Мы вступили в период активного накопления страданий. Частью это, конечно, страдания ложные. Отказ от давно запланированной поездки или невозможность приобрести вожделенную вещь могут переживаться мучительно, но объективно принадлежат к классу обычных житейских неурядиц. Тогда как всё большее число людей затрагивают страдания настоящие: потеря близких — окончательная (в силу смерти) или, как думается сегодня (а что там будет завтра?), временная (в силу невозможности быть вместе), утрата здоровья, крыши над головой, лишение имущества, потеря работы и устоявшегося образа жизни. В пространстве мира счастья становится меньше, а несчастий — больше.
Таково субъективное ощущение. Мир слишком велик. Люди страдали и вчера, и раньше; локально страдания накапливались, но была возможность закрыть глаза или отвернуться, смотря в другую сторону, и не замечать бед где-то там. Теперь же такой возможности нет. Горизонт страданий проходит так близко, что ощущаешь непрочность собственного бытия, даже если в твоей жизни ещё сохраняется привычное благополучие.
Возможно, именно то, что мы позволяли себе отворачиваться от страждущих, и послужило причиной перехода окружающей нас реальности в новое качество, когда игнорировать происходящее просто не получится. Так или иначе мы должны теперь сформировать к нему своё отношение.
Речь вовсе не о политической позиции или государственных интересах. Тот вызов, на который мы должны ответить, — это страдание. А что может быть ответом? Сострадание (хотя бы). Плакать с плачущими и молиться об облегчении участи страждущих, — казалось бы, так естественно для христианской души. Мы называемся христианами, но наш ум плохо вмещает сострадание в чистом виде, а ещё хуже, что к нему не лежит наше сердце. Нам гораздо удобнее сострадание с политическим оттенком. Мир делится на своих и чужих. Своих нам жалко, а чужих — в общем-то нет.
Подобная этическая избирательность, когда полнота человеческого достоинства приписывается лишь представителям своего лагеря, а люди на другой стороне предстают в виде недочеловеков, проявилась уже в первом акте современной трагедии — в период ковид-истерии. Сторонники и противники вакцинации нередко высказывались друг о друге с высокой концентрацией ненависти. Доходило до пожеланий смерти, а если случалось умереть невакцинированному противнику прививок или привитому активному пропагандисту вакцинации, это вызывало в стане противников всплеск злорадства, а вовсе не сострадания.
Сегодня, когда голос пушек составил регулярный фон новостей, а на значительной территории — и фон самой жизни, ситуация усугубилась. Очерствение сердца стремительно прогрессирует. Всё чаще применяется формула, снимающая с нас обязанность сострадания: «Они сами виноваты». Легко привести множество аргументов и выстроить убедительные логические цепочки, которые бы показывали причинно-следственную связь переносимых страданий с действиями или бездействием тех, кому сейчас приходится страдать. Особенно, если субъект страдания понимать расширительно, включая в него как тех, кто реально мог влиять на ситуацию, так и тех, кто страдает лишь в силу принадлежности к сообществу, от которой даже не может отказаться (таково, например, положение детей). Всегда проще говорить о сообществах, тогда в нашем выводе «сами виноваты» больше правды.
Впрочем, от христианина ожидается, что он будет сострадать даже тем, чьи страдания заслуженны. Прежде всего, потому что с «заслуженностью» всё очень непросто. Разбирать, что заслуженно, а что нет, означает судить; а то, что с нами происходит, в том числе и страдания, посылается нам Богом, поэтому попытки таких рассуждений тянут на узурпацию Божьего суда и не должны иметь места в христианском сознании. К тому же, Бог наказывает тем, что лишает части с Собою (в пакибытии), а страдания посылаются не столько как наказание, сколько как побуждение к покаянию и исправлению. Через страдания Бог возвращает к Себе Своих детей. Тех, кто страдает, Бог любит, а в реплике «сами виноваты» любви нет.
Наша любовь не выходит за границы, установленными нашими предпочтениями, что очень удобно. Отстраняясь от части людей, переводя их в разряд чужих, можно весьма снисходительно относиться к наращиванию страданий и даже поощрять этот рост, ведь он происходит на той стороне, за гранью отделяющей зону обязательного сострадания от остального мира. Страдания на той стороне имеют другую цену; они весят меньше, чем наши политические соображения и верность намеченным целям.
Но чем больше мы отстраняемся, тем больше становится страданий. И если мы хотим сохранить свой уровень душевного комфорта (т.е. минимизировать сострадание, насколько это возможно), нам придётся и дальше действовать так же, повышая степень своей отстранённости — отказывая в общности всё новым и новым людям. Они будут становиться для нас чужими и не смогут отягощать нас своими страданиями. Одновременно с этим будет съёживаться и наше христианство. Это будет христианство для нас — без претензии на всеобщность. Несомненно, в таком христианстве уютно, да только вот христианство ли это?..
Андрей Владимирович Карпов, главный редактор сайта «Культуролог»
_1.jpg)
