Эгейский Иерусалим

 

21 мая – память ап.Иоанна Богослова

 

I

 

В Иерусалиме я был пять или шесть раз – этого вполне достаточно, чтобы познакомиться с главными святынями Палестины. Однако мне хотелось побывать еще на острове Патмос, где отбывал ссылку святой Апостол и Евангелист Иоанн Богослов. Я стал искать разные возможности, чтобы осуществить мое желание, и скоро мне повезло. Одна из крупных туристических фирм организовала для журналистов и писателей специальную поездку на греческие острова, и меня включили в состав группы. 

-Где наша первая остановка в Греции? – спросил я у сотрудника турфирмы.

-На острове Родос, - последовал ответ.

Меня это вполне устраивало, так как Патмос находился от него совсем недалеко.           

 

II

 

Римский император Домициан, воздвигнув большое гонение на христиан, схватил Апостола Иоанна Богослова и, подвергнув жестоким пыткам, сослал на Патмос. Ночью, в тонком сне, святому явился Сам Господь и, утешив его, сказал:

- Этот остров весьма в тебе нуждается.

За короткое время Иоанн Богослов обратил ко Христу почти все население Патмоса. По его молитвам слепые прозревали, мертвые воскресали, прокажен­ные очищались, бесы, вредившие людям, исчезали. Однажды святой Апостол вместе со своим учеником Прохором уединился в пещеру. Здесь они провели десять дней. Иоанн ничего не вку­шал, а только молился (Прохор же ненадолго отлучился). И был к Апостолу голос свыше: «Иоанн, Иоанн!» Тот отвечал: «Что повелеваешь, Господи?»

 Голос продолжал: «Потерпи еще десять дней, и будет тебе Откровение великое». Апостол провел без пищи еще десять дней. И совершилось нечто необычное: Ангелы Божии сошли с Небес и возвестили ему некую тайну. Когда Прохор возвратился к Апостолу, тот послал его за чернилами и пергаментом, а потом два дня говорил ему о бывшем ему Откровении, а тот записывал слова своего учителя.

Апокалипсис (в переводе с греческого — Откро­вение) в таинственных образах показывает будущие судьбы Церкви Христовой и всего мира. Для чего это нужно? Вселенская Церковь находится в постоянной борьбе с врагами — как видимыми, так и невидимыми. Откровение передает впечатляющие картины этой брани, показывает неизбежность гибели всех и вся­ческих врагов Церкви, прославляет ее верных чад, утешает и ободряет их.

Последняя книга Нового Завета сокровенна. «Темнота сей книги не препятствует удивляться ей, — пишет святитель Дионисий Александрийский. — И если я не все в ней понимаю, то лишь по моей неспособности. Я не могу быть судией истин, в ней заключающихся, и измерить их скудостью моего ума; руководствуясь более верою, чем разумом, нахожу их только превосходящими мое понимание».

Впрочем мы, современные христиане, живем в те времена, когда многое из того, о чем гово­рит Апокалипсис, сбывается на наших глазах.

Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде «полынь»; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки (Откр. 8,10-11).

Это — о Чернобыле, о ядерной ка­тастрофе, последствия которой мы переживаем до сих пор.

      Пятый Ангел вострубил, и я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан был ей ключ от кладязя бездны. Она отворила кладязь бездны, и вышел дым из кладязя, как дым из большой печи; и помрачилось солнце и воздух от дыма из кладязя (Откр. 9, 1-2).

А это — о событиях в Персидском заливе, когда иракские воины, покидая Кувейт, подожгли нефтяные скважины.

И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей... Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить (Откр. 6, 1-2).

Тут речь идет о сегодняшнем коронавирусе. Нет ни одного человека в мире, которого бы не коснулось это бедствие и который бы не страдал от него.        

И когда Он снял вторую печать, я слышал второе животное, говорящее: иди и смотри. И вышел другой конь, рыжий; и седящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч (Откр. 6, 3-4).

А здесь речь идет о нынешней Украинской войне, а точнее, о Третьей мировой войне, пожар которой разгорается с каждым днем все сильнее и сильнее.

Этими событиями значение апокалиптических символов, конечно, не исчерпывается; они, символы, неизмеримо глубже и таинственнее, ибо охватывают не только времена прошедшие или нынешние, но и будущие.

Один из Афонских старцев сказал: «Сейчас, в наши дни, «Апокалипсис» можно читать как газету».

 

III

 

В один из солнечных июньских дней наш самолет приземлился в аэропорту острова Родос. Моих спутников, людей светских и невоцерковленных, интересовал отдых и только отдых – это, правда, входило в заранее намеченную программу. Для отдыха, кстати, более привлекательного места трудно и придумать: остров Родос - это большой курорт, где есть и чистейшее лазурное море, и бесконечные песчаные пляжи, и комфортабельные гостиницы, и шикарные рестораны.

 Лично меня это не трогало – моя душа рвалась на Патмос, к месту духовных подвигов Иоанна Богослова.

Я уже несколько раз подходил к нашему гиду Федре Маландри и просил ее проводить меня в местную епархию.

-Как только освобожусь, сразу пойдем, - обещала она.

Освободилась она только на четвертый день. Нас принял архимандрит Паисиус, секретарь епархии  (митрополит был в служебной командировке). Он позвонил на остров Патмос, в монастырь Иоанна Богослова, и попросил принять церковного писателя. Кроме того, выписал бесплатный билет на паром «Марина», который отправлялся в рейс через несколько часов, и пожелал мне успешного путешествия.

На причале, куда мы с Федрой прикатили на такси за каких-нибудь четверть часа, я увидел средних лет, невысокого иеромонаха с густой волнистой бородой.

-Вы на Патмос? – спросил я у него.

-Конечно! – был ответ. - Куда же еще ехать монаху?

Его звали отец Илия, он был грек и служил на Патмосе в одном из женских монастырей. Он несколько лет прожил в России, выполняя церковное послушание, и хорошо говорил по-русски.

-Жалко, что вы служите не у Иоанна Богослова, - посетовал я.

-Кто служит на Патмосе, все равно находится под его покровом, - ответил батюшка.

Мы поднялись на паром, о. Илия  переговорил с дежурным администратором, и нас поселили в одной каюте.

До отхода парома осталось не больше пяти минут, а в его необъятную утробу все въезжали и въезжали разные автомобили: запыленный грузовик, до верху нагруженный какой-то строительной кладью, за ним сразу несколько красивых лимузинов, потом видавший виды самосвал, кузов которого закрывал обшарпанный брезент, ярко-синий микроавтобус, темный солидный джип; а за ними прямо-таки нырнули несколько малолитражек. Наконец, задняя створка парома поднялась с причала, закрыла гигантское отверстие, и судно, взбурлив темно-синюю гладь залива, отошло от берега.

Я стоял на палубе, держась за поручни, и наблюдал, как остров удалялся от нас и постепенно уменьшался в размерах. Паром вышел в открытое море и, обогнув восточную оконечность острова, взял курс на север. Я решил прогуляться по судну. Одни пассажиры проводили время на палубе, другие купались в бассейне, третьи отдыхали в просторном салоне (тут преобладала молодежь). Очень многие  играли в карты: молодежь резалась в подкидного, а пожилые раскладывали пасьянс. Это меня очень удивило: греки, православные люди, и вдруг такой «загиб»; неужели они не понимают, что это занятие не для христиан? В России другое дело: в карты играют в основном люди неверующие, а в Греции... впрочем, в наши дни многому можно уже не удивляться.

      Паром «Марина» – целый город, обойти его невозможно и за полдня, поэтому я ограничился только верхней палубой.

 

IV

 

 Через два часа мы подошли к острову Кос. Стоянка была краткая, всего десять минут, но и за это время множество машин покинуло чрево парома, а на их место въехали другие.

      К острову Калимнос мы прибыли, когда уже стемнело. Бухта очень маленькая – интересно, как моряки нашли ее в ночной темноте. Остров горист: на самой высокой вершине виден крест – он освещен прожекторами. На берегу много людей, встречающих и отъезжающих. Говор, крики, суета - лето в разгаре, поэтому много  путешествующих.

      Отчалили. Огни на берегу побледнели и скоро исчезли. Снова темнота, и только свежий порывистый ветер и плеск воды за бортом да мелкое дрожание судна напоминали о том, что наше путешествие продолжается.

      На остров Патмос мы прибыли в полночь. Отец Илия уехал в свой монастырь, а меня определил в маленькую гостиницу на берегу моря. Мне было не до сна. Я перебирал в памяти  страницы Апокалипсиса и ждал той минуты, когда увижу остров при дневном свете.

      Едва забрезжил рассвет, я поспешил к морю. Оно было сонное и задумчивое. Небо на востоке светлело с каждой минутой. Редкие облака окрашивались в малиновый цвет. Появились первые чайки, они кружили над водой, высматривая добычу. Над горизонтом показался краешек алого диска. На него можно было смотреть, не моргая. Диск  поднимался все выше и выше, вот он отделился от линии горизонта – на воде появилась серебристая дорожка. Прошло еще немного времени, и солнечные лучи осветили весь остров. Вдали появился белоснежный теплоход, он держал курс в бухту.

      День вступил в свои права.

 

 V

 

      Вернувшись в гостиницу, я поблагодарил гостеприимную хозяйку и отправился в монастырь. Не прошел я и километра, как услышал русскую речь. Около киоска с сувенирами оживленно разговаривали трое: глава семьи (ему было за сорок), загорелый, упитанный, с заметным брюшком, в модных шортах, очень коротко постриженный; его жена, еще более упитанная, знающая цену не только своему мужу, но и себе, с двумя браслетами на левой руке; их дочка лет пятнадцати, очень довольная путешествием, которое сулило ей множество удовольствий.

      -Рад вас приветствовать на острове Патмос! – сказал я, подойдя к ним. – В Москве я никогда бы вас не встретил, а здесь – в первый же час.

      -На то он и Патмос! – отозвался глава семьи.

      -Я приглашаю вас в гости к Иоанну Богослову, - продолжал я.

      -Он кто – бизнесмен, политик или звезда эстрады?

      -Ни первое, ни второе, ни третье – он угодник Божий.

      -Мы с такими не дружим.

      -Вы с какой целью прибыли на Патмос?

      -Поглазеть. Это лучшее занятие для белого человека.

      -Отчего вы выбрали Патмос? Есть  острова и поэкзотичнее.

      -На других мы уже были.

      -Патмос – последний?

      -Почти… А еще мы любим вот такие заведения. – Мужчина показал на вывеску фешенебельного ресторана. – Там можно показать себя в оч-чень выгодном свете. - С этими словами глава семьи, а за ним жена и дочка переступили порог привлекательного заведения.

      Я продолжил свой путь. Один или два раза таксисты приглашали меня воспользоваться автомобилем, но я отказался – промчишься по улицам, а ничего не увидишь: с островом лучше знакомиться иначе.

      Пешеходов на улицах мало -  и юноши, и девушки, и почтенные джентльмены, и солидные дамы — ездят на мотоциклах и мотороллерах (это самый распространенный вид транспорта не только на Патмосе, но и на любом греческом острове).

      Вскоре я вышел на причал. Бухта была заполнена прогулочными катерами и яхтами. Яхты были такие красивые, что хотелось немедленно взойти на борт любой из них и выйти в открытое море. Но у меня была другая цель, лучшая из всех возможных: монастырь святого Иоанна Богослова. Как туда попасть? Можно и далее идти пешком, можно сесть на автобус, а можно и «проголосовать» — греки очень доброжелательные люди, всегда «подбросят». Я выбрал последний вариант. Через минуту около меня остановился сверкающий Chevrolet.

-На вершину? – спросил я у водителя.

-Да.

-Подвезете?

-Садитесь.

Через восемь-десять минут мы были у стен монастыря. У него серые, мощные, высокие стены — в ширину ему расти было некуда, и он рос ввысь. Он похож на неприступный средневековый замок; со всех сторон его окружили белые симпатичные домики - так пастыря окружают овцы.

 Монастырь основал святой Хосиос Христодулос в одиннадцатом веке. «Мое горячее желание было, - говорил он, - посе­литься на этом безлюдном островке на краю земли, где царит спокойствие и куда не пристают корабли». Нетленные мощи святого Христодулоса покоятся в часовне, посвященной его имени (она находится в стенах обители).

Маленький, с пятачок, дворик (наверно, самый маленький из всех, какие мне довелось видеть в обителях за всю многолетнюю паломническую жизнь). Слева — храм во имя святого Иоанна Богослова. Справа — иконная и книжная лавка. Если пройти дальше, то попадешь в большой музей - он занимает два этажа.

Меня встретил иеродиакон Симеон – ему было поручено опекать меня во время пребывания в монастыре; он рассказал о жизни братии (она немалая - тридцать пять человек). Ее возглавляет епископ Исидор. У каждого монаха свое послушание – то ли в библиотеке, то ли в трапезной, то ли в канцелярии; несколько монахов обслуживают паломников, которые прибывают сюда со всех концов света.

Особое послушание у архимандрита Павла: он окормляет не только братию святой обители и насельников скитов (их на острове больше десятка), но и сестер двух женских монастырей. С насущными духовными вопросами к нему обращаются как жители Патмоса, так и других близлежащих островов.

      Во второй половине дня отец Симеон знакомил меня со святынями. Их в обители много: честные и цельбоносные главы апостолов Фомы и Филиппа, а также священномученика Антипы, епископа Пергамского. С большим благоговением я приложился к наручникам Иоанна Богослова.

      -Когда мы пойдем на вечернее богослужение? – спросил я у своего провожатого.

      -У нас только ночное богослужение, - ответил отец Симеон, - оно начнется в три часа.

 Я попросил у него будильник - чтобы встать вовремя.

-Будильник не нужен, - сказал он. - Как услышишь удар колокола, сразу вставай.

Но я его не услышал — то ли потому, что крепко спал, то ли потому, что от колокольни меня отделяли толстые стены, то ли потому, что звон колоколов недостаточно силен. Я проснулся около четырех часов и вышел из келлии. Когда спускался вниз, встретил Симеона - он шел за мной.

-Быстрее, - сказал он, - уже читается канон.

Я остановился посреди храма, чтобы удобно было молиться и класть поклоны, но иеромонах, совершавший каждение, показал мне, что нужно отойти в сторону, к стене, в одну из стасидий, пред­назначенных для братии, - тут можно и си­деть, и стоять.

В храме царил полумрак, мерцали только лампады да еще были освещены богослужебные книги, которые лежали на плоских аналоях. Монахи читали канон нараспев - то по очереди, то оба вместе, по одной книге, - получалось необыкновенно красиво. Голоса у них были сочные, свежие, акустика в храме - идеальная; я наслаждался службой, это было настоящее духовное пиршество.

Хора как такового не было. Его заменял то один, то другой монах. «Символ веры» прочитал седой старец — медленно, с паузами, вникая в смысл каждого слова; он читал так, как будто отчитывался перед Господом за всю свою прожитую жизнь.

После Божественной Литургии монахи пригласили меня и трех молодых паломниц, приехавших из Афин, на чашечку утреннего кофе.

 

VI

 

      -Где пещера Апокалипсиса? – спросил я у отца Симеона, когда мы вышли на улицу.

      -Она чуть ниже, на склоне горы, - ответил он. – Туда лучше пойти прямо сейчас.

      Я так и сделал.   

В пещере, а точнее в преддверии к ней, меня встретил иеромонах Евфимий; у него умное скуластое лицо, густые брови, добрые лучистые глаза и белоснежная, почти до пояса, борода. Мы троекратно, по-христиански, облобызались, и он движением руки показал, куда мне нужно идти. Вниз, в пе­щеру, ведет крутая лестница с высокими ступенями — один пролет, другой, третий. Широкие, открытые настежь двери, над ними — надпись: «Это место, производящее неизгладимое впечатление, не что иное, как дом Бога; это — дверь на Небеса». Я осенил себя крестным знамением и с волнением, известным только верующим, вошел в храм (да, это храм с двумя небольшими иконостасами и двумя алтарями).

Знакомый запах ладана, который курился здесь не так давно, мерцание свечей, старинные ико­ны, благоговейные паломники. Но все это я заметил потом, потом... А первое впечатление...

Переступив порог пещеры, я оказался как бы... на Небе, в Райских Обителях, в Неземных Чертогах, где курится душистый благовонный фимиам и звучат дивные хоры светлооких Ангелов. Моя душа пела и ликовала. Такого со мной еще никогда не бывало - ни в одном храме, ни в одном монастыре. Приложившись к иконе святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова и поставив перед ней свечку, я прошел вглубь пещеры. Левый придел — просторный, с высокими сво­дами, с паникадилом, с окном, выходящим на склон горы, а правый — строгая пещера: низкий свод; если протянуть руку, можно коснуться серой шершавой скалы, она поднимается выше и круче; стена с небольшим плавным изгибом, почти ровный, с небольшими трещинами пол — все оста­лось таким, каким было девятнадцать веков назад.

Вот место, где стоял Иоанн в тот страшный и грозный день, когда...  Мое слабое и неверное перо не в состоянии описать того, что проис­ходило с Тайнозрителем; и будет лучше, если он сам расскажет об этом.

Я был в духе в день воскресный и слышал позади себя громкий голос, как бы трубный, который говорил: Я есмь Альфа и Омега, Первый и Последний; то, что видишь, напиши в книгу и пошли церквам, находящимся в Асии: в Ефес и в Смирну, и в Пергам, и в Фиатиру, и в Сардис, и в Филадельфию, и в Лаодикию. Я обратился, чтобы увидеть, чей голос, говоривший со мною; и, обратившись, увидел семь золотых светильников и, посреди семи светильников, подобного Сыну Человеческому, облеченного в подир и по персям опоясанного золотым поясом: глава Его и волосы белы, как белая волна, как снег; и очи Его, как пламень огненный; и ноги Его подобны халколивану, как раскаленные в печи, и голос Его, как шум вод многих. Он держал в деснице Своей семь звезд, и из уст Его выходил острый с обеих сторон меч; и лице Его, как солнце, сияющее в силе своей. И когда я увидел Его, то пал к ногам Его, как мертвый (Откр. 1, 10-17).

Большая — почти во всю высоту пещеры — икона, справа от Царских врат, изображает именно это событие. Святой Апостол лежит у ног Спасителя, не в силах подняться и обрести дар речи... И Он положил на меня десницу Свою, и сказал мне: не бойся; Я есмь Первый и Последний, и живый; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти. Итак, напиши, что ты видел и что есть, и что будет после сего (Откр. 1, 17-19).

В этот момент монолитная скала над головой Иоанна с большим шумом раскололась на три части. Если поднять голову и посмотреть вверх, то их можно  увидеть и даже потрогать. Они похожи на три пальца, которые мы складываем вместе, чтобы осенить себя крестным знамением и чтобы прославить Господа Вседержителя, Отца и Сына и Святого Духа, Творца Неба и земли, видимого и невидимого мира, - вспомним Троическое явление Господа в момент Крещения Иисуса Христа на Иордане.

Потрясенный и просветленный, Тайнозритель встал на ноги, чтобы слушать Господа и чтобы потом в утешение нам, верующим людям, написать Апокалипсис, книгу, которая поражает и удивляет, призы­вает к покаянию и трезвению, приводит в восхищение и ужас, заставляет трепетать от восторга и всегда помнить о нашем последнем земном рубеже.

Тайна семи звезд, которые ты видел в деснице Моей, — продолжал Спаситель, — и семи золотых светильников есть сия: семь звезд суть Ангелы семи церквей; а семь светильников, которые ты видел, суть семь церквей (Откр. 1, 20).

А вот место, где стоял Прохор и записывал то, что говорил его учитель, тут было пологое углубление, и он стоял как бы за аналоем.

 

VII

 

В пещеру вошла новая группа паломников, то ли французов, то ли португальцев. На их вопросы отвечал немолодой смуглый грек, одетый в свободного покроя рубашку. Через некоторое время вопросы иссякли, и паломники разбрелись по пещере.

—Что это такое? — спросил я у гида, показав на небольшую круглую впадину в скале, обрамленную нимбом под цвет камня; над нимбом был изображен головной убор священнослужителя (эта впадина находилась внизу, у самых ног, и была обнесена аккуратной загородочкой).

-Здесь, положив голову в углубление, спал святой Иоанн, — ответил грек.

-А это? — продолжал я, указав на со­всем маленькую выемку в скале, гораздо выше первой, уже за пределами загородки (она тоже была с нимбом).

-Святой Иоанн Богослов клал в это углубление ладонь, поднимаясь со своего ложа, — ведь он был в весьма преклонных летах, — пояснил гид.

Группы паломников (датчане и шведы, немцы и англичане, греки и испанцы) входили в пещеру и уходили, некоторые садились на лавки и слушали рассказ своего гида об острове, о монастыре и, конечно, об  Апокалипсисе.

 Прошло довольно много времени, пещера опустела, потом вошла пожилая супружеская пара; оба были сухощавые и с заметной сединой в волосах; они  перекинулись несколькими фразами; я понял, что это были греки; возможно, они жили на Патмосе; они помолились, а затем сели на лавку рядом со мной; было ясно, что они никуда не спешили.

Я тоже никуда не спешил.

Я сделал три земных поклона, а потом, кратко помолившись, приложился к иконе Иоанна Богослова.

-Вы русский? - спросил мужчина, когда я снова сел на лавку.

-Да, - ответил я, нисколько не удивившись вопросу. – А как вы догадались, что я русский?

-Русского видно за сто километров, - улыбнувшись, сказал мужчина.

-Сейчас русских людей можно встретить в любом уголке земного шара, даже на Маскаренских островах. А уж про Грецию и говорить нечего...

-В России любят Иоанна Богослова?

-Очень. У нас много и храмов, и монастырей, посвященных ему... И святых источников немало...

-Как хорошо! – воскликнул мой собеседник. – Пусть русские почаще приезжают на Патмос.

-Эту дорогу мы уже проторили... – сказал я, посмотрев на соседа. - А вы как часто приходите сюда, в пещеру Апокалипсиса?

-Два-три раза в неделю, - охотно откликнулся мужчина. – Мы с супругой живем в центре города. Доехать сюда на машине – это считанные минуты... Когда входишь в эту пещеру, то оказываешься как бы на Небесах... Узнав Царствие Небесное, уже ничего другого не захочешь... На земле нам осталось пожить совсем немного. – Мой собеседник вздохнул. – Скоро будем переезжать... в Новый Чертог... но к этому надо готовиться... Пещера Апокалипсиса – самое лучшее место для подготовки...

Мужчина замолчал, опустив голову.

Мне не хотелось нарушать его внутреннюю тишину.

Прошло, наверно, несколько минут, мужчина поднял голову, как бы очнувшись от краткого сна, погладил правую щеку и, вдруг снова улыбнувшись, спросил:

-Вы, наверно, объехали уже все греческие острова?

-Все греческие острова никогда не объедешь, - сказал я, - так как их очень много. В прошлые мои визиты в Грецию я действительно побывал на нескольких островах, где есть великие православные святыни. А в этот раз меня интересовал только Патмос.

-Понимаю, - кивнул мужчина.

-Я похож на купца, который ищет хороших жемчужин. Остров Патмос – моя самая драгоценная жемчужина. Я увезу ее с собой в Москву.

-Иоанн Богослов дарит ее всем, кто побывал в его пещере, - задумчиво сказал мой собеседник. – Ну вот, кажется, пора нам и закругляться, пещеру закрывают, - добавил он, вставая.

 Я еще раз приложился к иконе Иоанна Богослова, поблагодарил его за доставленную духовную радость и вместе с моими новыми знакомыми поднялся наверх.

 

VIII

 

Маленький островок в Эгейском море, маленький по размерам, но большой - по своему духовному значению. Верующие назы­вают Патмос Эгейским Иерусалимом. Поток палом­ников сюда не иссякает никогда — ни весной, ни осенью, ни в жару, ни в холод. Особенно много христиан было в 1995 году — отмечалась юбилей­ная дата: 1900 лет со дня написания Апокалипсиса. Иеродиакон Симеон сказал, что морская бухта была переполнена — суда бросали якоря далеко вне ее...

      Я покидал Патмос ночью. Гигантский паром отошел от берега так тихо, словно был невесом. Государ­ственный флаг на корме трепетал на свежем ветру. Фигуры провожающих на пристани становились все меньше и меньше.

 Остров был залит огнями. Ослепи­тельный причал, гавань с бесчисленными катерами и яхтами с сигнальными огнями на мачтах, улочки с нежно-бирюзовыми витринами магазинов, бесконечный овал набережной — ночной пожар полыхал всеми цветами радуги, играя миллионами искр в темной прибрежной воде. Над островом возвышались зубчатые стены монастыря. Он был освещен прожекторами и походил на тот Град, который увидел Евангельский Тайнозритель, — новый, сходящий от Бога с неба, приготов­ленный как невеста, украшенная для мужа своего...  Стена его построена из ясписа, а город был чистое золото, подобен чистому стеклу. Основания стены города украшены всякими драгоценными камнями: основание первое яспис, второе сапфир, третье халкидон, четвертое смарагд, пятое сардоникс,  шестое сердолик,  седьмое хризолит, восьмое вирилл, девятое топаз, десятое хризопрас, одиннадцатое гиацинт, двенадцатое аметист… Ворота его не будут запираться днем; а ночи там не будет... И не войдет в него ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у Агнца в книге жизни (Откр. 21, 2, 18-20, 25, 27).

 

Николай Петрович Кокухин, член Союза писателей России, член Союза журналистов России

 

Остров Патмос – Москва