кровь, а в истории навсегда остались кадры обстрела из танковых орудий здания российского парламента. Телекамеры американской компании «Си-эн-эн», заранее установленные в самых зрелищных точках, вели прямую трансляцию на весь мир. И американская ведущая, дожёвывая пончик, говорила на камеру: «Мы вам покажем, как русские убивают русских». Никто тогда не мог знать, что ждёт Россию дальше, а примеры подобных трагедий в Чили, в Югославии и в других странах не сулили ничего хорошего.
Существовали или нет бескровные пути для выхода из трагического тупика? И кто должен был вмешаться и утихомирить горячие головы? Чьи усилия могли, если не отвести беду, то, хотя бы уменьшить её масштабы?
Мне и моему товарищу Анатолию Набатову с июня по октябрь 1993 года довелось работать в Верховном Совете России, в здании на Краснопресненской набережной. Всё началось с выставки картин, открытие которой состоялось 22 июня в одном из парламентских залов. Выпускник ленинградской Академии Художеств, Анатолий Набатов, к тому моменту уже был известен, как профессионал в искусстве и государственник по убеждениям. Его патриотическая выставка как нельзя вовремя «пришлась ко двору» депутатам, большинство из которых медленно, но неуклонно, дрейфовали от демократического «угара» начала 1990-х годов в сторону защиты народа и страны от разграбления, что совпадало с нашими гражданскими позициями.
В это трудно поверить, но исключительно по нашей инициативе, поддержанной депутатскими фракциями и руководством Верховного Совета, возник Совет деятелей культуры, науки и религии России, совещательный орган при парламенте. В Совет вошли Сергей Михалков, Юрий Бондарев, Сергей Бондарчук, Игорь Горбачёв, Борис Рыбаков, Николай Бурляев, Александр Шилов, Юрий Власов, Антонина Пикуль, Валерий Ганичев, Александр Проханов, Людмила Зайцева, Николай Лебедев и многие другие. Своё участие в работе Совета планировал митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн, посетивший парламент в июле 1993 года. За очень короткий срок удалось сделать немало, и в плане помощи отечественной культуре, и, пожалуй, самое главное, – в начавшемся процессе объединения усилий законодателей и патриотически настроенных представителей интеллектуальной элиты, что способно было привести уже в ближайшем будущем к самым серьёзным результатам.
И это не осталось незамеченным в противоположном прозападном политическом лагере, объединившимся вокруг фигуры президента Бориса Ельцина.
Следует подчеркнуть: неожиданное для ельцинистов появление в стенах парламента русских деятелей культуры, науки и религии случилось после распада СССР в условиях бурного политического шторма. И случилось для того времени впервые, вызвав, в хорошем смысле, настоящий фурор. Открытию выставки картин и заседанию Совета деятелей культуры, науки и религии посвятили свои вечерние эфиры все телеканалы, существовавшие в то время в Москве.
Меж тем, напряжение в столице нарастало и в конце лета уже ощутимо ощущалось приближение решительной схватки. Ни одна из сторон: ни депутаты, ни сторонники Ельцина, не хотели уступать. На стороне парламента был закон, прямо запрещающий разгон депутатов. Кстати, депутаты очень на это надеялись. На другой стороне, как впоследствии выяснилось, оказались танки, карательные отряды и намерение идти до конца, кровавого конца.
Движение пружин, подталкивающих страну к обрыву, по-видимому, понималось не всеми. Многие участники политического театра поехали в отпуска, благо был отпускной сезон, других не оставляли летняя расслабленность и, в общем, привычное человеческое нежелание не думать о плохом. Полагалось, что «как-нибудь рассосётся» и «не будут же они применять силу».
Бюрократическая машина давала сбой, аппаратные методы безнадёжно отставали от реалий, официальные подходы не давали результата. Уже бесполезно было образовывать совместные комиссии, подписывать соглашения и отправлять адресатам постановления. В телефонных трубках правительственной связи, установленной в кабинетах парламентариев, всё чаще звенела тишина. В этой ситуации требовались неординарные методы, без преувеличения, творческого, а значит, парадоксального характера.
Положение мог спасти кто-то влиятельный и стоящий над схваткой. И такой человек был.
Александр Иванович Лебедь. Яркая и грозная фигура российского масштаба, генерал, командующий армией, остановивший в 1992 году войну в Приднестровье, он позволял себе многое и с ним считались.
Кстати, вовсе не обязательно было применять военную силу.
Всю свою мощь и авторитет, всю угрозу заполучить его во враги, всю свою ярость к недругам Родины, государственный инстинкт во имя спасения Отечества и жизней людей, будущих жертв октября 1993 года, ведь они могли бы остаться в живых, следовало бросить на чашу весов войны и мира в столице, остановить или хотя бы спутать планы режиссёрам московской бойни.
«Я разорву зубами любого желающего поиграть в войнушку в Москве».
И сделать это, не откладывая. Успеть.
Мало сказать, надо, чтобы тебя услышали.
Лебедя точно бы услышали.
События развивались стремительно, на счету был каждый день и час.
Наше знакомство состоялось осенью 1992 года в Тирасполе, столице непризнанной Приднестровской Молдавской республики. Вероятно, таких собеседников у генерала ещё не было. Только что закончились боевые действия, и можно было перевести дух, провести выставку картин, написать портрет генерала, поговорить по душам в кабинете командующего армией, где на отдельном столике лежали стопки книг, приносимые адъютантом из местной библиотеки, Пушкин, Лермонтов, Толстой, румынская и молдавская классика. «Проклятый город Кишинёв!// Тебя язык бранить устанет// Когда-нибудь на грешный кров// Твоих запачканных домов// Небесный гром, конечно, грянет». Возможно, генералу не хватало общения вот с такими, не из военной среды, образованными и молодыми. Услышал и попросил для себя фразу: «Лучше имперские амбиции, чем холуйские традиции»...
...«Волга» из гаража Верховного Совета приехала за двумя друзьями в гостиницу близ метро «Войковской» в 6 утра, 17-04 ММГ, чёрная, с подфарниками и антеннами. Генерал по телефону назначил встречу в 7.15, в своей квартире, на другом конце громадного города. Когда мы уже приближались к дому генерала, впереди, метрах в 150, на пустом проезде, показалась точно такая же «Волга», только белого цвета, свернувшая направо и ускорившая ход. Это была машина Лебедя, которого, как выяснилось позднее, из-за внезапного ухудшения военной обстановки, срочно вызвали в Приднестровье. На аэродроме в Чкаловском самолёт командующего армией уже готовился к вылету. Началась гонка, как в кино. Черная машина за белой. На красный свет, на огромной скорости, под визг тормозов, тридцать километров до въезда на аэродром, где все мы вышли из машин и генерал, узнав нас, сказал: «А, это вы. Хорошо держались у меня на хвосте, водитель молодец и я молодец, потому что отменил команду открыть огонь в вашу сторону»...
На поле аэродрома, под рёв винтов, состоялась главная беседа. Генерал дал нам десять минут. Немного в отдалении стояла группа бойцов с ручными пулемётами из личной охраны Лебедя.
«Вам я верю», – сказал на прощание Лебедь. «И с аргументами вашими согласен. Полагаю, что время ещё есть, пока начальство наслаждается бархатным сезоном. Скоро снова прилечу в Москву».
Но времени, как вскоре выяснилось, уже не было.
Послезнание упрекает: надо было лететь за генералом, не отходить от него в Тирасполе, висеть на нём, как черная машина на хвосте у белой...
Могут вспомнить: Лебедь обещал ещё кое-кому своё участие или неучастие в грядущих событиях. Об этом упомянуто во многих источниках и упомянуто бездоказательно. Но ни обычные каналы связи, ни формальные подходы, ни отблеск славы властного Олимпа не работали в ту, предвоенную неделю-две. Требовалось что-то другое, неканцелярское. Быстрое, доверительное, человеческое. Шанс был. Мы хотя бы попытались и действовали на свой страх и риск, абсолютно без всякой поддержки. «Возьмите самолёт, – должны были сказать нам, – летите в Приднестровье, отработайте до конца». Правительственный лётный отряд ещё выполнял заказы со стороны Верховного Совета. Но, увы. В уютных интерьерах парламентского дворца, по всей видимости, были в полной уверенности в своей силе и незыблемости.
21 сентября с выходом ельцинского указа о разгоне Верховного Совета время вышло, здание на Краснопресненской набережной было блокировано, ловушка захлопнулась. У нападающей стороны всегда есть преимущество во внезапности.
«Делай, что должно, и будь что будет».
Теперь, когда смерть подошла близко, оставалось «раздать патроны и надеть ордена». Не всем дано погибнуть с честью. У депутатов и защитников парламента честь была. У ельцинистов, предлагавших предательство за должности, деньги и квартиры, – нет.
Каково это, безоружным, чистым душой людям, не сгибаясь, шагнуть под пули, исчезнуть в огненном вихре, понимая, что надежды на спасение нет? Или как мой товарищ, один из лучших русских кинематографистов Александр Сидельников, чем-то похожий на фронтовых кинооператоров Великой Отечественной, получить в бою, в столице России, пулю с крыши американского посольства и шагнуть с телекамерой в бессмертие? И ещё сотни примеров жертвенных подвигов, для описания которых потребуются уже Евангельские строки.
Такие поступки возвышают нацию и делают её великой…
Владимир Александрович Бельков, председатель правления общественного Комитета восстановления храма Спаса-на-Водах, Санкт-Петербург
1.