II
Полк формируется. Еще три встречи со Сталиным
Вскоре у Голованова состоялось еще несколько встреч со Сталиным, связанных с организацией первого полка дальнебомбардировочной авиации. Расскажем о них преимущественно его словами. Напомню, что в предыдущем рассказе мы остановились на вечере 7 января 1941 года. На той первой встрече Сталин закончил разговор с летчиком словами:
− Кончайте ваше вольное казачество, бросайте ваши полеты, займитесь организацией, дайте нам ваши предложения, и побыстрее. Мы вас скоро вызовем.
Основным предложением Голованова, которое он сформулировал если и не сразу в ночь на 8 января, начиная ощущать сталинские темпы, то уж во всяком случае, на следующий день, было следующее. Полк следовало сформировать из наиболее опытных летчиков гражданской авиации, владеющих методами слепого полета по приборам. Оказывается, в нашей гражданской авиации многие летчики этими методами владели.
«Я исходил из того, что если взять военных летчиков, не владеющих этим методом, то подготовить их за полгода к полетам в сложных условиях с использованием всех средств радионавигации вряд ли возможно. Если к тому же учесть, что через шесть месяцев они должны занять командные должности в будущей дивизии и сами обучать новое пополнение премудростям слепого полета и радионавигации, то это уже совсем исключено».
Встреча вторая: простота обращения
Через день, то есть 9 января 1941 года, Голованова, как и было обещано, вызвали в Кремль.
«− Ну, что надумали? − спросил Сталин, подходя и здороваясь.
Я кратко изложил свои мысли, сказав, что полк нужно формировать из летчиков Гражданского воздушного флота, хорошо владеющих элементами слепого полета, так как срок шесть месяцев весьма мал, а удлинять его, как я понял, не следует.
− Эта мысль неплохая, − заметил Сталин. − Ну а кто же, по-вашему, будет заниматься прокладкой маршрута, бомбометанием, связью?
Я понял, что веду разговор с человеком, который прекрасно разбирается в летных делах и знает, что к чему.
− Ну хорошо, − продолжал Сталин, − летчик, конечно, основа − главное лицо в экипаже, но ведь один он летать на дальние цели не может! Значит, ему нужны помощники. Есть у вас в Аэрофлоте штурманы? Нет! Есть у вас стрелки-радисты? Тоже нет. Ну, что вы скажете?
Было очевидно, что вопрос о формировании полка мной до конца не продуман. Увлекшись одной, как мне думалось, главной стороной организации полка, совсем забыл о других, не менее важных.
Простота обращения Сталина еще к концу первой встречи с ним сняла у меня внутреннее напряжение. И сейчас тон его разговора не был тоном наставника, который знает больше тебя. Он как бы вслух высказывал свои мысли и советовался со мной.
− Верно, товарищ Сталин, − ответил я. − Я об этом как-то не подумал. А что, если штурманов и радистов взять из ВВС, а летчиков − из ГВФ? Неплохо будет?
− А если командиров эскадрилий и штаб укомплектовать военными товарищами, будет еще лучше, − улыбаясь, добавил Сталин. − Да и заместителя вам нужно взять военного. Вам нужно вплотную заниматься главным, основным, для чего мы все это затеваем. Остальными делами пусть занимаются ваши помощники.
Слушая Сталина, я понял, что он высказывает мысли, возникшие у него не только что, а значительно раньше нашего разговора.
− Ну так как? Договорились?
− Договорились, товарищ Сталин, − ответил я, стараясь сохранить серьезность, сдержать улыбку.
− Ну вот и хорошо! Сейчас мы попросим товарищей из ВВС и ГВФ, посоветуемся с ними и решим этот вопрос.
Он нажал кнопку − вошел А.Н. Поскребышев, как я узнал позже, один из преданнейших Сталину людей.
− Попросите, пожалуйста, приехать Молокова и Рычагова.
Через несколько минут вошли начальник Главного управления ВВС генерал П.В. Рычагов и начальник ГВФ В.С. Молоков. Очень кратко, буквально в нескольких словах (это мог делать только Сталин), он объяснил им причину их вызова. В заключение сказал:
− Встретьтесь с Головановым, обсудите все подробно и дайте совместные предложения. Мы вас скоро вызовем».
Генерал Рычагов Голованову о его предложении: много вас тут шляется
«Когда мы вышли в приемную, генерал Рычагов повернулся ко мне и с сердцем выпалил:
− Много вас тут шляется со всякими предложениями! То Коккинаки, то Голованов, обязательно еще кто-нибудь появится. Откажитесь, пока не поздно, от вашей дурацкой затеи. Все равно у вас ничего не выйдет.
Я понял, что Рычагов хорошо знаком с моей запиской, не согласен с ней, но своего мнения у Сталина не высказал. Почему? Может быть, он и прав. Ему, начальнику Главного управления Военно-Воздушных Сил страны, виднее, что возможно и что невозможно.
Но почему он решил сорвать зло на человеке, которого не знает, и в то же время ничего не говорит об этом Сталину?!
К сожалению, как мне пришлось убедиться в дальнейшем, Рычагов был не единственным человеком, который, имея свое мнение, может быть и правильное, молчал и согласно кивал головой или даже говорил “правильно”. А сам был в корне не согласен…
Почему? Но об этом в свое время.
[Генерал Павел Васильевич Рычагов (1911-1941) имел также очень нелюбимую Сталиным привычку скрывать данные о «неприятностях» во вверенной ему военной авиации, включая, в частности, высокую аварийность. Что, во многом, послужило жестокому концу его карьеры и жизни.
Герой Советского Союза Павел Рычагов был прекрасным летчиком, и, наверное, был бы прекрасным командиром полка, а в перспективе и дивизии.
Но своему высокому назначению он объективно не соответствовал, как не соответствовал своему посту, например, командующий Западным Особым военным округом генерал армии, прекрасный танкист Дмитрий Григорьевич Павлов. О последнем еще будет сказано далее.
Ответственность за такие назначения несут, естественно, высшие руководители. Вместе с тем, это свидетельствует о том, что назначать на такие посты было тогда в сущности некого. Да и вообще, кадры мирного времени часто оказываются мало эффективными на войне. Почти на уровне некоего закона].
Теоретическая подготовка
Голованов говорит, что именно после второго посещения Кремля стал уже конкретно формироваться будущий полк дальней авиации. ВВС выдвинуло специалистов для отбора шестидесяти летчиков гражданской авиации. Но окончательной практической организации полка предшествовал небольшой «теоретический» период.
Голованова принял заместитель начальника Главного управления ВВС Герой Советского Союза генерал Иван Иосифович Проскуров (1907-1941).
Высокообразованный, по словам маршала, генерал, не боявшийся в отличие от Рычагова и многих высказывать мнение вышестоящему начальству вплоть до Сталина. К несчастью, попавший под ту же смертельную волну, как Рычагов, Смушкевич, Штерн и ряд других военачальников, труды которых могли бы быть вполне задействованы на войне.
[Справедливости ради следует признать, что волне арестов среди авиационного руководства, помимо высокой, и зачастую скрываемой аварийности, способствовал, в том числе, следующий малоприятный факт:
15 мая 1941 года немецкий транспортный самолет, не замеченный ПВО, совершил перелет по маршруту Белосток − Минск − Смоленск − Москва, где и приземлился. Транспортный самолет − это все же не авиетка Матиаса Руста. А начальником Главного управления противовоздушной обороны Наркомата обороны СССР с 14 января 1941 года был генерал-полковник Григорий Михайлович Штерн (1900-1941)].
Проскуров одобрил письмо-записку Голованова. Он подчеркнул, организация дальней бомбардировочной авиации дело очень нужное, но сложное, на помощь сверху рассчитывать особо не приходится. Все зависит от энергии самого инициатора.
Проскуров за несколько встреч ввел Голованова в курс дел и жизни дальнебомбардировочной авиации, рассказал о ее структуре, боевой подготовке, и дал характеристики командирам всех командиров корпусов. Из них он выделил «как лучшего организатора и методиста полковника Н.С. Скрипко, ныне маршала авиации. А как наиболее слабого − полковника В.А. Судец, ныне также маршала авиации».
Голованову также предложили ознакомиться с программами ночных и слепых полетов, а также слепой посадки, и дать по ним свое заключение. В этом заключении Александр Евгеньевич отметил, что сами по себе программы неплохие, но введенный по ним в строй летчик не имел в дальнейшем навыков в этих полетах и посадках и быстро терял едва приобретенную «квалификацию».
Также неудовлетворительно было дело с радионавигацией, которая была включена в программы как второстепенный вспомогательный предмет. И это в первую очередь надо было срочно исправить. В письменном заключении, переданном генералу Проскурову, было отмечено в качестве основных два момента: необходимы постоянные тренировки в слепых полетах, и немедленное введение в основной курс радионавигации, без которой дальняя авиация теряла смысл:
«Дальнебомбардировочная авиация, − подчеркнул я, − есть особая авиация, в подготовке летного состава имеющая мало схожего с другими видами авиации. Сказать точнее, в знании летного дела летчик ДБА должен быть на голову выше летчиков других видов авиации.
Дальнебомбардировочная авиация в некоторых государствах выделена даже в совершенно самостоятельную авиацию».
Последнее Голованов упомянул, для подкрепления своих предложений о введении тренировок как в слепых и ночных полетах, так и по всем средствам радионавигации для летчиков дальнебомбардировочной авиации.
«Тренировка, по всем средствам радионавигации обязательно совмещенная со слепыми и ночными полетами, должна занять в этой программе как отдельный раздел 25-30 часов», − так закончил я свое заключение.
Полк получает наименование и место дислокации
Вскоре состоялась еще одна – третья встреча в Кремле, на которой руководство ВВС доложило, что предпринимается для формирования полка. Определено было место дислокации полка – Смоленск. Голованову следовало немедленно вылететь туда, утрясти вопросы, вернуться в Москву и доложить.
В Смоленск тот слетал на своем ГВФ-ском самолете и со своим экипажем. Но вернувшись в Москву, он получил распоряжение ГВФ больше экипаж и самолет не безпокоить.
И хотя еще документы не были подписаны, это ставило точку на службе Голованова в Аэрофлоте. Между тем его экипаж в полном составе желал продолжить службу вместе с командиром уже в ВВС, то есть в организуемом полку.
Голованов рассказывает, что вернувшись из Смоленска, он немедленно отправился к генералу Проскурову с докладом, и спросил, какие будут указания. Генерал ответил ему, что на подпись наркому уже направлен приказ, которым Голованов назначается командиром полка, которому присвоено наименование Отдельного 212-го дальнебомбардировочного.
Но есть задержка с присвоением Голованову воинского звания. Тут была такая тонкость, что незадолго перед этим начинающим военным летчикам вместо лейтенантских званий – званий среднего командного состава, стали давать звания сержантские – младшего комсостава, и держать на казарменном положении. В связи с этим и Голованову не могли дать звание выше капитанского, и вопрос о нем будут докладывать Наркому обороны.
Голованов ответил, что звание его не волнует, а главное – быстрее притупить к работе. «Я так и сказал генералу Проскурову, что звание меня мало интересует. Положено быть капитаном — буду капитаном, дело, в конце концов, не в звании, а в предстоящей работе.
Проскуров разъяснил, что этот вопрос сложнее, чем я думаю, так как я в то же время назначаюсь начальником гарнизона, а начальник гарнизона должен быть старшим не только по должности, но и по званию.
Спустя короткое время меня снова вызвали в Кремль».
Там состоялась уже четвертая в январе 1941 встреча будущего командующего АДД со своим будущим непосредственным руководителем. Эта встреча и подвела итоги «предподготовки» к созданию ядра нашей славной дальнебомбардировочной авиации.
О ней в следующем рассказе.
