В деревне Бог живет не по углам,
как думают насмешники, а всюду.
И. Бродский
«Тюмень – столица деревень» - очередное яркое и значительное издание историко-культурологического и литературно-художественного альманаха «Тобольск и вся Сибирь», который уже на протяжении многих лет выпускает в свет общественный благотворительный фонд «Возрождение Тобольска». Внушительный по объёму четырёхтомник сразу вызвал ассоциацию с четырьмя томами «Войны и мира», увиденными когда-то в школьные годы и внушившими почти ужас от длительности предстоящего чтения. Однако по мере прочтения главы за главой возникало удовлетворение и радость от того, что их осталось ещё много.
Так и четырёхтомник, который можно озаглавить как «ода – деревне», страница за страницей неудержимо вовлекает в своеобразное пространство исторической и художественной памяти. И если в великом романе Толстого «мир», понятый в гораздо более широком аспекте, чем просто отсутствие войны, дан в зеркале военных исторических катаклизмов, то в альманахе «Тюмень – столица деревень» современный мир соотносится со своей духовной первоосновой – Деревней. И, на первый взгляд, чисто «краеведческая» тематика вырастает до уровня общечеловеческих, философских обобщений.
Но анализ богатейшей содержательной части книг – это отдельная тема. В первую очередь хотелось бы обратить внимание на художественное оформление этого удивительного издания. Здесь каждая деталь продумана до мелочей, здесь всё пронизано символикой. Сама книга, понятая её оформителем - московским художником И. Е. Лукьяновым - как сложный организм, как произведение искусства, вызывает ощущения необыкновенной цельности и художественного совершенства.
Корешки переплёта всех четырёх книг объединены символикой коричневого цвета, олицетворяющего спокойствие и стабильность, традицию и повторяемость. Этот цвет ассоциируется также и с землёй, готовой к севу пашней.
Неспешная цикличность деревенской жизни всегда была соразмерна неизменной чередуемости времен года, что нашло выражение в оформлении лицевых обложек всех четырёх книг фрагментами пейзажей русских живописцев.
Первый том, соотнесённый с идеей Начала, Зачина, Сотворения мира, назван художником «Книгой Весны»: «В этой книге мы начинаем повествование от самого начала, от момента создания мира. Как он устраивался, как люди жили в гармонии с собой и всем, что их окружало…
Это культура наших родов, невыдуманная история жизни. Цветы, трава, деревья созданы Богом, от начала мира и до наших дней сохранили гармонию в первозданном естестве. И в этом буйстве красок я решил искупать всю книгу, запеленать её естественной, Богом данной красотой. В круг – божественную совершенную форму – вписаны картины и фотографии. Гармония круга обрамляется совершенством первозданной формой цветов». Эти замечательные, вдохновенные слова художника о своём художественном замысле могли бы стать великолепным эпиграфом к первой книге, но они, к сожалению, скромно помещены на последней её странице с ремаркой «о дизайне», а ведь отнюдь не каждый читатель обратит на неё внимание.
Хотя в этой авторской скромности можно прочесть и идею смирения. Рассказывая о работе над другой совместной с фондом «Возрождение Тобольска» книгой, а таких книг уже немало, И. Лукьянов пишет: «Многие получившиеся моменты меня завораживают и есть точное понимание присутствия иной творческой энергии в процессе созидания, что сподвигло в выходных данных оставить такую надпись: «Божией милостью, смиренный книжный изограф Иоанн, руку приложил».
Четыре тома альманаха соотнесены также и с четырьмя возрастами человека детство, отрочество, юность и старость, образы которых также представлены на обратной стороне книги. фрагментами картин русских живописцев.
Художнику время подвластно, послушно -
Воскреснут на миг
И юноша с лютней, ребёнок с игрушкой,
С бокалом старик. (И. Губанова)
Так, например, четвёртый - «зимний» - том завершается образом седобородого старика с вопрошающим взглядом, устремлённым вверх. Ярко освещённое лицо старца, выступающее из тьмы фона, словно само излучает свет – свет мудрости и духовного озарения (картина Н. В Розанова «Портрет старика со светлыми глазами»).
Форзацы всех четырёх книг заполнены растительно-цветочным орнаментом, характерным для тюменской домовой росписи, замечательная статья о которой ждёт читателя во втором томе. Этот же орнаментальный мотив, но уже в монохромном варианте, удачно использован в ряде статей и как фон для фотографий.
За «орнаментальной» страницей следует лист красивого, глубокого сине-зелёного цвета. Этот благородный и загадочный цвет «морской волны» (другое название - мурена) символизирует идею начала жизни, зарождающейся в воде, в морской стихии.
В верхней части высветленной вертикальной полосы этого листа белой буквой обозначен номер тома, согласно традиции алфавитной записи чисел с помощью кириллицы на Руси в Х – начале ХVIII веков. А далее - на нескольких красочных разворотах – образы православной веры, которая духовно объединяла русских людей, вносила в их жизнь смысл, определяла её содержание. Фрагменты монументальных композиций – мозаик и фресок, чудотворных икон, книжных миниатюр Феофана Грека, Андрея Рублёва и других изографов дополнены цитатами из Библии.
Следующие за ними развороты – картины, рисующие человека как образ и подобие Бога, столько в них внутреннего достоинства и истинного, непоказного величия. Крестьянские мадонны Венецианова, ангелоподобные отроки Нестерова, просветлённые русские пейзажи Саврасова и Левитана – всё это настраивает душу читателя на возвышенный лад, заставляет его ощутить свою сопричастность всему божественному мирозданию. И завершающие третий том стихи Арсения Тарковского ещё раз акцентируют мысль о величии человека, пусть даже трагическом:
Я человек, я посредине мира.
За мною мириады инфузорий,
Передо мною мириады звёзд.
Я между ними лёг во весь свой рост.
В красочно-картинных разворотах И. Лукьянов часто использует прием монтажа, сопоставляя и соотнося фрагменты различных произведений, добиваясь этим приёмом новых смысловых оттенков и значений. Так, например, в третьем томе на одном из разворотов слева он помещает изображение царских врат иконостаса, а справа – фигуру спящего пастушка с картины Венецианова.
Севшая на край врат бабочка – символ души человека, вносит многочисленные коннотации в это визуальный образ. Это и мысль о ещё непробуждённой душе, это и символика закрытости для человека райских врат, это и образ русской природы как райской благодати, виднеющейся в оконных проймах божественных ворот, и ещё много других смыслов можно обозначить, рассматривая эту своеобразную художественную «мозаику».
Многочисленные и разнообразные материалы альманаха объединены не только темой русской деревни, но и темой времени. Оформляя книгу, Иван Лукьянов ставил перед собой непростую задачу средствами цвета, ритма, композиционных пропорций передать неуловимую природу времени, его, с одной стороны, непрерывность и линейность, с другой – непредсказуемость его сгущений и «скачкообразности».
«Непрерывное течение мысли между разделами – важно. Начало новой части не дает права остановки или акцентирования в книге. Здесь подчеркиваю непрерывность времени. И, конечно же, озарения – на них то и делаю акцент, иногда чередую по три-четыре разворота поэтических образов кряду, то сгущая до черного фона, то облегчая до чистого белого листа с летящими по нему миниатюрными птицами. Остановка, глоток чистого морозного воздуха, пустого и огромного белого пространства...».
А ведёт по разделам и объединяет их своеобразная динамичная форма в виде то ли орнаментального завитка, то ли пера жар-птицы, то ли ослиного хвостика. Этот многозначный пластический элемент, сопровождаемый иногда пословицами и поговорками («Лиха беда - начало», «Дело без конца, что лошадь без хвоста»») очень оживляет пространство альманаха, внося в него игровое, юмористическое начало. Он же, превращаясь в чёрную стрелочку, подчёркивает номер страницы и задаёт направление к следующей.
Несколько слов хотелось бы сказать о цветопередаче использованных в альманахе живописных произведений – болезненной теме для многих художников, чьи картины репродуцируются в книгах и альбомах. Сколько раз мне, как искусствоведу, приходилось сталкиваться с ситуацией, когда даёшь художнику свою статью о нём, и вместо благодарности слышишь, что «это не его картины», «я таких картин не писал» или «лучше никак, чем так».
Это и понятно, зная, как мучительно порой художники подбирают тончайшие сочетания цвета и тона в своих картинах, и малейшее искажение, неизбежно возникающие при печати, в сторону «желтизны» или «голубизны», вызывают их протест, рождая реплики «пережарено!», «заморожено!».
Авторов многих, введённых в структуру этого альманаха картин, уже нет в живых, и они не могут ничего сказать по поводу точности цветопередачи, но есть знатоки живописи, часто бывающие в музеях, и тоже ревниво относящиеся к этому вопросу. Возможно, у них будут какие-то замечания касательно цветовых соответствий, хотя неизбежный процесс естественного старения картины, патина времени, потемнение красок – также искажают первоначальный колористический замысел художника. А многие репродукции книг альманаха воспринимаются как «промытые», очищенные от следов времени первоначальные образы.
Четыре тома альманаха «Тюмень – столица деревень» - это маленькая библиотека, это картинная галерея и музей, это и своеобразный молитвослов. Здесь много старинных карт и фотографий, живописных и графических произведений – все они воссоздают деревенскую жизнь уже ушедших поколений, но неизменно присутствующих в жизни рода, в памяти потомков.
Многомерное и синкретичное издание – плод совместного творчества многих авторов, влюблённых в русскую историю, культуру и искусство. Это также и большая удача замечательного художника книги – Ивана Евгеньевича Лукьянова.
Зинаида Леонидовна Черниева, искусствовед, кандидат культурологии, член СХ
