Надо ясно осознавать, что само теперешнее место Президента, а не Монарха (Царя, Императора) располагает уже к неким особым рискам, о которых стоит сказать особо. Президент — это модификация, на западный образец советского вождя, который стал заменой в 1917 г. Монарха в России. Заменой не эквивалентной и не отвечающей национальной традиции. Дело Монарха — быть своего рода кормчим на корабле, везущего пассажиров (народ) в своей стране, и потому — он лицо, полностью отвечающее за настоящее, за абсолютную привязку всего сообщества в государстве ко времени. Через него народ включается в область исторического времени, в область жизни в ее коллективном смысле. Для этого ему и давались в помазании великие и святые дары Духа Святаго, имеющие не только символическое значение (указание на статус и власть), но и реальное значение использования силы и достоинства с этим помазанием связанных.
Русский Царь помазывался, как отмечают специалисты в этом вопросе, во образ Христа-Бога, а не просто во образ предыдущих, первых на Земле Царей Помазанников (св. пророка Давида и др.). И эта особенность ко многому обязывала и его самого и народ, который становился подданным такого Государя. Если Монарх — это кормчий корабля, то вождь, Президент или «лидер нации» (в современной модификации) — это человек, стоящий перед толпой народа на берегу моря и обещающий толпе обеспечить ей переправу в некую землю обетованную, где текут молочные реки с кисельными берегами. То есть, у вождя нет даже судна, необходимого для плавания, есть только надежды на его строительство и есть программа для будущей трудной дороги. Этими же прерогативами обладает и западный президент, также не обладающий возможностью посадить свое сообщество в судно и отправиться в далекое плавание по волнам истории. Вождь и Президент живут только будущим, только упованием на него, они не могут в силу своей власти закрепиться в настоящем, не могут включиться в коллективно-народное течение жизни; жизнь, в ее подлинно историческом смысле — как свершение перед Лицом Божьим — проходит в стороне от них, и от народа, который они возглавляют.
Для России и русского народа эта иллюзия жизненного бытия корректируется теми событиями, которые произошли у нас в пору принуждения к отречению Государя Николая II от престола. А именно, вследствие явления чудотворного образа Божьей Матери Державной, которое было воспринято однозначно как замена власти земного Царя властью Царицы Небесной. В результате, русская монархическая власть не пала совсем, вместе с короной последнего Царя, а была сохранена как «небесная вертикаль». Это заставляет нас думать, что вождизм в
СССР, как и современное президентство, в его высшей форме «национального лидерства», имеют определенную
привязку к истории, несколько отличающуюся от западного варианта. Если там этой привязки вообще нет, то в России она в каком-то виде сохранилась. Надо полагать, что сохранился и русский корабль, ведомый Богородицей, но всё же ведомый по волнам истории с некими особенностями, присущими нынешней политической власти.
И советская власть и нынешняя делали и делают вид, что они находятся на берегу моря и что никакого корабля не существует, он еще не создан, и российское сообщество еще никуда не плывет, но условия для будущего плавания постоянно и целенаправленно создаются. В этом понимании своих задач само плавание рассматривалось вождями, как и современными демократическими российскими Президентами, как кратковременный отрезок — быстрый, решительный, смелый, — потому что самое важное — это построить корабль и подготовить общество к плаванию. Здесь важно, чтобы на корабль попали люди, достойные этого великого будущего. В советское время жесткие сегрегационные чистки общества от дурного инакомыслия и инакочувствия (когда ты, по происхождению, — купец, дворянин, священник и т.п.) готовили общество к этому плаванию не менее основательно, чем материальную составляющую, необходимую для постройки корабля. Для монархического же правления смыслом человеческой истории оказывалась не подготовка к плаванию через море, а само плавание, поскольку только тогда и человек мог прожить реальную, а не умозрительную, духовную жизнь.
Итак, наш первый тезис, касающийся наличия зон риска для современного российского Президента, гласит: сознательное или бессознательное пребывание Президента в иллюзии того, что он и «российский народ» находятся до сих пор (с 1917 г.) на берегу, и его задачей является строительство корабля и подготовка народа к будущему плаванию, — ведет к созданию нездорового самочувствия в народе, дезориентации и в пространстве истории, и во времени. Особенно это опасно, когда Президент из формального лидера, превращается в подлинного лидера нации, и, значит, начинает соответствовать в какой-то мере тем ожиданиям, которые народ всегда связывал с Государями. Вместе с тем, существует и другая опасность — узурпации власти Президентом, ему не принадлежащей, власти связанной с понятием «вождь», в его революционном смысле. Вождизм
Ленина и Сталина опирался на эту узурпацию, т.е. на создание у народа той иллюзии, что вождь является равноценной и даже более качественной заменой монарха. Эта иллюзия подразумевала, что вожди, в лице самых крупных из них — Сталина и Ленина —
смутно догадывались о том, что монархическая власть в России, в ее мистическом смысле, никуда не делась, что она помогает им сохранять устойчивость, а значит всё не совсем так, как видится в реальности. После 1917 г. всем виделось присутствие народа вместе с вождем на
берегу (об этом, и, исходя из этой конфигурации, вождь должен был вести с народом беседу), а не в плавании на корабле. Но в реальности корабль продолжал свое плавание, хотя уже с другим капитаном. Ленин и Сталин, как два наиболее проницательных вождя, умело использовали это знание (или смутную догадку) для того, чтобы вселить в народ веру в будущее плавание. Народ, уже плывя по морю, получал от вождей и партии призывы и поучения о скором плавании, его успешности, о строительстве нового корабля. И народ, верил этим словам только потому, что ощущал не иллюзорно реальную динамику этого плаванья, поскольку он жил порывами реального исторического солёного морского ветра, драматургией великих и трагических столкновений добра и зла — всею подлинной жизнью, которую не придумаешь. Только эта монархическая иллюзия и позволяла вождям достигать подлинного сплочения народа против общего врага — Ленину в годы Гражданской войны, Сталину в годы Великой Отечественной войны! Но, опасность такой иллюзии состояла в навязывании народу расщепленного сознания: идеология навязчиво говорила о том, что время в СССР остановилось после 1917 г.; а реальность свидетельствовала о другом.
Как мне кажется, сейчас мы подходим к той же самой черте: народ опять начинает подготавливаться Президентом, достигшим уровня национального лидера, к новой игровой партии вслепую, к новому рывку. Его реальное движение по морю истории вперед ему будет истолковано как еще один важный шаг на пути к строительству корабля для скорого плаванья. Но каждый такой рывок вперед против реального врага внутри страны или во вне ее, в условиях раздвоенного сознания, вслепую, приносит тяжелейшие травмы народному здоровью, сознанию, его цельности, это страшный надрыв всех его сил и устоев. Хватит ли народного здоровья и крепости духовных сил, которых осталось не так много, на этот раз? Выход здесь один: обозначить подлинную реальность бытия и наметить подлинные перспективы исторического движения и развития России.
Следующая зона риска для Президента состоит в опасной возможности слишком тесного сближения с постмодернизмом, как особым механизмом, отвечающим сегодня за воспроизводство всех наших бытийственных устоев: общества (народа), государства, культуры. Постмодерн, не как стиль в политике, культуре, общении, через который (стиль) он сегодня ярко просматривается, а именно как то, на что он глобально претендует — на замену традиции и традиционности — готов сегодня к окончательному поглощению своего главного врага — традиции. Разберем несколько самых вопиющих случаев слишком тесного сближения Президента с постмодерном.
Случай первый, связанный с профессиональным спортом, шоу-бизнесом, сферой художественной культуры. В середине декабря 2017 г. появилась новость, которую так ждали наши национал-либералы: олимпийская сборная России поедет в Южную Корею под белым флагом. Интересно, что Президент не стал брать, по своему обыкновению, паузу на размышление, а сразу выразил свое отношение к озвученным решениям МОК по всему спектру участия наших олимпийцев в соревнованиях. Из всех возможных вариантов — 1) традиционного, в поддержку гражданского чувства и здорового патриотизма; 2) мягко либерального — осторожного варианта — подождать подумать, посмотреть на реакцию общественности; 3) и, наконец, радикально-либерального — безоговорочно принять навязанный нам сценарий, за который обязательно будет выступать наше беспокойное и крикливое, западное лобби, — он выбрал последний вариант.
Всем понятно, что спорт сегодня — это важный гражданско-патриотический ресурс, который безотказно работает на рейтинг Главы государства, подтягивая сюда симпатии из всех слоев населения. Кроме того, за спортом стоит самая активная и легко управляемая (сбиваемая с толку или же патриотически мобилизуемая) социально-возрастная группа — молодежь. По этой, наверное, причине Президент и решился не раздражать национал-либералов, чтобы они не превратили спортивную тему в предмет бурных общероссийских споров и потасовок. Своего мягкого — либерального участия — требовали от Президента и сами спортсмены, которые, как говорили многие в эти дни, «столько трудились» и теперь должны быть вознаграждены за свой труд. Вот эту идею — «вознаграждения за труд» особенно настойчиво озвучивали представители национал-либерального лагеря. Интересно отметить, что на воскресной встрече (10 дек.) у Вл. Соловьева, только два человека — К. Шахназаров и М. Ремизов — однозначно ответили, что не патриотично нам ехать на Олимпиаду под белым флагом, без исполнения гимна.
Что же тогда произошло, если Президент не побоялся позора непатриотичности, поддержав линию на «свободное решение» и тем самым сразу обозначив государственную позицию как радикально-либеральную? Эта спешка даже не дала ему возможности продумать детали и обнаружила кое-какие логические ошибки, подобные тем, которые сам же Президент критиковал после оглашения МОК решения по России. Например, им было сказано, что ехать или не ехать на Олимпиаду — это личное дело каждого спортсмена. Но никогда прежде в России такое решение не было личным делом спортсмена, всегда у нас была государственная сборная России, т.е. коллектив, отобранный на государственном уровне и посылаемый на соревнования как сборная, а не как собрание отдельных спортсменов, решающих на каких условиях им ехать?
Между тем Запад требовал и хотел от России участия в нравственном позорище, требовал публичного, мирового унижения российского гражданского патриотизма — сдаться всей командой под белым флагом на милость победителя — и мы на государственном уровне приняли эти условия! Президент, конечно, исходил из того, что он всё равно не потеряет своей популярности ни в России, но зато этой ценой сохранит покой в стране, при попытках его нарушить в результате масштабной международной провокации накануне грядущих выборов. Оправдан ли этот шаг, если в данном случае дело касается не только доброго имени Президента — гаранта конституции — но доброго имени страны? Может ли в принципе Президент, как Царь и Император, являться гарантом доброго имени страны, не боясь такими действиями бросить тень на нее? Думаем, что нет, уже по одной причине: Президент — это кратковременная должность, а не наследственная.
Другой аспект касается коммерческой составляющей, которая сегодня присутствует в таком явлении как «спорт», от чего в какой-то степени зависит и спортивный патриотизм, тесно привязанный к спорту. И дело здесь не просто в «плате за труд», как может показаться с первого взгляда. Нам кажется, что в денежную сферу, в данном случае, попадает не только труд профессионального спортсмена, но и все затратные статьи процесса, включая самого спортсмена, зрителей, спонсоров, финансирующих зрелище и государство, делающего это зрелище граждански, патриотически ценным. Государство закладывает в спорт такую идеальную составляющую, как патриотизм, — бесценную, — но в особых условиях дающую цену спортивному зрелищу. Спортсмен, как и государство, тоже, по сути, создает не материальный, а идеальный продукт, поскольку в его конечный результат входит не просто особое физическое усилие и выработанные выдающиеся физические умения и навыки игры, но — то, что античные греки называли результатом победы в «агоне» — поединке. Такой поединок мог быть в спорте, в риторском, драматическом искусстве, словом во всех областях жизни. Но особенно он был ценен в спорте и в философском споре. Агон включал в себя поединок телесный, душевный и духовный. Этот смысл сохранился сегодня в мировом профессиональном спорте.
Есть еще фигура финансиста, которая возникла в какой-то исторический момент (где-то в начале XX в.) на пересечении линии спортсмена и государства, и которая внесла жесткую материальную определенность в идеальность, поддерживаемую государством (патриотизм) и в идеальность спортсмена — спортивные достижения души, духа и тела. В связи с чем появилась уже не просто оплата за труд спортсмена, а оплата за его труд, с патриотическими мотивациями (защита чести государства). Появление больших денег и вместе с тем проявление профессионального спорта и было связано с выходом спорта на государственный уровень. Тогда же спортивный патриотизм тоже стал товаром, как товаром, с ведома профессионального спортсмена, стали и его спортивные достижения духа, души и тела.
Подобный шаг не был новаторским, поскольку прежде чем спортивный патриотизм (как идеальная сущность и высокая духовная ценность) в западной традиции стал разменной монетой, таковым неисчерпаемым источником получения больших денег стала христианская вера, как это прекрасно показал Макс Вебер в книге «Протестантизм и дух капитализма». В эту же копилку народных слез в западном мире стали падать постепенно все области художественной культуры. Всё бесценное и высокое должно было получить свой денежный эквивалент. При этом определенная интрига, связанная с идеальностью всё же сохранялась, ведь иначе и деньги потеряли бы свою материальную цену. Нельзя было публично, открыто (на уровне основных игроков!) говорить и открыто показывать, что патриотизм в спорте или шоу-бизнесе продается и покупается; необходимо было прикрываться некоей судьбой спортсмена, художника, певца, в которой обязательно присутствует «тайна» его доброго имени: его благотворительная, возможно позитивная политическая или целевая патриотическая деятельность. Словом, у героя (спортивного, эстрадного и т.д.) обязательно высвечивался небольшой фрагмент биографии, по которому зритель и слушатель должен был догадываться об айсберге, где «добро» присутствует (как в ячейках банка) в полной мере. Звезды западной эстрады и шоу-бизнеса сегодня активно выступают непременными защитниками «сирых и угнетенных» — в современном западном понимании их — сексуальных и прочих нетрадиционных меньшинств, представителей радикального постмодернистского направления в современном искусстве. Причем не везде, а только в странах, которые США должны были подчинить своему влиянию.
Схема спортивного патриотизма выглядит приблизительно так: людям (и в значительной части молодым) выделяется сфера спорта, где они могут на все сто процентов реализовывать свою тягу и любовь к этничности — почвенное чувство — такое же важное и необходимое на земле, как социальное и нравственное чувства. Любовь к Родине и Отечеству заложено Богом в человека в числе важнейших его духовно-нравственных доминант и это чувство практически неистребимо. Оно можно лишь быть подавлено и разрушено вместе с нравственным и религиозным стержнем, что в принципе ведет к уничтожению человеческой личности и соответственно к десоциализации ее. Патриотическое чувство требует деятельности, активности, воплощения в конкретные формы и поступки, особенно со стороны людей, отвечающих за защиту государства, его целостности и порядка. В спорте, в рамках игры, проигрывается готовность человека любить и защищать свою Родину, но проигрывается не в идеальной проекции, поскольку все указанные заинтересованные стороны, включая упоминаемого «зрителя», олицетворяющего «народ», кроме идеальной мотивации, связаны друг с другом денежными обязательствами. Государство, спортсмены, финансисты и зрители стараются в момент самой игры устранить это материальное препятствие и показать, что на кону только чистая правда, только дело чести, только защита национальных интересов. Однако, уже финансисты, как наиболее прагматичная сторона, не могут не выставить публично приоритета своих материальных интересов: через щиты рекламы, через надписи фирм спонсоров на майках и экипировке спортсменов, чтобы подчеркнуть размеры денег, затраченных на мероприятие. Соответственно, некие важные материальные манипуляции совершает и государство, когда устраивает спортивные шоу в гигантских и хорошо оборудованных, комфортных аренах, чтобы подчеркнуть материальную мощь происходящего. В состоянии более или менее свободном, от внешнего присутствия денег находятся, пожалуй, только две стороны — спортсмены и зрители: «защитники отечества» и «народ». Всё указывает на то, что они здесь главные, но битва будет не за них (все-таки обремененных материальными интересами), а за единственную идеальную сущность, которая никак не опутана деньгами — за Россию!
На международной арене коллективное выступление спортсменов как государственной команды несет еще одну, важную символическую нагрузку: спортсмены становятся «народом», который защищает честь своей страны, честь России. Как обычно на такой внешней «войне» народ воюет под теми маршами и знаменами, которые олицетворяют для него Отечество, отчего эти знамена и становятся священными и защищаемыми в бою до последней капли крови. На войне не встает вопроса: в сердце ли у меня Родина или на знамени; там она везде: и на знамени, и в сердце. Никаких компромиссов не предусмотрено. Вот почему, тот компромисс, который нам предложен, это компромисс не идеального характера (ради спасения Родины отряд бросился в бой, оставив специально знамя в окопе), а материального, как следствие и проявление тех материальных субстанций, которые давно уже вторглись в большой спорт и сегодня, на примере России, хотят заявить, что деньгам уже мало места на рекламе и на одежде спортсменов. Они хотят быть уже на знаменах. Они готовятся к тому, что олимпийские кольца будут залиты золотом финансистов и новых государств, готовых служить финансистам, и на золоте должна быть поставлена печать хозяина этого золота! Так, в сущности, ставится вопрос в скорой уже олимпиаде в Южной Корее.
И, наконец, еще одна важнейшая зона риска для Российского Президента — это вопрос о русских, русском народе в России и за рубежом. Информационные силы, имеющие возможность действовать «от лица широкой — в том числе международной — общественности», заставляют сегодня действующего Президента под страхом смерти отказываться от постановки и решения русского вопроса, главного сегодня вопроса для России. Именно заставляют, потому они прекрасно видят, что Президент, вопреки их воле, идет в этом направлении. Действовать им напрямую, против идей «русского мира», «русской культуры», «русского народа» становится всё сложнее, в связи с чем акцент переносится с внешнего противостояния на внутреннее, в область борьбы за понятия и смыслы. Вот почему, сегодня в научном и околонаучном мире, среди этнологов, социальных антропологов и политологов, ведется активнейшая деятельность по созданию новых понятий и представлений о русских. Главное, что здесь наблюдается — это непризнание русских отдельным этносом (народом), имеющим свою этническую идентичность, историю и культуру, и, соответственно, — претендующим на приоритет в цивилизационном территориальном пространстве по имени Россия. Речь идет не о правовом приоритете, а об историческом, позволяющим признать на уровне конституции ту объективную реальность, которая отмечена российской историей. Положение осложняется тем, что в российском академическом этнологическом дискурсе безраздельно господствуют либеральные силы, которые исповедуют крайнюю точку зрения на этничность, считая ее чем-то вроде аппендикса, который давно уже приносит только боль и от которой смело можно отказаться операционно. Эти люди считают, что в современном мире можно обойтись одним гражданским чувством, которое у всех россиян более или менее одинаково и на основе которого и можно будет сконструировать новую российскую нацию. Таким образом, в этой российской нации не будет никакой этнической начинки, никакого этнического стержня (во всяком случае, — русского!), но будет одна мотивация — гражданская. Всё этническое, по их мнению, надо побыстрее перемещать в резервации — музеи, национальные парки, фонды, занимающие историческими реконструкциями и т.д., — превращая живую этническую реальность в этнографический заповедник.
В основе этой позиции лежит ложное понимание этничности, как субъективных представлений, которые конструируют те или иные внешние силы (сейчас — государство), заинтересованные в подчинении народной массы, для превращения ее в структурную и системную единицу. В таком же ключе рассматривается этими теоретиками и конструкт «российской нации», как плод работы политтехнологов и в целом политиков. При этом, с полной уверенностью можно говорить о том, что абсолютное большинство этих теоретиков отдают себе отчет в том, что они лукавят, объявляя этничность ущербной субстанцией, имеющей прикладное значение. Они знают реальную цену этничности и ее подлинное значение для страны. Поэтому, эти люди занимаются не научной работой (хотя они имеют высокие степени и должности, вплоть до академических), а идеологической, создавая нарочито ложные научные знания и теории, позволяющие политикам свободно действовать в этом направлении. Как бы подталкивают их, в том числе Президента России к практическим ложным действиям.
К прискорбию должен отметить, что такое понимание этничности нашло поддержку и в ряде близких, казалось бы, нам сил: одна из них практически главенствует сегодня (по информационным и проч. возможностях) в русском патриотическом движении. Имею в виду прохановское евразийское направление, с его организационной структурой «Изборский клуб». Другое, ведущее себя более прикровенно, внутрицерковное, активно (но не официально) работающее в рамках проекта «в православии нет ни эллина, ни иудея и, соответственно — и русского». Эти люди разделяют позицию о малозначимости этнического фактора для Русской Православной Церкви и даже в какой-то степени вредности его. Причем, судя по их богословской и организационной активности, они в значительной степени претендуют на интеллектуальную монополию. Хотя, слава Богу, сегодня все-таки не они определяют общецерковную точку зрения на этот вопрос. Однако, очень важно то, что в искажении вопроса о понимании природы этничности сегодня участвуют столь разнородные и многочисленные силы, мешающие власти, в том числе президентской нужным образом разобраться в этом вопросе.
Тревожным звонком стало высказанное Президентом на недавней, декабрьской, встрече с журналистами, его мнения об абортах. Это один из важнейших смысловых этнических вопросов, поскольку демография — это вопрос о жизни как таковой, о семье, продолжении рода, судьбе народа и страны. Нам было сказано, что сейчас не время поднимать вопрос о запрете абортов, потому что сразу после запрета будет развернута сеть подпольной индустрии и женское здоровье на всероссийском уровне, будет под угрозой. Тревожно это слышать из-за того, что мы столь выборочно проявляем свою жалость: мы справедливо жалеем тысячи инвалидов и тяжело больных детишек и много делаем (и особенно со стороны государства) для создания нужных условий для их жизнедеятельности; но — при этом всенародно, вслух отказываем в праве жить миллионам детей, погибающих в больницах в результате абортов! Государство может и не хочет делать самого первого — решительного шага (!), — который уже до запрета абортов мог бы кардинально начать менять ситуацию. Авторитет государства сегодня таков, что объяви оно правду об абортах и люди прислушаются; что аборты, на любой стадии являются убийством живого человека, что эта индустрия, за время пока в России (советской и постсоветской) были разрешены аборты, погубила несколько сот миллионов внутриутробных детей (гораздо больше всех наших потерь от войн, гонений и голода, болезней). Государству надо понимать, что аборты являются неразрешимым вопросом, только потому, что за них сегодня выступают все большие деньги мира, все глобалисты с их связями, авторитетом и прочими возможностями, а на стороне нерожденных детей только они сами — нерожденные, да еще — Бог, перед Которым потом придется отвечать за вольное и невольное попустительство абортам. Не было бы лучшей предвыборной программы для российского Президента, чем программа, объявляющая аборты нравственным и духовным преступлением перед человечностью и тем самым открывающая потом и дорогу к правовому запрету этого зла!
Начав с этой «альфы» русского вопроса, нельзя не двигаться и далее в сторону сознательного и фундаментального возвращения русской этничности того утерянного, которое является вторым тяжелейшим вопросом после вопроса об абортах — физического самоуничтожения (самоубийства) народа. Сознательное и целенаправленное расщепление русских на «просто русских» и «просто православных», проводившееся весь столетний период не могло пройти бесследно. Чтобы вернуть русскому народу подлинное национальное самосознание надо вернуть ему родную духовную (религиозную) веру, которую приняли наши предки на заре русской государственности. Причем, чем яснее будет осознаваться, что именно религиозная вера, проверенная всей историей, двигает горами, совершает чудо, помогает побеждать в самых тяжелых ситуациях, — тем яснее будет пониматься и другое: стесняться и быть либеральными в вопросах образования и воспитания сегодня просто нельзя, нет времени. Воспитание самосознания сегодня не менее важно, чем строительство новых военных комплексов, иначе в одночасье наше этим оружием или некому будет воевать (уже не в сирийских масштабах!), или оно будет направлено против нас. Программа возвращения к русским традициям через православие, через возвращения всего народа к церковной жизни должна стать государственной программой. Без этого наша военная программа, при всей успешности ее выполнения не даст нам возможности победить в близких, грядущих испытаниях.
Отсюда вытекает и другое: или мы продолжаем делать попытки встроиться в глобальный западный мир или мы более решительно и твердо — уже не только в военной сфере, — но и в сфере народного, этнического бытия — начинаем действовать в подготовке общества к новой реальности. Для этого имеется уже много возможностей. Система этнического воспитания, подразумевающая воспитание этничности в комплексе этнического и религиозного начал, по сути, уже действует почти во всех национальных анклавах Российской Федерации, а в таких республиках как Чечня и Татария наиболее успешно. Только не по отношению к русским! Русский вопрос не решен даже на первой ступени, как вопрос уравнивания этнического пространства в России, и потому мы не можем двигаться дальше. Малые народы (через общероссийскую и местные конституции) защищены и обозначены как этнические общества на всем пространстве страны, в то время как русский народ ни в какой конституции не атрибутируется как народ, имеющий самостоятельное (субъектное) этническое лицо и самостоятельную этническую территорию. Думается, что вопрос о территории не безвыходный, как его хотят представить, как и вопрос об абортах. Есть понятие «Россия» в ее внешних границах, исторически выстроенных трудами русского народа. Как народ, создавший государство (хотя и не без участия представителей других народов, но участия конкретного, частного и локального), русские должны быть обозначены в территориальном вопросе, в двух ипостасях: в цивилизационной миссии, благодаря которой они и создали общую территорию как одно целое; и в узко этнической миссии, указывающей на территориальное ядро жительства русского народа, его расселения и многовекового проживания. Необходимо обозначить, без территориальных претензий разных народов друг к другу, всю историческую канву складывания «национальной карты» России, не скрывая, в деталях и общем, произвол создания автономий, республик и других национальных объединений в 1920-е годы. Взяв за основу существующее территориальное деление, хотя и составленное в советское время в ущерб и в нарушение прав русского населения, следует обозначить, по исторической справедливости, что и для русского народа есть это общее — территориальное, что позволит ему видеть плоды его этнической истории.
Насколько важен для русских вопрос о территориальных границах, об этнической территории? Думается, что чрезвычайно важен. Хотя сегодня русские итак чувствуют границы своего этнического мира; вся Россия для них является этнической Родиной. Мне пришлось работать во многих местах России в этнографических экспедициях и, исходя из этого опыта, можно делать некоторые выводы. Чем ближе другие народы живут с русскими, тем более и они ощущают то же самое; и чем более отстраняются (из-за веры) от русских, тем более сужается пространство их этнического бытия. На Северном Кавказе (как и в Татарии и Башкирии) тебе никогда не скажут, что я живу в России-Родине; Родина и Отечество здесь своя республика, свой этнический и религиозный мир. Они признают Россию, но именно как гражданско-правовое поле, то к чему сегодня и стремятся наши ученые теоретики этнологии-либералы. Казалось бы, противоречие: демонстрация этничности и при этом торжество безэтничного понимания «российскости». Но причина здесь в том, что в условиях ослабления русской этничности (в том числе на конституционном и правом уровне), когда русская этничность не покрывает границ государства (как это было в период Российской империи) эти народы с республиканским статусом, не хотят по-другому оценивать российское пограничье. А это указывает на многое. И главное, — на то, что наши границы фактически оголены. Нельзя же защищать страну с мотивировкой защиты закона и права, что собственно и олицетворяет государство в чистом виде, без народа. Получается, что закон о правовом статусе русских в России нужен сегодня даже не самим русским, которые еще сохраняют общероссийское этническое сознание, а «малым народам», которые сегодня быстро и качественно укрепляются в своем этническом статусе, но не получают необходимой общероссийской прививки за счет полного правового бесправия русского народа. Нерешением этого вопроса мы создаем почву для сепаратистских настроений в нерусской среде, и потому этот вопрос для Президента не может не быть в числе приоритетных, тем более, если он заботится о долгосрочном укреплении Российской государственности.
Всё вышесказанное требует, по слову преподобного Серафима Саровского, особой воли и решительности, поскольку все три описанные «зоны риска» с точки зрения современной логики здравого смысла нет возможности обойти и преодолеть. Но русский народ привык побеждать в самых безнадежных ситуациях; к этому привыкли и народы, с которыми он бок о бок живет уже многие века. И это вселяет надежду на то, что мы можем выполнять самые сложные геополитические задачи сообща, всей Россией. И Президенту важно лишь показать, что современные задачи, стоящие перед страной, требуют коллективного преодоления указанных здесь рисков.
Олег Викторович Кириченко, доктор исторических наук, Москва
1. Русские дети под обстрелом.