«Роковой человек» Февральской революции

В рамках рубрики «Исторический календарь» мы продолжаем наш историко-популярный проект, посвященный приближающемуся 100-летию революции 1917 года. Проект, названный нами «Могильщики Русского царства», посвящен виновникам крушения в России самодержавной монархии ‒ профессиональным революционерам, фрондирующим аристократам, либеральным политикам; генералам, офицерам и солдатам, забывшим о своем долге, а также другим активным деятелям т.н. «освободительного движения», вольно или невольно внесшим свою лепту в торжество революции ‒ сначала Февральской, а затем и Октябрьской. Продолжает рубрику очерк, посвященный Н.Д. Соколову ‒ одному из левых лидеров начального этапа Революции 1917 года.. 

Одной из самых теневых и малоизученных персоналий Февральской революции по праву должен считаться Николай Дмитриевич Соколов. О знаменитом «Приказе № 1», изданном Петроградским советом рабочих и солдатских депутатов, знают все, кто хоть немного интересовался историей революции 1917 года, а вот о его «главном» авторе биографических сведений не так и много, хотя фигура эта вполне заслуживает быть включенной в «пантеон» творцов революционной смуты.

Николай Дмитриевич Соколов родился в 1870 году в Петергофе в священнической семье. Его отец ‒ придворный протоиерей Димитрий Павлович Соколов ‒ был видным церковным деятелем, служил в церкви Зимнего дворца в Санкт-Петербурге и пользовался заслуженной славой как известный законоучитель и автор ряда богословских сочинений. Однако сыну своему привить религиозные и монархические чувства не сумел ‒ Николай с молодости увлекся радикальными идеями.

Получив юридическое образование, Н.Д. Соколов начал службу присяжным поверенным. Помимо адвокатской практики, Соколов писал статьи по вопросам права и политэкономии, которые в 1885‒1896 годах публиковались в журналах «Мир Божий», «Образование», «Жизнь» и других изданиях. Увлеченный революционными идеями, Соколов в 1894 году был привлечен к дознанию по делу народовольцев, а два года спустя  ‒ арестован по обвинению в участии в социал-демократическом «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса». Впрочем, серьезных политических проступков за Соколовым не числилось, и он отделался лишь административной высылкой в Прибалтийский край.

В дни Первой российской революции, 26 ноября 1905 года, петербургскую квартиру Соколова посетил лидер большевиков В.И. Ленин. Связано это было с тем, что на квартире революционно-настроенного адвоката проходило заседание Исполнительного комитета Петербургского Совета рабочих депутатов, в ходе которого обсуждался вопрос о тактике борьбы с царским правительством.

Как адвокат Соколов выступал защитником в ряде политических процессов в Митаве и Риге, пока в сентябре 1906 года не был выслан временным генерал-губернатором Прибалтийского края В.У. Соллогубом. Впрочем, это не помешало Соколову продолжить адвокатскую деятельность, защищая в судах революционеров. Он выступал по делам Г.С. Хрусталева-Носаря, И.И. Фондаминского-Бунакова, военной организации РСДРП, редакторов «Начала», «Северного голоса», «Вестника жизни» и др.

А.Ф. Керенский вспоминал: «В конце октября [1905 года] мне позвонил известный адвокат Н.Д. Соколов: "Вам выпал случай принять участие в политическом процессе". Я радостно вскричал: "Когда, где?" "Наша группа защитников отправляется в Кронштадт на крупный процесс по делу о бунте на крейсере "Память Азова". В нем замешан один из руководителей социалистов-революционеров Фундаминский-Бунаков, и мы взялись защищать его и матросов. К сожалению, в тот же день, 30 октября, начинается еще один политический процесс ‒ в Ревеле по делу крестьян, разграбивших поместье местного барона. Вам следует отправиться в Ревель и взять это дело на себя».

В скором времени и Керенский и Соколов окажутся членами одной масонской организации ‒ Великого востока народов России. Известно, что Соколов был членом Верховного совета Великого востока народов России, членом лож «Гальперна» и «Гегечкори», через которые поддерживал связи с левыми и либеральными политиками, включая депутатов Государственной думы. В 1912 году Соколов сам выдвигался на выборах в IV Думу от Санкт-Петербурга, но депутатом избран не был.

Отметился Н.Д. Соколов и в нашумевшем «деле Бейлиса», предложив на общем собрании присяжных поверенных при Санкт-Петербургской судебной палате принять заявление, касающееся этого громкого процесса. В заявлении выражался протест «против извращения основ правосудия, проявившегося в создании процесса Бейлиса, против возведения в судебном порядке на еврейский народ клеветы, отвергнутой всем культурным человечеством, и против возложения на суд не свойственной ему задачи пропаганды идей расовой и национальной вражды. Это надругательство над основами человеческого общежития унижает и позорит Россию перед лицом всего мира, и мы поднимаем свой голос в защиту чести и достоинства России».

Опубликованное в ведущих газетах, это заявление вызвало реакцию власти, выразившуюся в  уголовном преследовании подписантов, число которых составило 25 человек (так называемое «Дело 25 адвокатов»). Помимо Соколова, среди тех, кто поставил свои подписи, также значился и Керенский. Суд, состоявшийся в июне 1914 года, приговорил Соколова и Керенского как инициаторов к тюремному заключению на 8 месяцев, а остальных подписантов обращения ‒ на шесть месяцев.

«Реакция широких кругов общественности вызвала ярость тех, кто инспирировал дело Бейлиса, и 25 видных адвокатов, подписавших резолюцию, были отданы под суд. Среди них был и я, ‒ вспоминал Керенский. ‒ Наш процесс открылся в окружном суде Санкт-Петербурга 3 июня и продолжался до 6 июня 1914 года - до начала войны оставалось менее восьми недель. Нас горячо поддержала пресса и общественные деятели, независимо от их политических взглядов. Несколько ранее дело Бейлиса подверг уничтожающей критике в консервативном органе печати "Киевлянине" лидер правых в Думе В. Шульгин. (...) Поскольку в новом Уголовном кодексе 1903 года не было статей, относящихся к нашему "преступлению", нам вынесли обвинительный приговор согласно статье 279 закона времен Екатерины II за распространение "клеветнических" анонимных писем. (...) Н.Д. Соколов, как один из основных авторов, и я, как инициатор принятия резолюции, были приговорены к восьми месяцам тюремного заключения и лишению прав быть куда-либо избранными». Впрочем, наказание тут же было смягчено и тюремный срок заменили запретом заниматься адвокатской практикой на соответствующий срок.

Продолжая общение с левыми думцами, Соколов в октябре-ноябре 1916 года участвовал  вместе с Керенским в конспиративных собраниях, проходивших на частных квартирах. Большевик А.Г. Шляпников вспоминал, как в начале 1917 года хорошо осведомленный Соколов сообщал ему, что «кто-то» из либеральной и военной оппозиции готовит дворцовый переворот. А когда началась Февральская революция, Соколов сразу же стал ее активным сторонником и участником. И хотя Соколову не суждено было войти в плеяду самых известных политических деятелей Февральской революции, вклад он в нее внес немалый.

Меньшевик Н.Н. Суханов вспоминал, как в первые дни только начинавшейся революции он, желая сориентироваться в происходящем, обратился к Соколову: «Надо было первым делом собрать информацию по этой "высокой политике". Надо было направиться в такие центры обоих лагерей, где можно получить достоверные сведения. В пятницу вечером я позвонил в такой центр, который мог совмещать в себе (хотя и довольно несовершенно) настроения и освещать планы как буржуазных, так и демократических руководящих групп. Я позвонил к знаменитому петербургскому политическому адвокату, числящемуся по традиции даже большевиком, но более связанному с петербургскими радикальными кругами, везде бывающему и все знающему Н.Д. Соколову, одному из главных работников первого периода революции. Мы условились созвать представителей различных групп и собраться на другой день, в субботу, у него на квартире, на Сергиевской, часа в три дня, для обсуждения положения дел и для обмена мнений». «От Н. Д. Соколова я не раз впоследствии слышал, что это он повел первые восставшие полки именно к Государственной думе», ‒ сообщает Суханов. Керенский также отмечал это обстоятельство в воспоминаниях. «Уже не припомню, ‒ писал он, ‒ то ли своей жене поручил позвонить одному из моих друзей, Соколову, живущему рядом с казармами, то ли кому-то другому, встреченному по дороге, но я сделал все возможное, чтобы связаться с Волынским полком, восставшим явно без всякой определенной цели». Вместе с Керенским, Некрасовым и другими, Соколов активно устанавливал связь с солдатскими массами и направлял их движение к Государственной думе.  С.П. Мельгунов, ссылаясь на слова лидера эсеров В.М. Чернова, утверждал, что первые три восставших полка, волынский, литовский и измайловский были приведены к Думе именно штатским присяжным поверенным Н.Д. Соколовым.

 

Как отмечает известный историк Февральский революции А.Б. Николаев, Н.Д. Соколов «27 февраля 1917 г. стал одним из организаторов "повстанческого штаба"». 1 марта 1917 года он вошел в состав Военной комиссии Временного комитета Государственной думы (ВК ВКГД) как представитель Исполкома Петроградского Совета рабочих депутатов, а после 1 марта был командирован в ВК ВКГД в качестве представителя Исполкома Совета «для более постоянного участия» в ее работах. Избранный секретарем исполкома Петросовета, «сугубо штатский человек», как называет его в своих воспоминаниях большевик А.Г. Шляпников, Н.Д. Соколов стал одним из создателей, изданного 1 марта 1917 года «Приказа № 1». Приказ провозглашал гражданские права солдат, вводил выборные начала в войсках, узаконивал существование выборных солдатских комитетов в армии, установил политическое подчинение армии Советам и вверил в распоряжение солдатских комитетов распоряжение всем оружием, отменял титулование офицеров и отдание чести.

Н.Н. Суханов так описывает обстоятельства появления этого документа: «Вернувшись за портьеру комнаты 13, где недавно заседал Исполнительный Комитет, я застал там следующую картину: за письменным столом сидел Н.Д. Соколов и писал. Его со всех сторон облепили сидевшие, стоявшие и навалившиеся на стол солдаты и не то диктовали, не то подсказывали Соколову то, что он писал. У меня в голове промелькнуло описание Толстого, как он в яснополянской школе вместе с ребятами сочинял рассказы. Оказалось, что это работает комиссия, избранная Советом для составления солдатского "Приказа". Никакого порядка и никакого обсуждения не было, говорили все ‒ все, совершенно поглощенные работой, формируя свое коллективное мнение безо всяких голосований... Я стоял и слушал, заинтересованный чрезвычайно... Окончив работу, поставили над листом заголовок: "Приказ № 1". (...) Такова история этого документа, завоевавшего себе такую громкую славу. (...) Приказ этот был в полном смысле продуктом народного творчества, а ни в каком случае не злонамеренным измышлением отдельного лица или даже руководящей группы... Буржуазная пресса, вскоре сделавшая этот приказ поводом для бешеной травли Совета, почему-то приписывала авторство его Стеклову, который неоднократно открещивался от него, не виноватый ни сном, ни духом... Но и Соколова никак нельзя считать автором этого документа. Этот "ра-аковой человек", как любил говорить Чхеидзе, явился лишь техническим выполнителем предначертаний самих масс».

Практически сразу же сказались первые плоды «первого приказа». Русская императорская армия стала стремительно разлагаться. «Значение этого приказа было огромно, ‒ писал большевик Шляпников. ‒ Действие его на буржуазные круги было убийственное. Комитет Государственной думы и все буржуазные организации отнеслись к нему с ожесточением и негодованием. (...) В этом приказе солдаты получили все необходимые им указания, как организовываться в политическую силу (...) Этот же приказ резко оттенил недоверие к офицерскому составу петроградского гарнизона. Вся его деятельность стала под общественный контроль ротных, батальонных и других комитетов, избранных самими солдатами. (...) Солдаты, самые широкие армейские низы, приняли приказ как манифест об освобождении от гнуснейших сторон милитаристического ига». Но это писал большевик, сочувствовавший приказу. Представители же иных политических сил увидели в этом приказе совсем другое. «Я только что прочитал "Приказ № 1", отданный Советом, суть которого сводится к благословению неподчинения солдат приказам своих командиров. Какой псих сочинил и опубликовал это?» ‒ задавался вопросом Питирим Сорокин. «Таков был преступный приказ номер первый, которым наносился могучий предательский удар с тылу по Русской армии, ‒ отмечал в воспоминаниях жандармский генерал А.И. Спиридович. ‒ Ответственными за него пред родиной являются: его главные составители и вдохновители присяжный поверенный Соколов, циммервальдовец-пораженец Суханов-Гиммер, считавшийся большевиком Стеклов-Нахамкес и, как главные, начальнические персонажи Совета и Исполкома, ‒ председатель соц. демократ Чхеидзе и товарищ председателя Керенский». Гвардии полковник Ф.В. Винберг, называл Соколова  «трижды проклятым», поскольку он «не мог не понимать, что в роковом этом приказе таился смертный приговор Русской Армии, конец ее стародавних славы, могущества, чести и доблести». «Несомненно приказ этот ‒ штамп социалистической мысли, не поднявшейся до понимания законов бытия армии или, вернее, наоборот ‒ сознательно ниспровергавшей их, ‒ отмечал генерал А.И. Деникин. ‒ Редактирование приказа приписывают присяжному поверенному Н.Д. Соколову, который извлек, якобы, образец его из своего архива, как бывший защитник по делу совета 1905 года. (...) Результаты приказа № 1 отлично были поняты вождями революционной демократии. Говорят, что Керенский впоследствии патетически заявлял, что отдал бы десять лет жизни, чтобы приказ не был подписан... Произведенное военными властями расследование "не обнаружило" авторов его. Чхеидзе и прочие столпы Совета рабочих и солдатских депутатов впоследствии отвергали участие свое личное и членов комитета в редактировании приказа. Пилаты! Они умывали руки, отвергая начертание своего же символа веры». И таких откликов на пресловутый «Приказ №1» можно привести превеликое множество.

Но вскоре, насадитель демократии в армии прочувствовал последствия «Приказа №1» на своей шкуре. Как сообщает военный историк А.А. Керсновский, «30 июня взбунтовавшимися солдатами 2-й Кавказской гренадерской дивизии был избит член совдепа, "оборонец" присяжный поверенный Соколов ‒ один из составителей "приказа номер первый". Временное правительство, равнодушно взиравшее на избиение и убийства десятков и сотен заслуженных боевых офицеров, бывших для него "чужими", теперь, когда пострадал "свой", потребовало примерного наказания виновных и смещения командовавшего армией. Генерал Брусилов счел нужным исполнить это требование». Досталось Соколову крепко, он попал в больницу, не приходя в сознание несколько дней. «Долго, долго, месяца три после этого, он носил белую повязку ‒ "чалму" ‒ на голове, ‒ вспоминал Суханов. ‒ Так, с обликом правоверного, прибывшего из Мекки, помнят его в революции десятки и сотни тысяч людей».

 

Революционная активность Соколова  была высока. По словам Суханова, Соколов порхал по всем уголкам революционного Петрограда, присутствовал «во всех закоулках одновременно» и приносил в Исполнительный Комитет «сенсацию за сенсацией». Ему же, судя по всему, принадлежала безумная идея похоронить жертв революции на... Дворцовой площади, «где пали жертвы 9 января 1905 года, как символ крушения того места, где сидела гидра Романовых...». «Узнав вечером об этом решении, ‒ вспоминал Суханов, ‒ я сильно забеспокоился. А на другой день, прочитав об этом в газетах, забеспокоился и "весь Петербург", имевший хоть самомалейший интерес к художественным свойствам чудесного города... На Дворцовой площади!.. (...) ...Разве можно изуродовать один из лучших алмазов в венце нашей северной столицы? Дворцовая площадь ‒ это замечательнейший монолит, который, кажется, не допускает ни прибавки, ни изъятия, ни перемещения хотя бы одного камня... Да и, спрашивается, где же именно они выроют на Дворцовой площади братскую могилу и возведут мавзолей?.. Надо было немедленно принять меры против этого недоразумения и перерешить вопрос в пользу Марсова поля. Но к кому обратиться для предварительной агитации? Конечно, делу прежде всего поможет старый петербуржец Соколов, не раз с увлечением описывавший мне художественные красоты Петербурга, а в частности хорошо знакомые ему дворцы. С ним, с Соколовым, мы произведем дружную атаку на Исполнительный Комитет. Встретив его вечером, я бросился к нему: "Знаете ли вы, что случилось, что решил сегодня Совет?.. Он постановил похоронить жертвы революции на Дворцовой площади!.." "Да, ‒ ответил Соколов, характерно откидывая назад голову и разглаживая свою черную бороду на обе стороны... ‒ Да, это было под моим председательством!.." Об этом обстоятельстве я совсем забыл... "Ра-ако-вой человек!" ‒ вспомнил я слова Чхеидзе. Я слишком кипятился, а самый предмет представлялся мне самоочевидным. Речь моя поэтому не страдала избытком логики и убедительности. Соколова же, хотя несомненно и аффрапированного, положение главного участника преступления обязывало несколько упираться... Не помню, что именно говорил он мне в ответ. Потом он, конечно, вполне капитулировал и энергично содействовал перерешению вопроса».

 

После проведенной А.Ф. Керенским «реформы» Сената, социал-демократ Н.Д. Соколов получил назначение в этот высший государственный орган, что вызвало возмущение правых кругов. Выступая в июле 1917 года на частном совещании членов Государственной думы, В.М. Пуришкевич возмущено констатировал: «Где Соколов, автор приказа № 1? Он ‒ сенатор! Он сенатор, тот человек, который сделал невозможной работу в армии и который свел в могилу массу кронштадтских офицеров и массу славных доблестных офицеров всех родов оружия на фронте! Он избит был там, в Рионском и Суражском полках и говорят, когда он бежал оттуда, он кричал: "смертью карать их, изменников, только так и можно с ними справиться", ‒ но это было поздно. На нем лежит вся ответственность за все то, что произошло потом. А чем же он стал? Он получил благодарственную сочувственную телеграмму министра-президента Керенского, сочувствовавшего его горю, его несчастью, и он сейчас сенатор». Впрочем, как утверждал Суханов, это было не поощрение, а почетная ссылка, которую Керенский уготовил своему старому приятелю, вместо того, чтобы назначить его  на пост министра или заместителя министра в коалиционном правительстве. Да и сенатором, судя по всему, Соколов пробыл недолго. «...Когда Соколов явился в заседание Сената в черном сюртуке, то "первоприсутствующий" попросил его удалиться, ибо на его рукавах не красовалось старых сенаторских эмблем. Соколов отказался нацепить на себя царские знаки, и на том его сенаторская карьера закончилась», ‒ писал Н.Н. Суханов. Работал Соколов и в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, куда он был направлен как делегат от Исполнительного Комитета Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов.

После прихода к власти большевиков беспартийный социал-демократ Н.Д. Соколов остался в России, устроившись юрисконсультом Советского правительства; работал в разных советских учреждениях. Подробности его биографии в этот период, увы, пока не изучены. Известно лишь, что скончался этот «роковой человек революции» в 1928 году в Ялте.

Подготовил Андрей Иванов, доктор исторических наук