Богатырь Великого Новгорода Василий Буслаев

«...И ты, мой товарищ, ватажник каленый,

И я, чернобровый гуслярник;

А нас приволок сюда парус смолёный,

А мы – новгородские парни...»

В. Луговской

«Русский флот, который считают сравнительно поздним учреждением, основанный Петром Великим, имеет в действительности большие права на древность, чем флот британский… Тысячу лет назад первейшими моряками своего времени были они – русские» (Ф. Джен, английский историк флота)

Русский героический эпос создавался, в основном, в двух центрах зарождения русской государственности, в Киеве и в Великом Новгороде. Однако, постепенно, в связи с приобретением Киевом — «матери городов Русских» центрального места в иерархии городов Руси, большая часть былин приобрела «киевскую прописку».

Новгороду, являвшемуся, по словам В.О. Ключевского «старшим сыном России, родившимся, однако ж, прежде матери[1]», осталось всего несколько героев.

И если, например, Михайло Потык – «змееборец» и, наверное, единственный русский богатырь совершивший путешествие в загробный мир и вернувшийся обратно, Садко – идеал удачливого торгаша, то Василий Буслаев – «буйный и непокорный сын» «Господина Великого Новгорода». К рассказу о нём мы и переходим.

Но вначале несколько слов о специфике новгородского бытия, чтобы нам было понятно в каких условиях формировались «Новгородцкии молодци» – ушкуйники, ярким представителем которых и был Василий Буслаев.

Предоставим слово историку: «Инициатива в пушной и иной торговле на речных путях Восточной Европы IX-XI вв. в конечном счете от скандинавов и финнов перешла к славянам (русским), а пушнина Севера оставалась устойчивым и значимым компонентом экономики Русского государства до конца XVII в... Именно в ходе этих событий славянское население достигло прибрежья Финского залива Балтийского моря и в IX-XI вв. установило определенную степень контроля над устьем Невы и обоими берегами Финского залива. Процесс этот сопровождался, видимо, и определенной консолидацией и перегруппировкой финноязычной «чуди», в частности его результатами можно считать оформление этносов ижор и карел, вошедших в XI-XIII вв. в качестве союзников-«федератов» в состав Новгородского государства» (Лебедев Г.С. «Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси»).

Об одной эффективной боевой операции новгородцев вместе с вышеупомянутыми финоязычными союзниками мы еще расскажем далее, а пока обратимся к географии, точнее к новгородскому вкладу в эту науку. И для этого приведём большую по объему и информативно ёмкую цитату из пятитомного фундаментального труда советских ученых-географов, отца и сына Магидовичей.

Вот что они пишут: «За исключением берегов Скандинавского и Кольского п-овов, весь Европейский и Азиатский приполярный Север был открыт русскими. И они первые свободно плавали в Белом море, а также в Баренцевом и его южной части – Печорском море за сотни лет до того, как туда проникли англичане и голландцы, претендующие на открытие этих акваторий. Пионерами великих русских открытий на севере Европы и Азии были новгородцы, граждане мощной феодальной древнерусской республики, которая носила гордое название «Господин Великий Новгород»... к XI в. он стал крупнейшим торгово-ремесленным центром, а в его северных и восточных владениях развились промыслы – пушной, зверобойный, рыболовство и добыча соли, которые доставляли ценные товары для вывоза на запад, к «немцам», и на юг и юго-восток в русские «низовские» княжества. Земля новгородская давала очень низкие урожаи, часто были недороды, когда хлеба губил мороз; мало было и скота. Хлеб и скот новгородцы покупали в Низовье, которое требовало взамен соль и красную рыбу, ворвань, пух, моржовые клыки и особенно пушнину, для княжеской и боярской соколиной охоты – кречетов (белых полярных соколов). Чем быстрее истощались промысловые угодья в коренных новгородских землях, тем сильнее была тяга новгородцев на север, к «годным и обильным» рыбой, зверем и птицей берегам северных рек и Студеного моря. Низовью нужны были также заморские товары, которые доставлялись в Новгород немцами и шведами (готами). А эти купцы в свою очередь покупали в Новгороде и северные и низовские товары[2]».

Таким образом, новгородская территория – «земля Святой Софии», расширялась посредством военно-промышленной колонизации, для чего в Новгороде формировались компании вооруженных промысловиков, направлявшихся по рекам в разные стороны от города.

Подобные экспедиции требовали от их участников, помимо отваги, хладнокровия, упорства и силы духа, незаурядных способностей, в том числе хорошего знания морского дела и мастерского владения оружием. Ведь прежде чем основать поселения на северо-востоке и обложить данью туземное население, его еще надо было покорить. Кроме того Великий Новгород на протяжении веков отражал скандинавскую и немецкую агрессию, испытывал давление Литвы, а будучи вовлеченным в экономико-политическую жизнь остальных русских земель, периодически сражался и там. Надо отметить что новгородцы не только оборонялись, но и вели активные наступательные боевые действия, при этом их морские силы были мощным и грозным инструментом войны – целый ряд десантных операций новгородских флотоводцев способны и сейчас поразить воображение и носят по истине эпичный характер. Название одного из основных видов боевых кораблей Великого Новгорода – «ушкуй» (Морской энциклопедический справочник. В двух томах. Том 2 // Исанин Н.Н., 1986) даже стало синонимом явления – ушкуйничества, новгородской вольницы.

Однако оставим новгородские боевые корабли, отходящие от городской пристани Великого Новгорода под аккомпанемент гусляра, следовать своим курсом, и перейдем к нашей истории.

Былина «Василий Буслаев и Новгородцы» начинается с повествования о родителях будущего богатыря. Отец Василия – Буслай, дожил до почтенных лет сохраняя хорошие отношения как со своими коллегами-феодалами, так и с простыми горожанами:

 

«С Новым городом жил, не перечился.

Со мужики новгородскими

Поперек словечка не говаривал»[3]

 

То есть, Буслай был человеком осторожным, «не лез в политику», по крайней мере в её публичную часть, был сторонником «генеральной линии» новгородских олигархов – хозяев Великого Новгорода, при этом и с народом не ссорился. Мы не знаем на чём разбогател этот почтенный горожанин, возможно, финансировал промысловые и иные экспедиции, так как купцом он точно не был.

Преставившись, Буслай оставил после себя богатое имение, «матёру» вдову Амелфу Тимофевну и чадо малое – сына Василия.

«Матерыми вдовами» называли на Руси женщин, которые овдовев, остались с сыновьями. Только наличие сына давало таким женщинам возможность занять место главы дома. И, как мы увидим далее, Амелфа Тимофеевна с достоинством несла такой статус.

Как и было положено на Руси, по достижении семилетнего возраста мать отдаёт Василия учится грамоте. Еще в X веке, Новгородским епископом Иоакимом Корсунянином была основана в городе первая школа. Кроме чтения и письма, Василий также с успехом постигал искусство церковного пения и так преуспел в этом деле, что в былине есть такие, полные гордостью за своего земляка, строки:

 

«А и нет у нас такова певца

Во славном Новегороде

супротив Василья Буслаева[4]»

 

Казалось бы, чего не хватало Василию? Солидный семейный капитал, а также хорошее образование позволяли ему занять прочное место в высшей иерархии общественно-политической жизни Новгорода, в боярской среде. Получив, со временем, хорошую должность и выгодно женившись на «боярской дочери», жил бы себе Василий, поживал, да добра наживал.

Но вечный конфликт «отцов» и «детей» и в нашем случае повлиял на выбор жизненного пути молодым Василием. Идти по накатанной предками колее, конечно же правильно, но скучно. И вряд ли капиталисты-бояре, их образ жизни, могли привлекать талантливого юношу с пылкой натурой.

А вот подвигами «новгородских молодцев», кому повезло вернутся из крайне рисковых путешествий и набегов, и чьи истории похожие на сказку многие горожане знали наизусть, наверняка бредило не одно поколение новгородских мальчишек. И наш герой сходится с такой «отпетой» публикой, с «пьяницами, безумцами, с веселыми удалыми добрыми молодцами».

Он подражает своим новым друзьям в их разгульном образе жизни и так увлекается, что становится нарушителем общественного спокойствия, избивая и калеча своих ровесников из привилегированного сословия, а надо сказать, что могучей силой Василий обладал уже с юных лет:

 

«А и мужики новгородские,

Посадские, богатые,

Приносили жалобу они великую

Матёрой вдове Амелфе Тимофевне

На того на Василья Буслаева[5]»

 

Излишне говорить, как опечалена была мама Василия, видя что происходит с её сыном. Понимал бесперспективность своих городских похождений и сам Василий, правда, он сделал совершенно иной вывод после нравоучительных бесед матери. Буслаев приступил к формированию собственной «частной военной компании» обратившись к Новгороду с призывом вступать в его дружину.

В былине достаточно подробно описано как происходил набор в ЧВК, а то, что это была именно военная компания, а не, скажем, промысловая артель, мы увидим далее.

Василий собственноручно пишет «ерлыки скорописчаты», которые разносятся его слугой и на «улицы широкие» и на «частые переулочки».

Приглашение добровольцев с помощью письменных воззваний в Новгороде это не фигура речи. С 26 июля 1951 года, с того времени как на археологических раскопках Нина Акулова нашла первую новгородскую берестяную грамоту, в Великом Новгороде найдено уже 1135 таких грамот. Их характер и тематика очень обширны, от военных донесений и информации о торговых операциях до письма влюбленной девушки и ученических потуг ребенка. Такие находки позволяют предположить, что в X-XV веках горожане Великого Новгорода были самыми грамотными людьми на Земле.

Чем же привлекал Буслаев новгородцев в своих прокламациях? Возможностью «пить и есть готовое и носить платье разноцветное (выделено мной. – С.А.)».

Новгородский летописец под 1411-м годом сделал интересную запись. Описывая один из эпизодов новгородско-шведских войн, когда, после шведского набега на новгородские земли, новгородцы уже через три дня нанесли шведам ответный удар и «села их повоевав и пожгоша, а Свеи много изсекоша, а иных поимаша, а у города у выбора охабень взем (выделено мной. – С.А.) и пожгоша, месяца марта 26, на Собор архангела Гавриила, и приехаша в Новгород с множеством полона...». Охабень – это старинная русская верхняя одежда с рукавами, этим же словом, производным от одежды, именовалась и наружная оборонительная ограда крепости, защищавшая крепостные ворота. Однако у буслаевского похода за «платьем разноцветным» есть более явная аналогия – знаменитые казачьи «походы за зипунами». И, похоже, именно «веселые новгородские молодцы» ввели в речевой оборот обоснование грабительского набега необходимостью, «всего лишь», приобрести верхнюю одежду.

Несмотря на то, что в былине Василий Буслаев ни разу не назван «ушкуйником», его призыв пить и есть, а также носить богатые наряды не тратя усилий на их приготовление или покупку, по-моему, исключает иное понимание характера его будущих экспедиций. Еще более нас убеждает в целях и задачах предприятия Василия то, точнее те, кто откликнулся на его призыв и пришёл во двор Буслаева.

Первым пришёл Костя Новоторженин из Торжка – пограничного города Новгородского государства. Основанный новгородскими купцами и находясь на пересечении важных торговых магистралей Торжок первым принимал удары врагов Новгорода с южного направления. В 1238 году этот город две недели сражался будучи осажденным войсками Батыя и пал практически со всеми своими жителями. В 1372 году, отражая вторжение войск тверского князя Михаила Александровича, в Торжке погиб в бою главнокомандующий новгородской рати, боярин Александр Абакумович, родной брат посадника Великого Новгорода, один из выдающихся новгородских полководцев и, кстати, предводитель ушкуйников.

Василий Буслаев лично проверил Костю Новоторженина как тот держит удар, действуя своим любимым оружием – чёрвлёным вязом (деревянной палицей, залитой внутри свинцом). Костя проверку прошёл.

Потом прибыли «два брата боярчёнка» Лука и Моисей. Их приходу Василий «стал радошен и веселёшонек», а как же иначе, ведь «свои» пришли, с кем, наверняка был с детства знаком и дружен.

Следующими визитёрами были таинственные «мужики залешана» (из-за леса?).

Надо полагать, что они были весьма авторитетными людьми в том деле, которым хотел заниматься Буслаев, раз «и не смел Василий показатися к ним». За их плечами была не одна сотня километров военных операций. Разумеется, эти ребята стали ударной частью команды.

«Семь братов Сбродовичей», очевидно, представили новгородский пролетариат и, в итоге, дружина в количестве тридцати человек, тридцатым стал сам Буслаев, была собрана.

Василию нужно было показать себя родному городу в новом качестве, так как теперь он был не просто представитель «золотой молодежи», гуляка-хулиган, а командир одного из отрядов той самой знаменитой и грозной новгородской вольницы.

«Пришел Василий со дружиною, пришел во братщину в Никольщину». Это означает, что Василий со своими бойцами принял участие в важном общественном мероприятии – пиру-братчине. На таких пирах могли одновременно осуществляться сразу несколько функций: милосердия – угощались нищие и увечные; информативная функция – обсуждались текущие новости; коммуникативная – поддерживались межличностные и групповые контакты; развлекательная – песни, музыка, хороводы, скоморохи, кулачные бои, борьба.

Обычно братчины устраивались на церковные праздники, по поводу смотрин, венчания, крещения младенцев, закладки или завершения строительства храма, перед началом страды или после окончания осенних работ. Особой братчиной считалась Никольская, проводимая 9(22) мая («Никола Вешний») и 6(19) декабря («Никола Зимний»). Готовились такие пиры заранее, обычно к событию варилось пиво. Мероприятие организовывалось вскладчину, каждый участник вносил свою долю – «сып» (от слова «сыпать»). Василий, заплатив большие деньги за свою дружину и за себя лично, стал полноправным участником той братчины. После первой, «застольной» части пира, для которой существовал свой, довольно строгий этикет, вечером наступила его «развлекательная» часть: «начали уже ребята боротися, а в ином кругу в кулаки битися». Страсти закипели и началась «драка великая». И когда Василий стал драку разнимать «иной дурак зашел с носка, его по уху оплёл». Почему «дурак»? Да потому, что ловкий, но недалёкий парень ударил ногой в ухо военного предводителя дружины... К слову, интересную находку сделали археологи как раз таки в Великом Новгороде, надпись на резной плети гласит: «Дураку и чёрт что сват».

Неудивительна, более того, закономерна, реакция Василия, сокрушившего со своей дружиной на пиру слишком поверивших в себя буйных горожан.

В XIX и в XX веке в ряде статей российских и советских авторов этот сюжет пытались представить чуть ли не ареной социальной борьбы, а Буслаева – вождём обездоленных. Но во «мрачные» средневековые времена только масштаб ситуации, ну и, естественно, лица, если они были известны в обществе, могли заставить говорить о подобном происшествии. Человек шел на пир с добрыми намерениями, его оскорбили, он по-мужски ответил обидчикам. Всё.

Воинская этика даже очень разных между собой народов, порой имеет немало общего. Например, самурай Ямамото Цунэтомо, практик и теоретик Бусидо, в своем «Хагакурэ», в качестве положительного примера решительных действий привел «бойню в Нагасаки». Тогда кровавое сражение началось из-за того, что один самурай случайно облил грязью другого.

Продолжим. Оскорбившие на братчине Василия и, соответственно, его дружину, и побитые новгородцы не торопились принести свои извинения. Поэтому после драки на пиру, Буслаев бросает вызов горожанам, предложив им «биться о велик заклад». А условия пари были следующие: если в драке против новгородцев дружина Буслаева проиграет, то он будет платить Новгороду до конца дней своих крупную сумму денег и наоборот. Новгородцы приняли предложение, стороны «ударили по рукам». Понятна позиция Буслаева, вождь военной дружины не мог «проглотить обиду», ну, а новгородцы ведь были гражданами своего Господина Великого Новгорода, князей прогоняли, а тут какой-то атаман…

Началась «бой-драка великая» и шла она долго, день до вечера. Причем со стороны города в одном строю сражались как купцы богатые так и «мужики». Именно мужикам новгородским пришла в голову мысль, когда горожане стали терпеть поражение, нанести «удар в спину», обратиться к матери Василия, чтобы она «уняла свое чадо милое». Вмешательство матёрой вдовы Амелфы Тимофеевны, которой удалось посадить сына под домашний арест, чуть не стоило Василию репутации: пока его не было, буслаевцы стали отступать под натиском воспрянувших горожан. Свою роль в описываемых событиях сыграла и «девушка-чернавушка» – служанка из дома Буслаевых, служанка по роду занятий, и воительница по призванию. Она и в бой вступила против горожан и Василия выпустила из заключения. Теперь, видя что командир снова с ними, уже у буслаевской дружины словно «крылья выросли». Пошли вторые сутки побоища. Когда Василий бежал на выручку своей дружине, то на его пути встал некто могучий «старец-пилигримище» и закричал на Василия бранью грубой, мол, как Волхова не выпить, так и не победить новгородцев. По одной былинной версии был он крестным отцом Василия, по другой – учил его грамоте за деньги. Во всяком случае он попытался остановить Буслаева, выступив на стороне его противников, и был им убит. С его смертью все козыри горожан кончились и к завершению вторых суток упорного боя они признали свое поражение.

Собравшись во дворе Василия, его дружина села в круг, подняла здравицу за командира и была приглашена на обед у Амелфы Тимофеевны. Позже пожаловали и горожане с подарками и с ними Василий заключил мировую. Покорившиеся новгородцы поклонились победителю. Конфликт был исчерпан.

Былина «Василий Буслаев и Новгородцы» поведала нам о том, как молодой человек из богатой новгородской семьи не пошел по проторенной дорожке своих предков и стал вождем военной дружины. Следующая былина «Смерть Василия Буслаева» говорит нам уже о завершении жизненного пути новгородского богатыря и на этот сюжет мы с Вами обратим внимание позже. Сейчас же мы попытаемся восполнить пробел между двумя этими былинами, ведь собирал свою дружину Василий не для драк с буйными соплеменниками, и рассказать о некоторых ярких боевых операциях новгородских вооруженных сил, неотъемлемой частью которых были отряды новгородской вольницы. Для этого воспользуемся материалами новгородских летописей, а также информацией рифмованной шведской «Хроники Эрика».

Геополитическое положение Великого Новгорода и его сильные и многочисленные соперники, а также относительно небольшой новгородский человеческий ресурс предопределили облик его военной организации. Промысловое хозяйство в сложных физико-географических условиях и торговля требовали сильных духом и телом, предприимчивых людей, а привычка работать в слаженном коллективе, фактически делала из них готовые воинские подразделения. Для такой дружины, привыкшей к тяжелой и опасной работе, где «надеются только на крепость рук, на руки друга и вбитый крюк», и за пушниной за Урал пойти и города иноземных государств разорить – явления одного порядка. Хорошая разведка, планирование операций, быстрая реакция на действия противника, внезапность и стремительность рейдов, богатый арсенал тактических приёмов, все это отличало воинов Великого Новгорода, многократно принося им победы на полях сражений.

В 1142 году морским нападением на новгородский торговый караван шведы начали боевые действия против Великого Новгорода. Начались так называемые новгородско-шведских войны.

Из семисот лет русско-шведских войн, собственно на Великий Новгород приходится почти четырехсотлетний период с XII по вторую половину XV века. Примечательно, что со стороны шведов войны против новгородцев несли религиозную составляющую, как крестовые походы шведских «христиан» против русских «язычников» и санкционировались Ватиканом. Очевидно, что к XII столетию и в европейском культурном сознании уже сложилось представление о не европейцах как о существах более низшего уровня. В качестве иллюстрации к сказанному обратите внимание на «Песнь о Роланде» – древнейшее крупное произведение французской литературы XII века.

А вот как Новгородская летопись описывает новое крупное шведское вторжение на новгородские земли: «В лето 6672. Приидоша Свея под Ладогу, и пожгоша ладожане хоромы своя, а сами затворишася в городе с посадникомъ своимъ Нежатою, а по князя послаша и по новгородци. Они же приступиша под город въ день суботныи и не ycпеша нечтоже граду, но болшюю рану въсприяша; и отступиша в реку Воронаи. Въ 5 же день потомъ князь с новгородци и с посадникомъ Захарьею, и наворотишася на ня месяца майя въ 28, на память святого Еладиа, в четвертокъ, въ 5 час дни; и победиша божиею помощью, овы иссекоша, а другыя изимаша: и пришли бяху въ 55 шнекь, и изьимаша 43 шнек; а мало их убежаша, и те язвени». Переведем: «В 1164 году шведы попытались захватить Ладогу, ладожане успели сжечь свои дома, отправить сообщение о вторжении в Новгород и укрыться в крепости. Шведы пошли на приступ, но были отбиты понеся большие потери и отступили к реке Воронежке. На пятый день осады, 28 мая, в день памяти Священномученика Елладия Восточного, в четверг к 5 часам дня, подошедшее новгородское войско во главе с князем и посадником Захарием стремительной атакой разгромило осаждавших Ладогу шведов, одни из них были убиты, другие попали в плен. Из 55 вражеских кораблей – шнек, 43 были захвачены. Лишь небольшому количеству раненых шведов удалось бежать. Победа была одержана с Божьей помощью».

После такого разгрома шведы более семи десятилетий не предпринимали попыток повторить агрессию. Но «долг платежом красен», а новгородцы не любили оставаться должниками. Воспользовавшись междоусобными распрями в Швеции, новгородцы реализовали свой план: 12 августа 1187 года их союзники карелы внезапно атаковали, разграбили и сожгли «центр принятия решений» - столицу Швеции Сигтуну. Причем шведы нисколько не заблуждались на предмет того, кто стоит за этой дерзкой операцией. В «Хронике Эрика» так говорится об этом:

 

«Плыли до Сигтуны раз корабли.

Город сожгли и исчезли в дали

Жгли всё дотла и многих убили.

Город с тех пор так и не возродили.

Архиепископ Йон там сражен.

Весел язычник, в радости он,

Что у крещенных так плохи дела.

Русским, карелам смелость дала

Мысль та, что свеям не устоять

И можно смело страну разорять».

 

О деяниях новгородцев под руководством Святого благоверного князя Александра Невского написано много, обратим Ваше внимание на менее известные эпизоды новгородской ратной истории.

Шведы постоянно пытались основать на землях подконтрольных Новгороду свои форпосты, чтобы, опираясь на них, продолжить наступление на северо-западные русские земли. Новгородцы, в свою очередь, старались как можно быстрее их уничтожить. Так в 1295 году: «Поставиша Свея с воеводою своимъ Сигомъ город в Кореле; новгородци же, шедши, город розгребоша, а Сига убиша, не пустиша ни мужа[6]». Переведем. Шведы, во главе с воеводой Сигом, организовали укрепление в корельской земле. Атакой новгородцев укрепление разрушено, шведский военачальник и всё его подразделение, до последнего человека, уничтожены. В 1300 году шведы предприняли попытку закрепиться в устье Невы – главной артерии внешней торговли Великого Новгорода. Если бы им это удалось, то новгородцы были бы отрезаны от Балтийского моря, также под контроль Швеции попали бы территории новгородских федератов-союзников Карел, Ижорцев, Води. Командовал вторжением фактический правитель Швеции маршал Торкель Кнутссон. Флот из 50 кораблей, 1100 только рыцарей, инженер-фортификатор из Италии («от папы мастер нарочит»), все это позволило шведам основать крепость, получившую претенциозное наименование «Ландскрона» – «Венец земли». Первая попытка новгородцев, использовавших даже плоты-брандеры, уничтожить врага не привела к успеху. Перипетии той борьбы ярко отражены в «хронике Эрика». На следующий год объединенное русское войско, в составе которого, помимо новгородцев, были и русские отряды из «низовских земель» и финоязычные союзники новгородцев, взяло крепость в ходе непрерывного двухдневного штурма, остатки гарнизона капитулировали. Однако с 1993 года в городе Выборг (РФ) стоит памятник не новгородскому первопроходцу, присоединившему эти земли к Русскому государству, а...врагу русских и карел, тому самому Торкелю Кнутссону (?!).

Новгородцы прекрасно понимали, что одной обороной войны не выиграть и «добрые удальцы», как именует их новгородская летопись, перенесли боевые действия на шведскую территорию, а также на подконтрольную Швеции Финляндию и Норвегию. В 1311 году новгородцы, переплыв Финский залив, атаковали финское побережье. Взяли г. Ванай, разорили окрестности и «приидоша здравии в Новъгород, и радъ бысть владыка и Новеград весь». В 1318 году: «Ходища новгородци войною за море, в Полную реку, и много воеваша, и взята Людеревь город сумьскаго князя и Пискупль; и приидоша въ Новъгород вси здрави[7]». Речь идет об уничтожении новгородцами города Турку (швед. Або) на юго-западе Финляндии. Есть сведения, что во время этого победоносного похода новгородцы захватили собираемые пять лет денежные средства, предназначенные в качестве церковного налога Ватикану. Естественно, не все такие операции проходили без потерь. В 1320 году: «Лука ходи на Мурманы, а Немци избиша ушкуи Игната Молыгина[8]». «Мурманы» – норманны, норвежцы.

В итоге новгородская стратегия морских десантных операций полностью себя оправдала и 12 августа 1323 в истоке Невы, в крепости Орешек между Господином Великим Новгородом и Шведским королевством, впервые в истории взаимоотношений этих государств, был заключен официальный мирный договор.

Шведы были не единственными противниками «новгородских молодцев», так в 1360 году: «...взяша Новгородци Жюкотин, и много Бесермен посекоша, мужей и жен[9]». Разгрому подвергся Жукотин (Джукетау), один из крупнейших городов Волжско-Камской Булгарии, княжества подчиненного Золотой Орде.

Год 1364: «Той же зимы с Югры Новгородци приехаша, дети боярскии и молодые люди (выделено мной. – С.А.), и воеводы Александр Абакумович, Степан Ляпа, воевавшие по Объ реки до моря, а другая половина рати на верх Оби воеваша; и Двиняне сташа противу их полком, и избиша Двинян на Курьи[10]». «Дети боярские» – это представители высшего военного сословия Руси, ну, а «молодые люди» это не молодежь как таковая, а новгородская вольница, «ушкуйники», якобы не подконтрольные новгородской власти. И те и другие участвуют в экспедиции под началом новгородских военачальников. Результатом этих походов, протяженностью более тысячи километров, стало открытие русскими Западной Сибири и Полярного Урала, было основано первое русское сибирское поселение – «Ляпин городок».

В 1366 году сразу три новгородских воеводы руководят ушкуйниками: «Пришли Новгородци в ушкуех, а воеводы Иосиф Варфоломеевич, Василий Федорович, Александр Абакумович, на Нижний Новгород, и много Бесермен избиша под нижним Новым городом...[11]». А следующая информация, содержащаяся в Новгородской летописи, очень характерна. «Год 6875. Той зимы яша на Вологде Василья Машкова со сыном и Прокопья Киева княжи бояре, а они ехали с Двины, того не ведали розмирья, не стереглися, и ведоша их и на Москву. Князь Дмитрий присла в Новгород, сице рек «за что есте ходили на Волгу и гостей моих пограбили много?» и Новгородци реша князю «ходили люди молодыи (выделено мной. – С.А.)на Волгу, без нашего слова, но твоих гостей не грабили, только били Бесермен, а ты нелюбие отложи от нас». Смиришася Новгородци с князем Дмитрием Ивановичем, а он отпустил Василья Данильевича и сына его Ивана и Прокофа, а наши и за Вологжан докончаша[12]». Рассмотрим сказанное в летописи. В 1367 году в Вологде московскими боярами были задержаны Василий Машков с сыном Иваном и Прокопий Киев, командиры ушкуйников, которые возвращались с дальнего похода и не имели информации, что за время их продолжительного отсутствия отношения между Великим Новгородом и Москвой ухудшились. Очевидно, что арестованные являлись знатными новгородцами, раз их не казнили на месте, а этапировали в Москву. Великий князь Московский и Владимирский Димитрий, будущий «Донской», обвинил Новгород, что его люди виновны в грабеже московских купцов на Волге. Примечателен ответ новгородской стороны. Как в дальнейшем Москва будет отрицать свое участие в казачьих предприятиях, так и в рассматриваемом случае Новгород снял с себя ответственность за ушкуйников, объясняя, что, да, это были новгородцы, но не официальные военные, и ходили они по собственной инициативе, а не по приказу властей города и били при этом не московских купцов, а татар. Новгородцы компенсировали материальный ущерб и Москва пока была вынуждена удовлетворится таким объяснением. Задержанные были отпущены.

В XIV веке новгородская вольница многократно громила не только купеческие караваны, но и города на важном торговом пути, на Волге. Захватывались Ярославль, Кострома, Нижний Новгород. Что это давало Великому Новгороду? Можно предположить, что таким образом решались несколько задач, в том числе ослаблялись торговые конкуренты, и кроме того, из города удалялся самый пассионарный элемент – источник дополнительного общественного напряжения. Однако с волжскими экспедициями новгородцы явно «перегнули палку» и Москва в 1386 году инициировала общерусский поход на Новгород в котором приняли участие воинские контингенты из 27 русских городов. Операция проводилась как возмездие за грабежи на Волге. С большим трудом Новгороду тогда удалось избежать полного разгрома.

На самом деле военная история Великого Новгорода и его «вольных молодцев» намного богаче и ярче, было рассмотрено лишь несколько эпизодов, чтобы получить представление об этом явлении в новгородской жизни и в Русской истории в целом.

Мы оставили Василия Буслаева прямо перед началом его боевой карьеры командира дружины и далее показали, что «Василий Буслаев» сражался против шведов, финнов, норвежцев, немцев и татар, плыл по Оби, Карскому морю и Волге, переходил за Урал и разорял Кострому. Подошло время последних эпизодов его бурной жизни, как они изложены в былине «Смерть Василия Буслаева».

После долгого отсутствия Василий вернулся в родные края. Красивый боевой корабль причалил у городской пристани. Оставив караулы, Буслаев с дружиной пошел в родительский дом. Там он испросил материнского благословения на путешествие со своими бойцами в Иерусалим:

 

«Мне-ка Господу помолится,

Святой святыне приложиться,

Во Ердане-реке искупатися»[13]

 

Получив от Амелфы Тимофеевны благословение на добрые дела и пополнив запасы вооружения и провизии корабль паломников отправился в путь. Нас не должно смущать оружие, взятое с собой людьми Буслаева. Расстояние от Великого Новгорода до Святой Земли в наше время, передвигаясь на автомобиле, согласно «Яндекс Карте» составляет 4400 км. Сложно предположить, чтобы невооруженные люди, не входившие в охраняемые караваны, в Средние века могли бы без риска для жизни осуществить такое непростое путешествие. На подобный путь новгородский архиепископ Василий в XIV веке потратил полтора года.

Встретив по дороге знакомых купцов-корабельщиков, Василий так ответил на их вопрос о цели своего путешествия: «смолоду бито, много граблено, под старость надо душу спасти». В свою очередь Буслаев поинтересовался у купцов есть ли прямой путь до Иерусалима. Оказалось что да, прямой путь есть, занимает семь недель, но он закрыт – большая казачья застава «грабит бусы, галеры, разбивает червленые корабли». А окольной дорогой идти, как раз в аккурат за полтора года можно уложиться. Предполагаем, что шел Василий Буслаев Днепром, и где-то, при его впадении в Чёрное море, и промышляли тоже вольные люди. Очевидно купцы были так напуганы рассказами о черноморских пиратах, что настоятельно рекомендовали искать иной маршрут. И тут Василий произносит фразу, за которую ему «достается» по сей день, мол, это его «символ веры»:

 

«А не верую я, Васюнька, ни в сон, ни в чох,

А я верую в свой червлёный вяз,

А беги-ка-тя, ребята, вы прямым путём»[14]

 

Интересно, а как должен был Буслаев ответить торгашам, пугающим перспективой опасности командира дружины, прошедшего «огонь, воду и медные трубы»? Вот и сказал он, что не верит в приметы и прочие суеверия, а доверяет своему оружию – боевой палице. Воин, новгородец, командир ушкуйников, Василий Буслаев, естественно, выбрал «прямоезжий путь».

Далее мы видим серию предзнаменований конца земной жизни богатыря Василия. Пристав к берегу, у подножия горы Василий находит лежащий человеческий череп и, демонстрируя презрение к смерти, пнул его ногой. На что мёртвая голова говорит Василию, что она принадлежала воину и как тот не ушел от смерти, так не избежать её и Буслаеву. Поднявшись на гору он видит могильный камень с надписью-предостережением. Но и этот знак был им проигнорирован.

Встреча с казаками-разбойниками, как говорится, прошла в теплой, дружественной атмосфере: демонстрация знаков взаимного уважения, пир, подарки, которыми казаки одаривают богатыря-ушкуйника. Казаки дали Василию провожатого и новгородская дружина прибыла в Иерусалим. В соборном храме Святого города Буслаев на главном христианском богослужении – Божественной Литургии, просил Господа о здравии своей матушки и за себя. На заупокойных панихидах поминал своего отца и всех родичей. Не забыл Василий не только своих воинов, но и недавних знакомцев казаков, прося и для них у Господа прощения. Приложившись к святыням, Василий купался в реке Иордан, после пожертвовал на монастыри и храмы очень большие суммы: «дает золотой казны не считаючи». Придя к своему кораблю, чтобы отплыть в обратный путь, Василий не нашел там никого, оказывается его воины ходили на Иордан реку и купались в ней. Некая женщина укорила новгородцев (может суровые воины, по её мнению, вели себя не слишком благоговейно?) за то, что они позволили себе купаться там, где крестился Господь Иисус Христос. За это она предрекла смерть их командиру. Но что интересно, она «разрешила» Василию Буслаеву окунаться в Иорданские воды.

На обратном пути Василий все-таки вновь посещает ту гору с могильным камнем на вершине и погибает, при дерзновенной попытке демонстративно проигнорировать очередной запрет. Его похоронили рядом с тем черепом безымянного воина. Осиротевшая дружина принесла печальную весть маме Василия. Отказавшись от предложенных Амелфой Тимофеевной богатств и помянув командира, пошли добры молодцы «кому куда захотелось».

Кем же был Василий Буслаев? В первую очередь он был Русским воином, командиром отряда вооруженных сил новгородского государства. Мы знаем, что ушкуйники внесли свой значительный вклад как в дело защиты Русских земель, так и в процесс открытия и присоединения новых территорий для Русской Державы.

Поэтому было бы абсолютно неверным свести былины о Василии Буслаеве исключительно к сомнительной «романтике» разбоя. И на «белых плащах» признанных героев можно найти немало тёмных пятен, много таковых есть и у «новгородских молодцев». Не нам судить. Нам важно помнить и эти страницы Русской истории.

 

Студеникин Александр, Сухум