Мистическое пророчество Казимира Малевича

В начале 20-го века молодой художник Казимир Северинович Малевич (11/24 февраля 1879 г. Киев - 2/15 мая 1935 г. Ленинград) только ищет свой стиль: в 1907 году он написал цикл картин, объединенных названием «Эскиз фресковой живописи» на евангельские сюжеты Вознесения Христова («Торжество Неба»), Положения во гроб, Моления о чаше («Молитва»).

На автопортрете (1907) из того же цикла он изобразил себя на фоне одной из подобных картин, в окружении бестелесных нагих фигур святых с нимбами. Себя Малевич изобразил в костюме художника: светло-коричневая рубашка с желтым воротником, с большим артистическим красным бантом, с которого шнурком спускаются буквы «КМалев» – свидетельство того, что художник изобразил самого себя. Искусствоведы отмечают, что в стиле полотна есть что-то «напоминающее иконы благодаря использованной автором плоскостной технике».

На портрете, слева изображено семь, а справа – одиннадцать фигур святых с нимбами, среди которых, в ее отдельной группе из пяти небольших фигур, внизу – самая меньшая из всех них. На переднем плане, справа в углу, впереди фигуры художника (!), в светлом нимбе изображена часть лика святого; за ним стоит фигура святого с прорисованным светлым нимбом,с очертаниями внутри него, над ликом святого, подобия венца.

Святые изображены стоящими на земле, в лесу среди деревьев с белыми стволами, пронизывающими весь фон картины. В верхней части картины изображен уходящий вдаль смешанный лес: за кронами лиственных деревьев просматриваются и хвойные. Белые стволы деревьев создают впечатление освещенности их самих, фигур святых и художника, солнцем. Святые, выглядывая из-за деревьев, всматриваются вдаль, на что-то там, их очень интересующее; некоторые из них, вместе с художником, вышли на поляну.

У художника, с артистическим бантом на груди, этот выход, как на авансцену театра истории искусств: так, во всяком случае, следует из того, что Малевич считал себя призванным преобразовать художественный мир и напряженный буравящий взгляд не оставляет сомнений в его решимости. Черный мазок на линии желтого ворота и красного банта – черная верхняя пуговица рубашки: художник застегнут наглухо, все сокровенное у него внутри, как подтекст его творчества, за которым стоит многое из того, чего не знает и он сам.

  

«Автопортрет» 1907 года имеет удивительное, необъяснимое традиционными методами, физиономическое сходство с тем, кто запечатлен, с временной разницей в одиннадцать лет, на фотографии, сделанной в 1918 году. На фоне символа неволи - калитки с засовом в деревянном заборе около Дома Особого Назначения – Ипатьевского дома, стоит его комендант Яков Юровский, взгляд которого говорит о решимости совершить злодеяние. Фотография у калитки сделана до той ночи 17 июля 1918 года, возможно, что одним из тех фотоаппаратов, которые принадлежали кому-то из членов Царской Семьи.

Измученный «заботами» по приготовлению к убийству одиннадцати человек и поисками семи двойников Царской Семьи (удивительное совпадение: на картине, слева от художника, изображены именно эти святые - двойники, двое из которых, как бы, выглядывают, прячутся, а впереди их пять фигур, которые будут захоронены под «мостиком из шпал» в Поросенковом логу на Коптяковской дороге), которые также будут убиты, Юровский совершенно не похож на свои поздние портреты и нет ничего удивительного в том, что на фотографии 1918 года некоторые исследователи его не признают. Сытая, обеспеченная жизнь: служба в ВЧК в Москве, жизнь большого начальника в купеческом особняке в Екатеринбурге, служба в Гохране и т.п. - сделают его внешность похожей то на несгибаемого проницательного чекиста, то на руководителя производством, то на хитреца-купца за чаепитием.

Скрытный человек по натуре, серией своих портретов, Юровский-фотохудожник создает новый свой образ, не сомневаясь, что для истории: лавры цареубийцы требуют ухода за ними. Возможно, что знакомство с Малевичем произошло именно на этой стезе: фотографии живописца – это отдельная часть его творчества, не менее выразительная.

«Каждое воспроизведение облика Малевича в фотографиях или в его автопортретах примечательно определенностью нового образа или говорящими деталями обстановки. Он заботился, как сейчас бы сказали, о своем "имидже", принимал костюмированный вид, жестом, взглядом, поворотом головы или аксессуарами подавал зрителю идею о том, в какой роле он предстает в данный момент, как его должно воспринимать… По фотографиям мы знаем Малевича в самых разных ролях. В образе крестьянина-косаря ... в роли Льва Толстого… в роли старшего мастера… вожака-комиссара…» [С. Джафарова. Автопортрет и портрет жены. Вечные темы в интерпретации Казимира Малевича].

Несомненно, что цикл картин под названием «Эскиз фресковой живописи» на евангельские сюжеты, в том числе «Автопортрет 1907», был прощанием художника Малевича со «старым миром». Годы времен первой русской смуты ознаменовались упадком веры в русском обществе и глашатаем гибельного этого явления, приведшего к слому Белой Руси, был именно «Русский авангард».

Характерным для нынешних либералов, способных лишь на однобокие трактовки своего видения произведений авангардистов, является повышенный интерес именно к тому новаторскому направлению в искусстве. Надо отдать должное мужеству супрематиста Малевича, понимающего свою ответственность за провозглашение направления «нового искусства», оставшегося жить в России, умереть нищим на родине.

Возвращаясь к мистически-пророческой картине «Автопортрет 1907», отметим, что она стала таковой во время работы Малевича над созданием цикла картин на евангельские сюжеты и, в особенности – картины «Вознесение Христово» («Торжество Неба»). Именно эти – всезнающие Господние Небеса и большое скопление обнаженных, нагих святых на Них – предвестники будущих жертв безбожной власти, водили кистью христианина Казимира. С этим его, говорящим славянским именем – способностью «объявлять о мире, показывать миролюбие», но и в более широком смысле – о мiре, как общине, обществе.

На картине «Вознесение Христово» также изображены одиннадцать святых, которые были и на картине «Автопортрет 1907», справа от художника: теперь они вышли на передний план, став впереди, идущими следом за ними, некончающимися рядами святых. Все эти – новые святые – стоят на земле, на траве лесной поляне густого леса: они в пути на Небеса, готовые присоединиться к сонму святых на Господних облаках, под покровительство Всевышнего.

Это те, одиннадцать человек, жертвы злодеяния в Ипатьевском доме Екатеринбурга, среди которых cемь’я – Царская Семья, которые обнаженными были сброшены в шахту на руднике Ганина Яма, что стояла на лесной поляне в урочище Четыре Брата, близ деревни Коптяки, на берегу Исетского озера.

Возглавляет группу из одиннадцати святых, со скрещенными на груди руками, как и на картине «Автопортрет 1907» – святой: обернувшись, он смотрит в сторону, обозревая незнакомое ему место…

Пророческая картина Малевича «Автопортрет 1907», вместе с главной картиной цикла с названием «Эскиз фресковой живописи» - «Вознесение Христово», написанные за десять лет до начавшегося в 1917 году пути Царской Семьи на Голгофу – начала ее мученической гибели – лучше всех остальных свидетельств говорят нам о ритуальном характере Екатеринбургского злодеяния.

Есть одно обстоятельство, на которое обратил внимание исследователь творчества Малевича, позволяющее ему сделать допущение: на картине «Автопортрет 1907» изображен не будущий основатель супрематизма, а его старший друг, также художник, много сделавший для становления Малевича как молодого художника «нового направления» – Иван Васильевич Клюнков (1873—1943).

Вывод этот основан на том, что «на одном из европейских аукционов подготовительный рисунок к данному эскизу (картины «Автопортрет 1907» - В.К.), так и назывался “Портрет И.В. Клюнкова”». Автор этих строк считает, что замена имени художника «само по себе знаменательно: Малевич, по всей видимости, на самом деле видел в Клюне своего alterego» [Малевич и Клюн / Шатских А.С. «Казимир Малевич»: Малевич и Клюн].

Правильно ли делать подобный вывод на основании надписи на подготовительном рисунке, который не воплотил задуманное автором, изначально, его сходство с «alterego»? Не только выраженная в чертах героя, все-таки, автопортрета (!), похожесть на друга-художника, но и костюм на портрете, а также и все изображенное на картине, которое составляет единое целое в замысле ее сюжета – все это доказывает принадлежность изображенного на картине художника Малевичу.

Непонимание исследователем связи «Автопортрета 1907» с картинами цикла с названием «Эскиз фресковой живописи» на евангельские сюжеты, имеет место в этих его словах: «Много приторности и в сусальных сюжетах: толпы худосочных нагих праведников с нимбами слащаво-нелепы до пародии, однако художник никак не замечал этого. Будущего сурового супрематиста предвещает только формат этих работ - они все тяготеют к правильному квадрату (квадратный формат, как известно, один из самых сложных для живописцев)».

Современное «образованное российское общество», в массе своей либеральное, как и то, которое было на заре 20-го «века-волкодава», который их, в конце концов, и «загрыз», хотят видеть в Русском авангарде только оправдание своего отрыва от корней земли, из которых они произросли.

Художник-творец, каким был Казимир Малевич, переходя к новому направлению в искусстве, в живописи, не оборвал нитей, которые связывали с питающей его, изначально, средой - христианством. Крест, различной формы и цвета запечатлен на многих супрематических картинах Малевича: он остался верным своим истокам, не приняв «соцреализм». Характерно это совпадение: в год организации Союза художников СССР (1932) было обнаружено заболевание Малевича, приведшее к смерти в 1935 году.

Картины супрематиста Казимира Малевича сложны для понимания, но его раннее творчество – цикл картин с названием «Эскизы фресковой живописи» на евангельские сюжеты, особенно, «Автопортрет 1907», вместе с картиной «Вознесение Христово» («Торжество Неба») помогают нам сейчас в поисках истины в случившейся век тому назад трагедии русской цивилизации – убийстве Помазанника Божьего, всей Царской Семьи и Ее окружения.

Значение мистически-пророческой картины Казимира Малевича «Автопортрет 1907» для православного русского народа и его Царского Дела невозможно переоценить.