I
Поздно вечером мне позвонила одна из моих подруг Вероника и сказала:
-Отошел ко Господу старец Илий (Ноздрин).
Ее слова были для меня как гром среди ясного неба. Старец Илий! Я его хорошо знала. В течение многих лет часто ездила в Оптину пустынь, обсуждала с ним свои духовные проблемы (а их у меня всегда предостаточно) и возвращалась домой утешенная и радостная. Находиться рядом с ним – это даже не высказать; те полчаса, что он уделял мне, были для меня духовным сокровищем. Кончина батюшки не укладывалась в моей голове. Я легла спать, но сон бежал от меня; до утра так и не уснула. Я должна попрощаться со старцем, – сказала я себе, начиная новый день. - Отпевание через три дня; успеваю.
Позвонила Веронике и спросила, сможет ли она поехать со мной.
-Если отпустят с работы, то да. Буду молиться, а там как Бог даст.
Связалась с паломнической службой и – надо же быть такому везению – получила последнее место. Мы выехали из Москвы около полуночи. Автобус большой комфортабельный, нам не тесно, никаких посторонних разговоров, все погружены в молитву. Сначала я прочитала Последование ко святому причащению, а потом читала Псалтирь об упокоении души отца Илия. В Оптину прибыли рано утром (последнюю часть пути автобус еле тащился, видимо, из-за того, что дорога ремонтировалась).
С большим трудом наш водитель нашел место для парковки – все подъездные пути к Оптиной были запружены автобусами, большими и малыми, а также легковушками. Выйдя из автобуса, мы влились в большой поток паломников, направлявшийся в монастырь. В Казанский храм, где находился гроб с почившим, большая очередь: мужчины, женщины, родители с детьми, много молодежи. Холод, колючий пронизывающий до костей ветер – люди жмутся в кучи, поеживаются, притопывают ногами, плотнее повязывают шарфы, поднимают капюшоны. Я предусмотрительно оделась потеплее, чем обычно, но все равно холод достает, не дает расслабиться.
Через четверть часа мы вошли в храм; он переполнен; ко гробу идут два потока – слева и справа, вдоль западной и северной стен; я оказалась в левом потоке. Мои мысли только о старце, скоро, очень скоро я снова встречусь с ним; ведь он жив, умерла только его плоть, а чуткая любвеобильная щедрая душа не умерла, она здесь, и я снова почувствую ее любовь ко мне.
Передвигаюсь, затаив дыхание; теснота меня нисколько не смущает и не тяготит; я среди своих братьев и сестер во Христе. И вот я у светло-коричневого гроба; тело усопшего покрыто светлым, с некоторой желтизной покрывалом, лик закрыт схимническим облачением; правая рука старца, очень белая, покоится на груди; пальцы сжимают небольшой деревянный крест; чуть ниже Евангелие и образ Господа нашего Иисуса Христа.
-Здравствуй, дорогой отче! – произнесла я про себя. – Я пришла проститься с тобой и поблагодарить за великие милости, которыми ты одарил меня и оценить которые невозможно. Ты терпел мои грехи и заблуждения, нежно и бережно врачевал их, возвращая меня на верную дорогу, не давал унывать и отчаиваться, снова и снова призывая быть верной Христу, не огорчать Его греховными мыслями, самостью и непослушанием. И когда ты накрывал мою голову епитрахилью, а потом смотрел на меня своими светлыми, полными любви и сострадания глазами, моя душа таяла, нет, не то слово, ее охватывало непередаваемое блаженство, и я вся как бы растворялась в нем. Ты сейчас слышишь меня и, как всегда, молишься обо мне. Дорогой отче, не забывай меня, находясь у Престола Божия, руководи моею жизнью, моими мыслями и поступками, помоги достойно завершить земное поприще и по твоим молитвам достичь Райских Обителей.
Я приложилась губами к белой руке старца; она была теплая; волна радости окатила мою душу, я еще раз облобызала белую руку и, чтобы не задерживать идущих за мною паломников, отошла от гроба.
Продвигаясь к выходу, помолилась о своих сродниках, среди них есть и заблудшие, о своих ближайших подругах и знакомых, и о том, чтобы русский народ не забывал, что на Руси много храмов и монастырей, где можно молиться о спасении своей души.
II
Во время Божественной Литургии я молилась на улице, где были установлены большие экраны (в храме осталась только малая частичка людей – архиереи, братия монастыря, приезжие священники, монахини, телеоператоры, журналисты). После чтения Евангелия на улицу вышло много священников в белоснежных облачениях, чтобы совершить Таинство исповеди. К ним выстроились длинные очереди. Я подошла к ближайшему батюшке, назвала свои грехи, и он прочитал разрешительную молитву.
Когда молишься, а тем более о самом важном, время летит незаметно; не успела я излить Господу свою душу, как раздался возглас диакона:
-Со страхом Божиим и верою приступите.
По ступенькам храма спустились иеромонахи и священники с Чашами в руках.
-Слава Тебе, Господи, что Ты призываешь нас к Себе, что так трепетно и любовно заботишься о нас, - помолилась я про себя. – Слава Тебе, Отче Неба и земли, что Ты позволяешь мене, самой грешной среди всех присутствующих, подойти к Чаше с Твоими Безсмертными Дарами.
На душе у меня был праздник, я чувствовала присутствие старца каждую минуту и каждую секунду.
Вскоре всех паломников попросили покинуть монастырь. Мы недоумевали: в чем дело? Что за строгости? Никогда такого не бывало. Но... разговор разговорами, хочешь не хочешь, а пришлось подчиниться.
Я стояла в плотной озябшей толпе, размышляла, что же будет дальше; неожиданно в небе появился вертолет; он пошел на посадку; прибыл Патриарх.
Нас снова стали запускать в обитель; строгости были исключительные: все сумки, портфели проверялись тщательнейшим образом; любые съестные припасы (хлеб, печенье, конфеты, помидоры, яблоки, виноград, а также бутылки с водой) складывались в кучу между двумя ограждениями.
Началось отпевание. Я не отрывала глаз от экрана, установленного рядом с Казанским храмом. Было по-прежнему холодно, ветер доставал до печенок. Паломники ежились от его порывов, топтались на месте, хлопали себя то по груди, то по бокам. И вдруг (это случилось где-то в середине богослужения) мне стало тепло. Даже очень. Как будто пришел южный, нагретый солнцем воздух. Я посмотрела по сторонам: люди распрямились, глаза повеселели, никто не ёжился, не хлопал себя руками, паломники вели себя так, как будто находились в теплом храме. В следующую секунду до меня дошло: благодатный старец позаботился о нас, и по его святым молитвам Господь согрел нас, грешных.
-Какая любвеобильная душа у старца, как он любит всех нас! - подумала я. – Нас много, несколько тысяч, но если бы было в десять, двадцать раз больше, то и тогда мы поместились бы в его добром сердце!
Заключительная часть отпевания пролетела как одна секунда. Паломники не двигались с места. Прощание со старцем еще не завершилось. Мои глаза были устремлены на вход Казанского собора, откуда должна была появиться похоронная процессия.
-Катюша! – вдруг услышала я чей-то голос.
Я обернулась; ко мне протиснулась Виктория.
-Я все глаза просмотрела, думаю, где же ты, а ты совсем рядом, - торопливо заговорила она. – Как хорошо, что мы встретились.
-Это все отец Илий, - сказала я, обнимая подругу и лобызая ее в обе щеки.
-Он мне помогал много раз. Однажды на меня навалилась депрессия. Да такая крутая, что хоть плач. Без батюшки мне не выползти, решила я. И покатила в Оптину. Он как раз вышел из Введенского храма. Его тотчас окружила такая большая и плотная толпа, что пробиться к нему, а тем более изложить свою проблему нечего было и думать. Я решила не отступать. Думаю, хоть до ночи пробуду здесь, а к старцу все равно попаду. Людское кольцо вокруг батюшки не редело, скорее наоборот, уплотнялось. Прошел час, другой, просвета не было. На исходе четвертого часа мне все же удалось протиснуться (другого слова не найти) к нему. Он меня узнал, взял за руку, внимательно выслушал мой сбивчивый торопливый рассказ, тепло и мягко сказал:
-Не тужи. Бог милостив.
И все, больше ни слова. В следующую секунду с моей души свалилась большая тяжесть, я снова стала нормальным человеком.
-Я так рада за тебя, моя дорогая, - сказала я, снова обнимая подругу.
-Ой, сколько деток! – воскликнула Вероника, показывая на многодетную семью, которая расположилась рядом с нами.
Детей было пятеро: два мальчика (оба сидели в удобных колясках), две девочки постарше и один малыш на руках у мамы. Вдруг один из мальчиков сказал:
-Мама, дай конфетку.
Женщина развела руками, давая понять, что у нее нет конфет. Отправляясь в Оптину, она, конечно, взяла с собой и воду, и конфеты, и сдобные булочки, и несколько пачек вкусного печенья, и фрукты, чтобы в нужный момент покормить детей, но все это пришлось оставить у входных ворот.
-Мама, ну дай конфетку, - снова попросил мальчик.
Мне было жаль малыша, но еще больше маму, которая ничем не могла помочь сыну. Ее лицо выражало такое страдание, такую душевную боль, что все люди, которые наблюдали эту сцену, замерли, не в силах произнести каких-либо слов в утешение.
В этот момент неизвестно откуда появился белый голубь; часто взмахивая крыльями, он сел на колени мальчика; в клюве у него была шоколадная конфетка. Мальчик взял ее и хотел погладить голубя, но тот стремительно взмыл в воздух; через мгновение его след растаял в сизом небе.
В следующую секунду ударил главный колокол монастырской звонницы, и похоронная процессия, выйдя из Казанского собора, отправилась к месту погребения; гроб с усопшим несли восемь иеромонахов. Увидев его, старшая девочка из многодетной семьи неожиданно заплакала; она плакала так громко, так безутешно, что мое сердце сразу заныло. Гроб уплыл уже далеко, а девочка все плакала и плакала, вытирая ладонями слезы на щеках
-Это не только ее слезы, но и всех людей, которые прибыли сюда из разных концов страны, - подумала я. - И мои, и многодетной семьи, и мужчин, и женщин, и подростков, и священников, и монастырской братии.
Между тем погребение закончились; волонтеры убрали все ограждения; христиане один за другим подходили к могиле, усыпанной цветами, молились про себя, вставали на колени. Я приблизилась ко кресту, стоящему в верхней части могилы, и облобызала его; а потом остановила взгляд на фотографии старца у основания креста; он посмотрел на меня и улыбнулся; улыбка была такая же добрая и ласковая, какую я видела на его лице, когда приходила к нему и изливала свои душевные печали.
Николай Петрович Кокухин, член Союза писателей России, член Союза журналистов России
