Ниже мы публикуем очень важную записку выдающегося богослова, историка Церкви, проповедника, святителя Иннокентия (Борисова) (1800–1857), которого называли «русским Златоустом».
11 июня 1997 года архиепископ Иннокентий (Борисов) был причислен к лику местночтимых святых Одесской епархии. 30 ноября 2017 года Архиерейский Собор Русской Православной Церкви благословил общецерковное почитание святителя Иннокентия, архиепископа Херсонского и Таврического .
Публикацию, специально для Русской Народной Линии (по изд.: Иннокентий, архиеп. Записка Иннокентия, архиепископа Херсонского и Таврического, о новоучрежденной епархии Римско-католической в Херсоне / Примечания П.И. Савваитова // Русский Архив. 1868. №3. – Стб. 412–435) подготовил профессор А.Д. Каплин.
В предисловии к публикации в «Русском Архиве» известный русский историк, археолог, археограф П.И. Савваитов отметил: «По существу дела эта записка преосвященного Иннокентия находится в связи с записками его, напечатанными в №10-м «Русского Архива 1867 года. Но вызванная особенным, частным случаем, она представляет с одной стороны, фактические доказательства той настойчивости и ловкости, с какими Romana curia ведет свои дела, силясь, вопреки непреложному историческому ходу событий и, как выражается наш архипастырь, вопреки неотразимому суду Божию, не только остановить свое падение, но и распространить и усилить свое могущество; с другой стороны, эта записка служит новым доказательством и политической прозорливости, и самого заботливого попечения о своей пастве, какими всегда отличался преосвященный Иннокентий».
В нашу публикацию не включены обширные примечания П.И. Савваитова.
Постраничные сноски святителя Иннокентия (Борисова) помещены в публикуемый текст в квадратных скобках.
+ + +
О новоучрежденной епархии римско-католической в Херсоне
Вследствие конвенции, заключенной с папой в 1847 году, учреждена, как известно, новая епархия римско-католическая, с наименованием Херсонская, и при ней (покамест) два суфраганства с капитулом и семинарией. Без сомнения, правительство имело на это, со своей стороны, немаловажные причины и, во всяком случае, согласилось на учреждение новой для католиков епархии не для распространения в России католичества.
Тем не менее, газетное известие об учреждении в Херсоне новой латинской епархии по всей России произвело (и не могло не произвести) впечатление неблагоприятное. Для чувства русского нелегко было видеть, как понятие о Риме и латинстве соединено будет отселе навсегда со священным для России именем Херсона, в коем произошло крещение святого Владимира и откуда на всю землю Русскую воссиял свет Веры Православной.
Новым учреждением, конечно без намерения, но тем не менее, подан и с нашей стороны значительный повод [Curia Romona не преминула (как увидим ниже) воспользоваться этим в самой булле об учреждении нового епископства Херсонскаго. Пр. Инн.] к новому провозглашению той исторической лжи, которую римские католики издавна привыкли рассеивать по Европе в разных сочинениях, – доказывая, якобы Россия обращена в христианство первоначально римскими миссионерами, и что она была тогда в послушании у папы...
Те, кто более других знаком с католичеством и положением римских католиков в России, кои уверены посему в очевидном излишке и существовавших доселе у нас епархий латинских, и твердо знают, как трудно самому правительству управляться с этой неугомонной иерархией, иначе не умели объяснить себе нового явления, как предположением каких-либо при сем особенных, дальнейших, сокровенных видов у правительства; поелику же нелегко было представить себе, что именно могло иметься у него в виду при употреблении средства столь небезопасного, как возвышение и расширение латинской иерархии, то невольно приходили к мысли, не сделана ли нашими дипломатами в сем случае, вместо дальновидного расчета политического, необдуманная и простодушная уступка Риму под влиянием каких-либо особенных обстоятельств, или непонятых, или не надлежащим образом оцененных?
В самом деле, как можно было согласиться с известными видами правительства сотворить им же из ничего, propvio motu, без всякой особенной нужды, вдруг трех епископов латинских, через что для латинской пропаганды открылся, – не представлявшийся ей и во сне, – способ взять отселе под опасное влияние свое и весь юг России, как взять весь Запад? «Если, – рассуждали, – для весьма небольшого числа рассеянных по югу латинских костелов действительно необходим был ближайший иерархический надзор, то для сего предостаточно было прибавить к какой-либо римско-католической кафедре одного суфрагана, с помещением его, пожалуй, где-либо и на юге» [А весьма легко было обойтись и без нового суфрагана: потому что целые десятки прежних, которым решительно нечего делать. Пр. Инн.]
Все эти и подобные впечатления получали большую силу от новых событий и переворотов европейских, обрушившихся над Ватиканом с таким необычайным громом и молнией, что многие из самих католиков не могли не признать в сем случае карающего перста Божия. «Неужели, – рассуждали и рассуждают, – православной России предлежит, не во благо себе, поднимать на высоту, укреплять и расширять в недрах своих то, что Сам Промысл Божий видимо предопределяет к ослаблению, умалению, а может быть и уничтожению даже на Западе?..»
Особенно, – как и ожидать надлежало, – учреждением нового епископства латинского встревожено было чувство православных жителей г. Херсона и окрестных мест. До тех пор в этом городе существовал только один ксендз латинский, терявшийся в толпе и почти никому неизвестный; и вот вдруг, в середине прошедшего лета, является перед ними латинский бискуп со свитою собранных нарочно издалека ксендзов, представляет из себя лицо, нарочно посланное от правительства для каких-то важных, никому вполне не известных целей, учреждает и освящает тесный латинский костел в собор кафедральный, составляет из своего служения, в продолжение нескольких дней, всенародное зрелище, проповедует о милости Императора Всероссийского к католикам и вместе с тем – сообразно с буллою папскою – еще о большей милости какого-то Римского государя – о коем вовсе не знали многие и из католиков – к народу Российскому, с объявлением, что все это лишь одно начало, что, по отшествии его, прибудут уже не на время, а на постоянное жительство в Херсон не один, а два или три епископа латинских, с немалым числом каноников, с консисториею и семинариею, и что город их (Херсон), по милости наместника Христова, главы всего христианства, обращен будет отселе в столицу истинной веры (то есть римской) на юге.
Можно представить себе и не будучи при этом случае в Херсоне, как должно было подействовать все это на православный народ!.. «Ужели нас хотят сделать католиками? – спрашивали одни. – Ибо надобно же, чтобы у трех новых епископов была хоть какая-либо паства, а среди нас нет ее для них!»
Чем вводить у нас латинство, – рассуждали другие, – не лучше ли было бы, по примеру других губернских городов, дать православного епископа нам, кои живем среди всякой нехристи, и потому во всегдашней опасности потерять чистоту веры? – «Сколько сот тысяч казне, а вместе с тем, сколько хлопот, затруднений, неудовольствий самому правительству будет стоить это новое, Бог знает откуда и для чего взятое учреждение латинского епископа с его викариями, канониками и семинарией? – примечали третьи.
Не без затруднений было положение при сем случае местного гражданского начальства, которое не знало, в какое отношение поставить себя к новопоявившемуся латинскому епископу, и тем менее находило средств отвечать удовлетворительно на толки и мнения народные, хотя видело крайнюю нужду говорить что-либо в успокоение встревоженного чувства религиозного.
Даже евреи, коими наполнен теперь весь Херсон, не остались позади других в догадках о новом событии и, что примечательно, сходились в одном и том же заключении, что поляки берут верх, и ксендзам русским приходит невзгода...
При таком всеобщем смущении мыслей, рассудительнейшие и более набожные из православных жителей Херсона приходили не раз к решимости просить высшую власть, чтобы, – если уж неизбежно водворение между ними епископов латинских, то, по крайней мере, хотя бы для некоторого соответствия, дан был Херсону и епископ православный.
Но всего более смущены были новым учреждением раскольники, а вслед за ними и единоверцы, коих имеется значительное количество по разным местам Херсонской губернии, начиная с Одессы, Херсона, Николаева и Елисаветграда. В глазах этих малолетних по духу детей такое торжественное введение среди православного юга латинства упадало до действия антихристианского, угрожающего бедствием не только вере православной, но и Отечеству, и потому видимо являлось следствием какого-либо гнева Божия…
Были ли рады новому учреждению, по крайней мере, сами католики? Утвердительно можно сказать, что не были – в той степени, как надлежало ожидать. Новый дар правительства был слишком велик и видимо не соразмерен с местной потребностию, почему невольно вынуждал у каждого размышляющего сомнение и подозрение насчет видов правительства и истинной цели его действий.
Суфраган латинский с двумя канониками в виде благочинных был бы принят от сердца и с благодарностью; а вдруг три епископа, при осязательной ненужде и в одном, казались – и долго будут казаться – чем-то неестественным, так сказать, противоправительственным, и потому подозрительным. «Возможно ли, – рассуждали католики, – чтобы русские решились сделать без нужды для нас то, чего, при видимой нужде, никогда не делали и не делают для своих? Вероятно, хотят ввести в нашу иерархию, доселе чисто польскую, новую стихию – немецкую, чтобы, раздвоив ее в составе, духе и видах, тем самым неприметно ее обезсилить. Но не москалям перехитрить иезуитов! При благоразумных действиях с нашей стороны из каждого нового епископа католического (а их, благодаря русской простоте, трое) можно будет сделать по новой крепости на юге против русского духа».
Все таковые и подобные впечатления, произведенные новым учреждением епархии латинской в Херсоне, очевидно говорят не в пользу нового учреждения, и могут быть искуплены только какой-либо весьма важной пользой, от него ожидаемой, которой, сказать правду, нелегко доискаться тому, кто не посвящен во все тайны политики.
Между тем невыгоды от нового учреждения лежат, можно сказать, перед глазами у каждого.
И, во-первых, уже весьма немаловажно то, что учреждением новой, ненужной по суду всех, даже римских католиков, епархии латинской в таком обширном составе и размере, какого (сравнительно) не имеет ни одна из наших православных епархий, несмотря на многочисленность их паств, дипломатия наша подверглась и еще будет подвергаться перед лицом всей России нареканию в уступчивости двору Римскому, простертой за необходимые пределы, и в какое притом время? Когда этот двор сам, вследствие своих вековых грехов и заблуждений, по неотразимому суду Божию видимо распадается на части и приближается к конечному запустению.
Во-вторых, кроме нарекания, в настоящем случае и не без потери, учреждение в России новой епархии Римской для двора папского есть то же, что завоевание новой области. Отселе новые для него права над значительной частью России, из коих он не замедлит извлечь для себя новые выгоды и новые поводы к спорам и жалобам в слух всего света на Россию.
Пример на все это – Польша и Литва. Сколько затруднений всегда ставил и ставит до ныне римский двор при одном назначении епископов! Не вследствие ли подобного затруднения принесен в жертву Херсон?.. Между тем эта жертва такого рода, что сама, в свою очередь, будет требовать новых жертв при каждом назначении новых епископов.
В-третьих, есть опасение и другого рода – еще большее. Доселе свободный и непререкаемый для Православия юг России с новым учреждением неизбежно отдается под влияние римской пропаганды, которая, как тень за телом, всюду следует за латинством. В Херсоне, – по крайне малому числу католиков, – епископ со своими суфраганами самим положением своим, то есть от нечего делать, будет невольно располагаться к умножению всеми мерами своего духовного стада. Между тем, бороться с пропагандой римскою, если какому краю неудобно, то нашему южному, частью по самой юности его и разносоставности в населении, частью по влиянию смежных, наполненных поляками губерний [Вследствие сего злосчастнjго влияния, по Херсонской губернии значительная часть имений помещичьих уже находится в распоряжении управителей поляков, кои, дыша тайною неприязнию к России и будучи самого сомнительного поведения, всячески стараются угнетать народ, обращая злохитро это угнетение в укор правительству, о чем не без известно и местному гражданскому начальству. Пр. Инн.], частью по его географическому положению, открытому, вследствие торговли и морских портов, для всего западного, особенно итальянского, частью, наконец, по недавности учреждения там православных кафедр и крайне ограниченным их способам к действию.
В-четвертых, нельзя забыть вовсе и того, что на устройство помещения для нового епископа с его суфраганами, для консистории, капитула и семинарии и на обеспечение их содержания потребуется не один миллион, который мог быть употреблен на более нужное и полезнейшее. Поелику, – как показывает опыт с Петербургскою римско-католическою академиею, – принято, неизвестно почему, как бы за правило, чтобы производимая от казны сумма на содержание римских католиков была гораздо выше той, какая производится на содержание православных кафедр и семинарий, то обстоятельство сие, кроме издержек, будет еще служить постоянным поводом к превозношению для католиков и к соблазну для православных. [По силе нового учреждения, для Херсонского епископа латинскаго казна отпускает ежегодно 4480 руб. сер., тогда как оклад ежегодный православного архиепископа состоит не более, как из 600 руб. сер. Члены консистории латинской будут получать каждый весьма немалое жалованье, а члены консистории православной не получают ни копейки. Пр.Инн. Каждому из суфраганов назначено по 2000 руб. сер. в год. П. С—в.]
В-пятых, если правительство действительно предполагает, посредством латинской семинарии в Херсоне, образовать из детей южных колонистов наших в составе иерархии римско-католической новый элемент немецкий, то должно сказать, что этот элемент немногим будет лучше польского. Не говоря уже о том, что новые воспитанники получат образование от наставников поляков, кои не преминут передать им свой дух, южные колонисты сами по себе доселе составляют видимое status in statu, живя почти в совершенном разобщении с русскими, не стараясь знакомиться, даже в училищах [Что не раз было примечено и г. попечителем Одесскаго учебнаго округа. Пр. Инн.], с языком русским. Взирая доселе на себя как на иностранцев, в сравнении с коими русские ничего не значат, они не перестают мечтать о Германии и готовы отдаться под всякое чуждое влияние.
Что же, – спросят, – делать, когда мы уже обязали себя силою трактата с двором римским? Не принимая на себя полного решения этого вопроса, которое принадлежит, очевидно, не тем, кои смотрят снизу, а тем, кои стоят вверху, можно, вместо ответа, сделать несколько примечаний.
Если уж нельзя возвратиться назад, то:
1. Неблагоразумно было бы спешить и вперед, тем паче, когда, идя и шаг за шагом, нельзя идти иначе, как только с немалым усилием. На бумаге новую епархию латинскую можно было учредить в одну минуту; а на самом деле устроение ее неизбежно требует нескольких лет, уже потому, что нет ни одного готового здания, а их нужно несколько и значительных размеров. Где, потом, взять лиц для трех митр епископских, когда и одного, предназначенного во главу остальных, оказалось нужным прежде окрестить, а потом произвести во епископа? Откуда набрать капитул и каноников, когда в Херсоне один только ксендз? Из чего образовать семинарию? Ужели правительство обязано и в сем случае творить все из ничего, когда само латинство не представляет необходимых материалов? Кто и по какому праву может требовать сего? Между тем, пройдет два-три года, и – кто знает, что будет с католичеством в самом Риме? Во всяком случае, можно надолго ограничиться одним епископом без суфраганов, даже до времени – без капитула, в том обширном и преухищренном составе и виде, как любят размалевывать его римские католики. [Зачем напр. составлять Херсонский капитул из девяти особ, живущих в Херсоне, когда первоначальною буллою папы о Могилевском архиепископстве положено находиться в самом Могилеве только четырем? — Зачем три мансионария, когда церковь так мала, что еслибы служили в ней все члены капитула, то не было бы места народу? Пр. Инн.]
2. Вместо ненужных латинских суфраганов необходимо поспешить с учреждением для весьма обширной православной епархии Херсонской викарного епископства, с помещением его в Херсоне. Этим успокоен будет дух тамошнего православного населения, поставлен необходимый оплот против римской пропаганды в Херсоне и положено начало ближайших действий на мусульманский Крым.
Вместе с сим, – для устранения неблагоприятных для Православия сравнений в глазах людей не только духовных, но и светских, – необходимо увеличить штаты по православному ведомству херсонскому до той степени, на какой они определены там теперь для католиков, а равно предоставить православному архиепископу то же право, каким будет пользоваться латинский бискуп касательно командирования, в случае нужды, благочинных на казенный счет.
3. Если бы оказалось возможным (а почему не так?) поместить нового епископа латинского не в Херсон, а в другом месте, например в Ставрополе [В буллах папских по случаю учреждения Латинских епископств в России нераз говорится, что такое-то епископство учреждается в таком-то городе потому, что он в центра епархии. Пр. Инн.], составляющем центр его епархии, то одно это уже было бы небесполезно в разных отношениях. Таким образом, епископ сей, во-первых, был бы ближе к Саратовской губернии, где наибольшая часть его, вообще невеликой по числу душ, паствы; а с другой стороны, к собственному его спокойствию, он находился бы вдали от черноморских портов и, следовательно, от вольных и невольных, не всегда безопасных связей со множеством иностранцев, кои почти круглый год толпятся по сим портам и могут сделаться, – разумеется не в пользу правительства, – постоянными посредниками между Римом и римско-католическим Херсоном. В пользу Православия при сем случае оставалось бы то, что чувство русское не страдало бы, видя как латинство с такой силой ставит крыж римский у самой колыбели веры православной.
Независимо от всего вышесказанного, нельзя не сделать еще одного примечания касательно некоторых мыслей и выражений, кои Curia Romana позволила себе употребить в учредительной булле об епископстве Херсонском. Сверх всякого ожидания здесь в слух всего света прямо говорится, что якобы Отечество наше проповедь о вере христианской впервые услышало от латинских миссионеров, что некоторые из них даже удостоились якобы принять от руки наших предков венец мученический. Скажите, пожалуйста, кто эти мученики? И откуда видно, что свет Евангелия пришел к нам из Рима?–
Когда подобная ложь провозглашалась, по временам, от поборников папства в разных неважных книжонках, то можно было смотреть на это равнодушно, как на выходки школьной полемики; но теперь, когда мы допустили и, следовательно, приняли за истину эту обидную для нашего Православия ложь, в папской булле, имеющей пред лицом всего света силу трактата, в какое положение поставлены защитники Православия, и что остается делать им? И в силу какой крайности допущено все это в новой булле?
В прежних буллах не было о сем и помину; так могло оставаться и теперь.
Кроме сей, очевидно весьма важной с нашей стороны ошибки, сколько потом в булле выражений, кои папа мог употребить только в отношении к какому-либо городу своей Римской области!
Вообще бедный Херсон, с именем коего у православных россиян неразрывно связана память о крещении святого Владимира и обращении всея России к христианству, трактуется в сей булле почти как город идолопоклоннический, коему теперь только, по милости Ватикана, даруется кафедра христианского епископа, с пожалованием неизвестно каких прав и преимуществ.
Не так писаны учредительные акты за семьдесят лет для архиепископства Могилевского; там город не производится ни в какой новый чин, а только говорится, что такая-то церковь в городе сделалась кафедральной, или архиепископской.
Скажут, что «это у двора римского слова и выражения как бы технические, кои в существе дела ничего не значат и ни к чему не обязывают». Нет, техника слов и оборотов в полной команде у двора римского, и никто так не умел извлекать из нее выгод для себя, как Ватикан.
Сколько, непреложных теперь, прав над всем западным духовенством выработала для себя дипломатика римская из неважных, по-видимому, и общеупотребительных выражений учтивости и преданности, кои в простоте сердца употребляли некогда в сношениях с Римом западные епископы!
Раз уступленное выражение Ватикан тотчас обращает чуть не в догмат, и давая ему, посредством диалектики, вид преувеличенный, составляет из него для себя право.
Во всяком случае, зачем было допускать в новой булле такие выражения, кои сопряжены с нареканием для господствующей Церкви, и на основании коих через сто лет любой историк, по всем правилам науки, может допустить, что в 1847 году в Новороссийском краю господствующим вероисповеданием был католицизм, а Восточное Православие, если и было там, то в таком малом и слабом виде, что в сравнении с латинством как бы ничего не значило...
