Родная речь

Враг у ворот. Неизбежность войны, в любую эпоху и в любой стране, понуждает власти спешно стимулировать общественный патриотизм. Сегодняшние глобальные кризисы – экономические, ресурсные, политические, социальные, национальные и, главное, нравственные – совершенно ясно закручивают воронку всемирного побоища, как формы фазового переворота векторности прогресса.

Враг у ворот. И для правящего класса сегодняшней России совершенно уместно задействовать великорусский ресурс, задействовать национальное и религиозное самосознание народа, являющегося основателем и носителем русской православной цивилизации, тысячелетним держателем российской имперской государственности. Ввиду неизбежности грядущей планетарной битвы это понимаемое и принимаемое условие выживания равно и для российского правящего класса, и для русского народа, как и для всех народов, исторически состоявшихся в лоне русской цивилизации.

Но вопрос в том, насколько власть, точнее – подчинённый ей аппарат управления, десятилетиями подбираемый под глобалистские задачи, выращиваемый на космополитических идеях и в поликультурных идеалах, способен перестраиваться на питание патриотическими энергиями русского народа, до сего этим аппаратом подавляемыми или игнорируемыми. Неужели возможно быстрое, и, при этом, сущностное, истинное изменение ориентировки сознания у огромной массы управленцев? Или преизбыточно информированная власть дефицитом времени уже буквально обречена на массовые зачистки чиновничества, на решительное удаление из процесса управления тех, кто не понимает, не чувствует её, власти, ужас перед новоприходящими вызовами. Но, ведь и в самом правящем классе, кроме неизбежной пятой колонны, немалочисленно просто некомпетентных в тонкостях национальной идеологии, и потому надеющихся отделаться некоторыми формальными – официально проведёнными по форме – действиями. Формальными, и потому безрезультатными: вроде того, как перепоручить вдовам писателей (ну, а кто ближе-то по закону?) прошлого времени решать проблемы писателей времён нынешних. Вот таковым-то, немного наивным формалистам, попробуем помочь этими разъяснениями.

Во-первых.

Нация формируется языком. Кровь и почва в этом процессе вторичны. Именно язык созидает народ, через язык в нацию входят и вживаются и новые этносы, и новые пространства. И сам народ меняется языком, посредством которого нацию можно рассеять и мобилизовать, рассечь и возродить. Потому небрежение к оному, оставление его без присмотра и без защиты приводит к многочисленным и многообразным общественным заболеваниям. И языковая стратегия – стратегия единства нации, должна рассматриваться рядом, если не в приоритете, с иными стратегиями государственной независимости. Ведь сколько уже только на нашей памяти примеров, когда войны с Россией предварялись атаками на русский язык.

Во-вторых.

Речь для человека является не «главным средством коммуникации», а сутью его сознания. В отличие от всех иных тварей, человек разумный мыслит словами, а не картинками, и потому для полноты развития личности словарный запас важен не только количественным наполнением, но и качественным. Умение воспринимать, усваивать, впитывать и воссоздавать литературно-художественную образность возводит сознание личности на следующий по высоте уровень, принципиально столь же отличный от предыдущего, чисто прагматичного, насколько тот разнился с мышлением животных.

А что за государственность можно построить без опоры на личность? Военный коммунизм ИГИЛа?..

В-третьих.

Литературный процесс – это процесс национального самосознания. Через и в ходе литературного процесса нация себя видит, себя чувствует, осознаёт и – запоминает. Именно художественная литература является основой, истоком и первопричиной любой цивилизации. В древнейшие, дописьменные времена гимны воспевали герои, так уже самыми первыми песнями утверждалась, узаконивалась иерархия в сложности социума. И в столь же древних мифах через образы и символы излагалась идеи сотворения и правила существования Вселенной, давался идеал человеческого бытия в центре божественного мироздания.

Но художественная литература для цивилизации не только изначальность, она её постоянная животворящая сила, её наполненность и рост, её стержень и покрытие. Именно живой, ежедневно прибывающей литературой определяется роль нации в земной истории и действительности. За пределами литературы цивилизации нет. Ибо там нет ничего человеческого. Только звериное, стихийное, демоническое. 

Сегодняшнее внимание руководства страны к русскому языку страшно запоздало. Мобилизовать и солидаризовать нацию ввиду представшего под воротами врага, не имея никакой предварительной идеологической профилактики, крайне сложно. Терапия теперь уже бессильна, придётся обращаться к хирургии. Но работать-то нужно...

Прежде всего, критичность ситуации в проведённой реформе образования. Американская система обучения на запоминании информационных блоков без аналитики уже вводилась в Советской России в 20-30 годы прошлого века, но, слава Богу, к войне СССР вернулся к классической европейской школе, когда лучший ученик – не тот, кто запомнит наибольшее количество правильных ответов в предложенном тесте, а сумеет по-своему, пусть длинно и коряво, найти решение алгебраической задачи или напишет сочинение в стихах, хоть и со сплошными глагольными рифмами. Сегодняшний выпускник ВУЗа тот же «вундеркинд», созданный с близкой коммерческой целью: так музыкально одарённого ребёнка натаскивают неплохо выигрывать пяток достаточно сложных пьес и везут на гастроли, выдавая за чудо. Слушатели ахают, но ребёнок, не получивший базовой школы, не в состоянии выучить шестую пьесу самостоятельно. Ему нужен репетитор. И сегодняшние молодые «специалисты», системой заучивания и тестирования просто обречены заново доучиваться и переучиваться каждые 3-5 лет, так как внедрённая в Россию система «заучивания» не позволяет личности в дальнейшем заниматься самообразованием. Т.е., творчески преобразовывать себя.

Не призванные образованием к творчеству, ЕГЭ-тово натасканные школьники – а теперь и студенты, да и сами уже преподаватели! не в состоянии воспринимать даже поэтический текст за пределами информатики. Они не получают удовольствия от красоты родной речи, ибо искренне не понимают, что чтение художественной литературы – это творчески активный процесс, в ходе которого словарные образы в их сознании должны превращаться в образы зрительные. Что им остаётся? Голливуд, экранизирующий (переводящий метонимии и литолы в картинки) Толстого и Шолохова.

Дети и молодёжь двадцать лет калечились неспособностью к творчеству – к порождению того, что «нечто качественно ново и отличается неповторимостью, оригинальностью и общественно-исторической уникальностью» (БЭСКиМ). И кто, и как, и каким указом это быстро исправит?

Ещё один гордиев узел: внешний враг подступил к воротам именно в тот час, когда страна даже не начинала своей собственной, внутренней, доброй волей естественно-цикличного перехода из периода либерализма в период консерватизма. В других ситуациях, при других обстоятельства, эти переходы могут проходить для государства малоболезненно, пусть не как вдох-выдох, но некритично. Но вот сейчас сходящие с рулевой вахты либералы просто не могут не попользоваться ситуацией внешнего давления для удержания штурвала. Конечно, пятая колонна ядром своим составляется из людей психически нездоровых (по слову святых отцов – одержимых «чужебесием»), но в данный период одержимые получают огромную силу поддержки либеральной части общества, с конца восьмидесятых протекционизмом постсоветской власти выводимой на все ключевые позиции. В условиях «столь невовремя» сгустившейся внешней угрозы, либеральные энергии не просто помешают национальной мобилизации, а и, с учётом реальности господства своих носителей в политике, экономике, управлении, СМИ, науке, образовании и искусстве, просто спровоцируются «вариантом неподдержания» прорусски разворачивающегося Кремля ради сохранения власти собственной. А после «монетизации заслуг» не только чиновничество, но и силовые структуры, ох, как нравственно либеральны.

Опять же, без заблаговременной подготовки кадров лидеров-консерваторов для самых разных сфер, как сейчас, и на кого провести решительную ротацию во всех – всех! – управленческих, охранных и социальных структурах?

Ведь нужно честно признаться, что наша консервативная общественность, во всех её видах объединений, союзов, партий и движений, за почти уже полувековое, со времён горбачёвских, отстранение от возможности конструктивной аналитикой реагировать на угрозы и созидательно влиять на ситуации в стране, наработала защитно-геттовую позицию перманентной оппозиции. Подобно береговым батареям, забетонированным в скалы, наши вожди консерватизма, эти достойные уважения как красные, так и белые державники, стоически не сдавались и не отступали, но явились и неспособными пойти вперёд, в наступление. Увы, оборонно мыслящая консервативная общественность, видя проблему, сегодня, как правило, способна лишь прокричать «караул!» и на том умыть руки. 

Для того, чтобы созданное сегодня по воле Президента под омофором Патриарха «Общество русской словесности» смогло реально сработать на дело спасения Русской цивилизации и Российской государственности, необходимо признаться, что, не имея ни стратегической, ни оперативной подготовки к заданному злободневностью, мы должны опираться на историю. Есть тому пример, как в своё время российская государственность сумела преодолеть подобный кризис «вертикали власти», напрямую связанный с кризисом родной речи.

«Русское языковое начало XVIII века пенилось и бурлило несоединимостью лексики, разбродом стилей, ненормативной грамматикой. Почти вавилонское разногласие грозило расплеснувшейся уже на два континента империи административно-политической и юридической децентрализацией. И в критический момент государство срефлексировало – в 1735 году при Академии наук учреждается «Российское собрание», дабы заботиться о «дополнении российского языка, о его чистоте, красоте и желаемом потом совершенстве». Да, это вам не «год русского языка», это более тридцати лет напряжённых целенаправленных трудов с участием национальных гениев – Тредиаковского, Ломоносова, Сумарокова, а следом и Карамзина.

С середины XVIII века в спорах Ломоносова и Тредиаковского и их последователей закладывается теория русского правописания. С этого времени нормы орфографии создаются и перестраиваются на научной основе. В усовершенствовании русской графики и орфографии активное участие принимала Академия наук, для чего в 1735 году в Академии было создано специализированное «Российское собрание», на протяжении 30-ти лет радевшее «о возможном дополнении российского языка, о его чистоте, красоте и желаемом потом совершенстве».

В августе 1783 г., в беседе с Императрицею Екатериной княгиня Дашкова подняла вопрос о государственной необходимости содействовать развитию русского языка после того, как он подвергся сильному влиянию языков западноевропейских. Императрица попросила представить записку об открытии для этого специального учреждения, и уже 30 сентября 1783 г. утвердила Положение о Российской Академии; назначив Дашкову её президентом. Задачами Российской Академии ставились: «прежде всего сочинить российскую грамматику, российский словарь, риторику и правила стихотворения». В числе членов Академии, работавших над задачей очищения и обогащения русского языка, были такие знаковые для русской истории иерархи Церкви, как владыка Иннокентий (Нечаев), учёные с мировым именем – Румовский, Котельников, Болтин, писатели Державин, Фонвизин, Херасков, Княжнин, а также виднейшие государственные деятели – Шувалов, Потёмкин, Елагин, Безбородко и др. Разработанное Ломоносовым учение о трёх «штилях»: высоком, посредственном и низком – своей живучестью отразило надвременную реальность несмесимости трёх сословий, на иерархии которых утверждается государственность» (Дворцов В.В. «Год языка?»).

Разделение родной речи на три иерархических «штиля» – первая и главная стратегическая подсказка обустройства обороны. Вторая, скорее уж оперативная, – имена назначенцев.

Действительно, если разобрать-разложить три ранга живого языка, становится понятным кому и чем заниматься в наведении порядка. Так, низший, вульгарный стиль «передачи звуковых сигналов» явно не поддаётся влиянию или контролю со стороны культурной элиты. Молодёжный субкультурный сленг, со всеми его корпоративными профессионализмами и жаргонизмами, как и уголовная феня, легко меняются во времени, подчиняясь стилям моды и техническим новинкам, и что, кроме пародии и осмеяния, может вызвать здесь неожиданно спустившееся с облака лирическое или патетическое стихотворение? Некоторое упорядочивание низшего языкового стиля возможно лишь административными запретительно-карательными мерами – штрафами или лишением свободы за матерщину в местах общественного пользования, особенно в присутствии несовершеннолетних, за публичное кощунство над патриотическими символами и оскорбление чувств верующих. А тратить интеллектуальные силы тут не рентабельно.

Однако оскорблять человеческое достоинство публичным вульгаризмом можно по-разному. Например, когда в Президентский совет по культуре вводят лицедея, снявшегося в первом отечественном порнофильме «Маленький герой большого секса», а теперь руководящего государственным театром.

Другое – служебно-гражданский речевой уровень. Сложность задачи возрождения былой массовой грамотности, возвращение языковых норм требует привлечения самых высоких умов и самых ярких светил русской образованности. И здесь решение Президента РФ о создании Общества русской словесности на базе Патриаршего совета по культуре верно совершенно. Только, опять же, насколько не-формально оно будет исполнено? Начало насторожило: когда рядом с уважаемым профессором Троицким для разрешения проблем родной речи сел известный литератор-матерщинник, на дальнейшее ни сил, ни средств лучше не тратить. Где-где, а в культуре кадры решают всё – вспомните: Тредиаковский, Ломоносов, Сумароков, Карамзин, преосвещ. Иннокентий, Державин, Фонвизин, Херасков, Княжнин, Шувалов, Безбородко… Только привлечение действительной культурной элиты, без внедрений шоуменов и политических тусовщиков, позволяет надеяться на реальный результат.

Дело ведь не в том, что сленгизмы затопили язык заигрывающей с бульваром прессы, и уже просачиваются в документацию. И даже не в гунгливой невнятности поручений, распоряжений, указов, актов и законов, требующих себе тёмные тьмы юристов-толкователей. Надо понимать, что возвращение сегодня в общественную жизнь лексических, грамматических, фонетических норм обеспечит на завтра мышлению системность, едино ясную для всех коммуникативную логику, с истекающей точностью взаимопонимания управленцами деловых, производительных, служебных и социальных структур. Т.е., высшая цель тут не в проведении мероприятий «года языка», «декады литературы», «библионочи». А в обустройстве интеллектуального со-гласиия общества, в словесно-логической симфонии социума. Что, опять же, возможного лишь при единстве базовых мировоззренческих представлений и для российского правящего класса, и для русского народа. И для народов, исторически состоявшихся в лоне русской цивилизации.

Отсюда проведение «съезда учителей литературы и русского языка и форума родительской общественности», предложенные на учредительном съезде Общества русской словесности, являются задачами, если не ложными, то второстепенными. Нужно ясно понимать, что возрождение массовой грамотности и возвращение языковых норм ни библиотекарям, ни школьным учителям не по силам. Начинать здесь следует с ВУЗов, с их филологических факультетов и кафедр русского языка. Катастрофичность ситуации в том, что, как правило, сегодняшняя профессура достаточно жёстко отцежена Высшей аттестационной комиссии при Министерстве образования и науки Российской Федерации по идейным принципам приверженности аттестуемых либерализму, если не откровенной русофобии. Странно, но факт: в Краснодаре и Орле, в Екатеринбурге и Калининграде профессура филфаков и журфаков равно проповедует будущим преподавателям, исследователям, газетным и тивишным корреспондентам и редакторам, чиновникам ведомств культуры, издателям и библиотекарям, всем тем, чья судьба будет профессионально связанным с русским языком и литературой … чудовищное небрежение к наследному русскому языку и современной русской литературе! Явление это настолько однообразное, что рассматривать его необходимо как некую системность. Рассуждения, что, мол, широко разбросанные по пространствам России профессора-филологи зачастую несостоявшиеся поэты и посему лично завистливо толкуют творческий акт всего лишь развлечением честолюбивого разума, а не религиозно воспринимаемым служением своему народу, малоубедительны.

Постмодернизм на гуманитарных кафедрах Российской Федерации – сегодня столь же тоталитарное умозрение, как и дарвинизм в школьных классах. И это не наивненькое неразличение боговдохновенного творчества и игровой комбинаторики, а упрямое, волевое неразличие добра и зла. Это – целенаправленная работа по блокированию национально-цивилизационной самоидентификации. Отсюда поколение за поколением духовно калечатся, и живут, не только не получая удовольствия от красоты родной речи, но и не понимая, что чтение художественных произведений – это личное творчество, при том, что литературный процесс – процесс национального самосознания. Кто бы оказался в силах просмотреть почти тридцатилетнюю груду дипломов и диссертаций, в которых серьёзно обсуждается «поэзия» Баяна Ширяева, Губермана или Гребенщикова? А ведь дипломированные в этом и остепенённые этим и продавливают государственные гранты на грандиозные оперные постановки по «творчеству» извращенца, протежируют тексты матерщинницы для тотального школьного диктанта, раздают русофобам государственное телевиденье и радио, именно они «научно» искалечили жизнь целых поколений, отлучив их от творчества зубрёжкой под ЕГЭ.

И какой же сегодня съезд школьных учителей и родителей? В первую очередь экспертам необходимо выработать – реализуемую государством под контролем общества – стратегию и тактику реформы высшей школы, а только потом тратить энергию на школу среднюю, иначе всё бессмысленно.

А так-то, конечно, сфера «посредственного штиля», область служебно-гражданской речи – область прямого совпадения интересов и возможностей культурной и правящей элит. И здесь их взаимодействие через Общество русской словесности, по тому же опыту Российской Академии княгини Дашковой, в деле возрождения массовой грамотности может (и, несомненно, должно!) быть результативным. Вопрос только – кто в правящей среде сегодня Дашкова? Кто и, главное, какую соберёт сегодня команду экспертов? Начало пока настораживает: рядом с профессором Троицким «сочинить российскую грамматику, российский словарь, риторику и правила стихотворения» посадили сквернослова….

И вот, наконец, стиль высокий. Литературный – поэтический и прозаический. Это речь творчески-мастеровая, речь художественная, что подразумевает максимальную организованность и выразительно-смысловую значимость каждого своего элемента. Тут великозначны и метафоричность, и метонимичность, и ритмичность, и эстетизированная этичность – симфония красоты и добра. Здесь охраняются и множатся, отсюда лучатся во все пределы русского мира идеалы этого мира. Именно здесь, в высокой художественной речи, осмысляется прошлое, определяется настоящее и сотворяется будущее русской цивилизации. Некогда Аполлон Майков сформулировал: «На нас писателях лежит великий долг – увековечить то, что мы чувствовали со всеми. Нам следует уяснить и осязательно нарисовать тот идеал России, который ощутителен всякому».

Увековечить идеал России – цель нашей художественной литературы. И писатель, настоящий писатель, сознаёт священность ответственности за данный ему Богом талант. Потому в России невозможно называть писателем, настоящим писателем, даже ловко пишущего человека, при этом не имеющего внутренних нравственно непререкаемых установок и легко, ради площадной популярности, вводящего в высокий поэтический стиль мат, пошло бравирующего цинизмом, смакующего мерзости и извращения, проповедующего сатанизм.

В любом деле, а более всех в литературе, истинная иерархия талантливости и мастерства ясна только самим талантам и мастерам. Никакая внешняя атрибутика – должности, звания, награды и PR-раскрутка через принадлежность к тайным обществам или структурам, обмануть профессионалов не может. В национальном литературном процессе всегда есть лидеры, есть разносильные мастера, есть аутсайдеры-эпигоны. И определяют эту иерархию не родственники-банкиры, не издатели криминальных серий, не дружеские клики на «проза.ру». О том, «кто есть кто» в литературе, знают её мастера. И как бы некая разрекламированная персона не истерировала, что, мол, и переведён-то он на десятки языков, и осыпан самыми денежными премиями, и с Президентом встречается, а эти нищие, десятилетиями не издаваемые, а, значит, и не читаемые русские писатели упёрто видят в нём только ПИПа (персонифицированный издательский проект). Или же иной, что имеет крупнейшую литературную газету и сам раздаёт увесистые премии, что светится во всех СМИ, переиздаёт свои книги по тридцать раз, а … всё то же самое. Для писателей – всего лишь представитель третьего эшелона.

Стилистика с метафоричностью и метонимичностью, психологизм, сюжетная интрига, апофеоз и катарсис…. вдохновение и таинство сотворения художественного образа…. Здесь, в сфере высшего стиля, правящий класс должен сознавать свою ведомость: чиновничьи попытки «назначать» или «игнорировать» писателей по признакам причастности их к банкирам, издательствам, обществам и структурам на литературный процесс не влияют. Литературный процесс самобытен, самосущностен: Демьян Бедный и Павел Васильев – ярчайший тому пример. Внешней и внутренней политикой государство лишь отражается в литературе и этими отражениями своей периодически то мудрости, то глупости впечатляется в народную память. Зато, напрямую связанная с формальными «назначениями» или коррупционными «игнорированиями» лидеров, эстетическая и этическая дезориентация общества обязательно прорастает множеством духовных заболеваний и, прежде всего, в среде молодёжи. Что в предвратном стоянии врага самоубийственно.

Поэтому как раз сегодня, ввиду острейшего дефицита времени, в сфере высокого стиля государство вполне сможет помочь родной речи, если власть решится защитить национальный литературный процесс от глобалистского литературного рынка. Сколько уже говорено-переговорено: необходимо провести прокурорское расследование вероятности коррупционного сговора издательских картелей с Федеральным агентством по печати и профильными структурами Министерства культуры и, наконец-то, применить антимонопольные законы в сфере книготорговли. А лучше бы, исходя из стратегической её значимости для суверенитета России, доминантно войти в этот бизнес.

Ну, и, конечно же, привлечь настоящих (не коммерческих ПИПов, не политических шоуменов) писателей к экспертному участию в разработке столь уже запоздавших законов о русском языке, о творческих профессиях и творческих союзах. Враг у ворот.