26 ноября в Кремле состоялась встреча Президента России Владимира Путина с президентом Французской Республики Франсуа Олландом, который прибыл в Россию с рабочим визитом, сообщает сайт Кремля.
В ходе переговоров лидеры двух стран обсудили вопросы противодействия международному терроризму, а также ряд других актуальных тем. Кроме того, Владимир Путин и Франсуа Олланд обменялись мнениями по всему комплексу двусторонних отношений.
Встреча началась в узком составе, затем к лидерам двух стран присоединились члены делегаций. По завершении переговоров президенты России и Франции сделали заявления для прессы и ответили на вопросы журналистов.
Итоги переговоров прокомментировал в интервью «Русской народной линии» петербургский политолог, д.ф.н., профессор Сергей Викторович Лебедев:
Почему Франция откликнулась на призыв Путина вступить в совместную борьбу с терроризмом? Помимо того, что она на Западе стала жертвой терроризма, не надо забывать, что Сирия – это бывшая французская колония, скажем так — она являлась ее подмандатной территорией. Напомню, что после Первой мировой войны Сирия и Ливан оказались под управлением Франции. Так что Франция несколько нервно реагирует, точно так же, как мы нервно реагируем, когда что-то происходит в постсоветских государствах. В этом смысле это все закономерно.
Что касается визита Олланда в Москву. Я думаю, что на самом деле этот визит в данном случае, как и раньше, тоже исторический. Давайте вспомним, что по поводу Сирии стороны договорились вроде бы как достаточно хорошо и быстро. Это очень серьезно. Теперь будет совместно осуществляться координация ударов. Мы понимаем, что бить по инфраструктуре террористов - это значит подорвать финансовую составляющую этой самой террористической организации.
Одна из причин, почему Турция так отреагировала на происходящее, ведь они с этого тоже имеют свой гешефт. Если ИГИЛ (террористическая организация, запрещенная в РФ. - РНЛ) торгует ворованной нефтью, то как ее доставить потребителю? Она идет через Турцию, и, понятно, определенная часть капиталов в Турции в результате оседает. Сам факт того, что мы теперь будем координировать удары, наносимые по нефтепромыслам, отраден. Кроме того, в свое время я говорил, что если Франция в свою сухопутную колонию направит сухопутные войска, например, подразделение Иностранного легиона, это будет хорошо. Хотя бы по той причине, что одними бомбардировками войну не выиграешь. Сирийская армия, при всем к ней уважении, четыре года противостоит мощной коалиции исламистов, но все-таки они пока в патовой ситуации, когда не потерпели поражение, но еще сложно признавать и победу. Так что пусть французы сделают за нас грязную работу. Пусть наземную операцию проведут французы. Это будет очень хорошо.
Есть некоторые рассуждения про оппозицию и Башара Асада. Асад стал фигурой достаточно символической. Нынешний Башар Асад – это уже не конкретный человек, не конкретный президент Сирии, а символ определенной самостоятельности этого государства. Надо учитывать, что сейчас на Ближнем Востоке подобных деятелей не осталось, там повсюду или исламисты, или проамериканские либералы, или отмороженные религиозные фанатики. Тогда получается, что это действительно символическая персона. Дело не в самой личности Башара Асада. Гений он или полный идиот, это уже совершенно не важно. Поскольку Башар Асад самим фактом своего существования предлагает какую-то альтернативу существующему порядку на Ближнем Востоке, не исламистскому и не прозападному, поэтому запросто и исламисты объединяются в союз против него – и само собой разумеется, независимо от того, хороший он человек или плохой. Будет расценено, как показатель слабости, если Россия вдруг согласится на свержение Асада. Тогда пусть уж Асад уйдет, пусть устроят демократические выборы, которые он проиграет с достойным результатом. И все равно уйдет. Это будет поражение. Это будет похоже на вывод американских войск из Ирака и начавшийся вывод их же войск из Афганистана. Это принцип поражения в двух неоколониальных войнах. Мы-то знаем, что США вроде бы выводят войска. Но, тем не менее, американцы уходят из Ирака. Если мы сдадим Асада, то мы сдадим на Ближнем Востоке свою последнюю точку опоры.
На сегодняшний день Кремль ведет достаточно правильную, на мой субъективный взгляд, политику. Мы должны защитить Асада, независимо от того, хороший он или нет. Если он вдруг скоропостижно скончается, мы должны скрывать до последнего момента этот факт и демонстрировать «отфотошопленную» его физиономию, как он раздает руководящие указания. Итак, Асад – уже не человек, не конкретная личность, а идол, альтернатива для Ближнего Востока. И, при этом, это наш символ, пророссийский.
В настоящий момент французы выполняют в Сирии всю грязную работу по зачистке сирийской территории для того, чтобы Асад остался. Асад — не как конкретная личность, не как президент.
