В книге Людмилы Яцкевич «Детство на Шексне» (Вологда: «Родники», 2021. – 204 с.) две самостоятельных части: «Детство на Шексне» и «Шекснинские бывальщины».
Первая часть относится к жанру мемуарной прозы. Воспоминания о детстве голодных 1940-х («мой завтрак состоял из куска чёрного или белого хлеба, намазанного тонким слоем маргарина, и горячего чая с сахаром») и «оттепельных» 1950-х воспроизводят грустную картину быта города Череповца и деревни Квасюнино, но светлые души героев повествования, особенно гонимых властью священников, окрашивают её в праздничные тона: «Времена были суровые и жестокие. Несмотря на это, люди тогда были мужественными и удивительно добрыми» (с. 18). Особенно ценной является следующая авторская характеристика: «Главная особенность того времени заключалась в том, что люди не занимались постоянным созерцанием чужой придуманной кем-то жизни на экране, как это характерно для нашего времени, когда ребёнка уже с пелёнок «подсаживают» на телевизор или смартфон. Все жили своей нелёгкой, порой тяжёлой даже, но именно собственной жизнью. При этом не утратили чувство радости: радовались праздникам, встречам с близкими людьми. Умели веселиться без посторонней помощи» (с. 60).
И всё-таки, в каком бедственном времени жили герои этих воспоминаний! Репрессии, война, сиротство, послевоенный даже не голод, а настоящий мор! И смерти, смерти, смерти… Невольно задаёшься вопросом: за что так жестоко расплачиваются эти добрые и безответные труженики? Ответ можно найти в русской поэзии:
И Господь возлюбил непонятной любовью
Русь Святую, политую Божеской кровью.
Запах крови учуял противник любви
И на землю погнал легионы свои.
(Юрий Кузнецов, «Видение»)
Вторая часть книги, «Шекснинские бывальщины», рассказывает о деталях этой вечной «гибридной» войны добра и зла. В одном и том же русском сердце каким-то непостижимым образом уживаются миролюбие и буйство страстей. Одни только названия глав вызывают душевный трепет: «Матушкино проклятье», «Вечная невеста», «Вместо свадьбы – прощание», «Страшная месть», «Нечисть»:
«Однажды утром моя матушка вернулась от колодца домой и не просто плачет – голосит, надрывая душу. Что случилось? Я подбежал к ней, а она и шепчет мне сквозь рыдания:
- Веня застрелился… и… Ирину застрелил.
Я обомлел… Ноги не держали, и я опустился на лавку. Веня, этот мой весёлый и сильный друг, убил себя и молодую жену! Не верю…
Но поверить пришлось. А дело было так. После свадьбы Венина мать и говорит втихаря сыну:
- Что же это такое, сын? Ведь Ирина-то беременна, да и срок уже месяца четыре. Мы, бабы, это на глаз определяем. Ты из армии-то вернулся и месяца не прошло… Куда же ты смотрел!
Бросился Веня к жене в свой новый дом. Схватил в безумии своё охотничье ружьё и застрелил сначала Ирину, а потом себя» (с. 165).
Постепенно читатель понимает, что источник всех бед – в нарушении Божественных законов, в их забвении. «Оказывается, со смертью нельзя шутить», - замечает автор «Бывальщин».
Однако в русской душе «осталась твердыня, та высота, которую не смогли взять никакие тёмные силы. Она не возненавидела Бога, не стала Его упрекать во всех несчастиях, не отошла со злобой от Него, а как Иов Многострадальный продолжала в Него верить и уповать на Его милость» (с. 37).
Между прочим, праведный Иов Многострадальный поначалу считал, что испытывает мучения не за свои грехи. Он думал, что особые испытания посланы ему по непостижимой для человека Божественной воле. «Иов обратился с молитвой к Богу, прося Его Самого засвидетельствовать перед ним его невиновность. Тогда Бог явил Себя в бурном вихре и укорил Иова за то, что он пытался проникнуть своим разумом в тайны мироздания и судеб Божиих. Праведник всем сердцем раскаялся в этих мыслях и сказал: «Я ничтожен, отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле»» (https://azbyka.ru/days/sv-iov-mnogostradalnyj).
Истинная премудрость – страх Господень. Видимо, и Россия несёт этот великий исторический подвиг смирения:
Какая страшная страна,
хотя – и нет её прекрасней…
(Г. Горбовский)
