Выступление на Феодоритовских чтениях «Север и революция», Североморск, 13.10.2017
В год 100-летия революционной катастрофы мы невольно задаемся вопросом: а могло ли быть иначе? Можно ли было предотвратить тот роковой ход событий, который привел к февралю 1917 года, порождением которого стал октябрь. Мы вглядываемся в лица сановников и генералов, в поисках людей, которые могли бы помочь Государю поднять контрреволюционную волну. Неужели не было таковых? Неужели горькие слова Царя «Кругом измена и трусость и обман» относятся ко всем представителям высшего слоя, а не только к тем, кто окружал Императора в те роковые дни февраля 1917 года?
Такие сановники, несомненно, были и один из самых ярких Николай Алексеевич Маклаков. Это о нём Государь Николай II сказал: «Наконец, я нашел человека, который меня понимает». И именно через судьбу Маклакова можно разглядеть роковую поступь революционной смуты, начавшейся не в феврале 1917 года, а значительно раньше.
***
Николай Алексеевич Маклаков родился 9 сентября 1871 года в Москве в семье потомственного дворянина, приват-доцента Московского университета, врача-окулиста Алексея Николаевича Маклакова (1837-1895) и писательницы Елизаветы Васильевны Чередеевой (ум. 1881). У него было два брата и две сестры, причём, старший Василий (1869-1957) стал известным адвокатом и политиком, одним из руководителей партии кадетов, членом Государственной думы II, III и IV созывов.
До сих пор нет внятного объяснения тайны старших братьев Маклаковых. Василий и Николай, которых разделяло всего два с небольшим года, стали полными политическими антагонистами. Василий был активным участником антимонархического заговора - Николай был одним из самых активных защитников монархии. Василий был масоном - Николай боролся с тайными обществами в России. Василий защищал М.Бейлиса на процессе по расследованию ритуального убийства в Киеве мальчика Андрея Ющинского - Николай в это время был министром внутренних дел и пытался добиться справедливости в этом громком деле. Василий высокомерно именовал своего брата «государственным младенцем». Как могли вырасти в одной семье почти ровесники со столь разными идейными установками, - загадка...
Николай Алексеевич получил гуманитарное образование, окончив в 1893 году историко-филологический факультет Московского университета. Поступив по окончании университета на государственную службу, он служил по финансовому ведомству: чиновником особых поручений при Московской казенной палате, податным инспектором в г. Юрьеве Владимирской губернии, начальником отделения Казенной палаты в Тамбове, управляющим Полтавской Казенной палатой. В 1909 году Полтава, где три года служил Маклаков, стала центром юбилейных торжеств в ходе празднования 200-летия Полтавской победы. Глава Казенной палаты был председателем комиссии по украшению города и блестяще справился со своими обязанностями, за что был произведен в камергеры Высочайшего Двора. Председатель Совета министров П.А.Столыпин представил энергичного чиновника Императору Николаю II, и в 1909 году тот был назначен Черниговским губернатором, где проявил недюжинные административные способности.
В сентябре 1911 года, после убийства в Киеве Столыпина, Государь посетил Чернигов, чтобы помолиться у мощей прославленного в его царствование Святителя Феодосия Угличского. Порядок в губернии порадовал Императора. Видимо тогда у Государя возникла мысль о привлечении Маклакова к министерскому служению.
В 1912 году состоялись выборы в 4-ю Государственную думу. От Черниговской губернии в Думу были избраны правые и беспартийные депутаты, а либералы, считавшие Чернигов чуть ли не своей вотчиной, провалились. В своем провале они обвинили губернатора, который, якобы, осуществлял «давление на выборы» (сегодня это называется «использованием административного ресурса»). И до тех пор непростые отношения губернатора с местным либеральным земством обострились до крайности. В Петербург была отправлена депутация с прошением об отставке Маклакова, дело дошло до того, что местные предводители дворянства грозились объявить забастовку (!). Государь в этой непростой ситуации поступил мудро. Чтобы остудить страсти он освободил Маклакова от должности, но назначил его 16 декабря 1912 года управляющим делами Министерства внутренних дел.
Назначение состоялось, несмотря на упорное сопротивление председателя Совета министров В.Н.Коковцова, который не без оснований опасался, что новый министр станет препятствовать проведению правительством умеренно либеральной политики. Маклаков уже имел репутацию сановника крайне правого направления, твердого монархиста, сторонника законосовещательной Думы. Однако Император Николай II настоял на своем выборе, и 21 февраля 1913 года (в день обнародования Манифеста по случаю 300-летия Дома Романовых) Николай Алексеевич был утвержден в должности министра.
Государь был очень доволен своим министром. 27 декабря 1912 года он написал в дневнике: «Утром принял Маклакова на полчаса. Превосходное впечатление производит он своим правильным взглядом на вещи, своею честностью и откровенностью». А фрейлина и подруга Императрицы Александры Федоровны Анна Александровна Танеева (Вырубова) вспоминала: «Маклаковым Государь был очарован и говорил: "Наконец Я нашел человека, который понимает Меня и с которым Я могу работать"».
Хорошо знавший нового министра по совместной службе, бывший товарищ министра внутренних дел Павел Григорьевич Курлов давал ему такую характеристику: «истый монархист по убеждениям, искренно и горячо был предан Государю Императору и готов был действительно положить все силы на служение своему Монарху и родине»; «близкое знакомство с Н.А.Маклаковым оставило во мне впечатление как о чистом и прекрасном человеке». А влиятельный правый деятель редактор журнала «Гражданин» князь Владимир Петрович Мещерский отмечал: «В его наружности нет атома чиновника», поскольку он, «в отличие от чиновника, жил для жизни больше, чем для бумаги».
Кажется, вот она идеальная ситуация для выстраивания мирного антиреволюционного пути. До революции еще 4 года!.. Увы, в реальности всё оказалось не так гладко.
3 марта 1913 года Маклаков дал пространное интервью газете «Le Temps», где впервые обрисовал свою программу. Произнеся ритуальные слова о необходимости наладить сотрудничество между законодательной и административной властями, он озвучил идеи консервативно-охранительного характера. Министр стремился усилить роль МВД, желая, чтобы страна нашла в действиях министерства «должную силу, помощь и покровительство».
Уже в июне 1913 года Маклаков попытался начать реализацию своей программы, когда МВД предложило новый законопроект о печати. В выступлении на заседании Совета министров Маклаков отметил огромную роль печати в государственной и общественной жизни, но подчеркнул, что вследствие извращенного толкования Манифеста 17 октября в сфере печати «водворилось полнейшее безначалие», а сама она «становится источником потемнения народного самосознания и одичания нравов». Проект Маклакова предусматривал частичное восстановление предварительной цензуры. Министерство получало право штрафовать издания на сумму до 3 тысяч рублей с приостановкой издания до выплаты. Однако эти и другие разумные ограничительные меры (особенно идея предварительной цензуры) были встречены в штыки не только думскими либералами, но и многими министрами. В результате Маклаков был вынужден забрать законопроект из правительства на доработку, и в августе представил исправленный (по сути, выхолощенный) вариант, который и был одобрен министрами. Так, первая попытка реализации правого курса провалилась.
В октябре 1913 года Николай Алексеевич покусился на главное завоевание революции 1905 года - Государственную думу, которая с самого начала своей деятельности пыталась конституироваться в парламент западного типа. Он решил воспользоваться конфликтом Думы с правительством и пребыванием за границей благоволившего умеренно либеральным лидерам Думы премьера В.Н.Коковцова. Предварительно Маклаков заручился поддержкой Государя. Он написал Царю письмо, в котором предлагал в связи с ростом забастовочного движения и протестных настроений среди студенчества и интеллигенции выступить от имени правительства в Думе с предупреждением о недопустимости политизации протестов. Если думцы не подчинятся, «это лишь приблизит развязку, которая, по-видимому, едва ли отвратима», писал Маклаков, имея в виду роспуск Думы. Царь ответил ему, что «приятно поражен» его предложением, поскольку сам хотел выступить с такой же инициативой. «Лично думаю, что такая речь мин. внутр. дел своей неожиданностью разрядит атмосферу и заставит г-на Родзянко и его присных закусить языки», - отметил Император. Он предложил Маклакову переговорить с государственным контролером П.А.Харитоновым, замещавшим Коковцова, о подготовке проектов соответствующих указов. Однако проект Маклакова не был поддержан министрами, и он вынужден был отступить.
Еще одно тяжелое поражение потерпел министр внутренних дел в ноябре 1913 года в вопросе о московском городском голове. На эту должность московские гласные предлагали людей оппозиционно-либерального образа мысли. Маклаков раз за разом не утверждал кандидатуры московского самоуправления, взамен предложив им от имени МВД известного правого государственного деятеля будущего премьер-министра Бориса Владимировича Штюрмера. Кандидатура «реакционера» Штюрмера была отвергнута с гневом и возмущением. Московских думцев поддержали министры, в том числе глава правительства. Маклакова вынудили снять кандидатуру Штюрмера. После этого его позиции в правительстве сильно пошатнулись.
Оскорбленный Маклаков, объясняя мотивы своих действий, писал в частном письме: «Моя мечта поскорее и покрепче починить, что можно в нашей внутренней жизни, для того, чтобы для Наследника подготовить другую обстановку, чем та, в которой мы, благодаря предателям России, живем теперь - эта мечта разбита на Московском деле».
В конце января 1914 года В.Н.Коковцов был отправлен в отставку. Вместо него Император Николай II назначил главой правительства старого бюрократа Ивана Логгиновича Горемыкина, которому на тот момент было без малого 75 лет. Он был человеком традиционных правых убеждений, однако при этом враждебно относился к Н.А.Маклакову, поэтому Николаю Алексеевичу и при новом премьер-министре нельзя было рассчитывать на поддержку Совета министров.
Тем не менее, Маклаков продолжал пытаться «чинить внутреннюю жизнь» Государства Российского. 16 мая 1914 года он внес в Совет министров проект об обществах и союзах. Этот законопроект своим духом напоминает принятый в современной России закон о контроле за некоммерческими организациями, финансируемыми из-за границы («закон об иностранных агентах»). Маклаковский законопроект вводил исключительно разрешительный порядок регистрации для религиозных обществ и обществ руководимых из-за границы, ужесточал надзор за студенческими организациями, запрещал иностранным подданным участвовать в политических организациях и управление политическими организациями из-за границы. В делопроизводстве обществ обязательным был русский язык. Губернатор имел право приостановить деятельность общества. Профсоюзы не имели права объединяться в союзы и управляться из-за границы. На железных дорогах и казенных заводах создание профсоюзов имело исключительно разрешительный характер. Увы, и этот проект утонул в бюрократических согласованиях, а с началом войны был отложен.
В июле 1914 года в связи с рабочими беспорядками в столице Маклаков попытался вторично инициировать роспуск будущего очага революции - Государственной думы. Заседание Совета министров на этот раз проходило под председательством самого Государя. Оно было посвящено тревожному международному и внутреннему положению. Министры обсуждали австро-венгерский ультиматум Сербии, рост забастовок и трудности проведения бюджета через Думу. В конце заседания Император поставил вопрос о роспуске Думы и превращении ее в законосовещательный орган (очевидно, по предварительному согласованию с Маклаковым). Однако все министры, кроме Маклакова, выступили против царской инициативы. Даже консервативный министр юстиции И.Г.Щегловитов встал в позу и заявил Государю, что считал бы себя изменником в случае поддержки этой меры. После таких слов Император произнес: «Этого совершенно достаточно. Очевидно, вопрос надо оставить».
Воспользовавшись началом Первой мировой войны, Маклаков попытался хотя бы распустить Думу на длительный срок. Он предложил созвать Думу лишь осенью 1915 года, но не встретил поддержки даже у правых депутатов Госдумы.
18 ноября 1914 года он внес в Совет министров «Записку», в которой настаивал на ограничении еще одного очага будущей революции - Земского и Городского союзов исключительно делом «помощи больным и раненым» и запрещении им заниматься политикой. 25 ноября Совет министров обсуждал записку Маклакова. Он объяснял необходимость ограничительных мер отсутствием финансовой отчетности и политизацией деятельности Земгора. Однако сторонников у Маклакова снова не нашлось, и Совет министров, посчитав такие предложения излишними, отверг их.
В марте 1915 года Николай Алексеевич пытается еще в одном месте «починить внутреннюю жизнь страны». Он заметил, что слабым местом является организация продовольственного дела в столице (беспорядки в феврале 1917 года начались именно из-за перебоев с поставками продовольствия). И 6 марта Совет министров по его инициативе обсуждает этот вопрос. Маклаков обратил внимание министров, что перебои со снабжением могут быть использованы «враждебными государству элементами для своих целей». Николай Алексеевич прозорливо отметил: «Не следует забывать, что в настоящем случае дело сводится к вопросу, который затрагивает широкие слои населения, доступные пропаганде и вообще склонные объяснять тяжелые условия экономической жизни несовершенством государственного устройства. И если революционные течения, основанные на проповеди социализма, легко отразимы, как все, что носит узкотеоретический характер, то голод не может не относиться к числу явлений, представляющих действительно серьезную угрозу государственному порядку и общественному спокойствию». Министр предложил коллегам создать при МВД особое совещание с привлечением представителей других ведомств. Однако министры увидели в этом предложении только попытку расширить полномочия Министерства внутренних дел. И глава правительства И.Л.Горемыкин, поддержанный всеми министрами, предложил сохранить междуведомственный характер у обеспечения продовольствием, проект Маклакова был отвергнут. Теперь уже сам Николай Алексеевич, раздосадованный откровенным игнорированием его инициатив, просит Государя об отставке. Император отставку не принимает и просит его оставаться на своем посту.
На таком фоне Маклакова активно травят думские либералы и октябристско-кадетские издания. На аудиенции у Государя в мае 1915 года председатель Государственной думы М.В.Родзянко рекомендовал удалить Маклакова из правительства даже под таким лукавым предлогом: он своей преданностью монархии может только поколебать Престол. Союзником думских либералов было и так называемое «столичное общество», которое начало откровенно травить министра. В салонах его поступки высмеивались, распространялись сплетни и откровенная клевета.
Наконец, к подготовке увольнения Маклакова подключили «тяжелую артиллерию» в лице главнокомандующего армией великого князя Николая Николаевича и Ставки. К дискредитации министра внутренних дел подключились военные круги. «Я вовсю работаю на этом направлении, но Маклаков сидит и уже очень втер очки бедному Царю», - писал начальнику штаба Ставки Н.Н.Янушкевичу начальник императорской военно-походной канцелярии князь В.Н.Орлов.
В конце мая 1915 года большинство министров во главе с претендовавшим на пост премьер-министра любимцем октябристско-кадетских кругов министром земледелия А.В.Кривошеиным предъявило главе правительства И.Л.Горемыкину (а фактически Государю) ультиматум. Министры потребовали созвать Государственную думу и отправить в отставку четырех ненавистных либералам министров: министра юстиции И.Г.Щегловитова, военного министра В.А.Сухомлинова, обер-прокурора Св. Синода В.К.Саблера, но «в первую очередь - Маклакова, ввиду полного несоответствия его деятельности современным условиям». В противном случае они грозили собственной отставкой. По всей видимости, Кривошеин и другие заручились поддержкой Ставки. Горемыкин, не любивший Маклакова, идею поддержал и на следующий день после ультиматума был принят Государем. По его словам, Царь «был возмущен» ультиматумом, предложение министров «чрезвычайно ему не понравилось». Однако ультиматум был настолько серьезен и, видимо, так неожиданен для Государя, что он вынужден был согласиться.
Вопреки обыкновению Маклакову Государь лично сообщил об отставке во время его обычного доклада. По свидетельству А.А.Танеевой (Вырубовой), «Маклаков расплакался... Он был один из тех, которые горячо любили Государя, не только как Царя, но и как человека, и был ему беззаветно предан». Слезы Маклакова были искренними. В письме И.Г.Щегловитову летом 1915 года он писал: «Мне прямо жаль до слез государя, жаль наследника, жаль то историческое сокровище, которое мы без нужды расточаем. Придет время - это поймут, но будет поздно...».
Без опоры на правые консервативно-охранительные политические и общественные силы (а они были ослаблены расколами и даже враждовали друг с другом), Николаю Алексеевичу Маклакову, даже пользуясь поддержкой Государя, не удалось добиться проведения правого курса.
Либералы ликовали. Влиятельная московская газета «Утро России» (издававшаяся на средства богатых купцов-старообрядцев братьев Рябушинских) призывала забыть даже само имя Маклакова.
Николай Алексеевич после отставки не обиделся на Государя, не перешел в лагерь противников Самодержавия, что случалось с некоторыми сановниками в подобных случаях. Он понимал, что Царь находится в очень непростом положении. В одном из писем Маклаков отмечал: «...Вижу и понимаю, что Помазанника Божьего взяли в плен. Ему не говорят правды, не то докладывают, затушевывают одно и раздувают другое. <...> Он все понимает и все чувствует, так как сердце у него чуткое, а ум тонкий и острый, но сделать он ничего не может, потому что его окружает железное кольцо людей, которые притворяются (конечно, не все, так как между ними есть люди порядочные) преданными Царю, и работают на пагубу его прав, а быть может, и трона».
Несмотря на отставку с поста министра, Николай Алексеевич сохранил возможность влиять на политический процесс как член Государственного совета, где он, разумеется, вошел в группу правых.
26 ноября 1916 года Маклаков выступил в Государственном совете, по сути, с программной обличительной речью. На всю Россию громко прозвучал голос правых, объясняющий суть происходящих событий, разоблачающих догмы либеральной пропаганды. Поскольку и среди правых уже не было единства, Николай Алексеевич выступал от своего лица, а не от имени фракции. Прекрасно понимая двуличие «патриотического подъема» врагов Самодержавия, он утверждал: «С самого начала войны началась хорошо замаскированная святыми словами, тонкая, искусная работа <...> русскому народу стали прививать и внушать, что для войны и победы нужно то, что в действительности должно было вести нас к разложению и распаду. <...> Это была ложь, для большинства бессознательная, а для меньшинства, стремившегося захватить руководство политической жизнью страны, ложь сознательная и едва ли не преступная».
Излюбленным темой либеральной пропаганды был тезис о том, что так называемое общество не жалеет сил для победы в войне, и только неумелые действия власти мешают обществу делать это еще лучше. Маклаков иронично на это заявил, что общество «делает все для войны, но для войны с порядком; оно делает все для победы, - но для победы над властью».
С возмущением отвергал правый политик лживые слухи, что монархисты стремятся к сепаратному миру. Он утверждал: «Неустанно работала всяческая ложь и клевета для того, чтобы в этом смысле опорочить правые организации. В печати обвиняли нередко правых в том, что они жаждут сепаратного мира, что они германофильствуют. <...> Мы с прискорбием это читали, и возмущались, что эти вздорные слухи перекочевывали за границу и там распространялись, как нечто достоверное и бесспорное. И это бесспорное было ложью. Русские люди не только так не думают, но более того, они с презрением отнеслись бы к правительству, которое дерзнуло бы заговорить мире до окончательного разгрома наших врагов, до полного признания ими самими себя побежденными и разбитыми, и сделали бы это правые люди не в силу каких-либо посторонних влияний извне, откуда бы они шли и в какую бы форму не облекались, они сделали бы это потому, что международное и мировое положение нашей великой родины для них, для правых людей, превыше всего. Они поступили бы так потому, что державное достоинство России, дающее ей право на роскошь жить своею собственною самобытною русской жизнью, дающее ей право не нуждаться ничьей опеке, для правых людей дороже самой жизни».
Маклаков подверг жесткой критике политику уступок либералам. Правительственная власть, по его мнению, «отодвинулась вместе со сдвигом наших политических центров, она потеряла веру в себя, потеряла вехи, запуталась и обессилела во взаимной борьбе. Изо дня в день она принижалась, поносилась, развенчивалась и срамилась, и она ушла... А в крышку гроба нашего порядка изо дня в день стали спешно вбивать все новые и новые гвозди. Мы погасили свет и жалуемся, что стало темно. <...> Мы дошли до того, что торжествующая гипертрофия общественности превращается в ее диктатуру, а атрофия власти переходит в ее агонию».
Маклаков призывал всех помнить о своем долге верноподданных: «Отечество в опасности. Это правда, но опасность испарится, как дым, исчезнет, как наваждение, если власть, законная власть, будет пользоваться своими правами убежденно и последовательно, и если мы все, каждый на своем месте, вспомним наш долг перед Царем и Родиной».
Заключительные слова этой исторической речи стали публичным исповеданием политического кредо русских патриотов-монархистов, не отступивших от своих идеалов, готовых на смерть ради Веры, Царя и Отечества: «...Вера наша простая и ясная, открытая и честная. Она сейчас, правда, поругана, осмеяна, обманута, она не в почете, заступиться за нее и исповедовать ее теперь непопулярно, но она для нас непреложна и дорога. С надеждою правые люди в эти дни скорби и тревоги обращают свои взоры на своего Государя и молятся за Него. <...> [Царской самодержавной России] мы не предадим: мы ей служили, мы ей верим, мы за нее будем с этой верой бороться и с этой верой мы и умрем...».
В конце 1916 - начале 1917 года Маклаков принимал активное участие в деятельности известного кружка правых государственных деятелей, которые интенсивно искали способы предотвращения грядущей катастрофы. У сенатора Александра Александровича Римского-Корсакова собирались члены Государственного совета Александр Александрович Макаров, князь Дмитрий Петрович Голицын-Муравлин, князь Алексей Александрович Ширинский-Шихматов, Михаил Яковлевич Говорухо-Отрок, члены Государственной Думы Николай Евгеньевич Марков, Георгий Георгиевич Замысловский и другие.
В это время Маклаков рассматривался правыми деятелями как самый подходящий кандидат на роль диктатора, который сможет в случае начала революции подавить массовые беспорядки и восстановить порядок. 31 января Н.Н.Тиханович-Савицкий писал, обращаясь к нему: «Скажите, Николай Алексеевич, откровенно, если бы у нас произошел мятеж посильнее 1905 г. и с участием войск, Вы взялись бы усмирить его, если бы Вас назначить в это время опять министром внутренних дел. Есть ли у Вас план на этот случай? Не можете ли Вы узнать и указать мне нескольких военачальников, популярных в войсках, сильно правых, на которых можно было бы вполне положиться».
Маклаков был одним из немногих сановников, предпринимавших накануне Февраля 1917 года реальные шаги по предотвращению революции. 21 декабря 1916 года он написал письмо Государю, в котором отмечал, что наступили «решающие дни». Для противодействия революции Маклаков предлагал Императору: составить единодушное правительство, способное «спокойно и решительно» восстанавливать разваливающийся порядок; распустить Думу; привести в порядок продовольственное дело; обуздать общественные организации. Он напоминал, что в 1905 году внутренняя смута оказалась более грозным врагом, чем Япония.
В начале января 1917 года во время аудиенции он передал Государю записку правых, составленную членом Государственного совета М.Я.Говорухо-Отроком. В записке предлагался ряд срочных контрреволюционных мер. Ознакомившись с запиской правых, Царь 8 февраля 1917 года поручил Маклакову через министра внутренних дел А.Д.Протопопова подготовить Манифест о роспуске Государственной думы. По словам Протопопова, планировалось распустить Госдуму не менее чем на полгода, чтобы за это время победоносно завершить войну и тем самым выбить у либеральной оппозиции почву из-под ног. Маклаков считал также, что нужно сразу же разработать меры противодействия той части населения, которая «сбита с толку» Думой и союзами и попытается оказать сопротивление.
Переданный Маклаковым между 9 и 12 февраля 1917 года проект манифеста, Государь решил еще обдумать, поскольку, по его словам, вопрос роспуска Думы «требует обсуждения со всех сторон», и пока «он не знает, как еще поступить». Очевидно, Государь, помня фронду министров и генералитета, хотел основательнее подготовиться к такому чрезвычайному решению.
Однако заговорщики не дали ему этого сделать. 22 февраля Николай II неожиданно срочно выехал из Петрограда в Ставку, где и разыгралась последняя драма истории Российской Империи. А в столице на следующий день после отъезда Царя, словно по команде, начались акции протеста...
Поздним вечером 26 февраля 1917 года, когда в Петрограде произошла первая попытка военного мятежа, Н.А.Маклаков вместе с А.Ф.Треповым и А.А.Ширинским-Шихматовым пришли на заседание Совета министров и от имени правой группы Государственного совета настойчиво предлагали ввести осадное положение в городе. Но Совет министров не решился на такую меру без одобрения Государя. Как вспоминал министр внутренних дел А.Д.Протопопов, эта мера показалась ему тогда «возможной, но нежелательной», поскольку он считал, что «дальнейший нажим мог бы снести все здание монархии», в результате предложение правых было отклонено. Последний шанс остановить революционную волну был упущен.
Сам Маклаков, уже будучи в тюрьме отмечал, что «духа борьбы, ни одного атома боевого в среде правительства не было». Главную причину краха он видел в том, что у власти и охранительных сил не было четкого плана действий: «В последнее время было полное отсутствие политики, потому что не было никакого плана, не было представления, куда мы идем; шли, закрыв глаза, по инерции».
Уже 28 февраля Маклаков был арестован и при пешем сопровождении в Петропавловскую крепость чуть было не был растерзан революционной чернью.
Картина Ольги Фёдоровны Амосовой-Бунак (1888-1965) «Революционные войска у Государственной думы» (1917)
Картина Ивана Алексеевича Владимирова (1860-1947) «Конвоирование заключенных». (1917)
Маклаков был одним из тех, немногих, царских министров, которые имели мужество на допросах в Следственной комиссии Временного правительства не отречься от своих идеалов. «Я всегда имел монархический образ мыслей и очень убежденно исповедовал его», - заявлял он на допросе. Маклаков с достоинством возражал следователям Временного правительства, которые направо и налево спекулировали «интересами народа»: «Простите, я не знаю, в чем собственно я шел в своих взглядах против народа. Я понимал, что ему может быть хорошо при том строе, который был, если строй этот будет правильно функционировать, т.е. если люди, занимающие посты, будут честно исполнять свои обязанности. Я думал, что до последнего времени Россия не падала, что она шла вперед и росла под тем самым строем, который до последнего времени существовал и который теперь изменен. Я никогда не мог сказать, что этот строй был могилой для России, для ее будущего».
11 октября 1917 года в связи с болезнью Николай Алексеевич был переведен в лечебницу А.Г.Конасевича (на улице Песочной на Аптекарском острове в Петрограде), где находился под формальным надзором. С ним встречался служивший ранее под его началом Н.Д.Тальберг. В первые месяцы своего правления большевики еще играли в демократию, и Маклакову, пользуясь правом прогулок, удавалось даже посещать заседания подпольной монархической организации Н.Е.Маркова, которая пыталась предпринять меры к спасению Царской Семьи. В августе 1918 года сенатор Николай Николаевич Чебышёв (знакомый Маклакова по службе во Владимирской губернии, впоследствии активный деятель Белого движения) предупредил Маклакова о предстоящем аресте. Николай Алексеевич сначала покинул лечебницу, но, не желая подводить медперсонал, вскоре вернулся и был арестован.
Под конвоем Николай Алексеевич Маклаков был отправлен в Москву, где 23 августа (5 сентября н. ст.), в первый день после объявления «красного террора», был расстрелян на Братском кладбище вместе видными государственными и общественными деятелями России священномучеником протоиереем Иоанном Восторговым, бывшим министром внутренних дел А.Н.Хвостовым, сенатором С.П.Белецким и др. Свидетель преступления передавал, что палачи «высказывали глубокое удивление о. Иоанну Восторгову и Николаю Алексеевичу Маклакову, поразивших их своим хладнокровием пред страшною, ожидавшею их участью».
В последние годы перед революцией у большинства правых уже не было веры в возможность повернуть колесо истории вспять, но, по признанию Маклакова, была все-таки надежда выстроить плотину на пути революционного потока. Но и понимая обреченность Царской России, не видя никаких сил для изменения ситуации, Николай Алексеевич Маклаков оставался тверд в своих верноподданнических чувствах. «Я за царя и сейчас - как всегда и впереди - смерть приму, не поколеблюсь, и радостно», - писал он.
ЛИТЕРАТУРА И ИСТОЧНИКИ:
1. Гайда Ф.А. Министр внутренних дел Н.А.Маклаков: политическая карьера русского Полиньяка // Русский сборник: исследования по истории России. М., 2012, с. 174-208;
2. Дивеев. Жертвы долга // Двуглавый орел. 1922. Вып. 31;
3. Иванов А.А. Правые в русском парламенте: от кризиса к краху (1914-1917). М.; СПб., 2013;
4. Коковцов В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания. 1903-1919. Кн. 2. М., 1992;
5. Курлов П.Г. Гибель Императорской России. М., 1991;
6. Ольденбург С.С. Царствование Императора Николая II. СПб., 1991;
7. Падение царского режима: Стенографические отчеты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. Тт. 3, 5, 7. М.-Л., 1925-1926;
8. Правые в 1915-феврале 1917 (По перлюстрированным Департаментом полиции письмам). // Минувшее. Т. 14. М.-СПб., 1993;
9. Правые партии. 1905-1917. Документы и материалы. В 2-х тт. Т.2 / Сост., вст. ст., коммент. Ю.И.Кирьянова. М., 1998;
10. Степанов А.Д. Маклаков Николай Алексеевич // Черная сотня. Историческая энциклопедия. 1900-1917. Составители А.Д.Степанов, А.А.Иванов. М., 2008;
11. Тальберг Н.Д. Памяти умученных // Двуглавый орел. 1921. Вып.5;
12. Фрейлина Ее Величества. «Дневник» и воспоминания Анны Вырубовой. Репринт. изд. М., 1991;
13. Чебышев Н.Н. Близкая даль. Париж, 1933;
14. Шилов Д.Н. Государственные деятели Российской Империи. Главы высших и центральных учреждений. 1802-1917. Биобиблиографический справочник. СПб., 2001 (библиограф.).
