В память вечную будет праведник
Пс. 111:6
В предместье города
Зима то отступала, то вновь брала своё. Уже маячил март. Но после оттепели вновь выпал снег. Я торопилась на раннюю семичасовую литургию в предместье Петербурга. Дорога, уходя от шоссе, петляла, то опускалась в овраг, то подымалась на горку. Удалялся светящийся жгут трассы, стихал её нахрапистый шум. Гасло дорожное чувство неустойчивости, ожидания прибытия к цели путешествия. Прозрачная в жёлтом свете фонарей, ночная синева, филигранно очерченная черно-белой вязью лип, насаженных вдоль дороги, бархатно сгущалась вдали. Молчали дома жителей, задвинутые за глухие заборы. Всё заполняла тишина, мягкая, чистая, по-детски безмятежная, доверчивая, как только что выпавший снег, тонким рыхлым слоем убравший землю. На его прозрачный ковёр мои следы ложились одинокой тропкой.
Князь - Владимирский храм в пос. Усть-Ижора крошечный. Построен в конце XIX века известным архитектором Щуруповым, как часовня на бывшем холерном кладбище. Храм очень скромен внутри: глухие неоштукатуренные крашенные кирпичные стены; полукруглые окна, расположены высоко в купольной части. И несмотря на то что совсем рядом на берегу Невы находится красивейший храм Александра Невского: светлый, просторный, с профессиональным пением; Князь-Владимирская церковь имела постоянных прихожан, особо ценивших именно ранние службы в воскресные и праздничные дни.
Ранние литургии всегда исполнены внутренней сосредоточенности и таинственности. Но в этой церкви на старом кладбище села с трёхсотвековой историей они отличались особой проникновенностью. Вёл службы настоятель митрофорный протоиерей Николай Шорохов, статный брадатый старец, с великолепным голосом и безупречным слухом. Благословлялось народное пение. Монахиня Андрея раздавала книжечки с текстом литургии. Настоятель своими возгласами держал строй службы, а прихожане «едиными усты и единым сердцем» подстраивались к хору, строго и сосредоточенно. Несмотря на удалённость и на ранний час, храм был полон. Люди съезжались со всех окрестных городов и весей: из Понтонной, Металлостроя, Колпино, Отрадного, Петербурга. Многие с малыми ребятишками. И, подчинённые серьёзности общей молитвы, дети вели себя на удивление примерно: не капризничали, не бегали под ногами. Малыши вместе со всеми пели молитвы.
Были и другие особенности уклада жизни храма. Здесь не понуждали к денежным пожертвованиям, никогда не ходили с кружками, не стояли с подносами. Для добровольных вкладов имелись ящики, с обозначенной целью сбора средств. Просфоры не продавали, а раздавали после службы. Бланки записок были двух видов: короткие и длинные. Человек самостоятельно выбирал, какой листок заполнять; пожертвование за записки было одинаковым. Полки библиотеки в храме имели открытый доступ. Читателю доверяли взять и вернуть книгу на место.
При кажущемся пренебрежении к материальной стороне деятельности церкви, насущные хозяйственные вопросы постепенно решались: появились, так необходимые в сыром и маленьком храме, системы вентиляции и отопления, установили новый иконостас. Внешне всё происходило как-то «само собой», заботы благоустройства не занимали центрального места в повестке дня.
Опоздание навсегда
В этой церкви я бывала не часто. Требовалось особое усердие, чтобы превозмочь себя и приехать в столь ранний час. Смущало и местоположение. Мои родные покоятся на трёх старых петербургских и двух пригородных кладбищах, которые надлежит регулярно посещать. Сердце пресыщено печальными местами.
Долго я не была во Владимирском храме, уже и зима 2023 года катилась к концу. Сердце тосковало, звало, мысль многократно возвращалась к отцу Николаю, но мелкая рябь обстоятельств откладывала встречу «на потом».
И наконец я иду к вожделенному храму. Первозданной нежностью сияет снег и тонко искрится в свете фонарей. Всё ближе и ближе цель, а дорога бела и нетронута. Мой след одинок, и это удивляет. Что-то случилось? Литургию отменили? – Вот и ворота, дорожка к церкви. – Всё пусто. Дверь заперта. В печальном недоумении поворачиваю назад к остановке автобусов.
На полпути навстречу – женщина. – Вы не в храм? – Туда. – Почему нет службы? – Батюшка Николай умер! На этой неделе отпевали. – Марина, дежурная по храму, с горячей любовью говорила о покинувшем нас пастыре. Эта встреча стала нежным утешением сердцу, сокрушённому бедой.
Он жил в Зеленогорске. Чтобы прибыть на раннюю литургию, вставал в три часа, много лет подряд. Сам за рулём. Правда, в последние годы оставался ночевать после вечерней службы в церковном домике. Трудился, невзирая на немощи. Заболевших помощников строго отправлял на лечение домой, а о себе говорил: должен служить. Помню, как-то посетовал протоиерею Анатолию Морозу: «После семидесяти стало труднее брать Эверест».
В тот день я навсегда опоздала к священнику Николаю Шорохову.
Фото сайта СПб митрополии
Золотые крупицы встреч
Но в конце 2024 года состоялась новая радостная встреча с отцом Николаем. Благодаря книге воспоминаний «Благовестник пасхальной радости», вышедшей в библиотеке журнала «Невский альманах». И мне захотелось добавить к ним золотые крупицы, отложившиеся от встреч с Батюшкой в моём сердце.
В храме Александра Невского по воскресеньям и праздничным дням литургию возглавлял настоятель Анатолий Мороз, обычно он произносил и проповедь. Слово других пастырей можно было услышать не часто, как правило, в будние дни при малом стечении народа. И, конечно, таким умным и ярким проповедникам, как священники Андрей Новожилов и Николай Шорохов, хотелось говорить с большой аудиторией.
Однажды после воскресной литургии молебен перед Казанской иконой Божией Матери служил отец Николай Шорохов. По завершении службы он произнёс проповедь. В его слове прозвучала мысль о том, что мотивы действия учёных зачастую своекорыстны. Было непонятно, что побудило его заботиться о нравственности учёных в проповеди в сельском храме. Не ведала о его настоятельстве в церкви Университета путей сообщения. Но так как я принадлежала к научному сообществу, знала о бедственном экономическом положении многих коллег, людей достойнейших, продолжавших служить своему делу, то дерзнула после проповеди вступить в полемику с пастырем.
Удивила его реакция. Он ничуть не стал возражать, но с готовностью тотчас согласился. Легко и радостно.
Дважды отец Николай Шорохов решительно включался в мою жизнь.
В 2021 году местные власти Отрадного в небольшом сосновом бору, оказавшемся на территории города, задумали залить бетонную площадку для скейтбординга. Разумеется, это представлялось как благодеяние. Народ проворонил стадию подготовки проекта, а когда встрепенулся, все документы были «правильно оформлены», деньги выделены, в газетах и на телевиденье засияли жизнерадостные сообщения о начале строительства. Но люди всё же всполошились, составили о планируемом беззаконии коллективные обращения к областным чиновникам и во все прокуратуры. Наш шанс был близок к нулю: за нами – ничего, кроме боли за уничтожаемый бор, против нас – деньги, амбиции, связи. Рубку сосен начали в длинную череду выходных, учреждённых в связи с ковидом. Пришлось действовать неотлагательно. Срочно везти петиции в дежурные почтовые отделения для отправки заказными письмами. По пути решила заехать в Усть-Ижору, взять благословение.
Отец Николай задумчиво сказал, что всё разрешится благополучно, однако для этого придётся потрудиться. Слова его сбылись. Лесную поляну отстояли. Для скейт-площадки нашли другое место, на бывшем пустыре.
Помню другой поразивший меня случай на одной из проповедей в 2022 году. В тот день отец Николай говорил интересно, но сознание его словно плавало, перекидываясь с одного предмета на другой, ни на чём не задерживаясь подолгу; говорил о важном, но едва прикасаясь, мягко парил. И вдруг среди прочих утверждений произнёс: «Книгу надо делать». – Прямо в мой огород! – По благословению протоиерея Василия Стойкова, почившего к тому времени, я занималась работой, посвящённой памяти отца Анатолия Мороза, но дело валилось из рук. Червь сомнения и безволия поработил душу, препятствуя собрать отдельные тексты в логически цельную книгу.
Отец Николай совершенно не был посвящён ни в мой труд, ни в мои страдания. И вдруг это удивительное «никому не предназначенное» слово: «Книгу надо делать».
Притихшая и озадаченная покинула храм.
Обычно в Князь-Владимирском храме позднюю десятичасовую литургию служил протоиерей Николай Оводов, настоятель Николай Шорохов принимал исповедь, стоя у аналоя справа.
Запомнилась одна из таких служб. Происповедовав всех желающих, отец настоятель продолжал молиться в храме. Его фигура сияла необычайной радостью, словно клубы фимиама окутывали её, переливаясь золотыми лучами. Изумлённо глядела на благоухающего в молитве старца. Хотелось подойти ближе, о чём-то спросить, прикоснуться к святому человеку. Но не с чем было подходить…
Так устроен человек. – Он живёт в своей вечности.
Даже явное внешнее чудо чаще всего не может заставить его преодолеть собственную косность и сподвигнуть ввериться праведнику полностью.
Тайна сопутствовала появлению в марте 2003 гола протоиерея Николая Шорохова в храме Александра Невского в Усть-Ижоре. До этого он являлся настоятелем храма Воскресения Христова у Варшавского вокзала и благочинным Адмиралтейского округа. Очевидно было, что он «большой», и что для одной пригородной церкви Александра Невского два митрофорных протоиерея – это избыточная роскошь. В первое время к отцу Николаю приезжали духовные дети из Петербурга. Однако вскоре, в ноябре, его назначили настоятелем маленького храма-часовни Университета путей сообщения в Петербурге, где он смог окормлять свою прежнюю паству.
Его быстро полюбили прихожане Ижоры. Когда в 2010 году он стал настоятелем крохотного Князь-Владимирского храма, многие потянулись за ним.
В общении отец Николай много шутил и, казалось, старался быть на равных с собеседниками. Помню его компанейские посиделки рядом с клирошанами на церковных трапезах у отца Анатолия и горделивую радость певчих от общения. Он сам не принимал всерьёз величия и старался сдёрнуть за ногу с постамента человека, возомнившего о себе больше, чем следовало. Отсекал шуткой малейшее поползновение к самодовольству, будь то мирянин или клирик. Однако вся внешняя весёлость совершенно исчезала, когда исповедовал духовных чад. Здесь царили внимание и строгая любовь.
Истоки
Господь многое дал отцу Николаю. Он родился в интеллигентной петербургской семье. Отец – оперный певец, мама – ветеринарный врач. От них – музыкальное дарование и деятельная любовь ко всему живому: зверю, птице, паучку. Многое вложила бабушка, волевая и глубоко верующая, она с ранних лет приучила внука к церкви. Мальчик рос в центре города и посещал великолепные службы в Никольском соборе. Семя упало на добрую почву. Разговоры Коли о вере помнят его друзья детства. Он рос в скудные и героические послевоенные годы. Ему довелось застать поколения ленинградцев, чьи культурные корни уходили в дореволюционное время Петербургской истории. С присущими им осанкой, артикуляцией, манерами – духом. Многие из них составляли церковную среду. Желание посвятить жизнь служению Богу в государстве с тотальной антирелигиозной идеологией требовало незаурядного мужества. Сила и воля имелись, ведь он был чемпионом Ленинграда по борьбе. Николай Шорохов, отслужив в армии, получил образование в Ленинградских Духовных школах. По окончании Духовной академии некоторое время в ней преподавал. Он служил в Николо-Богоявленском соборе и учился, слушая выдающихся проповедников, блистательных диаконов, прекрасные церковные хоры. Отец Николай не просто находился в культурной среде, но сам её представлял. Круг его интересов был чрезвычайно широк: духовные писания, художественная литература, искусство, история, философия. Книги наполняли его жизнь и дом.
Когда протоиерею Николаю Шорохову доверили стать настоятелем храма Воскресения Христова у Варшавского вокзала, он отважно повёл свой церковный корабль тем курсом, который был начертан на скрижалях сердца священника. По святоотеческим заповедям.
Ведь для пастыря при несении трудов Богу особо важно быть в согласии со своим сердцем. Прихожанин видит человека снаружи, а священник знает свою правду изнутри. И руководствуясь этой главной правдой, настоятель дерзновенно воплощал древнюю русскую истину: «церковь не в брёвнах – а в рёбрах».
Он учил людей молитве и духовной жизни. Стал служить частые ранние литургии с народным пением. Преподаватели Духовной академии вели постоянные занятия с прихожанами. В храме для детей и взрослых организовывали различные кружки. Безсребреничество, свойственное мировоззрению настоятеля, проявлялось во всём укладе церковной жизни храма.
Кому-то довелось лучше знать отца Николая Шорохова, кто-то был дальше от него. Многие и вовсе разминулись с ним. Но теперь, благодаря выходу книги воспоминаний «Благовестник пасхальной радости», у всех появилась возможность документальной встречи с настоящим героем нашего времени. Воспоминания приоткрывают тайну личности Пастыря. Дают пищу для раздумий о нашем времени, человеке, судьбе.
Отец Николай смело вывел свою жизнь на высокую орбиту служения Богу и смог поднять за собой многих людей.
Фото протодиакона Алексия Ковальчука
Жизнь распорядилась так, что в последние тринадцать лет душа Пастыря сияла в крохотном кладбищенском храме пригорода Петербурга, и Священник до смерти смиренно и самоотверженно нёс послушание, хотя порой отблеск обиды сквозил в его шутках.
Господь даровал ему судьбу одновременно счастливую и трагическую. Цельная и сильная личность священника достойно выдержала испытание.
Знакомство с жизненным подвигом протоиерея Николая Викторовича Шорохова – неслучайная и радостная встреча, ибо по слову Иоанна Златоуста: «не только во время жизни, но и по смерти праведник поучает и наставляет многих».
Людмила Фоминична Московская
