Усыновите родителей

Что лежит в основе наших самых глубинных разногласий с родителями? При каких условиях любой конфликт с ними можно разрешить? В чем мы обязаны их слушаться, а когда должны действовать вопреки их желаниям? Об этом мы беседуем с протоиереем Вячеславом Хариновым, кандидатом богословия, духовником Санкт-Петербургской православной духовной академии и семинарии.

Конфликт мировоззрений

- Отец Вячеслав, можно ли назвать какое-то основание конфликтов, напряжения, недопонимания в отношении взрослых детей и родителей?

- Я скажу вещь, может быть, базисную: если присутствует конфликт, или непонимание, или недосказанность между детьми и родителями - это явно свидетельствует о ревизии, пересмотре ценностей с той или другой стороны. Конфликт отцов и детей на этом основывается, на мой взгляд. Если мы вспомним его первую фиксацию в отечественной литературе, то увидим, что это конфликт Базарова и иже с ним - тех, кто усомнился в ценностях отцов, кто подверг резкому пересмотру отцовские установки и миросозерцание. В конце книги мы понимаем, что эта ревизия была неправомочна, и заканчивается она фиаско.
Я беру на себя смелость утверждать, что если родители и дети стоят на одной платформе ценностей, если у них одинаковое миросозерцание, то конфликта отцов и детей не будет. Для этого, конечно, необходимо не просто должное воспитание, но и совместное возрастание родителей и детей на одной почве, на одних нравственных ценностях. Тогда серьезный конфликт вряд ли возможен. В этом я убедился на собственной семье и на примере некоторых других семей.

- Даже если дети и родители одной веры, неужели не возникает ссор, недопонимания: маме не нравится подруга ее сына или работа ее дочери; родители обижаются на малое внимание к ним уже выросших детей и т. д.

- Могут быть и обиды, и жалобы. Но все это разрешимо, проблем серьезных не будет. Это касается не только родных детей. Помимо своих троих, мы воспитывали еще двух девочек, они жили вместе с нашими родными дочерьми, хотя официального удочерения мы не оформляли. Сегодня они уже взрослые люди, и я могу сказать, что даже с ними, генетически с нами не схожими, проблем даже подросткового возраста не возникало.

- С Вашими собственными родителями у Вас была необходимость преодолевать какие-то серьезные разногласия?

- Разногласия, безусловно, были. У моих родителей был советский взгляд на вещи, а я рано почувствовал тягу к вере и, конечно, какое-то время находился в конфликте с мамой и папой. Те взгляды, которые исповедовал я, были им чужды.

Я хорошо учился, но при этом я занимался вещами, которых они не могли понять: это касалось не только религиозных предметов, но и художественной и музыкальной культур, понимания истории и политики отнюдь не в советской интерпретации.

Надо было иметь мужество самому себе сказать в тот момент: «Да, я иду на некоторый конфликт мировоззренческий с отцом и матерью, которых я очень люблю».

Было необходимо сделать осмысленный выбор и стоять на нем, доказать его состоятельность. Я спрашивал себя, свою совесть, правильно ли я поступаю, и понимал, что действительно делаю все по совести, исходя из тех знаний и ценностей, которые для себя открыл и почёл беспорочными и правильными.
Потребовалось время, чтобы родители, сформированные советской системой, советской жизнью, - обычные служащие, прошедшие войну и все трудности послевоенного времени, - согласились со мной. Мой отец, фронтовик, не терпел, например, критики Сталина. Сталин для него оставался Верховным Главнокомандующим, и это была позиция верного своей стране солдата. Но я помню его в конце жизни, читающим документы, посвященные репрессиям, разглядывающим резолюции Сталина на расстрельных документах... Помню, как он, бледный, шептал: «Негодяй...Негодяй... Какой негодяй!».
Для отца это было откровением. Лишь тогда он согласился со мной, и мы стали разделять одни и те же взгляды на какие-то фундаментальные вещи. Но потребовалось время!

При всем этом я все равно старался быть послушным сыном.

- С одной стороны, Вы говорите о необходимости доказывать состоятельность своих взглядов, с другой стороны, быть послушным. Как это можно совместить?

- Это требует, безусловно, мудрости с обеих сторон.

Каждый раз какой-то частный вопрос требовал эту грань отыскивать.

В моем случае, например, был вопрос поступления в семинарию. Родителей нельзя было ставить в известность об этом, но мать догадывалась. Она мне говорила: «Христом Богом молю, не делай того, что задумал!» Мама даже не могла выговорить вслух, что именно я задумал, и избрала такую вот форму увещевания, сама даже не замечая, что поминает Христа.

В тот год я не поступил: питерских ребят не пропускало КГБ, а мой потенциальный покровитель, митрополит Никодим (Ротов), который должен был меня «протащить», скончался в год окончания мною школы. Других ходов я не имел. Мне пришлось смириться: значит, не время!

- В вопросе о семинарии Вы не спрашивали родительского мнения. А в чем тогда послушание?

- Я пошел на компромисс, послушался отца. Я мечтал быть музыкантом, но отец сказал: «А ты попробуй инженерский хлеб: пойди по моим стопам! Музыкантом-то каждый может стать, а Политех... Ты, наверное, просто не потянешь...». Это была своеобразная провокация с его стороны!

Я послушался и поступил в Политехнический институт. Шесть лет учебы там стали для меня великолепной школой, настоящей «гимнастикой ума»: хотя, конечно, адом было рисовать трижды за семестр какой-нибудь редуктор в разрезе, делать эти чертежи огромного формата! Я не полюбил инженерное дело, но образование инженера-системщика мне очень пригодилось.

Но и состоятельность своего увлечения музыкой я доказал родителям: параллельно учился в музыкальном училище, играл в оркестре после учебы и даже после репетиций, а впоследствии моя работа была связана с миром музыкальных инструментов.

Сейчас я понимаю, что это было очень мудро и правильно. И промыслительно. А семинарию и академию я уже потом закончил, когда КГБ снял контроль за этими школами.

- Насколько часто Вы касались разделяющих Вас с родителями тем? Может, о таких вещах стоит просто молчать?

- Миросозерцание не укроешь друг от друга. Рано или поздно такие разговоры будут возникать. Тут нужна тонкость. Сакральные вещи должны обсуждаться с почтением и пониманием, это разговор совершенно особый. Если он не получается, - на мой взгляд необходимо просто промолчать. Есть вопросы, которые нельзя обсуждать на кухне. Скажем, если человек встает, подбоченясь, в домашней футболке и трусах и говорит: «Ну-ка давай-ка мы поговорим о Боге, о Христе», то вы просто можете применить этот прием: палец к губам и - «ш-ш-ш». Промолчать, не поддерживать разговор. Не поминай имя Божие всуе.
Я никогда не тащил ни собственных родителей, ни уже своих детей в храм. Самая лучшая наша проповедь - это наша жизнь. Мы можем говорить великолепные слова, но если наша жизнь входит в противоречие с нашими словами или, по крайней мере, не подтверждает эти слова, то бесполезно касаться вопросов Божественного. Об этом надо помнить во всех спорах с родителями на религиозную тему.
 
- Но ведь молчание может быть оскорбительным. Не может ли оно быть воспринято как пренебрежение?

- Я думаю, что это зависит от доверительности отношений. Если родители чувствуют, что ты их любишь, если им самим дети дороги, то никогда отказ что-то обсуждать или объяснять не будет воспринят как игнорирование или равнодушие.

Когда родители не понимали моей религиозности, моих поисков, я позволял себе просто улыбнуться и успокоить отца и мать: «Мама и папа, не волнуйтесь, все хорошо». И, может быть, это не совсем удачный ход, но я произносил фразу, которую мне подсказал один знакомый священник: «Вы еще будете мною гордиться». Гордиться в родительском плане: в том смысле, что я не опозорю, я не сделаю ничего, что может опорочить их и семью...

- А когда речь идет о непонимании в вещах более прагматических, прикладных...

- И такое было: родители не понимали, почему, когда все нормальные мальчики и девочки слушают группу «Самоцветы», их сыну нравится Орландо ди Лассо, Гийом Машо, Дюк Эллингтон и Битлз. Переживали, что я играю какую-то странную музыку, слушаю какие-то странные радиостанции, какие-то книги странные по ночам переписываю. Я отказывался это обсуждать, не пускал их в свой мир, на каком-то пороге их останавливал: скажем, не вдавался в подробности  ренессансной музыки, не объяснял, отчего флейта, лишенная всех клапанов, звучит не менее изысканно, чем обычная... И, по возможности, не касался политических тем. Понимал, что им не выйти сразу из того социального и мировоззренческого круга, который их формировал, что им трудно было понять меня: и из наших разговоров ничего хорошего не выйдет.

Мировоззренческие конфликты действительно сложны. Скажем, когда  знаешь о миллионах людей, загубленных в лагерях, а отец просто не хочет слышать об этом, и нельзя ему дать почитать «Архипелаг ГУЛАГ», потому что за такое чтение могут дать и семь лет лагерей... Но ведь к такому тоже с пониманием надо относиться, терпеливо.

- Что Вам помогало относиться терпеливо?

- У меня были замечательные родители, они уже преставились, но я испытываю нежнейшие чувства к ним до сих пор и очень им благодарен. Я понимал, насколько сложной была их жизнь. Мой отец вернулся с войны израненный, инвалидом, без надежды иметь семью. А у матери такая же проблема - «военный» туберкулез и прочее. Они встретились как два смертника. Им запретили иметь детей, но мама пошла наперекор врачам и родила меня. 12 лет в квартире, где было 12 семей, и на всех - одна кухня, один туалет, и никаких не было ванн, никаких подобных удобств. Родители прожили трудную жизнь, и я понимал, что ни в коем случае не в праве судить их, и старался не судить.

Я думал: пройдет время - и они поймут! А пока давал им понять: «Я вас люблю, но тут мы не можем принять точку зрения друг друга. Это моя позиция. Но не бойтесь, ничего порочащего вас я не делаю».

- У Вас не было в молодости соблазна верно понимать слова апостола «Враги человеку домашние его»? Можно ведь чуть что, сразу врагами считать родных, а себя - страдальцем за веру...

- Здесь я не хочу умствовать, а повторю точку зрения многих наших богословов. Если домашние становятся на пути духовного развития человека, на его пути к Богу, открыто и яростно препятствуют, то они могут стать врагами. Вот и все. Христос говорит об этом в контексте следования за Ним: через Него люди приходят к Богу-Отцу, а на пути к Богу никто не может встать, даже домашние...

Свобода и послушание

- Часто источником проблем бывает чрезмерное вмешательство родителей в жизнь молодой семьи. Что тут можно посоветовать?

- Мы знаем евангельское установление, и оно очень ценно: жене должно оставить отца и матерь и прилепиться к мужу. Надо понимать устанавливаемую этим самоценность и самодостаточность новой семьи. Если родители будут вести здесь себя грубо и неуклюже, то, конечно, можно довести до конфликта.
Но, вообще говоря, молодые супруги должны сказать: «Вы знаете, даже если вы тысячу раз будете правы, мы все равно не оставим друг друга, будем держаться вместе». Молодости свойственно ошибаться, и надо им оставить это право на ошибку, не довлеть над молодыми! Очень важно позволить им быть солидарными друг с другом, принимать совместные решения, ни в коем случае молодых супругов не разделять, не усугублять какое-то их непонимание и конфликт.

- Такого рода ситуации имеет в виду апостол Павел, когда пишет: «Родители, не раздражайте своих детей»?

- Я думаю, что да: тут речь о возможности дать детям свободу выбора: и профессии, и занятий, и мировоззрения. С родителями, безусловно, нужно советоваться. Но взрослые дети - это самостоятельные, самодостаточные личности. И если родители правильно воспитали своих детей, им и нечего бояться, что те сделают какой-то неверный шаг.

Право на ошибку есть ничто иное, как свобода. А свобода - следствие нашего Богоподобия: Творец создал нас с правом на ошибку. Единственная заповедь в раю была дана именно для того, чтобы создать прецедент единственно возможной ошибки и тем самым определить свободу. Можно сказать: зачем было создавать такую лазейку для зла? Но не будь ее, не было бы свободы! Был бы зомбированный биологический механизм, не обладающий никакой свободой.
Плоды отсутствия свободы очень горьки. Есть такое сентиментальное, житейское, обыденное понимание любви, которое на самом деле основывается на простом понятии «пристрастие». Оно может выражаться в том, что родитель хочет слепить из ребенка некий образцово-показательный манекен, которым можно похвалиться в беседе, представить перед друзьями, и таким образом блокирует его свободу, его самостоятельный поиск, делает из сына или дочери такой «клон» самого себя. Это неизбежно калечит человека. При такой зажатости, невозможности ребенку свободно вздохнуть и развиваться - не важно, заставляют ли его заниматься на скрипке, считать на калькуляторе свои расходы или читать акафисты - родитель станет просто врагом ребенку. И беда в том, что воспитанный таким образом человек может подобный стереотип воспитания повторить уже в своей собственной семье. Тогда будет действительно яблоко, недалеко упавшее от яблони...

- И что же делать уже взрослому человеку, воспитанному таким неправильным образом? Не винить же во всех бедах маму с папой.

- Если он поймет, что его неправильно воспитали, то уже в известной степени преодолеет свою немощь, уже будет способен измениться, возвыситься над своим несовершенством. Значит, сумеет понять и простить своих родителей, не будет держать на них обиду, а еще поможет им самим развиться, духовно возрасти. Беда в том, что неправильное воспитание ведет к тому, что человек этого может никогда и не понять.

- Право на ошибку ведь не только по отношению к детям справедливо, но и по отношению к родителям, верно?

- Абсолютно! Да, надо понимать, что родители тоже могут совершать ошибки.

Скажем, у них могут быть какие-то свои представления о том, как должна строиться жизнь их ребенка. Например, вот дочка должна выучиться, найти хорошую, высоко­оплачиваемую работу, счастливо выйти замуж и родить детей, и чтоб внуки тоже не задержались. Получается такой «киношный» образ, с собственным сценарием, в собственной постановке. Надо уметь понять, что, создавая такой образ и следуя ему, мама и папа находятся в плену у него. Да, они виноваты, но и сами страдают от этого своего «фильма». Поэтому надо показать и уважение к родителям, но и свою личностную состоятельность вне этого сценария. Я думаю, что, если все делать по любви, со временем все можно преодолеть.

- Правильно ли я понимаю: вопрос - в поиске баланса между отстаиванием своей позиции и послушанием, уважением и своей точкой зрения на жизнь?

- Безусловно. Надо доказать, что вы делом занимаетесь, что вы вполне состоятельны как личность.

- До какой степени должно простираться послушание?

- Поймите, ведь оно основывается на любви, а как можно масштабировать любовь? Ее можно измерить только жертвой, жертвенностью. Если нет жертвы с обеих сторон, то нет любви. Родители жертвовали: бессонными ночами, заботой о детях, невозможностью продолжить учебу, свободным временем и любимым делом...Отцы становились добытчиками, кто-то был вынужден работать на двух-трех работах, в особенности если речь идет о матери-одиночке, которая, бедняжка, одна «тянула» детей. Любовь и уважение детей к родителям уже должны мотивироваться такими их жертвами.

При этом очень часто жертва детей может оказаться в том, чтобы не вменить в вину маме или папе ограниченности, низкой культуры, алкоголизма или каких-то других порочных вещей, простить им их беспечность и невнимание... Я очень много общался с детьми из интернатов, из детомов, детьми, брошенными родителями-алкоголиками, и могу свидетельствовать, что эти мальчишки и девчонки все равно любят маму и папу! Несмотря на все их ошибки.

Про обиды

Фото Studio Grafico EPICS- Бывает, что недопонимание складывается из груза обид, недосказанностей. Как эту гору сдвинуть с места?

- Вы знаете, обида - это обычно чисто эмоциональное состояние, которое, на мой взгляд, не отличается большой глубиной. Его можно легко повернуть в другую сторону.

Я понимаю, что есть очень сложные случаи, связанные с непрощением: например, мы никогда не сможем эмоционально примириться с насильником или убийцей, даже будучи способными рационально понять, что он - продукт своего круга, своего социального окружения, этноса, времени, воспитания. Но примириться - никогда не сможем, все равно будем питать соответствующие чувства. Бывают и такие проблемы в детско-родительских отношениях, но тогда уже стираются родственные связи, обсуждать становится нечего.

А все остальное - это, как правило, сиюминутное эмоциональное состояние, которое нужно верно оценивать. Сегодня оно одно, завтра - другое.
Способы примирения должны искать обе стороны. Дорогого не стоит эта обида, она легко изживается.

Мне кажется, что самое главное, если есть жертвенность, если есть любовь, - все можно исправить.

- Если ее нет - как культивировать эти вещи в себе?

- Здесь речь идет прежде всего о любви. Не о том, чтобы побороть в себе эмоциональную обиду или неприятие, а о том, чтобы это сделать на основе любви, дать почувствовать, что ты любишь, и этим преодолеть постепенно трудности: и простить, и понять, и еще и привлечь к себе. А как можно взращивать в себе любовь?

Это процесс. Наивно думать, что мы с заданным количеством любви рождаемся, как с некоей константой биохимических данных. Вообще духовный мир не знает стагнации, застывшего, спокойного состояния. Человек призван к динамике с самого начала, застыть на каком-то уровне невозможно, поэтому мы все равно призваны возрастать в любви.

- Но каким образом? Не будет же человек искусственно совершать какие-то действия, которые были бы ему присущи, имей он эту любовь, и проявлять благодарность и жертвенность!

- Искусственно - нет, любовь бывает только естественной. Можно взрастить ее постепенно на книгах, на фильмах, на музыке, на лицезрении природы, на опыте жизни: опыте столкновения со злом и его преодолении, на умении сочувствовать и сострадать. Самая главная наука христианская - это наука сочувствия. Мы можем сами и не очень много страдать в жизни - христианство этому не учит,  но сострадать и сочувствовать оно учит. И чем более мы утончаем свое умение сострадать, тем больше нам доступно любви, умения простить, понять, примириться.

Допустим, у вас есть обида на маму. Попробуйте мысленно «удочерить» маму. Отнеситесь к ней по-другому, смените угол зрения. Внешне она, конечно, человек взрослый, может быть, ее лицо покрыто уже морщинами, волосы поседели. У нее, возможно, чрезвычайно трудный, принципиальный, «упертый» характер - все что угодно! Но я Вас уверяю, внутри - это маленькая девочка! Она просто избрала такую форму поведения. И если Вы внутренне примите ее как маленькую пятилетнюю девочку(!), то уверяю Вас, очень скоро почувствуете обратную реакцию. Надо уметь не искусственно, а естественно преодолеть какие-то нестроения.

Надо постоянно находить в себе мотивацию любить. Разве могут супруги на каком-то заданном запасе любви жить всю жизнь? Конечно же нет.

- Но супруги - изначально чужие друг другу люди, разве у детей и родителей не гораздо более глубокая связь? Материнская любовь, материнское чувство - ведь оно очень сильное.

- Я бы тут поправил Вас: не материнское чувство, а материнский инстинкт. Это еще фундаментальней, еще сильнее! Обычно говорят об отцовских чувствах, а отцовского инстинкта нет.

И ответ на эти вещи - соответственные чувства у детей.

Вы не замечали, как маленький ребенок, лежа у материнской груди, изучает лицо мамы? У материнской груди ребенок - и это делали все мы в свое время, во младенчестве - изучает лицо мамы часами. Он способен часами разглядывать каждый уголок лица, каждую маленькую деталь, как будто он видит там всю Вселенную, видит галактики на удалении сотен световых лет, всю солнечную систему, все тайны атомного ядра, всего Шекспира, Пушкина, Толстого, весь мировой театр, всю музыку, всю художественную культуру мира...

Я думаю, что там и начинается детская ответная любовь. И это, на мой взгляд, поразительным образом запечатлено в богословии Казанской иконы Божией Матери. Неслучайно там - огромный лик Божией Матери рядом с маленьким младенцем. Точно так же и Богомладенец лежал у материнской груди и изучал собственное творение, Свой тварный мир, Свою вселенную, взглядываясь в лицо Своей Божественной Матери. Там, на руках матери, начинается любовь детей!

Дальше ее должно взращивать. Мы себя постоянно возгреваем. Беда, если мы не холодны и не горячи, а представляем из себя нечто средненькое. Поэтому постоянно нужно в себе вызывать неравнодушие к тому, что происходит вокруг тебя, к тем, кто рядом с тобой. Иначе очень быстро вы станете еще большим ретроградом в отношении собственных детей, чем ваши родители.

Ведь любовь, как правило, существует изначально, и надо продумать, понять, где и когда случился надлом, в чем происходит ревизия ценностей - или с вашей стороны, или со стороны родителей. Я бы с этого начал.

Хрупкий дар

Графика Ines Scheppach- Отец Вячеслав, у Вас богатый пастырский опыт. Что Вы обычно советуете людям, которые обращаются к Вам за советом, жалуясь на конфликты с родителями?

- Когда ко мне приходят, рассказывают о конфликте с мамой или отцом, мне очень часто приходится отвечать вот что: «Послушайте, наши родители очень хрупкие, они недолговечны. Вы сейчас говорите об их несносности, о невозможности с ними ужиться, терпеть их упреки, но подождите - я напомню вам наш разговор через какое-то время, когда вы придете и будете плакать, рассказывая о том, что папы или мамы больше нет...». Сколько раз так случалось в моей практике! Время-то идет, и неумолимо произойдет инверсия, вы поменяетесь ролями: рано или поздно родители станут такими же беспомощными и слабыми, какими мы сами были в детстве. Я это очень хорошо почувствовал перед смертью своей мамы: вынужденный ухаживать за ней,  кормить ее, переворачивать, я понял, что мне Господь дает возможность понять, как она меня в свое время переворачивала, укрывала, выхаживала...

Это вещь практически неизбежная для каждого из нас. И предчувствие или знание об этом должны нас делать чрезвычайно щепетильными в отношении к своим родителям! Перед смертью, перед осмыслением того, чем была жизнь до этого момента, все остальное меркнет.

Поэтому для меня очень странно осмысливать детско-родительские конфликты на каком-то бытовом уровне, на уровне эмоционального нетерпения друг друга, обиды.

Мне кажется, уж это можно преодолеть!

Универсальных рецептов нет. Но, повторюсь, вот что главное: если взращивать в себе любовь к маме и папе, любые конфликты постепенно преодолеваются. И один из механизмов возгревания любви - это осмысленное отношение к тому, что тебе дано как дар. Материнская и отеческая любовь, родители - это совершенно точно дар, и к нему нужно отнестись с должной степенью ответственности. Чем серьезнее дар, чем больше степень ответственности за него. Если мы безответственно относимся к данному нам, то лишаемся его: как в Евангелии говорится, у неимущего отнимется и то, что он думает иметь. Потому что он не ценит этого. Чем больше Вы к Божьему дару прилагаете внутренней ответственности, тем более он умножается. Закон прибавления любви - это, как мне кажется, именно закон ответственности.

Сергий Радонежский

В житии самого известного русского святого, преподобного Сергия Радонежского, рассказано о том, как пятая заповедь поставила его в чрезвычайно трудное положение. Сергий был одним из трех мальчиков, родившихся в семье ростовского боярина Кирилла. Его братья Стефан и Петр женились, а Сергий не хотел искать жену, поскольку мечтал стать иноком. Однако родители не отпускали его на постриг.

Житие повествует: «Об этом он многократно просил отца, говоря: „Господин мой, отпусти меня теперь, как ты обещал, чтобы с твоим благословением я начал иноческую жизнь". Но родители ответили ему: „Чадо! Подожди немного и потерпи ради нас: мы стары, бедны, больны и некому ухаживать за нами. Твои братья Стефан и Петр женились и думают, как угодить женам; ты же, неженатый, думаешь, как угодить Богу, - ты избрал благую часть, которая не отнимется у тебя. Только поухаживай за нами немного и, когда проводишь нас, своих родителей, до могилы, тогда сможешь осуществить свое намерение. Когда положишь нас в могилу и засыплешь землей, тогда исполнишь свое желание"». Таким образом, осуществление мечты Сергия надолго отсрочилось. Но тот повиновался.

Сергий ухаживал за стариками-родителями, пока, обветшав годами, они сами не решили уйти в монастырь. Вскоре оба ушли там из жизни. Сын «...со слезами... почтил умерших отца и мать панихидами и святыми литургиями, отметил их память молитвами, раздачей милостыни убогим и кормлением нищих... творил память по своим родителям сорок дней». Лишь после этого Сергий счел свой долг исполненным до конца. И только тогда встал на путь иночества.

Евдокия-Евфросиния Московская

В 1389 году скончался великий князь Дмитрий Иванович, более известный по своему почетному прозвищу - Донской. Завещание его имело необычный вид. Полсотни городков, сел, деревень он оставил любимой жене Евдокии. Дмитрий Иванович позаботился о ее «вдовьем прожитке» так, как прежде никто из московских правителей не заботился о супругах. Кроме того, ей достались золото, серебро, стада...

Но и это еще не всё. В первых же строках документа говорится: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, я, грешный худой раб Божий Дмитрий Иванович... приказываю детей своих своей княгине. А вы, дети мои, живите заодин, а матери своей слушайте во всем». Уходя из жизни, Дмитрий Иванович оставлял на супругу большое государственное дело: определять, как переделить имущество братьев, если один из них умрет или потеряет часть владений. Для женщины - огромная, доселе невиданная власть!

Княгиня Евдокия не подвела своего любимого мужа. Она достойно участвовала в делах правления, целомудренно блюла память покойного супруга, щедро творила милостыню и до крайности умерщ­вляла плоть воздержанием. Такой запечатлела ее церковная традиция.

Но громадное влияние на сыновей и невиданное богатство Евдокии задевали многих. Против княгини направили оружие людской злобы и клеветы.

Она сохранила прежнюю красоту, красиво одевалась, приветливо вела себя. По Москве стали ходить нелепые слухи, затрагивающие честь вдовы, - будто бы она ведет порочную жизнь. Слухи эти доходили до сыновей. Княжичи, хоть и любили мать и не верили клевете, все же смутились. Один из них, Юрий, был побежден соблазном. Он обратился к матери с вопросом о наветах, порочащих ее, потребовал разъяснений. Тогда княгиня собрала всех сыновей и сняла часть драгоценных великокняжеских одежд.
Сыновья увидели: мать так исхудала от поста и подвигов, что тело ее иссохло и почернело, плоть «прилипла к костям». Владея сказочным состоянием, княгиня не искала для себя никаких сладостей в этой жизни. Юрий с другими братьями попросили прощения. Они даже вознамерились отомстить за клевету. Но мать запретила им думать о мести. Она сказала, что с радостью претерпела бы унижение и людское злословие ради Христа, но, увидев смущение детей, решилась открыть им свою тайну.

Так сыновья Дмитрия Донского получили урок почтения к матери. Пристыженные, они более не донимали ее. Мир вновь воцарился в семье.
Перед смертью княгиня постриглась в основанном ею Вознесенском монастыре, приняв имя Евфросинии.

Александр Невский

Святой благоверный князь Александр Невский в молодости много лет провел в Новгороде. По велению отца, князя Ярослава Всеволодовича, он занимался там правительскими делами - строил новые крепости, отражал нападения врагов, разбирал судебные дела. В 1240 году молодой правитель разгромил на реке Неве войско шведских захватчиков. Тем самым он оказал Новгороду неоценимую услугу. Но... в том же году тамошние жители жестоко рассорились с ним. Александр Ярославич, досадуя, вынужден был уехать оттуда с женой, слугами и дружиной.

Прошло совсем немного времени, и новгородцы прислали посольство к Ярославу Всеволодовичу: «Верни нам сына! Немцы взяли Псков, их отряды всего в дне пути от нашего города!» Вечевая республика очень надеялась на воинский талант Александра Невского. Но вернуться в Новгород после того, как ему нанесли там жестокую обиду? Отец знал об этом, а потому отправил на спасение Новгорода иного сына - Андрея.

Тот не справился с задачей.

Опять новгородское посольство «било челом»: «Пришли нам Александра! Пропадаем!» Тогда отец позвал к себе смертельно обиженного сына. «Надо идти», - сказал Ярослав Всеволодович. И тот склонил голову перед родителем. Его сыновнее повиновение принесло нашей стране один из самых славных воинских триумфов всей ее истории. Вернувшись в Новгород, Александр Ярославич вскоре разбил на льду Чудского озера рыцарское воинство немцев.

Евфросиния-Предслава Полоцкая

Княжна Предслава росла красавицей. Для женщин Руси XII столетия 12 лет - нормальный брачный возраст. Когда Предслава достигла его, отец решил отыскать дочери, происходившей из Полоцкого княжеского дома, достойную партию. Судьба княжон того времени - быть разменной монетой в политических играх, средством укрепления связи с союзниками, живой печатью на договорах со вчерашними врагами.

Но сама княжна не желала брачных радостей. Ей оказался ближе «виноград словесный» церковных книг.

Как сообщает житие, она втайне от родителей устремилась в монастырь. Игуменья, ее родственница, увидев цветущую красу Предславы, а более того убоявшись гнева со стороны ее отца, сначала отказала княжне в постриге. Но девушка явила столь твердую волю и столь мудрое понимание иночества, что та в конце концов сдалась на ее уговоры.

Примерно в середине 1110-х годов княжна Предслава умерла для мира, а на ее место пришла монахиня Евфросиния. Родитель, князь Георгий, печалился о ее судьбе и гневался на ее «пронырство», но переменить ничего не мог. Оставалось смириться...

Прожив какое-то время в обители, святая Евфросиния превзошла всех сестер общины в посте, молитвах и ночных бдениях. Набравшись иноческого опыта, она упросила епископа Полоцкого Илью разрешить ей затвор в каменном «голбце» (маленьком чулане или погребе). Здесь она взялась за чрезвычайно тяжелую работу - переписывание церковных книг. Променяв роскошь, обеспеченную детям княжеского рода, на монашеское одеяние, она смирила себя до того, что работала как писец по найму и раздавала нуждающимся деньги, полученные за труды. Затем бывшая княжна переехала на новое место - в маленький сельский монастырь. Добравшись туда, Евфросиния упросила отца дать ей сестру Городиславу в научение грамоте. Но вместо грамоты учила ее «спасению души», а затем сделала инокиней. Отец рассердился на Евфросинию и закричал на нее: «Чадо моё, что ж ты наделала?! Новое горе к старому приложила! Для этого ли мы вас родили, для этого ли вас мать воспитывала! Сердце мое наполнено горькой печалью вместо радости, так-то ты воздаешь мне!» Из глаз князя лились слезы. Но не в его воле оказалось расстричь вторую дочку. Евфросиния отвечала отцу: «Не печалься обо мне. Имею я одного печальника и помощника - Бога».

Полоцкая земля тех времен - край полуязыческий, слабо затронутый христианством. Евфросиния знала и чувствовала: родной ее области, как ничто иное, нужен подвиг монашеской чистоты. Путь иночества в тех условиях был выше и значительнее пути замужества, приносящего отцу какие-то политические выгоды.

Феодосий Печерский

Древние зачинатели русского монашества, преподобные Антоний и Феодосий, основали Киево-Печерскую обитель. Первый из них пришел к иночеству просто и прямо, а второму каждый шаг в эту сторону давался тяжкими муками.

В юношеском возрасте Феодосий дважды пытался сделаться монахом. Но его повсюду настигала мать, крепкая и сильная, будто мужчина, жестоко избивала, а потом возвращала домой связанным, точно разбойника. Мать даже надевала ему на ноги оковы, чтобы не убежал. Она не страдала от старости и слабости, имела большое состояние, могла позаботиться о себе самостоятельно, однако с такой силой привязалась к сыну, что никуда не желала его отпускать.

Однажды, сообщает житие, «...привелось ему услышать, что говорит Господь в святом Евангелии: "Если кто не оставит отца или мать и не пойдет вслед за мной, то он меня недостоин"... Услышал это... Феодосий исполнился любовью к Богу и божественного рвения, помышляя, как бы и где постричься и скрыться от матери своей». Наконец ему удалось уйти из дому. Он добрался до Киева и нашел там блаженного Антония, жившего в пещере. Тот принял Феодосия, побеседовал с ним, одобрил его желание принять постриг и жить самой суровой жизнью.

Несколько лет спустя мать все же нашла Феодосия. Женщина попыталась хитростью выманить
сына, а когда ее затея не удалась, в гневе закричала на Антония: «Похитил ты сына моего, в пещере скрыл, не хочешь мне показать его; приведи мне, старче, сына моего, чтобы я смогла повидаться с ним. Не могу я жить, пока не увижу его! Покажи мне сына моего, а не то умру страшной смертью, сама себя погублю перед дверями вашей пещеры!» Антоний, в смятении и печали, стал упрашивать Феодосия выйти к матери. Не захотел тот ослушаться старца, вышел к ней. Она же, увидев, насколько лицо его изменилось от непрестанного труда и воздержания, обняла сына и горько заплакала. Едва успокоившись, женщина стала уговаривать: «Пойди, чадо, в дом свой, и все что нужно тебе или на спасение души, то и делай у себя дома, как тебе угодно, только не покидай меня. А когда умру, погребешь тело мое, и тогда, как ты хочешь, вернешься в эту пещеру. Но не могу я жить, не видя тебя». Феодосий отвечал ей: «Если хочешь видеть меня каждый день, то оставайся в нашем городе и постригись в одном из женских монастырей. И тогда будешь приходить сюда и видеться со мной. Притом и душу свою спасешь. Если же не сделаешь так, то - истинно слово мое - не увидишь больше лица моего».

Мать долго спорила с ним, причитала, звала домой, но в конце концов смирилась. Антоний и Феодосий уговорили ее поступить в Никольский женский монастырь. «Там постриглась она, - завершает рассказ житие, - облеклась в монашеское одеяние и, прожив много лет в искреннем покаянии, мирно скончалась...»

Иной раз христианское упорство сына или дочери оказывается для родителей лучшей формой почитания и приводит их на спасительную дорогу.

Автор: ПОСАШКО Валерия

http://www.foma.ru/usyinovite-roditelej.html