Факт выставки в храме святой мученицы Татианы, открывшейся 31 мая сего года в первый день Петрова поста, который должен, казалось бы, нас призывать к трезвению и миру, наводит на многие скорбные размышления. Вспоминаются слова Галича: «Да, какая странная эпоха, не горим в огне и тонем в луже». Отца Максима Козлова я знаю по ряду конференций и заседаний богословских комиссий. Он всегда производил на меня впечатление человека с классическими вкусами. Для меня он был, в известной степени, образец классицизма и в его богословских работах, и в его рассуждениях, и в стиле его храма. Он ведь даже знаменное пение не стал приветствовать в своем храме, потому что рассматривал его как некий постмодерн, хотя это и не совсем справедливо. И вдруг такое! Чем это может быть вызвано, остается только гадать.
Потому что та выставка, которая присутствует в притворе его храма, во-первых, не обладает высоким художественным уровнем, во-вторых, она не отражает мнения всего сообщества художников России. Как мне стало известно, Союз художников Санкт-Петербурга возмущен этой выставкой, считая, что церковное руководство и, в частности, отец Максим Козлов, стало жертвой обманщиков и прохиндеев, которые не представляют все художественное сообщество нашей страны. В-третьих, и самое главное, она не способствует ни воцерковлению наших соотечественников, ни даже плодотворному диалогу между Церковью и художественным сообществом. Никакого диалога не получилось, а получился монолог авангарда, монолог андеграунда в стенах православного храма.
Что можно было бы считать диалогом? Выставку на нейтральном пространстве, ну, скажем, в том же Союзе художников, где, с одной стороны, находились бы работы реалистического направления, работы, так сказать, школы народного искусства, находились бы классические работы современных русских иконописцев, а, с другой стороны, находились бы работы в авангардном стиле. Для каждого бы нашлась своя ниша, своё место, своё объяснение. При этом собирались бы круглые столы, на которых давалась бы возможность высказаться всем сторонникам того или другого направления. Этого не вышло. Получился крикливый авангард в стенах храма. Причем опять же авангард со скверной генеалогией, потому что факт участия многих художников кощунственной выставки 2003 года так просто не смыть, так просто не забыть и не упразднить. Было сказано, что некоторые из этих художников принесли церковное покаяние, но простите, где об этом свидетельство? В древней Церкви за такие вещи каялись публично. Где, хотя бы, одно интервью, хотя бы одного из этих художников, в котором он ясно бы сказал, что глубоко сожалеет, приносит покаяние и просит прощения у всех, кого вольно или невольно оскорбил своими работами? Этого, насколько я понимаю, сделано не было. Тем более не было принесено плодов покаяния потому, что, судя по тому, что выставлено на этой выставке, она является логическим продолжением выставки 2003 года «Осторожно, религия». К примеру, такой «шедевр» как «Черная Троица». Что желал высказать художник? Это что, продолжение «Черного квадрата» Казимира Малевича или, не дай Бог, дьявольская, кощунственная пародия на Святую Троицу? Тем паче, что ряд языческих культов знает свои триады, например, Брахма-Шива-Вишну. Я понимаю, если бы композиция называлась по-солоухински, типа «Черные доски», если бы речь шла действительно о том страшном поругании икон, которое творилось в ХХ веке в России.
Но здесь смысл другой. На выставке присутствует и другая, на мой взгляд, кощунственная композиция. Это многоразличные имена Бога, которые налезают друг на друга и гасят друг друга. Практически одно имя уродует другое. Между тем, вспомним, каково отношение к имени Божьему в православной традиции. Оно и пишется особым образом под титлом, не ради экономии места, а ради особого выделения, ради особой сакрализации. В иудейской традиции перед тем, как писали имя Божие, мыли руки, кстати, это сохранилось и в древнерусской традиции. Напомним, что в иудейской традиции имя Божие - Сущий, из благоговения даже вслух не произносилось, а произносилось - Господь. Не Яхве, а Адонаи. А здесь одно имя налезает и уродует другое.
Ещё одна композиция весьма «интересна», а именно, церковь на горе яблок. Можно было бы, с одной стороны, порадоваться, что вот жизнь жительствует, яблочный спас, символика плода духовного. Но тут характерна та экзегеза, которую дает сам художник. В герменевтическом истолковании будем исходить из того, что говорит художник, а он говорит, что это символ Церкви, которая находится в море греха, поскольку яблоко - это символ греха, символ искушения, и Церковь является нашим спасительным ковчегом. Но давайте вглядимся в саму композицию. Здесь изображено отнюдь не яблочное море, а яблочная гора, яблочный фундамент, так сказать, некий «яблочный Сион» или, скажем, Боровицкий холм. Так что же получается, что Церковь утверждается на грехе? Церковь утверждается на соблазне? Церковь утверждается на искушении? Далее в головах у читателей возникает целый ряд соблазнительных ассоциаций: нечистые деньги на строительство церквей, нечистое поведение клириков, нечистые взгляды и так далее. Это всего лишь один из многих примеров образцов деятельности художника.
К сожалению, слишком много на этой выставке лукавого, двоемысленного и антихристианского. В этом смысле, я могу лишь посочувствовать отцу Тихону (Шевкунову), который по обязанности должен был присутствовать на этой выставке. Известно, что он в мягкой форме в кулуарах дистанцировался от этой выставки. Характерна та статья на Православие.ру, в которой многие из работ на этой выставке, поставлены под сомнение.
Опять же подчеркну, что никакого диалога не произошло, потому что художники пришли в храм с намерением учить. Характерно высказывание одного из художников, который говорил, что художника в Церкви принимают как прихожанина, но не принимают как творца. И вот получается, что целая орава «творцов» вторглась в храм, чтобы нас учить «подлинному» искусству, а в перспективе и расписать храм в минималистском стиле. Я бы сказал, что это образец агрессии, причем агрессии в священном пространстве. Вспомним, что такое притвор. Это пространство сакральное, пространство священное. В притворе совершаются литии, которые оканчиваются благословением хлебов. В притворе происходят панихиды, в притворе в древности стояли оглашенные, которые являлись пусть и неполными, но членами Церкви. А здесь, извините, никаким оглашением и не пахнет. Притвор - это церковное пространство. Храм - это Дом Божий, сказано в 92-м псалме «Дому Твоему подобает святыня Господи в долготу дней». То, что на наших глазах церковное пространство явно профанируется, становится прибежищем для безобразия и двоесмыслия, - это весьма печально и довольно страшно. И ещё более печально то, что те, кто это делают, зачастую не ведают, что творят. Раньше церковное пространство отводилось под клубы, где хулилось имя Божие и весело отплясывали комсомольцы, под скотобойни, под заводы и погребальные конторы. Сейчас профанация осуществляется более тонкими, но от этого не менее губительными способами. Не дай Бог, если за наше неразумие нам вновь напомнит Господь времена 20-30-х годов, тогда эта скрытая профанация вновь станет, как тогда, явной и открытой.
Кирилл Фролов заявил, что это победа и триумф Православия над художниками, которые, наконец, пришли и примирились с Церковью. Я не вижу здесь никакой победы, а, наоборот, вижу поражение. Художники остались при своём непонимании Церкви, при своей нечистоте смыслов, при своем попрании канонов красоты, а Церковь гостеприимно приняла всё это в свой притвор. Не дай Бог, если далее будет осквернено основное пространство храма, а затем и алтарь. На наших глазах разрушается наша церковная среда обитания. На наших глазах удваиваются те прежде незыблемые смыслы, которыми мы жили. Думаю, что всему этому надлежит дать отпор и трезвую серьезную церковную оценку. Мы не против диалога с художественным миром, мы не против воцерковления художников, но это не должно быть фикцией и обманом ни Церкви, ни художественного сообщества.
Примером плодотворного диалога является выставка «Мученичество и святость», которая прошла в январе этого года в Санкт-Петербургском Союзе художников, и которая была действительно удивительна по своей красоте, глубине и многообразию. Там были представлены все направления, в том числе и близкие к авангарду. Но, ни одна из работ не подвергалась нареканию с точки зрения неподобающего отношения к Церкви и церковной символике, чего, к сожалению, нельзя сказать о выставке в Татианинском храме. Выставку в Санкт-Петербурге организовывали Борис Михайлович Сергеев и Константин Кириллович Иванов. Оба они глубоко воцерковленные люди. Они подобрали работы, которые, с одной стороны, смогли выразить богатство художественных направлений в современной художественной жизни России. С другой стороны, выразили тайну России, тайну Русской Церкви, тайну русской святости и русского мученичества. На этой выставке присутствовал ряд священнослужителей, в том числе и протоиерей Владимир Сорокин, которые высоко оценили выставку. Особое внимание они придали композиции «Вера, Надежда, Любовь», говоря о том, что в ХХ веке стреляли именно в веру, надежду и любовь.
Совсем недавно, 27 мая, ряд работ с этой выставки, посвященных новомученикам-ученым, в частности, Ивану Попову, протоиерею Анатолию Орлову, Владимиру Николаевичу Бенешевичу, были выставлены в Русской христианской гуманитарной академии в рамках международной конференции, посвященной проблемам образования в Европе 17 века. Должен сказать, что как раз эти работы и способствовали глубинному диалогу Церкви, художественного сообщества и научного сообщества. Потому что в них были изображены ученые, посвятившие себя Христу. В этих работах чувствовался Логос, смысл и красота. К сожалению, в целом ряде работ, выставленных в храме мученицы Татианы, ни смысла, ни красоты не чувствуется.
Диакон Владимир Василик, историк Церкви, доцент Санкт-Петербургского университета, кандидат филологических наук, специально для «Русской народной линии»
Потому что та выставка, которая присутствует в притворе его храма, во-первых, не обладает высоким художественным уровнем, во-вторых, она не отражает мнения всего сообщества художников России. Как мне стало известно, Союз художников Санкт-Петербурга возмущен этой выставкой, считая, что церковное руководство и, в частности, отец Максим Козлов, стало жертвой обманщиков и прохиндеев, которые не представляют все художественное сообщество нашей страны. В-третьих, и самое главное, она не способствует ни воцерковлению наших соотечественников, ни даже плодотворному диалогу между Церковью и художественным сообществом. Никакого диалога не получилось, а получился монолог авангарда, монолог андеграунда в стенах православного храма.
Что можно было бы считать диалогом? Выставку на нейтральном пространстве, ну, скажем, в том же Союзе художников, где, с одной стороны, находились бы работы реалистического направления, работы, так сказать, школы народного искусства, находились бы классические работы современных русских иконописцев, а, с другой стороны, находились бы работы в авангардном стиле. Для каждого бы нашлась своя ниша, своё место, своё объяснение. При этом собирались бы круглые столы, на которых давалась бы возможность высказаться всем сторонникам того или другого направления. Этого не вышло. Получился крикливый авангард в стенах храма. Причем опять же авангард со скверной генеалогией, потому что факт участия многих художников кощунственной выставки 2003 года так просто не смыть, так просто не забыть и не упразднить. Было сказано, что некоторые из этих художников принесли церковное покаяние, но простите, где об этом свидетельство? В древней Церкви за такие вещи каялись публично. Где, хотя бы, одно интервью, хотя бы одного из этих художников, в котором он ясно бы сказал, что глубоко сожалеет, приносит покаяние и просит прощения у всех, кого вольно или невольно оскорбил своими работами? Этого, насколько я понимаю, сделано не было. Тем более не было принесено плодов покаяния потому, что, судя по тому, что выставлено на этой выставке, она является логическим продолжением выставки 2003 года «Осторожно, религия». К примеру, такой «шедевр» как «Черная Троица». Что желал высказать художник? Это что, продолжение «Черного квадрата» Казимира Малевича или, не дай Бог, дьявольская, кощунственная пародия на Святую Троицу? Тем паче, что ряд языческих культов знает свои триады, например, Брахма-Шива-Вишну. Я понимаю, если бы композиция называлась по-солоухински, типа «Черные доски», если бы речь шла действительно о том страшном поругании икон, которое творилось в ХХ веке в России.
Но здесь смысл другой. На выставке присутствует и другая, на мой взгляд, кощунственная композиция. Это многоразличные имена Бога, которые налезают друг на друга и гасят друг друга. Практически одно имя уродует другое. Между тем, вспомним, каково отношение к имени Божьему в православной традиции. Оно и пишется особым образом под титлом, не ради экономии места, а ради особого выделения, ради особой сакрализации. В иудейской традиции перед тем, как писали имя Божие, мыли руки, кстати, это сохранилось и в древнерусской традиции. Напомним, что в иудейской традиции имя Божие - Сущий, из благоговения даже вслух не произносилось, а произносилось - Господь. Не Яхве, а Адонаи. А здесь одно имя налезает и уродует другое.Ещё одна композиция весьма «интересна», а именно, церковь на горе яблок. Можно было бы, с одной стороны, порадоваться, что вот жизнь жительствует, яблочный спас, символика плода духовного. Но тут характерна та экзегеза, которую дает сам художник. В герменевтическом истолковании будем исходить из того, что говорит художник, а он говорит, что это символ Церкви, которая находится в море греха, поскольку яблоко - это символ греха, символ искушения, и Церковь является нашим спасительным ковчегом. Но давайте вглядимся в саму композицию. Здесь изображено отнюдь не яблочное море, а яблочная гора, яблочный фундамент, так сказать, некий «яблочный Сион» или, скажем, Боровицкий холм. Так что же получается, что Церковь утверждается на грехе? Церковь утверждается на соблазне? Церковь утверждается на искушении? Далее в головах у читателей возникает целый ряд соблазнительных ассоциаций: нечистые деньги на строительство церквей, нечистое поведение клириков, нечистые взгляды и так далее. Это всего лишь один из многих примеров образцов деятельности художника.
К сожалению, слишком много на этой выставке лукавого, двоемысленного и антихристианского. В этом смысле, я могу лишь посочувствовать отцу Тихону (Шевкунову), который по обязанности должен был присутствовать на этой выставке. Известно, что он в мягкой форме в кулуарах дистанцировался от этой выставки. Характерна та статья на Православие.ру, в которой многие из работ на этой выставке, поставлены под сомнение.
Опять же подчеркну, что никакого диалога не произошло, потому что художники пришли в храм с намерением учить. Характерно высказывание одного из художников, который говорил, что художника в Церкви принимают как прихожанина, но не принимают как творца. И вот получается, что целая орава «творцов» вторглась в храм, чтобы нас учить «подлинному» искусству, а в перспективе и расписать храм в минималистском стиле. Я бы сказал, что это образец агрессии, причем агрессии в священном пространстве. Вспомним, что такое притвор. Это пространство сакральное, пространство священное. В притворе совершаются литии, которые оканчиваются благословением хлебов. В притворе происходят панихиды, в притворе в древности стояли оглашенные, которые являлись пусть и неполными, но членами Церкви. А здесь, извините, никаким оглашением и не пахнет. Притвор - это церковное пространство. Храм - это Дом Божий, сказано в 92-м псалме «Дому Твоему подобает святыня Господи в долготу дней». То, что на наших глазах церковное пространство явно профанируется, становится прибежищем для безобразия и двоесмыслия, - это весьма печально и довольно страшно. И ещё более печально то, что те, кто это делают, зачастую не ведают, что творят. Раньше церковное пространство отводилось под клубы, где хулилось имя Божие и весело отплясывали комсомольцы, под скотобойни, под заводы и погребальные конторы. Сейчас профанация осуществляется более тонкими, но от этого не менее губительными способами. Не дай Бог, если за наше неразумие нам вновь напомнит Господь времена 20-30-х годов, тогда эта скрытая профанация вновь станет, как тогда, явной и открытой.
Кирилл Фролов заявил, что это победа и триумф Православия над художниками, которые, наконец, пришли и примирились с Церковью. Я не вижу здесь никакой победы, а, наоборот, вижу поражение. Художники остались при своём непонимании Церкви, при своей нечистоте смыслов, при своем попрании канонов красоты, а Церковь гостеприимно приняла всё это в свой притвор. Не дай Бог, если далее будет осквернено основное пространство храма, а затем и алтарь. На наших глазах разрушается наша церковная среда обитания. На наших глазах удваиваются те прежде незыблемые смыслы, которыми мы жили. Думаю, что всему этому надлежит дать отпор и трезвую серьезную церковную оценку. Мы не против диалога с художественным миром, мы не против воцерковления художников, но это не должно быть фикцией и обманом ни Церкви, ни художественного сообщества.
Примером плодотворного диалога является выставка «Мученичество и святость», которая прошла в январе этого года в Санкт-Петербургском Союзе художников, и которая была действительно удивительна по своей красоте, глубине и многообразию. Там были представлены все направления, в том числе и близкие к авангарду. Но, ни одна из работ не подвергалась нареканию с точки зрения неподобающего отношения к Церкви и церковной символике, чего, к сожалению, нельзя сказать о выставке в Татианинском храме. Выставку в Санкт-Петербурге организовывали Борис Михайлович Сергеев и Константин Кириллович Иванов. Оба они глубоко воцерковленные люди. Они подобрали работы, которые, с одной стороны, смогли выразить богатство художественных направлений в современной художественной жизни России. С другой стороны, выразили тайну России, тайну Русской Церкви, тайну русской святости и русского мученичества. На этой выставке присутствовал ряд священнослужителей, в том числе и протоиерей Владимир Сорокин, которые высоко оценили выставку. Особое внимание они придали композиции «Вера, Надежда, Любовь», говоря о том, что в ХХ веке стреляли именно в веру, надежду и любовь.Совсем недавно, 27 мая, ряд работ с этой выставки, посвященных новомученикам-ученым, в частности, Ивану Попову, протоиерею Анатолию Орлову, Владимиру Николаевичу Бенешевичу, были выставлены в Русской христианской гуманитарной академии в рамках международной конференции, посвященной проблемам образования в Европе 17 века. Должен сказать, что как раз эти работы и способствовали глубинному диалогу Церкви, художественного сообщества и научного сообщества. Потому что в них были изображены ученые, посвятившие себя Христу. В этих работах чувствовался Логос, смысл и красота. К сожалению, в целом ряде работ, выставленных в храме мученицы Татианы, ни смысла, ни красоты не чувствуется.
Диакон Владимир Василик, историк Церкви, доцент Санкт-Петербургского университета, кандидат филологических наук, специально для «Русской народной линии»
