I
Я много раз бывал на Новом Афоне, но о даче Сталина услышал только в нынешний приезд. Случилось это так. Поднимаясь по выложенной булыжниками дорожке к монастырю, я остановился около сколоченного из гладких досок прилавка, на котором стояло несколько бутылок. Вывеска над прилавком гласила «Оригинальный абхазский коньяк». Я знал, что никакой это не коньяк, а самый заурядный самогон, которому продавец придал весьма отдаленный запах благородного напитка.
-Божественный дар Кавказа! – расхваливал свой товар продавец, приземистый, с солидным брюшком абхаз с бордовым мясистым носом. – Божественный! Выдержка – семь с половиной лет!
Он, конечно, заливал: напиток был изготовлен не семь с половиной лет назад, а самое большее, семь с половиной часов. Покупатели – мужчина лет пятидесяти в рубашке с короткими рукавами, высокий, кряжистый, сильный, похожий на сибирский кедр, и его супруга, стройная блондинка в роскошной панаме бирюзового цвета – воспринимали разглагольствования продавца как местный фольклор. А я, собиратель разных историй, тем более.
-А крепость какая? – спросил «кедр».
-Не меньше шестидесяти, - с гордостью заявил абхаз. – Попробуйте.
Он налил две металлические рюмочки и подал покупателям.
-Назвался груздем – полезай в кузов, - сказал «кедр», опрокинув в рот содержимое рюмочки.
Человек бывалый, он сразу понял, что коньяком тут и не пахнет.
-До шестидесяти явно не дотягивает, - сделал он заключение, поставив рюмочку на прилавок.
Блондинка последовала его примеру, едва дотронувшись губами до содержимого рюмочки.
-Сразу видно, что вы разбираетесь в крепких напитках, - похвалил мужчину абхаз. – Вы, наверно, северянин?
-Из Тюмени. Нефть добываем, - отозвался «кедр».
-Хорошим делом занимаетесь. – Абхаз между тем положил в полиэтиленовый пакет с видом озера Рица объемистую бутылку. – Сибирь – страна холодная, но с абхазским коньяком вы не замерзнете. – И с этими словами вручил пакет «кедру».
-А что тут можно посмотреть? – спросил тот, расплатившись с продавцом и щедро накинув ему «на чай».
-В монастыре уже были?
-Да, вчера знакомились.
-А теперь сходите на дачу Сталина, - посоветовал абхаз.
-Неужели здесь есть такая достопримечательность?
-Да. Но о ней мало кто знает.
-Я большой поклонник Сталина, - доверительно сказал нефтяник, - и уж такой возможности не упущу.
-И правильно сделаете. – Абхаз был в прекрасном расположении духа. – Дача находится рядом с монастырем, двести метров направо, сразу за пансионатом.
Услышав информацию о сталинской даче, я обрадовался не меньше сибирского богатыря.
-Если вы не будете возражать, давайте совершим экскурсию вместе, - обратился я к нефтянику и его супруге.
-Предложение принято, - не раздумывая, согласился сибиряк.
И мы немедленно отправились по указанному адресу.
Ворота на территорию дачи были открыты. Рядом стояла будка охранников, но в ней никого не было. Мы беспрепятственно вошли на заповедную территорию. Асфальтированная дорога убегала вперед, делая плавный изгиб. Справа от дороги, на пологом склоне, раскинулся обширный мандариновый сад; за ним открывался великолепный вид на море. Слева склон был гораздо круче, здесь росли мандариновые, инжировые и апельсиновые деревья.
За поворотом дорога пошла на возвышение. У обочины, на железном треножнике, мы увидели старую, покосившуюся от времени табличку. Она гласила: «Стой! Стреляют!» Буквы были ровные, четкие, яркие, как будто их написали только вчера.
-Ой! – воскликнула супруга нефтяника. – Боюсь! Вдруг начнут и вправду стрелять.
-Не верь написанному, Надюша! – успокоил ее супруг. – Эта страшилка пережила самое себя.
-Сережа, а вдруг? – блондинка округлила глаза.
-«Вдруг» уже не вдруг, - заверил ее Сергей.
Асфальтированная лента сделала крутой поворот влево (все время на подъеме), и перед нами открылась дача Сталина. Это был большой, добротный, двухэтажный дом с галереей на втором этаже, обращенной в сторону моря. Около дома была довольно большая площадка для транспорта. Ее окружали высокие неприглядные эвкалипты. Деревья были обнажены: часть бледно-зеленой коры упала на землю, а часть – повисла на ветвях и была похожа на лохмотья нищего, повешенные для просушки. Кое-где на белых алебастровых стволах виднелись коричневые подтеки. Среди эвкалиптов росли низкая, но пышная пальма и два кипариса, один старый и темный, а второй молодой и зеленый.
Солнце стояло в зените; было очень тихо.
Сергей обвел глазами галерею, крыльцо с входной дверью, высокие светлые окна.
-Не дом, а царский дворец, - сказал он. – В нем бы жить да жить.
-И не только летом, но и зимой, - добавила Надежда.
В верхней части площадки находилось большое инжировое дерево; оно было наполовину ограждено двумя рядами тесаных камней; видимо, когда-то, в давние времена, тут была полуклумба с цветами. На ближнем полукруге сидели два молодых парня-абхаза: один рыжеватый, с бесцветными глазами, с мелкими яркими веснушками; другой тощий, высокий, с острым кадыком и тонким хрящеватым носом,
-Можно познакомиться с дачей? – спросил я у них.
-Нэт экскурсовода, - лениво ответил рыжеватый.
-А когда будет?
-Через час-полтора.
-Я подожду. А вы? – обратился я к своим спутникам.
-Мы тоже, - с готовностью согласился Сергей. – Час-полтора – это не время.
Парни-абхазы (это были сторожа) встали и удалились в сторону другого дома, который виднелся невдалеке среди деревьев.
-Они охраняют не дачу, а самих себя, - кивнул в их сторону Сергей. – Мол, мы пойдем отдыхать, а вы как хотите.
-Нам это только и нужно, - сказал я. – Для начала давайте осмотрим дачу снаружи.
Дом внушал уважение - своим изящным архитектурным замыслом и тщательностью отделки любой детали. Иначе и быть не могло: ведь в нем жил не простой человек, а глава могучего государства, который, подобно царю Иоанну Грозному, наводил ужас на всех врагов – как внутренних, так и внешних; личность, производившая сильное впечатление на любого человека, который с ним встречался, будь то соотечественник или иностранец, простой смертный или особа королевской крови, дипломат или архиерей.
В той части дома, которая была обращена в сторону двора, мы ничего интересного не обнаружили, так как почти все окна была зашторены.
-Пошли дальше, - скомандовал Сергей. - Открытия будут впереди.
Он оказался прав. Большую часть первого этажа, окна которого смотрели в сторону моря, занимала бильярдная: большой стол с зеленым сукном, два кия у стены, белые шары на двух полочках. В верхней части всех сеточек, венчающих лузы, виднелись дыры.
-После смерти Сталина бильярд не бездействовал, - сделал вывод Сергей.
-За полтора часа и мы могли бы партийку-другую сгонять, - размечтался я. – Что стоило сторожам дать нам ключ от этого заведения.
-Ничего, перебьемся, - сказал Сергей. – Тут еще масса интересных вещей.
В правой части зала был экран, а в левой, на стене, несколько отверстий для киноаппаратов; на небольшом возвышении, у стены, стояло несколько удобных кресел.
-Сталин чепуху не смотрел, - сказал я, - у него был прекрасный вкус, он отбирал только лучшие ленты, которые создавались на киностудиях мира.
-Причем ленты без непристойностей, - подтвердил Сергей. – Пошли дальше.
Следующее помещение занимала киноаппаратная: на полу валялись куски кинопленок, на столе, как и шестьдесят с лишним лет назад, виднелись приспособления для перемотки пленок – они словно ожидали, что опытный киномеханик вот-вот подойдет к ним, вставит ленту и начнет быстро крутить ручку. Рядом с киноаппаратной находилась комната для отдыха киномехаников: диван, несколько стульев, низкий столик с графином и стаканами.
В торце дома была лестница на второй этаж, но, к сожалению, путь к ней преграждала ажурная пристройка.
-Интересно, пустит экскурсовод нас на галерею или нет? – задала вопрос Надежда и сама же на него ответила: -Она наверняка скажет: «По ней прогуливался Сталин, а больше никто по ней не ступал и ступать не будет»…
-… кроме нее самой и директора музея, - закончил Сергей.
-А полюбоваться панорамой можно и отсюда, - заключил я.
Панорама, открывавшаяся перед нами, была поистине изумительной. Зеленый склон, засаженный фруктовыми деревьями и виноградником, плавно убегал вниз, а за ним простиралась необъятная, манящая, волшебная гладь моря. Она искрилась мириадами ослепительных искр. В нескольких милях от берега плавно скользил белоснежный океанский лайнер с двумя трубами, наклоненными в сторону кормы. Глядя на него, невольно думалось о далеких и жарких странах.
Неровная береговая линия убегала в сторону Сухуми; неожиданно она круто повернула в сторону открытого моря, как бы на перехват океанского лайнера; увидев тщету своих усилий, она так же круто повернула влево и продолжила свой путь на юг.
Отроги Кавказского хребта, словно лихие скакуны, соревновались между собою в силе, отваге и удали, стремясь как можно быстрее достичь сочных прибрежных пастбищ.
-Прошло уже не полтора, а целых два часа, - заметил Сергей, посмотрев на часы, - а экскурсовода как не было, так и нет. Что будем делать?
-Заглянем к сторожам, - предложил я.
Дом, в котором укрылись сторожа, утопал в зелени; он пострадал от времени довольно сильно, чего нельзя было сказать о даче. Мы вошли внутрь и увидели в небольшой комнате наших знакомых. Они полулежали на диване. У меня сложилось впечатление, что им не только сидеть, но и лежать было лень.
-Будет ли сегодня экскурсовод? – спросил я.
-Этого мы не знаем, - ответил тощий, не меняя позы.
-А кто знает?
-Ныкто, - добавил рыжеватый, также не меняя позы и не двинув ни одним членом.
-Можно осмотреть этот дом? – поинтересовался я.
-Нэт.
-Они не знают и не хотят знать ничего, - произнесла Надежда, когда мы покинули негостеприимный дом. – Если бы мы спросили, как их зовут, то они, наверно, и на этот вопрос затруднились бы ответить.
-Им даже языком лень шевельнуть.
-А почему они сказали, что экскурсовод будет через полтора часа?
-Они сказали первое, что пришло на ум.
-Беда с ними.
-Я приду на дачу и завтра, - сказал я. – А вы как?
-Мы тоже, - заверил меня Сергей. – Мне очень хочется посмотреть, как отдыхал наш вождь.
II
Следующий день был воскресным. После полудня я отправился на дачу. Сергей и Надежда поджидали меня около мандаринового сада.
-Продолжим знакомство с вождем? – Сергей пожал мою руку. – То есть, я хотел сказать, с его дачей?
-Скорее, с его привычками и наклонностями, - уточнил я.
Сторожей, как и вчера, было двое, но совсем другие: на том же месте, под деревом, сидели пожилые аксакалы. Один из них был в национальной шапочке и с длиннющими прокуренными усами; другой – без национальной шапочки и без усов, но зато с самодельной, самшитовой, с затейливыми узорами тростью.
Я обратился к первому, посчитав его старшим, но не по летам, а по какой-то внутренней основательности.
-Можно увидеть экскурсовода?
Аксакал не спеша провел рукой сначала по одному усу, затем по другому, поправил национальную шапочку, посмотрел на меня, на моих спутников и только после этого произнес:
-Ее нет. У нее суббота и воскресенье выходные дни.
Информация, которой обладали сегодняшние сторожа, ставила их сразу на несколько ступенек выше вчерашних.
Аксакал снова погладил усы, которые, без сомнения, составляли предмет его мужской гордости.
-Приходите завтра, - предложил он, - она обязательно будет.
-А директор?
-Тоже.
-Он мужчина или женщина?
-Мужчина. Очень толстый. – Аксакал показал руками его толщину; видимо, она показалась ему недостаточной, и он еще более развел руки. – Очень настоящий мужчина. Но он бывает только… - аксакал посмотрел на небо – …когда солнце подойдет к этому эвкалипту. А когда солнце осветит гранаты… вот на этом дереве… и гранаты станут… ну, как будто их подожгли… тогда он уезжает домой. У него очень красивая жена. С глазами, как у газели.
-Приходите, дорогие, - включился в разговор сторож с тростью. – Сталин вас будет ждать.
«Этих сторожей по сравнению со вчерашними можно назвать настоящими энциклопедистами», - подумал я.
На обратном пути мы обнаружили два теннистых корта; они спрятались за проволочным сетчатым ограждением, заросшим густым вьюном. К ним вели каменные ступеньки. Корты заросли травой так, что можно было пасти не только коз, но и коров.
-В бильярд играют, а в теннис – нет, - сказала Надежда, прохаживаясь по корту. – Сережа, как ты думаешь, почему?
-Здесь надо двигаться, а там какое движение? Лег пузом на борт стола и лупи по шарам, - внес ясность Сергей.
Мы договорились встретиться завтра и расстались.
III
-Ну, на третий-то раз нам, может, и повезет, - сказал я, когда мы подходили к сталинской даче.
-Если директор соизволит расстаться со своей женой-красавицей и если экскурсовод не уедет навестить свою любимую тетю, - добавил Сергей.
-И если сегодня они не сделают санитарный день, - рассмеялась Надежда.
На площадке перед домом стояли три машины: «ГАЗик», «Жигули» и «Тойота».
-Жизнь бьет ключом! - потер руки Сергей. – На «Тойоте», наверно, приехал директор, на «Жигулях» - экскурсовод, а на «ГАЗике» – завхоз.
Мы вошли в дом и оказались в приемной; это была большая комната с высокой вешалкой желтоватого цвета на растопыренных ножках, удобным диваном, низеньким чайным столиком и несколькими стульями вокруг него; на стене висела картина Михаила Нестерова «Видение отроку Варфоломею»; за письменным столом сидела пожилая женщина в темном платье, рядом, на диване, женщина средних лет в свитере, плотно облегающем ее фигуру, и в брюках, а на стуле молоденькая девушка в платье цвета спелого абрикоса.
-Можно видеть директора? – обратился я к женщине за столом.
-Проходите, Даур Бесланович Агрба у себя в кабинете, - низким грудным голосом ответила женщина.
Навстречу нам не без труда поднялся из-за стола толстый грузный абхаз в расстегнутом пиджаке и в яркой цветной рубашке. Он по очереди пожал мне и Сергею руки, а руку Надежды заключил в свои большие теплые ладони и сделал ей небольшой поклон.
-Чем могу быть полезен, дорогие гости? – осведомился он.
Я сказал, что мы большие почитатели Иосифа Виссарионовича и хотим познакомиться с его дачей.
-Очень хорошее намерение, - похвалил нас Даур Бесланович. - Гунда! – позвал он звучным голосом.
В кабинет вошла женщина средних лет с приятным загорелым лицом.
-Проведи экскурсию для наших гостей, - распорядился директор. - Расскажи о Сталине так, чтобы они полюбили его еще больше.
Женщина кивнула и жестом пригласила нас следовать за нею. Мы вошли в просторную комнату с несколькими большими светлыми окнами; посреди нее находился длинный стол, с обеих сторон которого стояли красивые стулья с мягкими спинками и сиденьями.
-Это банкетный зал, - пояснила Гунда. – Он отделан дорогими сортами дерева: ясенем, грабом, карельской березой. Вся мебель – стол, стулья, зеркала – трофейные, вывезены из Германии.
-Красота-то какая! – воскликнула Надежда, поворачиваясь то направо, то налево и рассматривая удивительный зал. – А какие чудные зеркала! – Она подошла поближе к одному из них, вделанному в стенку, любуясь не столько зеркалом, сколько своим отражением в нем; легкими, порхающими движениями обеих рук поправила прическу: было выше ее сил - смотреться в такое изумительное зеркало и не поправить прическу, хотя последняя в этом совершенно не нуждалась. Затем она перешла к другому зеркалу и, не удержавшись, полюбовалась собою и в третьем.
-Будь твоя воля, дорогая, ты бы пробыла в этом зале до вечера, - пошутил Сергей.
-Будь моя воля, я бы осталась здесь до конца жизни, – в тон ему отозвалась Надежда, с большой неохотой отходя от зеркал.
Я провел рукой по столу - мне показалось, что я дотронулся до атласной шерсти соболя или лисицы.
-В этом зале Сталин обедал, - продолжала Гунда. – Он никогда не обедал один, за стол садились пять-шесть человек: его гости или приближенные. Еду приносили из кухни, которая находилась в соседнем доме. - Гунда секунду подумала, а потом сказала: - Если бы Сталин был сейчас здесь, он пригласил бы вас разделить с ним трапезу, - улыбаясь, произнесла она. - Думаю, вы бы не отказались.
-В таких случаях не принято отказываться, - подтвердил Сергей.
-Вы бы расположились на этой стороне, - Гунда указала рукой на правую сторону стола, - а остальные гости – на той.
-А сам Сталин?
-Во главе стола, у окна.
-Обед долго продолжался?
-В зависимости от того, кто сидел за столом и на какие темы шел разговор. Вас он наверняка расспросил бы о том, где вы родились, чем занимаетесь, в каких условиях живете – он не упускал случая узнать разные подробности о людях.
-Ответы он получил бы исчерпывающие.
-Предположим, что трапеза уже закончилась, и Сталин пригласил вас и остальных гостей в комнату отдыха, которая находится рядом и куда мы с вами сейчас пройдем. Вы можете убедиться, что эта комната по своей красоте и великолепному убранству ничуть не уступает банкетному залу. Сталин пригласил бы вас занять вот эти уютные кресла. Вы бы, конечно...
-… поблагодарили его за любезность, - подхватил Сергей.
-Тогда милости прошу – рассаживайтесь. Приглашая вас немного отдохнуть, я как бы выполняю волю бывшего хозяина этого дома.
Действительно, все в этой комнате – и удобные мягкие кресла, и небольшие, на двух-трех человек, диваны, и их светлая, радующая глаз, расцветка, и чайный столик посреди комнаты с керамическим кувшином и хрустальными фужерами, и картины русских художников на стенах, и роскошные потоки света, льющиеся сквозь высокие окна, - все в этой комнате располагало к хорошему спокойному отдыху.
-До недавнего времени личность Сталина представлялась мне резко отрицательной, - сказал я, обращаясь не только к Гунде, но и к моим постоянным спутникам. – Это и понятно. Я черпал информацию из ложных источников. Во-первых, Хрущев: он вылил на Сталина столько лжи, что ее с лихвой хватило бы на добрый десяток государственных деятелей; во-вторых, Солженицын: этот человек жутко ненавидел вождя и клеветал на него везде и всюду, и в первую очередь в своем отвратительном «ГУЛАГе»; я уже не говорю о лжецах меньшего калибра.
Правду о Сталине я узнал недавно - из фильмов и книг православных авторов. Передо мной предстал истинный патриот России, для которого благо и процветание Отчизны было превыше всего. Он - спаситель России. Он спасал ее несколько раз. После смерти Ленина, в 1924 году, на пост главы государства претендовали два человека – Сталин и Троцкий. Сталин виртуозно переиграл своего соперника.
Троцкий в то время лечился и отдыхал в одном из южных санаториев. Когда он вернулся в Москву, то... Пленум, на котором выбрали нового генсека, уже состоялся. Почему же он опоздал? Да потому что в телеграмме, посланной ему, стояла не та дата.
Этот масон и сатанист хотел превратить нашу страну в большой концентрационный лагерь. Если бы он пришел к власти, то уничтожил бы русский народ, и Россия как государство прекратила бы свое существование.
-Об этом надо знать каждому русскому человеку, - сказала Надежда.
-Да и не только русскому, - добавила Гунда.
-Кроме того, Сталин выиграл Великую Отечественную войну, - продолжал я. – Расскажу вам одну историю, о которой мало кто знает. В октябре 1941 года над Москвой нависла страшная угроза: в любой момент немецкие танки могли прорвать фронт и появиться на улицах столицы. Даже Жуков, уж на что решительный и железный человек, и тот не исключал такой возможности. Пятнадцатого октября Сталин лично написал Постановление об эвакуации из Москвы всех и вся. Это был, по сути, документ о сдачи Первопрестольной. Правительство и все посольства срочно покинули столицу. Закрылось метро. Основной состав Генерального штаба во главе с маршалом Шапошниковым убыл в Арзамас.
Однако на другой день ситуация круто изменилась. Написанный накануне приказ Сталин отменил. «Немедленно наладить работу трамваев и метро, - приказал он столичным начальникам, - открыть булочные, магазины, столовые, а также лечебные учреждения; обратиться по радио к москвичам и призвать их к спокойствию и стойкости. Врагу в Москве не бывать! Мы победим!»
Почему в поведении вождя произошел такой поворот? Что на него повлияло? Откуда появилась уверенность в неминуемой победе? Все эти вопросы ставят историков, да и не только их, в тупик. Для них тут – неразрешимая загадка. А загадки никакой нет.
-Неужели? – воскликнул Сергей.
-Сейчас я поясню, в чем дело. Иосиф Виссарионович вырос в православной семье; его мать – Екатерина Георгиевна – была глубоко верующим человеком, она воспитала своего сына в истинной вере и очень хотела, чтобы он стал священником; юный Иосиф поступил в духовное училище, и не его вина, что ему не удалось его закончить.
Сталин понимал, что в такую грозную минуту, когда решается судьба России, уповать можно только на Бога и Его Пречистую Матерь. Поэтому, уединившись (это произошло, скорей всего, в одном из кремлевских соборов), он встал на колени и обратился к Ним с сердечной молитвой – так горячо, пламенно, дерзновенно, со многими поклонами можно, наверно, молиться только единственный раз в жизни. Ответ раб Божий Иосиф получил от Пресвятой Девы, Которая уверила его в том, что Москва выстоит, а враг будет разгромлен. Россия – это удел Божией Матери, и разве могла Она отдать нашу Отчизну на поругание супостату.
-Молитву Иосиф Виссарионович не оставлял не только во время войны, но и в мирное время, - продолжила мою мысль Гунда. - Здесь, на Новом Афоне, он, конечно, тоже молился – иконы есть и в его рабочем кабинете, и в столовой, и в спальнях. – Обратившись к иконе праведного Иосифа Обручника, висевшей на стене, она осенила себя крестным знамением.
- Каждую минуту своей жизни Сталин понимал, что им руководит Промысл Божий. Если бы враги не отравили его и если бы он прожил еще пятнадцать-двадцать лет, то он перевел бы Россию на православные рельсы, и она стала бы таким могучим государством, что ей не страшны были бы никакие потрясения. Она задавала бы тон всем событиям как в Старом, так и в Новом свете.
-Америка не смела бы и пикнуть, - добавил Сергей.
-Русские люди жили бы так хорошо, как никакая другая нация... Как-то в один из первых послевоенных годов в Кремлевском кабинете Сталина собрались несколько военачальников. Речь зашла о том, как мы будем жить дальше. «В недалеком будущем, - сказал вождь, - мы начнем раздавать людям хлеб задаром». Военачальники переглянулись. Сталин подвел их к окну. «-Что там?» - спросил он. «-Река, товарищ Сталин». «-Вода?» «-Вода». «-А почему же нет очереди за водой? Вот видите, вы и не задумывались, что может быть у нас в государстве такое положение и с хлебом». Вождь чуть помедлил, а потом продолжил: «-Если не будет международных осложнений, то есть войны, думаю, это наступит в 1960 году».
«-И чтобы у нас у кого-нибудь было сомнение, Боже упаси!» - заключил маршал авиации Александр Голованов, поведавший в своих мемуарах эту историю.
Лицо Сергея озарилось, как будто на него упал луч солнца.
-И это было бы только начало! - произнес он с большим воодушевлением. – Если бы Сталин остался жив, то вскоре (это верно, как дважды два – четыре) в нашей стране стали бы бесплатными соль, сахар, картофель и другие продукты. Со временем он бы отменил плату за жилье и коммунальные услуги, за электричество и газ. Бензин, конечно, тоже стал бы бесплатным. Наша страна добывает колоссальное количество нефти, и почти вся она продается за «бугор» по очень высоким ценам; доход оседает в карманах олигархов. А каковы у нас цены на бензин? Очень высокие. Продержись Сталин еще какое-то время, у нас до сих пор были бы бесплатными образование и здравоохранение, а пенсии были бы такими же высокими, как в Германии или в Швеции. Одним словом, все блага, которые я перечислил, мог дать нам только Сталин, и никто другой.
После минутной паузы, во время которой мы воздали должное мудрости и дальновидности вождя, я снова заговорил:
-Сталин знал, что его в любую минуту могут уничтожить, и поэтому заблаговременно составил Завещание. В этом документе, как в зеркале, видна личность патриота России, ее отца и благодетеля. Он знал, что его оклевещут, но знал и то, что рано или поздно клевета развеется, и русский народ узнает о нем правду.
IV
Гунда поднялась со своего места.
-Если бы Сталин был с нами, он пригласил бы вас на прогулку, - сказала она. – А я приглашаю вас продолжить знакомство с его домом.
Миновав небольшой коридор, мы вошли в спальню; в ней были несколько кресел, шкаф для одежды, рядом с деревянной, довольно широкой кроватью с двумя невысокими спинками стояла тумбочка, а на ней – ночной светильник; на полу – большой, во всю комнату, ковер, гармонировавший по цвету как со стенами спальни, так и с кроватью; в спальне было одно окно, занавешенное шелковой занавеской. Чистота и порядок были идеальные.
-В доме три спальни, - поведала нам Гунда.
-Почему три? – удивилась Надежда. – Разве Сталин состоял из трех лиц?
-Нет, конечно, он был обычным человеком. Дело в том, что Иосиф Виссарионович страдал манией преследования. Вы спросите: откуда она появилась? От тех условий, в которых он жил и работал. Враги не дремали: смерть могла настигнуть его где угодно: и в рабочем кабинете, и в кремлевском коридоре, и на совещании с членами правительства, и на прогулке, и в автомобиле, когда он ехал в Кремль или возвращался на подмосковную дачу, и в спальне, и где угодно. Вот откуда возник его недуг.
-Н-да, несладкая жизнь, – негромко произнесла Надежда.
-Иосиф Виссарионович ложился спать в одной спальне, через несколько часов переходил в другую, а потом - в третью. Никто не знал, где он находится в тот или иной момент.
Надежда подошла к ночному светильнику.
-Можно включить?
-Конечно.
Светильник выхватил круглое пятно на тумбочке; Надежда повернула его так, чтобы свет падал на подушку.
-Очаровательно, - сделала она заключение, выключив светильник. – У меня еще один вопрос: здесь не одна, а две кровати, и обе одинаковые. Это для чего?
Гунда поправила покрывало на одной из постелей.
-Я думаю, вот для чего: уходя в другую спальню, Сталин оставлял на одной из кроватей, скорей всего, на той, которая ближе к выходу, подобие человеческого тела, накрытого одеялом, то есть манекен. Для возможных убийц.
-А как они, то есть убийцы, могли проникнуть в дом, если он охранялся?
-Убийцы могут проникнуть куда угодно, на то они и убийцы.
-Н-да, - снова произнесла Надежда. – Очень несладкая жизнь.
-А сколько было покушений на Сталина? – спросил Сергей.
-Много, - ответила Гунда. – Но Господь его хранил. Сталин часто приезжал на эту дачу. Чаще, чем в другие места, потому что она наиболее безопасна. Но и тут (правда, всего один раз) на него было совершено покушение.
-При каких обстоятельствах?
-Во время прогулки.
-Сталин пострадал?
-К счастью, нет. Пуля прошла в нескольких сантиметрах от виска.
-Слава Тебе, Господи! - Надежда перекрестилась.
-Сколько человек охраняли эту дачу? – поинтересовался Сергей.
-Восемьсот вооруженных солдат.
-Ого!
-Причем их постоянно меняли.
-Почему?
-Наверно, для того, чтобы они поменьше знали об этом месте.
-А где они жили?
-В двух многоэтажных корпусах. Вы проходили мимо них; там сейчас пансионат «Новый Афон»... Если вы не против, то пройдемте в другую спальню, - пригласила Гунда.
Вторая спальня, размером побольше, была рядом с первой. Такие же кровати, тумбочка с ночным светильником, шкаф для одежды, ковер, два окна, шторы – все чистенькое, приятное для глаз.
Чтобы попасть в третью спальню, нам пришлось вернуться назад, в противоположную часть здания. Она была самая маленькая. Одна из кроватей была смята; видимо, кто-то отдыхал на ней – то ли сегодня, то ли вчера, то ли позавчера.
-А где рабочий кабинет Сталина? – спросил я.
-Вы в нем уже были: сейчас там кабинет директора, - ответила Гунда.
-У меня еще один вопрос, - сказал Сергей. - Кто выбирал место для дачи?
-Сам Сталин. Он специально приезжал сюда, осмотрел несколько мест и остановился на этом.
-Кто ее строил?
-Военнопленные немцы. Отбирали тех, кто владел какой-нибудь строительной специальностью.
-Быстро построили?
-За один год.
Вскоре мы снова оказались в приемной.
-Присаживайтесь, - пригласила Гунда. - Сейчас Астанда угостит нас абхазским чаем.
При этих словах молоденькая девушка встала и вышла в соседнее помещение, где находилась, как мы поняли, кухонька. Через несколько минут она вернулась с подносом в руках; на нем стояли четыре чашки с ароматным дымящимся чаем, большой фарфоровый чайник, а также пахлава, шербет и козинаки.
-Мы будем пить чай так, как будто нас угощает сам Сталин, - сказал я, беря в руки небольшую чашку с тонким орнаментом.
-Кстати, он очень любил абхазский чай, - сказала Гунда.
-Как вы думаете, Сталин бывал в Ново-Афонском монастыре? – задал я вопрос, который меня очень интересовал.
-Наверняка, - ответила Гунда, отпив глоток чая. - Если не явно, то тайно. В монастыре есть небольшой храм в честь иконы Божией Матери «Избавительница». Я уверена, что Иосиф Виссарионович заходил в него, чтобы помолиться и поблагодарить Божию Матерь за постоянную помощь.
Он и в молодости бывал здесь не раз, у своего духовного отца, архимандрита Иерона, который был настоятелем обители. Именно архимандрит Иерон благословил его на тот путь, которым он шел всю свою жизнь.
-Выходит, Ново-Афонский монастырь явился для молодого Иосифа своеобразной гаванью.
-Да, именно отсюда вышел великий корабль под названием – Сталин. Он стал во главе России не потому, что сам захотел, а потому, что такова была воля Божия. Выполнить волю Божию… согласитесь, это удается далеко не каждому человеку.
Гунда взяла фарфоровый чайник и добавила в наши чашки кипятку.
-Как Иосиф Виссарионович добирался до своей любимой дачи? – спросила Надежда, отламывая кусочек пахлавы.
-Обычно он прибывал морем; от берега до дачи идет подземный тоннель, несколько минут езды на автомобиле – и он на месте.
В приемную вышел Даур Бесланович.
-Всем довольны наши гости? – обратился он к нам.
-Вполне, - ответил я за всех.
-Если возникнут какие-то вопросы, на которые не сможет ответить Гунда, обращайтесь ко мне.
-Прекрасная Гунда знает, кажется, все, что касается вождя. – Своим ответом я убил сразу двух зайцев: сделал комплимент Гунде, а попутно и директору, под началом которого она работала.
-После смерти Сталина дача, наверно, пустовала? – осведомился Сергей.
-Отнюдь нет, - возразила Гунда. – Здесь часто отдыхал Брежнев со своей семьей.
-Он что-нибудь пытался здесь изменить?
-Абсолютно ничего, даже кровати, и те остались на своих местах.
-Хрущев приезжал сюда?
-Ни разу. Он построил себе дачу ближе к морю.
-А Горбачев?
-Он Сталина не любил, поэтому отдыхал в других местах.
-В наши дни гости у вас бывают?
-Да. Это, как правило, чиновники высокого ранга из Москвы и Санкт-Петербурга. Отпуск у нас проводят.
-А кто их обслуживает?
-Да мы и обслуживаем.
-А если мы приедем к вам, примете нас? – улыбаясь, спросила Надежда.
-Почитателей Сталина мы принимаем в первую очередь, - улыбнулась в ответ Гунда.
Выйдя из гостеприимного дома, мы спустились к морю. К пирсу подходил быстроходный катер; вода за его кормой сильно забурлила, так как он, чтобы остановиться, дал задний ход; через минуту он пришвартовался к стенке пирса.
-Вот на таком катере Сталин прибывал на Новый Афон, - сказал я. – Мне кажется, здесь он не столько отдыхал, сколько думал о будущем России (чтобы она стала процветающим государством) и, конечно, о благе своего народа, который он искренне любил и ценил...
Николай Петрович Кокухин, член Союза писателей России, член Союза журналистов России
