В декабре минувшего года СМИ сообщили, что некий юрист заявил о своей инициативе введения бесплатной квоты семьям мобилизованных «на лечение бесплодия и заморозку сперматозоидов», что он уже направил премьер-министру соответствующее обращение, и российский Минздрав «определил такую возможность из бюджета на 2022-24 гг.».
Похоже, под призывы помощи бойцам СВО свои интересы активно продвигают серьёзные люди – лоббисты сверхприбыльного бизнеса под названием экстракорпоральное оплодотворение (ЭКО) и «суррогатное материнство». Но они не раскрывают, как именно в условиях ведущейся против России демографической, биологической, или, что ещё серьёзнее, возможной генетической войны будет использован биологический материал воинов – несущий информацию о них самих и о нации в целом?
Информационная эпоха диктует свои требования – осознанность становится средством безопасности, к содержанию понятий нужно подходить особенно тщательно, возвращая им истинный смысл, ведь общество в целом уже не различает подмен.
Ценностная повестка мира изменилась, он стал полицентричен, а противоположные ценностные системы вступили в ожесточённое противостояние. Сегодня победить противника можно не только на поле боя, но поменяв его представления о себе, ценностные и поведенческие установки, и «фабрики мысли» без перерыва создают новые технологии на любой вкус и кошелёк.
В 2002 г. президент Америки Дж.Буш-мл. объявил о принятии новой стратегии в отношении национальных государств под названием «преэмптивная война» (regime change, nation building, remaking the country), которая в 2006 году вошла в Стратегию национальной безопасности США. Позднее её успешно «обкатали» на Украине, совершив там эффектное nation building (переформатирование нации).
С 2008 г. в мире стартовали «поведенческие войны», основанные на технологиях манипуляции алгоритмами поведения, привычками, стереотипами деятельности человека. В их числе – НАДЖ-технология («мягкое подталкивание») – возможность целенаправленного управления поведением населения страны-мишени с помощью современных информационных и когнитивных методов, когда привычку отделяют от сложившегося вида деятельности, сформировавшей её ситуации, и используют поведенческие паттерны для достижения новых целей, встраивая их в иную деятельность и ситуацию.
По мнению аналитиков, поведенческое оружие – это оружие завтрашнего дня. Так, Мэри Калдор (Mary Kaldor) в книге «Новые и старые войны: организованное насилие в глобальную эпоху» пишет: «Цели новых войн не являются политическими в традиционном смысле – они связаны с «политикой идентичности», а не с идеологически или «геополитически» обоснованным «национальным интересом». По её мнению, бой (и даже контроль территории) перестаёт быть главным средством, «новая война» – это, скорее, война с населением, чем с противником». Другими словами, цель войн нового типа – захват идентичности нации.
В 2020 году Центр международных и стратегических исследований (Европейское командование США) заявил: «Мы будем применять информационные войны, чтобы формировать поведение наших противников в нашу пользу, увеличивать стоимость враждебных действий против Соединенных Штатов и их союзников и преследовать инновационные способы срыва, противодействия и предотвращения принуждения и подрывной деятельности».
Объект атаки – идентичность. Многие учёные полагают, что идентичность человека начинает формироваться ещё в первые девять месяцев до рождения, но как в таком случае влияют на неё ЭКО и «суррогатное материнство»?
Традиционно зачатие ребёнка, даже с учётом различий и обстоятельств – это акт любви, в котором, и это важно, всегда присутствуют живые люди – со своими чувствами, эмоциями, намерениями, желаниями и мечтами.
Но при процедуре ЭКО – всё по-другому. В его рекламе не раскрывается, что мужчине для получения биоматериала необходимо рукоблудием, табуированным национальными культурными кодами и прямо запрещаемым Библией (история по Онана), вызвать у себя возбуждение. Затем соединение женской (изъятой длинной иглой из материнского тела) и мужской клеток, т.е. сакральный момент зарождения новой жизни, происходит в холодном стеклянном блюдце под названием «чашка Петри», а женщина, в лоно которой впоследствии подсаживается оплодотворённая яйцеклетка (Церковь учит, что это – уже новый человек со своей бессмертной душой), в методичках ВОЗ носит «гордое» имя «гестационный курьер».
Здесь мистическая природа зарождения новой жизни сталкивается с невиданными вызовами: если женщина – это «курьер», т.е. тот, кто доставляет товар под заказ, то ребёнок, соответственно – и есть товар, который доставляют. С каким представлением о себе рождается ребёнок-товар, что он понимает о мире, в который пришёл? Даже поставить себя на место того, кого сделали под заказ и затем продали, не получается – нет у человечества такого генетического опыта.
Присутствующее в технологиях «суррогатного материнства» разделение биологического и социального материнства – прямая угроза нарушения формирования идентичности ребёнка. Вынашивание, даже на некоммерческой основе, оплодотворенной яйцеклетки женщиной, которая после родов возвращает ребёнка генетическим родителям, травмирует мать и дитя и провоцирует кризис идентичности у ребёнка («кто из мам – настоящая?»).
В Международной конвенции о правах ребёнка говорится, что «каждый ребёнок имеет право знать своих родителей и воспитываться ими». Но в «суррогатном материнстве» никто и никогда не вспоминает про право ребёнка знать свои корни, свой род, жить и воспитываться в его орбите, в своём культурном поле, стать гражданином страны, к которой он изначально принадлежит.
Разберёмся с понятиями. «Суррога́т» (от нем. Surrogat – заменитель) – это «фальсифицированный продукт», подделка, фальшивый продукт. Но во всех культурах «материнство» – это архетипичный образ («архетип» от др-греч. ἀρχέτυπον – «первообраз, оригинал, подлинник, образец»), общий для представителей всех наций, народов, цивилизаций. Смысл понятия «материнство» – сакральность, созидание, рождение новой жизни, таинство; привычное сочетание – со словами «святость», «защита», «счастье». При соединении понятий возникает «фальшивая святость», «подделанное счастье», «фальсифицированное таинство» – происходит разрушение архетипичного образа, материнство приравнивается к фальшивке.
Но и этим не ограничивается война со смыслами: происходит десакрализация и самого материнства – замена понятия «женщина-мать» на понятия «суррмама», «временная мать», «матери-носительницы», «заменяющее материнство», «гестационный курьер», «женщина-инкубатор». Произнести слова «святость суррогатного материнства» невозможно – бизнес по определению не может быть сакральным.
Вслед за материнством десакрализация расправляется и с отцовством, превращая гордый социальный институт в «половое донорство», а самого отца, например, в «активного донора» («донор, согласившийся регулярно сдавать» биоматериал – методичка Минздрава).
Общество не сразу согласилось с «новинкой» – его иммунная система всё ещё работала, отторгая чужеродность. Но тут на помощь «подогнали» тех, кого сегодня модно называть «инфлюенсерами» и «лидерами общественного мнения». После суррогатных младенцев Киркорова, Лазарева, Пугачёвой с Галкиным (*ин.агент) нравственная защита была сломлена, общество капитулировало, технологию ввели в госпрограммы, подключили бюджет, конвейер заработал.
Это был сигнал об отмене ряда нравственных норм, произошла подмена понятий, были введены двойные стандарты: «мать-кукушка», родившая и бросившая дитя – это плохо, а «суррмать», выращивающая ребёнка для продажи, – отчего-то хорошо. А ведь даже в Индии, где до 2015 года существовал крупнейший в мире рынок «репродуктивного туризма», женщины скрывали от общества своё участие в нём, и, заработав на «суррогатных фермах» денег на нужды семьи, уезжали подальше, где их никто не знает. Но сегодня Индия и Китай, мусульманские и католические страны ввели строгий запрет на производство человеческих суррогатов даже внутри страны, а что же православная Россия?
Также нельзя не сказать о ложном тезисе «лечение бесплодия с помощью ВРТ», который был введён в оборот во всех официальных документах, в рекламу и даже в обиход. «Суррогатное материнство» не имеет ничего общего с терапией – бесплодную женщину никто не лечит, она просто получает ребёнка от женщины, которая способна родить, и которая делает это за деньги. Грубо говоря, это – организация технологического процесса по созданию ребёнка и медицинское сопровождение платного рождения ребёнка фертильной женщиной под заказ для бесплодной женщины.
При этом в смысловом поле также происходит нормализация неестественного явления – в медицинских источниках «суррогатное материнство» подразделяется на «традиционное (частичное, неполное), когда яйцеклетка суррогатной матери оплодотворяется клетками биологического отца», и «гестационное (полное) — когда суррогатная мать вынашивает плод, развивающийся из чужой яйцеклетки, оплодотворенной in vitro («в пробирке»)».
Соотнесение суррогатного материнства с традицией – способ сформировать у человека ложное представление о давности и незыблемости явления, безопасности и одобряемости обществом.
Новояз – абсолютный и достоверный признак манипуляции массовым сознанием.
Капитализация детства. Когда мы слышим «суррмама», «гестационный курьер», «донор яйцеклеток», «активный донор», «половое донорство», нужно понимать, что речь идёт о новых профессиях. Именно так они и рекламируются в СМИ и интернете, т.е. перед нами – новая профессиональная сфера и, следовательно, новый сектор рынка.
Объектом этих новых товарно-денежных отношений выступает ребёнок, которому придаётся стоимость (напрямую или через отчисления из бюджета), т.е. происходит его капитализация. Объективация ребёнка – это капитализация детства; капитализация детства – это торговля детьми.
Когда совсем недавно Россия осуществляла экспорт суррогатных детей за пределы России (закон о его запрете был принят только в декабре 2022 года), то нация успешно воспроизводила и пополняла не себя, а другие нации, передавая им свой генофонд для использования.
Важно, что государственного регистра, который содержал бы информацию о детях, рождённых с применением вспомогательных репродуктивных технологий (ВРТ), в России нет – его ведет только Российская ассоциация репродукции человека (РАРЧ), и в нём на 2018 год содержатся сведения об 1 067 514 циклах ВРТ.
К ВРТ относится ЭКО, ИКСИ, донорство, криоконсервация, суррогатное материнство, хэтчинг. Цикл ВРТ – это процесс по созданию ребёнка целиком: стимуляция яичников, извлечение яйцеклеток из фолликулов яичника, их искусственное оплодотворение в пробирке (in vitro), выращивание эмбрионов 5-7 дней в пробирках («культивирование эмбрионов»), перенос в детородный орган женщины или криоконсервация в жидком азоте при температуре −196°С. Миллион циклов ВРТ – миллион созданных детей. Где они?
А с ними может произойти что угодно – так, в мае 2020 года около 4 тыс. замороженных эмбрионов (детей!) и яйцеклеток в США погибли из-за того, что в резервуарах повысилась температура. Минус четыре тысячи человек – и войны не нужно.
Сегодня в России у эмбриона нет права на жизнь, как у рождённого ребёнка, но у него есть право на наследство, подтверждённое Уголовным и Гражданским кодексом. Если же один из его родителей умрёт или откажется от него, то его судьбу решит договор с клиникой, где может быть прописано, к примеру, его уничтожение.
Итак, эмбрионы – это уже созданные дети, часть из которых будет продана в этом виде, часть родится и тоже будет продана (частным или государственным образом), часть отправится в холодильник, а часть будет утилизирована в канализацию. И никаких цифр мы не увидим.
Угрозы безопасности. Продвижение «суррогатного материнства» и ЭКО идёт под флагом решения вопросов демографии. Мол, нужно повышать рождаемость, и дети-суррогаты нам в этом помогут. Это – ложный посыл, демографического результата от ВРТ за минувшие годы государство не увидело, за исключением небольших цифр в пределах статистической погрешности. Частота наступления беременности из расчёта на одну размороженную яйцеклетку не превышает 12%, и этот процент актуален для женщин до 38 лет, а потом, по данным американского сообщества, значительно снижается.
И есть ещё одна проблема, которую много обсуждали на заре ЭКО и «суррогатного материнства», а потом прикрыли – это «дети-снежинки» (профессиональный сленг), «замороженные дети». По статистике, при размораживании выживали около 75% эмбрионов, но и у них были описаны проблемы в эмоциональном развитии, которые проявлялись к 7 годам. Исследований состояния здоровья таких детей мало, что вызвано как нежеланием родителей допускать посторонних в чувствительную для них морально-этическую сферу, так и нежеланием бизнеса открывать информацию о результатах, но, тем не менее, они есть.
Так, исследование пятидесяти пяти ЭКО-детей (Н.П. Проватар, В.Н. Кузьмин, Е.И. Каширская, Н.Р. Пименова, ОДКБ Астрахани, 2018-2020 гг.) показало, что у большинства из них присутствует недоношенность с бронхолегочной дисплазией, хронической дыхательной недостаточностью, ретинопатия различной степени тяжести вплоть до отслойки сетчатки с последующим оперативным лечением, железодефицитная анемия; у части детей – структурные изменения головного мозга; у всех – последствия перинатального поражения ЦНС (задержка моторного развития, синдром гипервозбудимости или угнетения), малые аномалии развития сердца.
Также обществом вообще не обсуждается и сопутствующее вторжение в репродуктивную сферу женщин – матерей и «доноров». Запас яйцеклеток (ооцитов) у каждой из них конечен, они не восполняются, но при этом именно от их наличия и количества зависит состояние здоровья, трудоспособность и продолжительность жизни женщины. По информации СМИ, в процессе подготовки к программе «суррогатного материнства» женщину могут дополнительно «подоить» – извлечь у неё после гормональной стимуляции ооциты сверх оговоренного количества и распорядиться ими по своему усмотрению.
Анонимность «доноров» в «суррогатном материнстве» заведомо освобождает их от всяких обязательств по отношению к своим «генетическим» детям; также за скобками общественных дискуссий остаётся риск «непреднамеренного инцеста» людей, не знающих своего настоящего происхождения.
Невозможность для самих клиентов репродуктивных клиник проверить качество и принадлежность клеток создаёт риск привнесения в демографическое пространство России чуждого и некачественного (повреждённого) биоматериала, т.е. появляется угроза генетической безопасности нации.
Ценностный кризис. Объективация детей делает возможным существование криминальных схем их продажи для целей донорства органов и сексуальной эксплуатации.
В 2019 году много шума наделала ярмарка Men Having Babies («Мужчины, имеющие/желающие иметь детей»), проходившая уже в четвёртый раз в Брюсселе (неподалёку от здания Европарламента); а также в Нью-Йорке, Сан-Франциско, Тель-Авиве, Тайпей, Чикаго и Торонто. Однополые пары в фешенебельном отеле листали рекламные проспекты, попивая шампанское, выбирая себе будущего ребёнка. Цены – от 95 до 160 тыс. долл., в зависимости от качества товара и сопутствующих услуг; в полный пакет входит психологическая поддержка, юридическая помощь, доставка биоматериала. Тут же можно было пообщаться и с беременными женщинами, готовыми за хорошее вознаграждение уступить будущего ребёнка.
Важно знать, что в «суррогатном материнстве» в случае состоявшейся беременности действует механизм избавления от избыточных эмбрионов, уже находящихся в лоне матери. Сначала женщине подсаживают их «с запасом», а потом, после приживления, решают с заказчиком вопрос о необходимом количестве, и «редуцируют», умерщвляют лишних прямо в лоне матери. Что происходит с идентичностью оставшегося в живых ребёнка в данном случае?
Об этом не рассказывают обществу, а в материалах репродуктивных центров говорится: «Решение о проведении редукции эмбриона всегда дается сложно. Женщинам, поставленным перед таким выбором, следует отключить лишние эмоции и прислушаться к голосу разума». То есть – объяснить себе, что убийство «лишних» детей полезно для матери?
И оттуда же: «Между операцией редукции и абортом имеется принципиальная разница». Интересно, какая – хорошее убийство в противовес плохому?
Есть и ещё одна серьёзная проблема – отказ заказчика от уже родившегося ребёнка, который не подошёл по своим «товарным характеристикам». Как складывается потом его судьба, и что он будет знать о себе? Это – серая зона, вне правового регулирования, с туманным будущим никому ненужного младенца.
Эмбрионы могут храниться в криобанке очень долго, что ставит общество перед лицом новых вызовов. Так, в октябре 2020 года в США из эмбриона, который был заморожен 27 лет назад в Национальном центре донорства эмбрионов в американском Ноксвилле, родилась Молли Гибсон, а её сестра Эмма родилась в 2017-м из 24-летнего эмбриона. При этом матери обеих девочек Тине Гибсон сейчас 28 лет. Вопрос: сколько лет детям, кто старше – они или их мать, и что происходит с идентичностью невостребованных эмбрионов или, напротив, востребованных через несколько десятков лет?
В последнее время в социальных сетях широко рекламируется «отложенное материнство» – т.н. «суррогатное материнство по социальным показаниям». В 2014 году Facebook (*запрещ. в России), а затем и Apple объявили о пополнении в пакете бонусов для своих сотрудниц: если те решат отложить материнство и заморозить яйцеклетки, им компенсируют расходы на сумму до $20 000.
Противоестественная и морально недопустимая сфера «суррогатного материнства» создаёт такие же отношения. Использование в данном поле терминов «матка напрокат», «аренда женских детородных органов» приводит к объективации и унижению женщины. Репродуктивные центры, по сути, осуществляют продажу женщины (её услуг) клиенту, и это уже – аналог сутенёрства.
Деформация ценностных установок активизирует психические патологии. Так, в США медик Куинси Фортье втайне оплодотворил сотни пациенток в женской больнице, а бывший гинеколог из Нидерландов тайно оплодотворил собственным семенем как минимум 17 своих пациенток. Но дальше всех пошла 62-летняя женщина из американского штата Иллинойс: вместе со своим вторым мужем они с помощью ЭКО воспроизвели двух детей, когда донором яйцеклетки в первом случае стала её двоюродная сестра, а во втором – её дочь от первого брака.
Известная медиаперсона Тина Канделаки в интервью журналу Tatler в 2019 году сказала, что в будущем профессия суррогатной матери будет востребована, а институт отношений изменится, потому что наличие партнёра обесценится, и люди будут чаще пользоваться услугами суррогатной матери.
Церковь не молчит. Позиция Церкви чётко обозначена в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви», утверждённой на Архиерейском соборе 2000 года, где сказано, что суррогатное материнство «принципиально противоестественно и морально недопустимо даже в тех случаях, когда осуществляется на некоммерческой основе».
Патриарх Московский и Всея Руси Кирилл высказался о необходимости пересмотреть моральную составляющую суррогатного материнства и заявил, что запрет предоставления данных услуг для иностранцев носит «промежуточный характер». «Нужно ставить вопрос вообще о моральной оценке этого явления в целом», – призвал он в ходе пленарного заседания ХI Рождественских парламентских встреч в Госдуме.
Кстати, методика ЭКО была довольно подробно описана английским фантастом Олдосом Хаксли в романе «О дивный новый мир», за 45 лет до появления первого человеческого суррогата, что уже говорит о многом.
Но не нужно забывать, что «суррогатное материнство» – крайне выгодный бизнес, десятки миллиардов рублей из бюджета, дотации в сотни тысяч рублей на ребёнка, которые вовсе необязательно заканчиваются его рождением, и тут не проверишь и не придерёшься – ведь «это живые организмы, может быть всякое». Огромный интерес очевиден, и лоббисты учли опасность противостояния верующих, подключив памятный по комедии Гайдая механизм «кто нам мешает, тот нам и поможет».
Церкви пытаются навязать обсуждение и признание «правильного», «православного» ЭКО – по мнению экспертов, сейчас внутри Церкви силами либерального крыла активно создаётся лобби для его легализации на уровне Архиерейского Собора. Для этого в смысловое поле был вброшен миф о существовании такой технологии ЭКО, при которой не происходит убийства эмбрионов – так называемом «естественном цикле».
Важно понимать, что в ЭКО всегда происходит селекция эмбрионов, «выбраковка», запланированная массовая гибель некачественных эмбрионов – для того, чтобы избежать рождения больных детей. Но Церковь учит, что оплодотворённая клетка – это уже человек, значит, заранее планируется гибель детей. Лоббисты предлагают при «православном ЭКО» не выбраковывать больные клетки, а подсаживать их женщине независимо от рисков рождения ребёнка-инвалида. Понятно, что осознанно пойти на такое практически никто не готов, поэтому за ширмой «правильного» ЭКО будет происходить всё то же самое, но «освящённое Церковью».
А вот ценник на процедуры ЭКО очень впечатляет – так не в этом ли суть? Кстати, программа по ОМС не покрывает ВРТ с донорскими ооцитами (яйцеклетками) и суррогатные программы. Эксперты говорят, что сама женщина получает за один здоровый ооцит 20 тысяч рублей, «налево» его продают, в зависимости от качества, от 2 до 10 тысяч евро за штуку, а за одну процедуру извлекают до 10 штук, и даже с выбраковкой 25%, при минимальной стоимости в 4 тысячи евро, чистая прибыль только от одной женщины – 60 тысяч евро. А один готовый эмбрион (т.е. уже человек) стоит от 80 до 150 тысяч рублей, и про него женщине можно сказать, что он некачественный, и его утилизировали. Просто чудесный бизнес с «прибылью выше 300%».
Индустрия репродуктивных технологий несёт в себе огромные этические и юридические противоречия, но там крутятся очень большие деньги, с которыми по доброй воле никто не расстанется. Значит, пора обществу осознать суть этого явления и вернуть в нашу жизнь правильные смыслы, чтобы никто больше не смог нас обманывать ложной заботой о «правах участников СВО на заморозку клеток».
Людмила Аркадьевна Рябиченко, председатель движения «Семья, любовь, Отечество», руководитель экспертно-аналитического центра «VERITAS»
