Поздравительная открытка С.Н.Ерохину от Президента России В.В.Путина 2012 года, найденная в его архиве
1.Смертоносный груз
...Вот я и представил себе: сколько добра сейчас взлетит на воздух, сгорит. Это вагоны, паровоз, рельсы и шпалы дороги. А ведь все это вскоре потребуется и нам для разных целей, в том числе и для снабжения армии. Но сегодня эти вагоны начинены смертоносным грузом. Если мы сегодня его не уничтожим, то завтра он будет обращен против наступающих наших войск, что повлечет за собой многие тысячи погибших и покалеченных.
Вот такие мысли порой проявляются у меня не к месту и не ко времени. Нельзя расслабляться. Помнить, в какое время и с какой миссией ты послан в тыл врага. Конечно же, жаль человеческих жизней, особенно рядовых – не только своих бойцов, но и воинов противника. Это уже что-то из заповедей Бога, одна из которых гласит: «Не убий!». Не только сам себе я взял это за правило, но и внушил внушил своим бойцам: «В безоружного противника не стреляй. Надо разобраться. Сегодня он твой враг, а завтра уже может помогать тебе».
Так случилось у нас с отрядом карателей и полицейских, среди которых было и десятка два немцев. И все они, за исключением двух, согласились быть в наших рядах и уничтожать смертоносный груз.
Нам надо было торопиться – заканчивать опустошение и уничтожение эшелонов, пока немцы не придумали и не предприняли против нас каких-то мер. Когда мы покинем это место и придем в себя, то будем в большей мере готовы к обороне.
Наконец, был получен радиосигнал от последней оперативной группы. Надо переходить к заключительной фазе нашей операции. За дело взялись саперы и «поджигатели». Через короткое время начались взрывы и пожары. Мы полюбовались еще какое-то время на эти эффекты, после чего была выпущена зеленая ракета – сигнал к завершению операции.
Руководителей групп обязали доложить о состоянии личного состава и проделанной работе. Штаб практически прекращал свою координацию этой операции. Мне пришлось обратиться к командирам отрядов с предложением высказать свои соображения об обороне в случае нападения на нас воинских частей противника. Нападения следует ожидать с восточной стороны, так как в прилегающей округе западной части нашего расположения сил у противника маловато, чтобы выступить против нас.
– Будем ожидать один-два мото-механизированных батальона, изъятых из фронтовой полосы. Ясно одно – больше они не позволят нам так разгуливать по их тылам и срывать снабжение боеприпасами фронтовых частей.
– Первым в бой придется, очевидно, вступить нашему батальону и отряду № 2 (Коржа). Надо быть к этому готовыми. Примите также меры по маскировке против авиации противника. Она обязательно начнет разыскивать нас, чтобы нанести бомбовый удар.
– Опытные партии нового секретного оружия (Ю.О. – захваченного перед этим в немецком «НИИ») надо использовать в бою и проследить, как оно себя проявит.
– Реквизированные нами пушки и сняряды к ним сосредоточьте пока в районе расположения отряда № 2. Танки и другие виды артиллерии также привести в полную боевую готовность: машины должны быть заправлены горючим, боеприпасы находиться при них. Они должны быть готовы к переброске, в случае необходимости, на любой участок.
– Следует иметь в виду, что сражение может быть очень ожесточенным и продолжительным. Все вы имеете радиостанции – обязательно информируйте комбата о положении дел на вашем участке. И в отрядах, и в батальоне должны быть созданы резервы для ликвидации брешей на ослабленных участках.
– И последнее. Пока трудно сказать, что сулит нам день грядущий. Враг будет прилагать все усилия, чтобы прогнать нас от железной дороги. Может случиться такая обстановка, что мы вынуждены будем сменить свои позиции. Это делать будем только по согласованию, чтобы не дробить свои силы, к чему противник будет стремиться для последующего уничтожения нас поодиночке.
– Если у вас есть вопросы, пожелания, замечания – пожалуйста, высказывайтесь напрямую. Пока есть время и возможность что-то коллективно обсудить.
Командир отряда № 2 (Корж):
– Очень хотелось бы иметь такую слаженную, хорошо продуманную и организованную работу, которую мы только что успешно закончили.
Мой ответ:
– Во многом это зависит от каждого из нас. В нынешних условиях действовать в одиночку очень сложно и опасно. Мы с вами ведь решаем общую задачу. Очень важно обеспечение информацией, то есть разведданными и положением в отрядах. Ведь прежде, чем планировать новую операцию, сразу встает вопрос: «А под силу ли нам это?»
– Да, вот еще одно важное поручение или задание, как угодно. Надо представить к правительственным наградам наиболее отличившихся бойцов и младших командиров. Это сделайте, не откладывая в долгий ящик.
Я спросил комбата, есть ли у него какие поручения, замечания, и. т.д. Комбат ответил, что эта операция у нас прошла организованно и довольно успешно. Ведь уничтожено практически все семь эшелонов. «Думаю, что бойцы нашего батальона где-то в отдалении пустили под откос и эшелон с живой силой противника. Там действовали опытные люди. Всему личному составу выносится благодарность».
Я добавил к этому: «Да вот еще один очень интересный вопрос. Тех пленных немцев взял к себе первый или второй отряд? И как они проявили себя в этой операции? Для нас это очень важно знать».
На этом работа штаба по проведению такой объемной и довольно сложной операции закончилась, и мы разъехались по своим подразделениям.
После совещания командного состава, мы с комбатом благополучно, без препятствий, прибыли в расположение своего батальона. Практически все бойцы уже были на месте: приводили себя в порядок, ужинали.
Нас ожидала группа разведчиков во главе с моим другом, ст. сержантом Николаем. Он подошел по-военному, поприветствовал нас и обратился к комбату разрешить ему коротко доложить о проведенной ими операции.
Мы были изрядно измотаны. Но со стороны Николая был такой напор, да и стояло рядом с ним человек двенадцать. Нельзя же было отмахнуться или отложить! Кроме того, мне было интересно узнать, что же там произошло. Комбат разрешил, и Николай довольно четко и грамотно поведал о своих делах и результатах.
Было довольно интересно слушать это сообщение. В основном, они придерживались сути задания, но привнесли в эту операцию немало из своего опыта, а где-то проявили сообразительность и оригинальность.
«Мы применили двойное минирование рельсов. Первую мину по ходу поезда сделали ложной – заметной. Ее охрана убрала. Вторая же, на расстоянии около 70-100 метров от первой, была мощной и хорошо замаскированной. Причем подкоп был сделан под оба рельса – в целях подстраховки так, что если не взорвется по каким-нибудь причинам заряд под одним рельсом, то под другим он должен проявить себя.
Мы также придумали и еще один фокус. На безопасном для нас расстоянии, но в пределах поражения, установили артиллерию, которую вы не взяли с собой на разгром грузовых эшелонов: одну 4х-ствольную и две 2х-ствольных пушки. Из них мы открыли огонь по приближающемуся эшелону. Машинисты, увидев это, решили включить высокую скорость еще до места взрыва.
Таким образом, в результате взрыва паровоз слетел с рельсов, а вагоны на высокой скорости полетели под откос, подталкивая друг друга.
Наша группа обошла это кладбище вагонов с автоматами и пулеметами наизготовку. Кое-где пришлось пострелять по живым мишеням. Возле двух вагонов заметили много мертвых пассажиров в форме старших офицеров Вермахта – полковников и других чинов. Не исключено, что в этом составе находился штаб какого-то крупного соединения. По нашей визуальной оценке, в этой катастрофе погибло не менее 350 человек. Ведь в составе было 43 вагона.
Мы решили взять для своих нужд несколько неповрежденных бронемашин: четыре из них боевые, а три, хотя и вооруженные, но предназначены для перевозки 5-6 человек во время боя.
И еще мы обнаружили одну странную особенность в поверженном эшелоне. Из двух закрытых вагонов, прицепленных в конце состава, после нашего артиллерийского обстрела стала вытекать какая-то маслянистая жидкость темно-коричневого цвета. Самое неприятное в том, что при контакте с воздухом это вызывало сильное удушие и головокружение.
Поэтому, почуствовав такую угрозу, мы побыстрее постарались покинуть место катастрофы эшелона. Из оружия взяли только несколько автоматов у тех, кто вылез из вагонов и несколько пистолетов сняли с поясов офицеров. Бронемашины пригнали своим ходом. Вот пока и все».
Комбат:
– Молодцы, хорошо поработали – так держать!
Старшой:
– Ваши действия, бойцы, вне всяких похвал. Вы опередили мои мысли по минированию и обстрелу эшелона с живой силой. С бронемашинами завтра утром разберемся. Главное, чтобы к их вооружению были боеприпасы. Скажите, как самочувствие участников этой операции? Нет ли отравлений?
Ст. сержант Николай:
– Слава Богу, серьезных последствий нет.
Комбат:
– Старший сержант, представь список всех участников этой операции и особо отличившихся. Будем представлять к правительственным наградам. Ведь уничтожен такой большой состав и около батальона вояк врага, в том числе немало старших офицеров. Это надо уметь! Еще раз всем большое спасибо и спокойной ночи.
Утром работы у меня было не меньше, чем накануне. Прежде всего, посетил двух раненых бойцов. Это произошло, когда их группа атаковала особо охраняемый эшелон. Им была оказана медицинская помощь. Ранения были незначительными, не угрожающими жизни.
Далее, предстояло осмотреть трофейные бронемашины. Ну и решить, как их можно было использовать в наших условиях. Ведь они рассчитаны, похоже, на действия в наступательных операциях крупного масштаба. Мы же наступать ни на кого не собираемся. Но поскольку они оказались у нас, попробуем приспособить их к активной обороне или для перемещения батальона на новое место.
Особый интерес представляли изъятые из одного эшелона артиллерийские установки необычной конструкции. Бойцы уже «охаживали» их. С моим появлением ускорилось желание испытать эти орудия. Наметили цели, выкатили пушки на исходный рубеж и начали их аппробацию.
После выстрела, эти орудия почти не девали отката назад. Это позволяло меньшим количеством снарядов накрывать неподвижную или мало-подвижную цель. Действительно, тремя выстрелами бойцам удалось поразить выбранную неподвижную цель.
Надо было что-то делать и с образцами других новых видов оружия и боеприпасов, ранее нами захваченных в немецкой инженерной части. В случае затяжного боя или срочного отступления, все это можно было и утерять. Посмотрели карту, и было принято решение, пока есть еще время, отвезти все образцы вглубь леса и там спрятать, а подходы заминировать.
Мне надо было срочно увидеться с комбатом и обсудить ряд неотложных вопросов. Прежде всего, как долго мы намерены находиться на этом месте? Самолеты противника зачастили в гости над нашими головами. Это ведь неспроста. Может в любой момент начаться бомбардировка, а затем и наступление мотопехоты, которое можно ожидать с любой стороны. Больше немцы не будут ждать нашего нападения на железную дорогу. Ведь мы и так парализовали своими действиями снабжение фронта оружием и боеприпасами.
Я почувствовал, что для комбата этот разговор и такая постановка вопроса были неприятны. Он сначала пытался уйти от разговора, а потом сказал мне, что я, возможно, сгущаю краски? Мне пришлось взять более твердый, даже жесткий тон разговора.
Я прямо заявил, что немцы готовят сейчас против нас огромный боевой кулак и будут преследовать очень долго. То, что они выбьют нас из этих мест – это однозначно. Ведь рядом железная дорога, по которой ежедневно курсируют десятки поездов в обоих направлениях. И ожидать, когда этот мощный кулак обрушится тебе на голову – это самоубийство. Не возьмут они перевес в бою с первого раза, будут повторять атаки ежедневно, вводя все новые силы.
Наконец, я не выдержал и сказал:
– Знаешь, комбат, если тебе трудно принять сейчас какое-то решение, то запроси штаб, что они нам еще поручат. Но сидеть здесь больше нельзя!
– Есть еще один вариант решения этого вопроса. Собрать ком. состав батальона и отрядов и решить, что делать дальше.
На это мое предложение ответа не последовало.
Разговор, вернее результат встречи с комбатом, не выходил у меня из головы. Я перестал его понимать. Как же так, при надвигающейся опасности, уходить от ответа? Не понятно!
Ну что же, со своей стороны буду предпринимать все необходимые меры к обороне на земле. А что пойдет на нас с неба, тут уж я не властен. Не исключено, что в каких-то вопросах мне придется и подменять комбата. Представим себе, что человек нездоров, а дело не терпит отлагательств.
Решил по радио переговорить с командирами отрядов № 1 и № 2. Что следует ожидать от них, каких ответов? Сказано – сделано.
Командир отряда № 2 – человек из войсковых. И ребята его, как и наши бойцы, делали очень много и еще на большее были способны. От разговора с ним я получил известное удовлетворение. Он не бросался в крайности, но отметил, что во многом согласен со мной, но комбат есть комбат - он ведь человек военный и утвержден в этой должности штабом. Поняв его настроение, я предложил все же хорошенько подготовиться к обороне. Узнал у него попутно, все ли немцы у него в отряде, или только их часть. «Как они вели себя при разгроме эшелона?» Он ответил, что они выполняли приказы и делали все наравне с нашими бойцами. Ну вот и хорошо.
Разговор с командиром отряда № 1 (Коржем) у меня получился более напряженным. Трудно сказать почему. Возможно, он привык действовать самостоятельно, не выполняя при этом ничьих приказов и решений. Он сообщил, что все бойцы отряда живы и здоровы. Кое-что из оружия, боеприпасов и продовольствия приобрели из последнего эшелона.
На вопрос, как он относится к возможному нападению на нас крупных сил немцев, возможно, с авиацией и бронетехникой, он ответил: «Лучше бы обойтись без авиации, ее бомбами и пулеметным огнем сверху. На земле все эти нападения решать проще».
Я вмешался и сказал: «Проще-то возможно и так, но ведь загнали же вас в болото. А оттуда и выйти было практически невозможно».
И еще два вопроса. Первый:
– У вас на прежнем месте остались люди из числа раненых и больных? Если да, то кто за ними ухаживает, готовит еду?
Он ответил:
– Да, осталось восемь человек, и с ними медсестра и санитар, которые и обеспечивают им уход и питание.
Тогда я осмелился задать еще один вопрос:
– Вот, в результате предстоящей обороны и бомбежки у нас могут оказаться раненые. Можно ли их пристроить к вам? Это буквально на несколько дней, до прихода в этот район наших войск».
Он ответил:
– Почему бы и нет? Там ведь место хотя бы элементарно обустроено, имеются землянки, укрытия, кухня...
– И последний, пожалуй, вопрос:
– У вас в отряде оказалась небольшая группа из пленных немцев. Как они вели себя во время операции?
Ответ:
– Эти немцы делали все, на что им указывали, от работы не отлынивали. Среди них оказались и саперы, которые нам очень пригодились при минировании вагонов.
Я продолжил:
– Наши бойцы, в эшелоне с живой силой, который они успешно подорвали и в котором ликвидировали много фашистов, взяли несколько исправных бронемашин. Не хотели бы вы взять несколько штук в отряд? У вас есть шоферы и другие специалисты. Ведь эту машину надо одному человеку вести, а другому метко стрелять из орудия или пулемета.
Корж:
– На этот вопрос я вам сходу ответить не могу. Надо поискать таких. Если обнаружу, дам знать.
В конце разговора я заметил:
– Но оборону надо держать крепко. Возможно, придется и перебазироваться. Уж очень мы немцам насолили.
Противник не заставил себя долго ждать. Участились полеты разведовательных самолетов на всем протяжении расположения наших подразделений. Значит, следует в скором времени ждать «небесных гостей» противника.
На следующий день, во второй его половине, над нами появились сначала истребители, которые обстреляли окраину леса из пулеметов, а затем прилетели и бомбардировщики. Они довольно сноровисто выстраивались в ряд и сыпали поочередно потоки бомб на наши головы. Уцелеть в таких условиях было крайне проблематично. Бомбы были весом до 100 кг: фугасные, осколочные и зажигательные.
Наши артиллеристы привели в действие свои орудия и открыли встречный огонь по самолетам. Поскольку они летели на сравнительно небольшой высоте, то огонь по ним был открыт не только из пушек, но и из пулеметов. В результате такий действий, два самолета были уничтожены.
Когда бомбежка закончилась, среди бойцов стали проявляться признаки жизни. Люди вылезали из щелей, из-под обломков деревьев и ветвей. Общая картина была довольно неприглядной: изрубленные стволы деревьев, выкорченные с корнем из земли.
На нашем участке многие бойцы вырыли в земле щели. Это в значительной мере уменьшило потери людей от бомбардировок. Меня спасло, очевидно, не совсем обычное укрытие. Мы с Николаем забрались под один из танков. В него бомба не попала, и со стороны нашего укрытия взрыва тоже не было.
Надо было пройти вдоль всех щелей. Отдельные из них сохранились в первозданном виде, другие были сверху прикрыты остатками деревьев. Но были и такие, куда угодила бомба. Там уже ничего не осталось. Вместе с другими уцелевшими бойцами мы начали помогать тем, кто оказался в плену обрубков деревьев и земли, но подавали признаки жизни.
Конечный подсчет наших потерь оказался неутешительным. Погибших насчитали 15 человек, раненых и контуженных – 21 человек. Среди погибших был один из командиров взводов, лейтенант. Было разбито две бронемашины и три пушки из числа новых секретных (экспериментальных). Было повреждено несколько ручных пулеметов и автоматов.
Надо было срочно узнать о положении дел в партизанских отрядах. К счастью, радиостанции наши были в рабочем состоянии.
Позвонил сначала командиру отряда № 2, нашему соседу. Спросил, чем обрадует. Капитан сообщил, что урон бомбардировкой нанесен весьма значительный. Погибших бойцов оказалось 11 человек, а раненых и контуженных до трех десатков. Он отметил, что вполне можно было бы избежать этой трагедии, если бы не наша самонадеянность и упование на то, что авось пронесет мимо нас. Не получилось.
– А теперь, скажи, зам. комбата, откровенно, что помешало нам в преддверии такой беды сменить наше расположение?
Ну не мог я, в силу известных причин, ответить прямо на этот вопрос. Сказал, что мной было внесено два предложения по этому поводу – срочно сменить место расположения и собрать совет командного состава. Я ждал ответа... и дождался. Сам-то уцелел, а вот где комбат, до сих пор его ищут.
– Больше, уважаемый капитан, я ничего тебе не могу сказать.
И добавил:
– Думаю, что это у немцев разминка. Впереди может быть атака, поддержанная бронетехникой, с предварительной обработкой наших позиций артиллерийским и минометным огнем. И к этому надо быть готовым.
Командир первого отряда также передал нерадостную весть. У них погибло 17 человек, раненых и контуженных – 23 человека. Настроение в отряде скверное. Надо было сменить место расположения. А если за этим последует наступление врага и обстрел из тяжелых орудий и минометов – нам не сдобровать.
Он спросил: «Что с комбатом?» Я ответил, что среди погибших и раненых его нет, поиски продолжаются.
– Во всех случаях жизни не падать духом, не паниковать, быть готовыми отбить атаку врага на земле. Пока мы вместе, представляем немалую силу закаленных в боях бойцов. Держите связь. Информируйте о всех событиях на вашем участке и в окрестностях.
Комбата нашли наши ребята в живых, но контуженным. Взрывной волной его отбросило от нас и прикрыло разным древесным мусором. Главное, руки-ноги на месте, голова при нем – хотя и хотелось бы, чтобы она была поумней и прислушивалась к мнению комсостава батальона и его заместителя, который предвидел этот налет.
4.Разведка на мотоциклах
Ближе к вечеру, от командира отряда № 1 поступило сообщение, что в их районе остановился грузо-пассажирский эшелон с бронетехникой на открытых платформах. Началась разгрузка солдат, каких-то грузов, средних танков и бронемашин.
Так, в голову пришла неприятная мысль. Фашисты готовят наступление на наши позиции вдоль железной дороги, а затем, возможно, и с тыла.
Вызвал своих разведчиков и приказал выехать как можно дальше от нашего места расположения и проверить, не подошли ли эшелоны, а возможно и автокараваны с живой силой и техникой и со встречного направления. В их распоряжение были выделены два мотоцикла, вооруженные ручными пулеметами.
Надо было встретиться с комбатом, поздравить его с относительно благополучно пережитой им бомбардировкой.
Выглядел он неважно. Сказывались, очевидно, последствия бомбежки и его просчет – отказ от смены места размещения батальонов и отряда.
Я сообщил ему о выявленных результатах атаки с воздуха. Всего по трем подразделениам погибших обнаружено 43 человека, раненых и контуженных – 76 бойцов.
Доложил также и о том, что в районе первого отряда на железной дороге разгружается эшелон врага с живой силой и бронетехникой.
– Я послал разведку на двух мотоциклах в восточном от нас направлении. Вполне вероятно, что и оттуда появятся враги, чтобы взять нас в клещи и ликвидировать.
– Бомбардировкой с воздуха они уже достигли немалого – вывели из строя 119 человек, в том числе у нас в батальоне 38 человек, считай – каждого третьего.
– У нас погиб один из лейтенантов, командир взвода. Вы находитесь в не лучшем состоянии. Надо думать об обороне, похоронить погибших и куда-то определить раненых. Легко раненые могут, конечно, остаться в строю. Ведь 76 человек раненых – это нагрузка на целый госпиталь. Нужны медикаменты, перевязочные средства. Необходимо обеспечить людей питанием. Если состоится атака фашистов, то наши потери могут возрасти до еще больших размеров.
Комбат:
– Ты, старшой, не списывай меня. Я попытаюсь отлежаться, придти в себя и принять активное участие в обороне.
– Я никого, кроме погибших, не списываю. Но надо правде смотреть в глаза, а не через розовые очки. Командиры отрядов спрашивают, почему мы их игнорируем, не ставим в известность о принятых решениях. Приходится отвечать, что это не так, и мы по всем важным проблемам учитываем их мнения. Я с ними постоянно держу радиосвязь, интересуюсь делами, настроением бойцов, спрашиваю, какая нужна помощь. Конечно же, надо было бы нам собраться после этой крупной операции, поговорить и определиться в действиях в дальнейшем. Нам нельзя было здесь оставаться. Мы же не партизанский отряд, а воинское подразделение с определенными задачами. Нам не следует подолгу задерживаться на одном месте. Рванули, посветили огонька – и на другую площадку.
– Пока у нас люди в порядке, хватает взрывчатки, и в оружии не испытаваем недостатка. Даже немало немецкого оружия и боеприпасов поставили на службу. Те же скорострельные пушки как себя показали! Несколько самолетов немцы уже не досчитались. А фауст-патроны против бронетехники! Не знаю, есть ли сейчас что-нибудь более эффективное. Возможно, противотанковая артиллерия, но она действует на расстоянии и далеко не всегда эффективно. А эти тупорылые уроды поражают танки наверняка. Пожалуй, их главный недостаток в том, что ими надо пользоваться с ограниченного расстояния (25-30 м), и этим оружием должен владеть сильный духом человек. Ведь на него надвигается стальная громадина, на ходу стреляющая из пушки и пулеметов.
Комбат:
– Я все поражаюсь, старшой, откуда все это тебе известно. Училища не заканчивал, спецподготовку не проходил, а говоришь о новых видах немецкого оружия и боеприпасах как-будто сам их создавал. Я вспоминаю, как ты с этими уродами с длинной трубой – фаустпатронами – пошел стрелять по паровозам, тащившим очень крупный эшелон. В батальоне не нашлось никого, кто бы решился пустить их в бой.
– Ну вот, и по результатам этой бомбежки наших подразделений ты оказался прав. А я, то ли из ревности, то ли из дурости сыграл отвратительную роль. И вот результат – сколько погибших и раненых... Ну погибших мы похороним, на войне без потерь никакая армия не обходится. А вот что делать с ранеными – ума не приложу. Давай вместе думать.
Старшой:
– Ты, комбат, не расслабляйся. То, что случилось, это уже вчерашний день. Надо думать о днях сегодняшних и завтрашних. Впереди еще работы – край непочатый. Я разговаривал с командиром первого отряда и выяснил, что своих раненых и больных до десятка человек они оставили на прежнем месте, где мы их освободили от блокады. Ухаживают за ними два человека – медсестра и ее помощник. Надо посоветоваться с этим командиром. Может быть, организовать переправку раненых в этот пункт, обеспечив их продуктами питания и медикаментами из своих запасов. Другого подходящего выхода я пока не вижу.
– И, пожалуй, еще один вопрос. Если мы думаем всерьез обороняться, то надо в сложившихся условиях подумать и о тесном взаимодействии между нашим батальоном и отрядами... Откровенно говоря, меня беспокоит положение дел и нависающая там угроза в отряде № 1. А ведь сломают их – и до нас доберутся. Придется нам тогда воевать сразу на два фронта.
Комбат:
– Так что ты предлагаешь?
Старшой:
– Если на первый отряд пойдут танки и бронемашины, то я не уверен, что у них найдутся специалисты по их ликвидации. Надо кое-что заминировать и устроить засаду бойцов, вооруженных фауспатронами. Может быть, взять несколько бойцов из нашего батальона и отряда № 2. Они обстреляны и в труса не играют.
Комбат:
– Дельное предложение. Возможно, так и сделаем. Нам нельзя допустить войны сразу на два фронта и окружения. А когда в этих бойцах отпадет надобность, они вернутся в свои подразделения.
Старшой:
– Комбат, переговори на эту тему с командиром отряда № 1. Кстати, и о перемещении раненых. Возможно, у него найдется и еще что-то. Это ведь всего на несколько дней. Когда начнется фронтовая операция, то наши танки уже вскоре будут здесь, а за ними пехота и госпитали.
После этого разговора я пошел навестить своих артиллеристов и танкистов. Все они, к счастью, были живы и здоровы, хотя и побывали под обломками деревьев. Все же заранее приготовленные щели в земле помогли.
Спросил о самочувствии, о настроении. Ответили, что настроение боевое, охота пострелять по движущимся фашистским мишеням. «Такие у нас будут?» Ответил, что будут, и пожалуй, очень скоро. Вот, дождемся возвращения разведчиков, и многое прояснится.
Разведчики возвратились в целости и сохранности, никаких чрезвычайных происшествий не претерпели. Они сообщили, что всю прилегающую к нашему переднему краю местность исколесили вдоль и поперек, но ничего примечательного не заметили. На железной дороге, в районе катастрофы эшелона, немцы ведут восстановительные работы. С правого фланга тоже никакого оживления не наблюдается.
Ну что же, это уже неплохо. С восточного направления нам пока никаких пакостей фрицы, вроде бы, не готовят. Я спросил: «Как ведут себя мотоциклы?» Получил ответ, что машины работали без сбоев, заводились с полуоборота.
Так, прекрасно. Остается тревога и неопределённость с западного направления. По этому участку у нас крайне недостаточно информации. Я попросил одного из бойцов найти и пригласить ко мне Максима.
Когда он появился, я спросил его, как он перенес бомбежку и нет ли у него ушибов и ранений. Он ответил, что чудом остался жив. Рядом с ним в землю вонзился большой осколок бомбы. Обрубком дерева стукнуло по спине, но ничего – как видите, живой и готов к выполнению каких-либо необычных и интересных поручений.
– Слушай, Максим, я знаю тебя уже не один год. Ты можешь храбриться, но этого нам не надо. Задание, которое я хотел бы тебе поручить, слишком серьезное и потребует всей твоей самоотдачи.
Максим:
– Вы не сомневайтесь во мне. Все сделаем как надо.
– Но я же еще не давал тебе никаких заданий.
Максим:
– Я уже представляю себе, что это будет за поручение. Вполне вероятно, что разведка и далеко в тыл врага.
– Ты что же, научился уже не только слушать, но и читать мои мысли?
– Да нет, до этого мне еще очень далеко. Но судя по нынешней обстановке, нетрудно и догадаться.
– Ладно, тогда слушай внимательно. С восточным направлением нам кое-что прояснилось. Немцы не торопятся снимать с фронта свои подразделения для борьбы, а вернее – уничтожения нас. Что касается западного направления, тут множество загадок и пока никакой ясности. Имеем только сведения о том, что недалеко от станции, где мы наделали много шума, разгрузили один эшелон с живой силой и техникой. Но для чего, с какой целью? Он же направлялся на фронт!
– Твоя задача в следующем. Подбери надежных ребят, и на одном, а лучше, конечно, двух мотоциклах – мало ли что может с машиной случиться – гони на запад. Если надо, заберитесь поглубже в тыл, чтобы лучше рассмотреть, что там делается. Одним словом, привезите нам «фотографию» всего увиденного. Какое вооружение и в каком состоянии оно находится у разгруженного эшелона? Какая бронетехника, артиллерийские орудия и минометы? Не установлены ли они против наших первого и второго отрядов?
– В бой старайтесь не вступать. Но если вам на пути попадется какой-то зазевавшийся фриц, то ему руки за спину, в рот кляп, в машину и к нам. Хорошо бы иметь какого-нибудь офицера, хотя бы унтера. Проверьте машины, их заправку и пулеметы. Вопросы есть?
Максим:
– В порядке самозащиты или в случае крайней необходимости оружие можно применять?
– Само собой разумеется. Возьмите с запасом гранаты. Они никогда лишними не бывают. И тащить их на себе не придется – вы же на машинах. Не геройствуйте, берегите себя – вы нам очень нужны. Ни пуха вам ни пера, как желают, обычно, охотникам. А вы и есть наши охотники. Вопросов нет? Ну, с Богом – мы ждем вас с добрыми вестями.
Разведгруппа Максима задержалась с возвращением. Стемнело. Мы (тут же, рядом со мной был и Андрей, друг и соратник мой) начали серьезно беспокоиться. Изрядно переволновались за них. Что могло случиться и задержать их возвращение?
Наконец, послышался рокот мотоциклетных моторов, блеснули огоньками фары, и мы увидели своих друзей и соратников. По первому впечатлению, все они были живы и здоровы, но мотоциклы явно перегружены.
Максим отпустил руль машины, спрыгнул, подошел ко мне, и по всей форме доложил, что задание выполнено, и даже с некоторым перевесом.
Я не стал его ни перебивать, ни торопить. По себе знаю, что значит походить по острию ножа и вернуться к своим друзьям живым и здоровым. Пусть выговорится – успеем. Главное, что вернулись живыми. Ведь это наш золотой фонд.
Максим сообщил много интересных для нас вещей. При их приближении со строноны отряда № 1 к месту разгрузившегося эшелона их заметили и обстреляли. Тогда им пришлось вернуться на приличное расстояние назад и резко повернуть влево. Так они проехали довольно приличное расстояние и снова свернули в сторону железной дороги, на этот раз двигаясь уже медленно и озираясь по сторонам.
Наступил такой момент, что мотоциклы пришлось выключить и оставить отдохнуть. Сами же, рассредоточившись, пошли вперед, соблюдая осторожность. Вскоре, им предстала весьма занимательная картина. На железной дороге стоял еще один эшелон с живой силой и техникой. Его разгружали. Уже были сняты длинноствольные артиллерийские орудия довольно крупного калибра (по крайней мере более 100-120 мм), несколько бронемашин и средних танков. Более того, с помощью тягачей и автомашин, орудия и крупнокалиберные минометы растаскивали по прилегающей площади.
Разведчики решили подождать и увидеть, что немцы будут делать с этим оружием. И вот, невдалеке от них, появилась группа, очевидно, артиллеристов, которые намечали места для установки этих пушек. Затем, туда же стали подвозить эти орудия. Тут же появилась и обслуга этих пушек, и они стали их устанавливать стволами в нашу сторону.
Максим:
– Мы подождали, когда в группе, определявшей места установки очередных орудий, осталось три человека и решили из засады напасть на них.
– От неожиданности они и охнуть не успели, как оказались с кляпами во рту и связанными руками. Это оказались два офицера и один унтер-офицер. Н наш взгляд, такая наша добыча немцев, конечно, огорчит, ну а наше командование, безусловно, обрадует.
– Они пытались сопротивляться, но получили для острастки по хорошему удару и быстро успокоились. Загрузили это добро в мотоциклы – они оказались перегруженными – и тем же путем, но со сниженною скоростью, тронулись к себе.
От меня:
– Молодцы! Задание выполнили и перевыполнили. За это вам большое спасибо.
Вопрос:
– Имеются ли в этом эшелоне танки? Сколько их и в каком они количестве?
Ответ:
– С танками, средних размеров (не тиграми), такое положение: 5 штук уже разгружены и столько же стоят еще на платформах.
– Хорошо, отдыхайте – у вас еще есть какое-то время на это. Скоро можете вновь потребоваться для выполнения очередного задания.
Я обратился к пленным немцам, попросил развязать им руки и ноги, освободить рты для разговора. Это оказались капитан (гауптман), лейтенант и унтер-офицер. Довольно упитанные для Вермахта военнослужащие.
Поприветствовал их на их родном языке и сказал, что они находятся в расположении тех военных, с которыми они намеревались сражаться огнем и мечом. Начал задавать вопросы. В ответ – молчание. Ясно. Надо их разделять и разговаривать с каждым в отдельности.
Так и сделали. Оставили унтер-офицера, а двух других увели в разные стороны, чтобы они не сговорились.
Унтер-офицера я спросил из какой он части, откуда прибыли и куда следуют. От также стал молчать и только презрительно посматривал на нас с Андреем. Тогда я сказал ему, что если он будет продолжать молчать, то мы с ним можем сделать все, что угодно – вплоть до расстрела. Андрей при этом потрогал кобуру пистолета на своем ремне.
– А вот сотрудничество с нами может гарантировать тебе жизнь. У тебя, наверное, есть и семья: жена, дети, родители? Они рады будут увидеть тебя живым после войны. Так что выбирай.
Наш пленный что-то проворчал, покрутил головой и наконец пробормотал:
– Так вы гарантируете мне жизнь?
– За добросовестное и откровенное сотрудничество так оно и будет. Имей в виду, что Германия войну проигрывает окончательно и бесповоротно. Слушаем тебя. Назови имя, звание, в какой части и кем служишь, откуда прибыл, куда направлялся.
И вот что поведал нам этот младший офицер.
Он назвал свое имя и фамилию, что служит он в мотомеханизированном полку одной из дивизий, которая находилась на итальянском фронте. В связи с сокращением там линии фронта и выхода Италии из войны, их дивизию погрузили в эшелон и направили на восточный фронт.
– Но на этом участке нас задержали, выгрузили из вагонов и сказали, что нам предстоит разбить какие-то банды, которые блокировали дорогу и препятствуют продвижению наших войск и грузов на восток.
– Орудия мы установили для того, чтобы нанести артиллерийский удар по этим бандитам. Нас предупредили, что они очень коварны, с пленными не церемонятся, но вооружены лишь стрелковым оружием и поэтому одолеть их будет легко.
Мой вопрос:
– Чем занимаются офицеры, с которыми ты попал к нам в плен?
Пленный сначала задергался, потом поднял правую руку и резко ее опустил. Я понял так: что же теперь, была не была, каждый выбирается из этой ямы как сможет. Он ответил:
– Лейтенант – командир нашей батареи, а капитан – заместитель командира нашей части. Оба – специалисты своего дела.
Еще вопрос:
– Какого калибра у вас орудия, дальность стрельбы, обеспеченность снарядами и содержание снарядов? Имеются ли снаряды с химическими добавками?
Ответ:
– Орудия у нас калибра более 120 мм, дальность стрельбы зависит от пороховой начинки и траектории. Что касается нашего арсенала, то он довольно значителен и мы не испытываем недостатка в снарядах. Что касается начинки самих снарядов, то мне здесь многое не известно. Я знаком только с нормальными зарядами и взрывчаткой, без добавок.
На этом наша беседа с ним закончилась. На очереди были капитан и лейтенант. Привели ко мне лейтенанта.
– Как вы себя чувствуете, господин лейтенант, в нашем плену?
– Это какой-то абсурд. Пленным я считаю человека, взятого в плен в бою или сдавшегося ввиду ранения или других неблагоприятных обстоятельств. Меня же похитили какие-то бандиты во время определения места для установки орудий моей батареи. Я себя не считаю вашим пленником.
– Ну что же, это дело ваше, кем вы считаете себя. Мы вас считаем офицерами вражеской нам армии Вермахта. Ваше подразделение готовило атаку на наши позиции, и если бы вас не пленили, то на нас обрушился бы град снарадов из орудий вашей крупнокалиберной батареи. Не так ли? Сколько батарей в вашей части?
– Это секретные сведения, и я не буду их оглашать.
– Дело ваше. Раз отказываетесь отвечать, к вам будет неблагоприятное отношение с нашей стороны. Мы в таком случае можем поступить с вами по нашему усмотрению – тем более, что вы не считаете себя военнопленным.
Подозвав разведчика, я попросил его увести лейтенанта и не спускать с него глаз.
Привели капитана. Посмотрел на его довольно хмурое лицо и подумал – что же от тебя ожидать? Это был уже человек не первой молодости, а повидавший жизнь. Поздоровался с ним – он ответил что-то невнятное.
– Господин капитан, назовите свое имя, должность, а также наименование и номер дивизии, где вы служите. Судя по всему, вы артиллерист, и видать, опытный?
– Я не понимаю, у кого я оказался в плену. Ведь никакого боя еще не было?
– Да, боя еще не было, но вы активно готовились к нему, расставляя орудия своих батарей. А в плену вы находитесь у подразделения Советской Армии, с которым вы вступили бы в бой в скором времени. Нам с вами предстоит выяснить ряд вопросов. Кое-что мы уже знаем о вашей дивизии и части. Почему вас перебазируют на восточный фронт? Разве на территории Италии война уже закончена? Перемещается только одна ваша дивизия или и другие соединения?
Ответ:
– Это все вопросы военной тайны. Я, как офицер Вермахта, принявший присягу, не могу на них отвечать.
– Господин капитан, я вас как офицер офицера понимаю. Но ведь вы человек довольно зрелый. Понимаете, надеюсь, что государство, которому вы присягали на верность, доживает свои последние месяцы. Война Рейхом проиграна. Это может не видеть и не понимать только какой-то член из гитлерюгенд с затуманенными мозгами или неполноценный солдат. Надеюсь, что вы человек благоразумный, и вам не надоела жизнь. Так что предлагаю вам отвечать на мои вопросы. Мы возьмем в плен новых ваших коллег и все равно узнаем больше. А вас, поскольку вы отказываетесь от сотрудничества с нами, мы передадим партизанам, по позициям которых ваши орудия скоро откроют огонь. У них свои законы и подходы к ведению войны и обращению к захватчикам. В Италии вам, наверное, не приходилось встречаться с партизанами? Итак, сейчас я дам команду, и вас отправят под огонь ваших пушек.
Я пригласил Максима и начал с ним разговор. Пленный, поняв, что речь идет о его отправке, встрепенулся, постучал обеими руками себе по лбу и вдруг заявил: «Я не хочу к партизанам, не хочу идти под огонь наших же орудий. Я буду говорить. Задавайте свои вопросы».
Обращаясь к Максиму, я сказал: «Смотри-ка, образумился, несмотря на присягу». Максим: «Спросите у него, почему он не хочет к партизанам».
– Капитан, а почему вы не хотите, чтобы мы передали вас в партизанский отряд?
– По итальянскому опыту я знаю, что это такое. Мой коллега попал к партизанам в плен и испытал там все ужасы, пока его не обменяли.
– Хорошо. Ответы на вопросы давать подробно и точно. Почему вашу дивизию (кстати, как она называется и номер), отправили из Италии в Россию? Численность дивизии, ее вооружение, кто командует этим соединением?
Ответы капитана были довольно подробные. Полагаю, что нет необходимости в полной форме излагать их здесь. Кратко, дивизия участвовала в боях с англо-американскими войсками, понесла потери и была перемещена в Германию. Получив пополнение людьми и вооружением, она была направлена в район предполагаемого крупного сражения.
– В этом районе, наш эшелон остановили и объявили, что путь нашего движения прерван какими-то бандитами, оживившимися в предверии военных действий. Нам приказали выгрузиться, и вместе с частью нашей же дивизии, стоящей впереди нас, принять участие в разгроме этих варваров. Вооружены они слабо, но имеют много гонора и нахальства. Сказали, что бой будет кратковременным: «Из пушек и минометов хорошенько припугните их, и они разбегутся или сдадутся в плен».
– Ясно. Капитан, а вот скажите мне, вам, как человеку, нравится воевать – убивать и калечить людей? Ведь артиллерию называют богом войны. У вас, наверное есть и семья, и родные?
– Нас приучали не рассуждать на подобные темы, а строго выполнять приказы командования. Это следует из закона чести немца, где бы он ни находился.
– Ладно, капитан. Значит вы не хотите уезжать от нас? Ну вот и хорошо. Тогда последний вопрос. Что бы вы посоветовали нам предпринять против массированного налета ваших батарей на нашу оборону?
Капитан помолчал, а затем промолвил:
– Открыть ответный огонь по нашим позициям. Вообще-то и наши солдаты устали от войны. Она дорого обошлась и нам.
– Так может тогда вообще не открывать артогня по нашим позициям? Что бы вы могли сделать в этом плане?
– Это слишком серьезно. Я же выключен из этого процесса.
– Хорошо. Как укомплектована обслуга ваших орудий? Сколько человек обслуживает батарею?
Капитан назвал количество солдат, положенных по штатному расписанию.
– Добро, капитан. Вы пока свободны.
(Продолжение следует)
