Мина под Россию

100 лет назад, 30 декабря 1922 года, 1-й Всесоюзный съезд советов утвердил Декларацию и Договор об образовании СССР, включавшие в союзное государство РСФСР, УССР, БССР и ЗСФСР (Закавказскую республику в составе Грузии, Абхазии, Армении и Азербайджана). А ещё через год, 31 января 1924 года, 2-м Всесоюзным съездом советов была принята Конституция СССР, в которой Декларация стала составной частью.

В Декларации было написано, «что Союз этот является добровольным объединением равноправных народов, что за каждой республикой обеспечено право свободного выхода из Союза, что доступ в Союз открыт всем социалистическим советским республикам, как существующим, так и имеющим возникнуть в будущем, что новое союзное государство является достойным увенчанием заложенных еще в октябре 1917 года основ мирного сожительства и братского сотрудничества народов, что оно послужит верным оплотом против мирового капитализма и новым решительным шагом по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику».

Первая попытка разделить Россию на автономные образования была предпринята большевиками уже через неделю после Октябрьской революции. 2 (15) ноября 1917 г. Совнарком за подписями Ленина и Сталина обнародовал Декларацию прав народов России с изложением следующих принципов национальной политики Советского правительства: «1) Равенство и суверенность народов России. 2) Право народов России на свободное самоопределение, вплоть до отделения и образования самостоятельного государства. 3) Отмена всех и всяких национальных и национально-религиозных привилегий и ограничений. 4) Свободное развитие национальных меньшинств и этнографических групп, населяющих территорию России».

О союзе государств речи тогда не шло. В ст. 2 Конституции 1918 г. сказано о «свободном союзе свободных наций», а не о союзе государств и даже не о союзе автономий.

Однако за пять лет в политической обстановке произошли большие изменения. Закончилась Гражданская война, были потеряны Финляндия, Прибалтика и западные губернии России, а Украина, Закавказье, Белоруссия, Хорезм, Бухара стали, хотя и на штыках Красной Армии, самостоятельными советскими республиками, в самой РСФСР появились Башкирская и Туркестанская АССР, автономные «трудовые коммуны» – Карельская и Немцев Поволжья. Встал вопрос о совместном использовании ресурсов для восстановления разрушенной экономики, о единой оборонительной системе в условиях враждебного окружения и о единой внешней политике – не для того же большевики с помощью Красной Армии устанавливали советскую власть на окраинах России, чтобы потом пустить всё на самотёк.

Весной 1922 года была создана комиссия во главе со Сталиным для подготовки проекта Договора. Когда были получены предложения с мест, можно было схватиться за голову. Оказалось, что украинские коммунисты-интернационалисты выступили за союз с максимально слабым центром, а грузинские – за союз вообще без всяких органов центральной власти. Другие просто отмалчивались. Сталину стало ясно, что позиция «националов» приведёт к развалу страны, и он разработал проект создания федеративного государства с автономными правами республик, одобренный Оргбюро ЦК РКП(б). Идея такого государства, предложенная им еще в январе, возражений со стороны Ленина и других членов Политбюро в тот момент не встретила. Однако осенью этот проект подвергся критике болевшего Ленина, находившегося тогда в Горках, который настаивал на создании союзного государства, и даже придумал название: «Союз Советских Республик Европы и Азии». Потом он же предложил новое: «СССР».

22 сентября Сталин ответил Ленину: «Одно из двух: либо действительная независимость и тогда – невмешательство центра, свой [у каждой республики] НКИД, свой Внешторг, свой Концессионный комитет, свои железные дороги, причем вопросы общие решаются путём переговоров равного с равным, по соглашению… либо действительное объединение советских республик в одно хозяйственное целое с формальным (т.е. официальным – В.Г.) распространением власти СНК, СТО и ВЦИК РСФСР на СНК, ЦИК и экономсоветы независимых республик, т.е. фиктивной независимости действительной внутренней автономией в смысле языка и культуры, юстиции, внудел, земледелия и прочее. …Сейчас речь идет о том, как бы не "обидеть" националов; через год, вероятно, речь пойдет о том, как бы не вызвать раскол в партии на этой почве, ибо «национальная» стихия работает на окраинах не в пользу единства советских республик, а формальная независимость благоприятствует этой работе» («Известия ЦК КПСС», 1989, №9, с.192-193).

Но Ленина поддержали Зиновьев, Каменев, Бухарин и Калинин, и Сталин был вынужден уступить.

Ленин, русофобия которого к концу жизни достигла степени маниакальности, на этом не успокоился. На следующий день после принятия Декларации, 31 декабря 1922 г., он писал: «…свобода выхода из союза, которой мы оправдываем себя, окажется пустою бумажкой, неспособной защитить российских инородцев от нашествия того истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ. Нет сомнения, что ничтожный процент советских и советизированных рабочих будет тонуть в этом море шовинистической великорусской швали, как муха в молоке. Необходимо отличать национализм нации угнетающей и национализм нации угнетённой, национализм большой нации и национализм нации маленькой» (Полное собрание сочинений, т. 45, с.356).

Столь же маниакальной у него была и идея дробления России на автономии, по сути – разрушения единого государства. В 1913–1916 гг., живя в эмиграции, он посвятил этой теме более десятка статей. Он даже направил своим товарищам – депутатам Думы – проект закона «О равноправии наций и защите национальных меньшинств» (ПСС, т. 25, с. 135–137), в котором предлагал разделить страну, губернии, уезды, города, волости на административные единицы по национальному признаку, с пропорционально-национальным представительством в органах власти всех уровней, с обязательным преподаванием в школах на родном языке, с обязательным ответом чиновника на том языке, на котором он получил письмо или прошение.

Большего абсурда трудно себе представить: если в городе живут, например, представители 10 национальностей, каждая из которых составляет не менее 5% населения (5% – это нижний предел, по мысли Ленина), то потребуется вести преподавание и делопроизводство на 10-ти языках, а для каждой национальности открывать свои школы. Ну, а как быть, если есть 11-я национальность, составляющая 4% населения, 12-я, 13-я и т.д.? Ведь они, по Ленину, останутся «национально не защищёнными»! Этот вопрос вождь мирового пролетариата как-то обошёл молчанием. Понятно, что этот нелепый законопроект в Думе даже не рассматривали.

Он не мог не знать, что любая автономизация – это база сепаратизма, это мина замедленного действия под единое государство, но ненависть к великой единой России перевешивала всё остальное. И он, конечно, не мог не знать, что любая крупная континентальная держава держится на твёрдой централизованной власти. Или он плохо знал историю?

Нет, историю он знал хорошо, но главной целью, заветной мечтой у него была глобализация: «Целью социализма является не только уничтожение раздроблённости человечества на мелкие государства и всякой обособленности наций, не только сближение наций, но и слияние их. ...Подобно тому, как человечество может придти к уничтожению классов лишь через переходный период диктатуры угнетённого класса, подобно этому и к неизбежному слиянию наций человечество может придти лишь через переходный период полного освобождения всех угнетённых наций, т.е. их свободы отделения» (ПСС, т. 27, с. 256). Понятно, что для достижения этой цели на начальном этапе как нельзя лучше подходил известный способ «разделяй и властвуй».

Значит ли это, что Ленин был против сильной центральной власти в Союзе? Нет, не значит, иначе глобализации не получится. Он даже предложил дать союзным республикам меньше прав, чем предусматривалось в проекте Сталина. Ленин надеялся на будущие революции в Западной Европе и в Азии (а основания для этого были) и рассматривал Союз Советских Республик как прообраз Мирового Союза. Именно поэтому он ратовал не за автономии в составе Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, а за союз государств, в котором РСФСР была лишь одним из членов. Именно поэтому в названной Декларации сказано, что «доступ в Союз открыт всем социалистическим советским республикам, как существующим, так и имеющим возникнуть в будущем» с целью «объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику» (выделено мной – В.Г.).

А что же Сталин? В вопросах самоопределения наций он твёрдо стоял на позициях Ленина. Ещё в 1913 г. в статье «Марксизм и самоопределение наций» он писал: «...Поэтому социал-демократия всех стран провозглашает право наций на самоопределение. <…> Право на самоопределение, т.е. – нация может устроиться по своему усмотрению. Она может устроить свою жизнь на началах автономии. Она имеет право вступить с другими нациями в федеративные отношения. Она имеет право совершенно отделиться. Нация суверенна и все нации равноправны» (Сталин И. Сочинения, т.2, с. 310-311).

А это он говорил 10 марта 1921 г. на Х съезде партии (там же, т.5, с. 48-49): «Я имею записку о том, что мы, коммунисты, будто бы насаждаем белорусскую национальность искусственно. Это неверно, потому что существует белорусская национальность, у которой имеется свой язык, отличный от русского, ввиду чего поднять культуру белорусского народа можно лишь на родном его языке. Такие же речи раздавались лет пять тому назад об Украине, об украинской национальности. А недавно еще говорилось, что украинская республика и украинская национальность – выдумка немцев. Между тем ясно, что украинская национальность существует, и развитие ее культуры составляет обязанность коммунистов. Ясно, что если в городах Украины до сих пор еще преобладают русские элементы, то с течением времени эти города будут неизбежно украинизированы. То же самое будет с Белоруссией, в городах которой все еще преобладают небелорусы» (выделено мной – В.Г.).

Кстати, «украинская нация» была действительно создана немцами, точнее, австрийцами (в Австро-Венгрии был большой процент русских, которых нужно было противопоставить русским в России, отделить их и внушить им их «особость»), а «белорусскую нацию» создали уже сами большевики. Итоги же украинизации сегодня хорошо известны.

Верность ленинизму Сталин продемонстрировал и на XII съезде, в апреле 1923 г. (там же, с. 239): «…в связи с нэпом во внутренней нашей жизни нарождается новая сила – великорусский шовинизм, гнездящийся в наших учреждениях, проникающий не только в советские, но и в партийные учреждения, бродящий по всем углам нашей федерации и ведущий к тому, что если мы этой новой силе не дадим решительного отпора, если мы ее не подсечём в корне, – а нэповские условия ее взращивают, – мы рискуем оказаться перед картиной разрыва между пролетариатом бывшей державной нации и крестьянами ранее угнетённых наций, что равняется подрыву диктатуры пролетариата. Но нэп взращивает не только шовинизм русский, – он взращивает и шовинизмы местные, особенно в тех республиках, которые имеют несколько национальностей. … Эти местные шовинизмы, конечно, не представляют по своей силе той опасности, которую представляет шовинизм великорусский» (выделено мной – В.Г.).

Первый «звонок» раздался уже в 1926 году. Известный в украинских кругах публицист и писатель, коммунист Хвилевой опубликовал статью «Прочь от Москвы» с требованием о «немедленной дерусификации украинского пролетариата». Затем нарком просвещения УССР, революционер-«интернационалист» Шумский проявил недовольство скоростью украинизации Украины, писал по этому поводу письма в ЦК ВКП(б) с предложениями заменить партийное и советское руководство в республике, и даже встретился со Сталиным.

В ответ Сталин написал письмо «Тов. Кагановичу (генсеку ЦК КП(б)У – В.Г.) и другим членам ПБ ЦК КП(б)У» (там же, т. 8, с. 149-154), в котором указал: «…нельзя украинизировать сверху пролетариат. Нельзя заставить (выделено Сталиным – В.Г.) русские рабочие массы отказаться от русского языка и русской культуры и признать своей культурой и своим языком украинский. Это была бы не национальная свобода, а национальный гнет. … Шумский не видит, что при слабости коренных коммунистических кадров на Украине это движение (за украинскую культуру – В.Г.), возглавляемое сплошь и рядом некоммунистической интеллигенцией, может принять местами <…> характер борьбы против "Москвы" вообще, против русских вообще, против русской культуры…».

В 1929 году Сталин, видимо, ещё достаточно спокойно относился к проявлениям национал-сепаратизма. В статье «Национальный вопрос и ленинизм» он писал: «…покончив с властью буржуазии, <…> мы мимоходом разрешили задачу "полной демократизации страны", ликвидировали систему национального гнёта и провели равноправие наций в нашей стране. Как известно, эти меры оказались лучшим средством для ликвидации национализма и национальной вражды, для установления доверия между народами» (там же, т. 11, с. 353), хотя и хорошо знал о неискоренимости национализма: «…известно, что нации и национальные языки отличаются чрезвычайной устойчивостью и колоссальной силой сопротивления политике ассимиляции» (там же, т. 11, с. 347).

В 1934 году к этим словам он добавил: «Следует заметить, что пережитки капитализма в сознании людей гораздо белее живучи в области национального вопроса, чем в любой другой области» (там же, т. 13, с.361).

В этой же статье Сталин с удовлетворением отметил: «…партия сочла необходимым помочь возрождённым нациям нашей страны – …национализировать, то есть сделать национальными по составу, партийный, профсоюзный, кооперативный, государственный, хозяйственный аппараты, выращивать свои, национальные партийные и советские кадры и обуздать все те элементы – правда, пока немногочисленные, – которые пытаются тормозить подобную политику партии» (там же, т.11, с. 353-354).

В 1934 году в «Политическом отчёте Центрального комитета XVII съезду ВКП(б) он уже с тревогой говорит о национализме (правда, термин «великодержавный русский шовинизм» уже не употребляет): «Что значит уклон к национализму, всё равно, идет ли речь об уклоне к великорусскому национализму или об уклоне к местному национализму? <…> Это – отход от ленинского интернационализма. Если хотите держать под огнём оба уклона, надо бить, прежде всего, по этому источнику, по тем, которые отходят от интернационализма…» (там же, т. 13, с. 361). В этой, по-видимому, не очень благостной межнациональной обстановке непонятным осталось решение о переводе в 1935 году Казахстана с огромной долей русского населения из статуса автономной республики РСФСР в статус союзной республики.

В марте 1941 года тон Сталина намного более жёсткий: «Нет, мы правильно поступаем, что так сурово караем националистов всех мастей и расцветок. Они лучшие помощники наших врагов и злейшие враги собственных народов. Ведь заветная мечта националистов – раздробить Советский Союз на отдельные "национальные" государства, и тогда он станет легкой добычей врагов» (там же, т. 15, с. 17). Совершенно очевидно, что здесь вождь подразумевает не великорусский, а «местные» национализмы, ибо великороссы как «великодержавники» никогда не были сторонниками раздробления России, о чём Сталин был прекрасно осведомлён.

Нет сомнений, что Сталин хорошо знал об опасности национального сепаратизма, знал, что созданное по требованию Ленина союзное государство изначально непрочно, и у него оставался единственный способ удержать его от распада – жёсткое, даже жестокое подавление националистических проявлений. Потому и в репрессиях 1937–38 гг. погибло немало тех, кто пытался решать свои национальные вопросы за счёт других национальностей, кто пытался выпячивать и превозносить свою национальность над другими, не говоря уже о тех, кто осуществлял дискриминацию по национальному признаку. Ещё более жёстко он действовал после войны: «Ленинградское дело», «Дело Еврейского антифашистского комитета», отстранение от себя Молотова за связь его жены-еврейки с американским посольством (она была арестована) и Ворошилова за восторженные высказывания его жены, тоже еврейки, о государстве Израиль и т.д.

Но национализм – это естественное чувство людей – уничтожить нельзя, его можно только страхом загнать в подполье. Когда после смерти вождя сбалансированная политика кнута и пряника сменилась политикой только пряника – огромными финансово-экономическими вливаниями в союзные республики за счет РСФСР, национал-сепаратизм, прежде всего, в форме дискриминации «нетитульных» народов, сразу стал набирать обороты – конечно, под личиной «развития национальной культуры и воспитания национальных кадров в дружной семье советских народов». Прошло 38 лет, и «национальные кадры», созданием которых Сталин когда-то гордился, порешили великую державу.

Мог ли Сталин, если бы предвидел распад, что-то предпринять? Наверное, мог. Учитывая его высочайший авторитет, силу воли и силу убеждения, Совет Союза и Совет Национальностей Верховного Совета СССР единогласно бы признали, что у нас родилась «новая историческая общность – советская нация», и проголосовали бы за преобразование СССР в какой-нибудь Союз Советских Социалистических Народов с административно-территориальным делением на равноправные губернии. Но, увы, распада он не предвидел. Наоборот, он был уверен, что «с нами этот номер, пока мы живы, не пройдёт».

Валерий Васильевич Габрусенко, публицист, кандидат технических наук, доцент, член-корреспондент Петровской академии наук и искусств