Апология советской власти

Каждый год весною мы отмечаем два больших советских праздника: День космонавтики и День Победы. В настоящее время, конечно, чисто советскими, т.е. прославляющими свершения, достигнутые под мудрым руководством Коммунистической партии, они уже не являются. Но в целом советское всё ещё остаётся для большинства граждан современной России своим. Советский народ, одержавший победу - это наш народ. Советские космонавты - наши космонавты. И опять же советское государство, при котором выиграна война и началось освоение космоса - это наше государство.

Однако представители условной «белой партии» в России хотели бы очистить эти праздники от всяких следов советскости и сделать их праздниками чисто русскими. «Белые» находят, что советское представляет собою явление сугубо нерусское и даже антирусское. Понятия эти: русское и советское - для них совершенно несовместимы, и потому Советский Союз не есть Россия, а человек, не разделяющий взгляды «белых» - это уже человек не русский, а советский (что бы там ни было написано у него в паспорте); а советский, в свою очередь, зачастую подразумевает - русофоб. С этой точки зрения, конечно, совершенно понятно желание отделить советскую власть от достижений советского периода и представить их как достижения исключительно русские. «Белым» хотелось бы доказать, что то положительное в советской эпохе, что они готовы признать за таковое, достигнуто только вопреки и помимо власти.

Впрочем, есть среди «белых» и такие радикалы, которые ради обличения «совка» готовы поставить под вопрос и сами эти достижения. Таких людей можно бы назвать (почему бы и нет?) большевиками от антисоветизма. Они, например, могут заявить, что праздником является не 9 мая, а день «начала освободительного похода против большевизма»; а в отношении к РОА они определяют разницу между действительно русским и всего лишь советским патриотизмом. К счастью, такие большевики, несмотря на название, составляют только меньшинство внутри «белого лагеря», который в большинстве своём старательно от них открещивается и обзывает, как это всегда принято в подобных случаях, провокаторами. В свою очередь большинство наших «белых» представляет собою, если продолжить аналогию, меньшевистское, т.е. умеренное течение партии, хотя отдельные его представители в своей ненависти порою доходят, что называется, до белого каления. Так, часть меньшевиков от антисоветизма вслед за антисоветчиками-большевиками находит, что Победа до некоторой степени обесценивается тем, что она привела к усилению «поработившей русский народ» советской власти. Однако в целом белым en masse не хватает смелости, или хватает здравого смысла, не доводить своего отрицания советской эпохи до самых последних крайностей, где антисоветизм уже переходит в русофобию. Скажу сразу со всей определённостью, что антисоветчик не есть по определению русофоб, как не является по определению русофобом человек советский. Но и та и другая позиция в своём крайнем пределе может обернутся русофобией. В частности, предельный антисоветизм может дойти до вывода, что и русского народа больше нет, а следовательно, нет смысла и говорить о каких-либо его достижениях в ХХ столетии. И, останавливаясь у этого края, «белые», признавая сам факт советских достижений, предлагают рассматривать их как достижения русские, а не советские, а причастных к этим достижениям деятелей, соответственно, как деятелей русских, а не советских, даже если они были членами Компартии.

День космонавтики, например, с «белой» точки зрения, является действительно большим праздником и поводом для гордости, прежде всего потому 12 апреля 1961 первым в космос полетел именно русский человек. Разумеется, возникает каверзный вопрос: если бы русофобская, как считают «белые», советская власть назначила первым космонавтом украинца, или вообще представителя одного из кавказских или азиатских народов, то можно ли ещё было бы русским гордиться первым полётом в космос? Впрочем, это так, к слову. Да и русскость советской космической программы, по мнению «белых», не ограничивается, конечно, национальностью Юрия Гагарина. Осуществление космической программы гражданами СССР ещё не делает её советской, по мнению «белых», ибо советская власть только пользовалась ворованным. Ведь отцы космической программы Циолковский и Цандер родились в Российской империи и там же напечатали свои первые работы. А сама империя безусловно располагала всеми необходимыми экономическими и техническими предпосылками, чтобы успешно вступить в космическую гонку, и потому это обязательно случилось бы, если не революция. Из этого следует очевидный для белых вывод, что советская власть присвоила себе нереализованные (по её же вине) русские достижения, и что, соответственно, никаких её собственных заслуг в освоении космоса очевидно нет.

Отложу пока на потом разбор этого в любом случае весьма оригинального предположения, а сейчас отмечу только два обстоятельства. Прежде всего не совсем понятно, как здесь предлагается отделить советскую власть от подчинённых ей русских людей. Ведь если советская власть только пользовалась краденным, то это очевидно делали и русские люди, трудившиеся в созданной по её приказу отрасли. А кроме того, если развивать «белую логику», то получается, например, что в тех новых системах оружия, о которых говорил Президент в своей первомартовской речи, нет ничего собственно российского. Ведь разработчики этого оружия родились, получили образование и начали работать в СССР, и именно в СССР построены лаборатории и заводы, где это новое оружие создаётся. Впрочем, это тоже к слову, и если эти замечания и оказались бы опровергнутыми, то это не меняет крайней спорности самого тезиса о «космической программе Российской империи».

День Победы, с «белой» точки зрения, тоже следует воспринимать как праздник только русский, а не советский, т.к. признание его советским означает оправдание советской власти и её преступлений: означает, условно говоря, оправдание троек НКВД и уполномоченных по раскулачиванию. Впрочем, и если рассматривать Великую Отечественную войну саму по себе, то «белые» не видят каких-либо заслуг советской власти, а только грехи её. С одной стороны, утверждают, что именно Октябрьская революция и породила гитлеризм, как реакцию на неё, и без революции не было бы гитлеризма, а следовательно, конечно же не было бы и войны. Это ещё только общее рассуждение; но вот уже например франкистскую Испанию оправдывают за отправление в СССР Голубой дивизии, ссылаясь на советскую «интервенцию» во время тамошней гражданской войны. После этого, честно говоря, представляется лишь вопросом временем схожая оценка немецкого вторжения, с указанием на роль Коминтерна в неудавшейся революции 1923 года, или на поддержку им крупнейшей в Европе немецкой коммунистической партии. А с другой стороны, утверждают, что именно советская власть несёт полную ответственность за все потери во время войны, потому что она вела дело из рук вон плохо. И потому народ воевал не за советскую власть, а за Россию. В самое последнее время появилась ещё и вовсе уже гротескная версия о том, что Победа заслуга не советской власти, а последнего императора, потому что при нём построена Транссибирская магистраль, позволившая в 1941 году перебросить под Москву дальневосточные дивизии.

Лукавство подобных рассуждений заключается в том, что они действительно содержат в себе крупицу истины. Скажем, и советские историки говорили о связи между революционной волной 1918-1923 годов и возникновением европейского правого движения. Но надо уж очень хотеть втиснуть историческую действительность в «прокрустово ложе» своих антисоветских взглядов, чтобы выводить нацизм исключительно из Октябрьской революции и не вспомнить о версальском унижении. Да и Гитлер главной своей задачей прямо называл завоевание жизненного пространства на Востоке, иными словами, порабощение России, и борьба с коммунистической угрозой здесь оказалась только удачным предлогом. Верно и то, что для миллионов русских людей советская власть действительно была чужой, и что эти люди воевали именно за Россию, а не за советской строй; однако не менее верно и то, что для миллионов других тоже русских людей советская власть как раз была своей. Эти люди не противопоставляли советское - русскому, и сама такая мысль, скорее всего, должна была показаться им совершенно нелепой. Прежде всего, но отнюдь не только, это конечно относится к поколениям, рождённым накануне или после 1917 года, которые советской школой были воспитаны в духе патриотизма, которые смотрели на Советскую Россию как на свою Родину, и которые не считали это понятие (Советская Россия) совмещением несовместимого. Не очень, разумеется, комильфо ссылаться на махровых русофобов, тем более в статье, критикующей взгляды «белых»: это прямое приглашение к восклицаниям «Видите: все совки - русофобы», или что-нибудь в этом духе. Но тем не менее напомню, что книга г-жи Алексиевич «У войны не женское лицо» содержит ценные свидетельства, причём, из первых уст, о патриотических настроениях довоенной советской молодёжи.

Здесь могут возразить, что хотя школа была советской, но родители были ещё старого, дореволюционного воспитания, и это прежде всего они, а не школа, привили детям любовь к Родине. Безусловно, родители в этом сыграли большую роль; но примечательно, что в иных случаях «белые» находят решающее влияние как раз у советской школы, в частности, когда дело касается безрелигиозности советских детей и молодёжи. Иначе говоря, в одном случае более сильным оказывается влияние хороших русских родителей, а в другом - всё-таки влияние плохой советской школы, в зависимости от того, какое явление предлагается объяснить. Собственно, в этом и заключается вообще отношение «белых» к Советскому Союзу; всё, что они находят в нём положительного, они приписывают русскости: это делали русские люди, это было недоуничтоженное наследие Российской империи. Всё же с белой точки зрения отрицательное в Советском Союзе является именно советским явлением и естественным результатом советскости. Применительно к той же войне это оборачивается приписыванием советской власти вины за все её, войны, неудачи и трагедии, в том числе даже и уничтожение нацистами мирного населения; но Победа здесь является заслугой только русского народа, который добился её без оглядки на власть.

Значение Победы в глазах «белых» не может умалить даже тот, по их мнению, факт, о котором упоминалось выше: что её следствием стало усиление советской власти, которая, получается, и в этот раз воспользовалась ворованным. Ведь это была победа над врагом, который хотел не просто разгромить государство, а уничтожить русский народ (таким образом, «белые» признают, что всё-таки не большевизм был главной целью нацизма). Именно поэтому они настаивают на полной десоветизации этого праздника. Но такой взгляд неизбежно вызывает определённые недоумения. С «белой» точки зрения, Победа хороша тем, что она спасла от гибели русский народ, но вместе с тем, в какой-то степени плоха, потому что укрепила советскую власть. Советская же власть, в их представлении, является злейшим врагом русского народа, и трагедия войны заключается в том, что и противостоящая ей сила была не лучше. Означает ли это, что отношение «белых» к Великой Отечественной войне было бы иным, если бы иным оказалось её содержание? Иными словами: представим себе, что немцы имели бы целью именно только свержение «большевистского ига», и доброжелательно отнеслись бы к русскому народу, как к своему союзнику. Смотрели бы в таком случае нынешние «белые» на это вторжение так, как на него смотрели в 1941 году многие исторические «белые», то есть как на освободительный антибольшевистский поход? Недоумение и вопрос не праздные: недавно в Сети высказывалась мысль, что если бы удался штауфенберговский заговор 20 июля 1944 года (участников которого, не разделявших гитлеровский расизм, тут же записали в «антифашисты»), то оправданной оказалась бы деятельность Власова. Ведь в этом случае он уже шёл бы не на поводу у нацистов-русофобов, а шёл бы рука об руку с союзниками-хорошими немцами. Назовём вещи своими именами: здесь в сущности говорится, что если бы немцы повели себя чуть умнее, то оправданным оказалось бы превращение Великой Отечественной войны в войну гражданскую.

На это, возможно, ответят, что размышления эти всего лишь эдакая игра в альтернативную историю, фантазия на тему «что могло быть»; и что это вообще очень советский приём: приравнивать современный «белый» патриотизм к исторической власовщине. Примем это возражение, но с той оговоркой, что и попытка развенчать заслуги советской власти, которую мы здесь разбираем, тоже по сути своей является всего лишь фантазией и игрой в альтернативную историю. Возьмём любое советское достижение: ликвидация безграмотности, план ГоЭлРо, индустриализация, атомная и космическая программы - практически в каждом из этих случаев «белые» не отрицают сами себе эти достижения (на это отваживаются лишь самые крайние радикалы), но пытаются противопоставить им свою альтернативную действительность, как мы видели на примере космической программы. Во всех этих случаях «белые» настаивают, что в Российской империи имелись соответствующие планы и разработки; имелись необходимые технические и производственные предпосылки для воплощения их в жизнь; собирались как раз приступить к осуществлению этих планов - но тут грянула революция. Или говорят, что эти планы обязательно должны были реализовать со временем, если бы революция не прервала естественное развитие страны. Всё же, что сделано при советской власти, сделано именно при ней, то есть одновременно с ней, но никак не благодаря ей. «Советская власть только пользовалась краденным».

Но такой взгляд представляет собою всего лишь новейшую обработку мифа о «России, которую мы потеряли». Если изначально миф этот описывал пусть идеализированную, но, в основе своей, действительно существовавшую перед революцией Россию, то теперь он изображает такую Россию, какой она предположительно (предположительно - с точки зрения «белых», естественно) могла быть, если бы не катастрофа 1917 года. А если выразиться совсем точно, то мы имеем дело с утопией; причём, с утопией, взгляд которой направлен, не как обычно, из сегодня в завтра: нет, здесь мы сталкиваемся со взглядом из вчера в сегодня. И если бы кто захотел воплотить эту утопию в жизнь, то ему пришлось бы построить машину времени, вернуться в 1917-1918 годы и «подправить» ход истории, нарушив таким образом первейшее правило для путешествий во времени. В основе этой утопии лежит убеждение в том, что, во-первых, советский строй был наихудшим из путей, которым в 1917 году могла пойти Россия, а, во-вторых, что, избежав революции, Россия была обречена на самый лучший из возможных вариантов будущего. Иначе говоря: исторический путь России в ХХ столетии оказался наихудшим из возможных в том числе потому, что в 1917 году ей, по мнению «белых», пришлось выбирать только между двумя возможными будущими: или Тёмные Века, или Золотой Век. «Всё или ничего». Но если считать, что Советский Союз прервал естественное развитие Российской империи и осуществил её возможности за счёт гораздо большего числа жертв и потерь, то, не касаясь сейчас верности этого упрёка, заметим только, что его с тем же правом, mutatis mutandis (с соответствующими поправками. - Ред.), можно переадресовать и самой Российской империи. Ведь можно сказать и так, что петровские реформы, положившие начало Империи, прервали естественное развитие Московской Руси и осуществили её возможности за счёт гораздо большего числа жертв и потерь. При желании можно сказать даже, что Российская империя пользовалась ворованным у Московской Руси.

На самом же деле, конечно, мы и тут и там имеем дело только с предположениями, с помощью которых можно, при желании, доказать всё что только угодно. Но если мы согласимся иметь дело только с исторической действительностью, то мы можем сколько угодно гадать, как могли развиться события при иных условиях; но мы не можем утверждать как факт, что при иных условиях события могли развиваться только так, как это нам хотелось бы. Гаданием является даже предположение о том, что Россия в 1917 году пошла самым худшим из возможных путей. Казалось бы, что может быть страшнее геноцида? Но можно ли совершенно точно сказать, что победа антибольшевистских сил удержала бы страну от нового витка гражданской войны или даже от распада? Таким образом, мы не можем определённо знать, какой была бы Россия без революции, и - была бы она вообще; но мы знаем, какие были у неё достижения в ХХ веке, и мы знаем, что достижения эти являются в такой же степени заслугой советской власти, сколько и заслугой русского народа. Утверждать, например, в век тотальной войны, что страна способна выиграть страшнейшую в своей истории войну помимо государства и даже вопреки ему, можно только из доктринёрского нежелания признать действительность.

Но признавать действительность, т.е. исходить из данных историей фактов и не переиначивать их в угоду своего видения мира, не значит безусловно примиряться с нею и принимать её как единственно возможную. Признание действительсности, в частности, не означает, что ход истории предопределён и неизбежен: ведь это означало бы отрицать свободную человеческую волю. Но одно дело размышлять о возможно ином ходе истории, и совсем другое дело утверждать, что при соответствующих условиях история обязательно и безоговорочно должна была пойти в то или иное направление. Одно дело спрашивать «Могло ли развитие страны обойтись без таких жертв?», и совсем другое дело заявлять как факт «Без советчины небывалый расцвет России был неизбежностью». Соответственно, признание за советской властью её заслуг вовсе не означает закрывать глаза на её преступления. Более того, преступления её настолько велики, что можно понять тех, кто за ними искренне не видит её заслуг. Но опять же: одно дело искренняя неспособность, и совсем другое сознательное нежелание видеть эти заслуги из-за предвзятой точки зрения по отношению к советской эпохе. Беспристрастная оценка как дореволюционной, так и послереволюционной России, воздержание в обоих случаях как от идеализации, так и от демонизации, является насущной задачей во имя России будущей. Как писал замечательный русский мыслитель Геннадий Шиманов: «Если мы признаем наличие достоинств и пороков как в нашем дореволюционном прошлом, так и в нашем прошлом советском, то изменим сам подход к оценке двух разных систем. Мы будем уже не сравнивать их, а выбирать из них всё ценное для созидания нашего будущего». Не закрывать глаза на отрицательное в советском прошлом; но и не приписывать положительное в нём русскости, которая искусственно противопоставляется советскости. «Красное» прошлое России не надо ни обелять, ни очернять.