Бог так не говорил

От редакции. Продолжаем публикацию серии статей, которые будут положены в основу новой книги протоиерея Константина Буфеева «ПРАВОСЛАВНОЕ УЧЕНИЕ О СОТВОРЕНИИ и модернистское богословие». Эта книга задумана автором как продолжение его монографии «ПРАВОСЛАВНОЕ УЧЕНИЕ О СОТВОРЕНИИ и теория эволюции», изданной в 2014 году и получивший гриф «Допущено к распространению Издательским советом Русской Православной Церкви ИС 14-324-2902».

1. О возрождении манихейской ереси в эволюционистском богословии протоиерея Александра Меня

2. Отец Александр Мень: сказочник или сочинитель апокрифов?

3. Церковная оценка тейярдизма

4. Призрак «православного богословия» или неудавшаяся попытка оправдания тейярдизма

5. Софианская ересь и эволюционизм. О трактате Владимира Ильина «Шесть дней творения»

6. Шестоднев и арианская ересь. Критический отзыв на две книги протоиерея Леонида Цыпина

7. Писали ли Святые отцы о смерти до грехопадения?

8. Слуга двух господ. Об учебном пособии для Духовных учебных заведений иерея Олега Мумрикова «Концепции современного естествознания. Христианско-апологетический аспект»

9. Шестоднев в контексте Священного Предания

11. Может ли эволюционист стать православным?

12. Где в Библии эволюция? О книге митрополита Иоанна (Вендланда) «Библия и эволюция»

***

- В карбоне место узких прибрежных зарослей

заняли настоящие леса древовидных папоротников, хвощей и плаунов, в которых прямо-таки кишела всякая съедобная живность - насекомые, пауки, многоножки.

- Откуда же они все взялись? - удивился Антошка. - Помнится, были дождевые черви...

- Первые членистоногие появились на суше одновременно с сосудистыми растениями - в зарослях риниофитов. Это были паукообразные - потомки прибрежных ракоскорпионов...

Учебник по естествознанию, 5 класс [2]

1. Книга протоиерея Николая Иванова «И сказал Бог...»

Фондом «Христианская жизнь» издана книга покойного протоиерея Николая Иванова «И сказал Бог...» [4]. Труд ученого богослова включает в себя опыт осмысления первых пяти глав книги Бытия и содержит две главные части - Библейскую онтологию и Библейскую антропологию. Автор при толковании Священного Писания обращается к древнееврейскому тексту и проводит недоступный для контроля большинства читателей, не знакомых с ивритом, лингвистический анализ отдельных слов и выражений языка оригинала. Некоторые гебраизмы попали даже в название разделов книги: «Ган», «Мик-кедем», «Тардема» и другие. Одни выражения объясняются более удачно и убедительно, другие - менее. Важно отметить, что большинство акцентов, которые о. Николай делает в своей книге в связи с лингвистическими пояснениями Библии, не имеют, за редким исключением, никаких аналогов в святоотеческих толкованиях книги Бытия.

При этом не вызывает сомнения, что прот. Николай Иванов хорошо знаком со святоотеческим духовным наследием. Во Введении и второй части книги - о Библейской антропологии - он обильно подтверждает свои суждения цитатами из творений Святых отцов. Однако далеко не все авторские мысли находят подтверждение ссылками на мнение учителей Церкви. Большая часть смелых утверждений, содержащихся в первой части книги - о Библейской онтологии - о. Николай делает «от себя». Если же он находит себе единомышленников, то в среде, весьма далекой от Церкви. Приведем, указывая в скобках страницы, имена всех мыслителей (кроме Святых отцов), которых упоминает в I части своей книги прот. Николай Иванов: Монтень (57), Фома Аквинат (58), Гераклит Ефесский (62), Платон (62, 74, 92), Аристотель (62, 80), Филон Александрийский (62, 92), Ориген (62), Гегель (62, 63, 96, 125), Эйнштейн (63, 106), Кант (66, 74), М. Ломоносов (67), Анаксимандр (76), Фалес Милетский (84), Гераклит (95, 96), Дарвин (96, 122, 123), Галилей (100), Ньютон (100), Шредингер (101), Тейяр де Шарден (103, 137), Дрейк (103), Холден (103), В. Вернадский (103), Дж. Бруно (108), Линней (114), Мендель (114), Вирхов (116), Кювье (122), Де-Фриз (123).

Перечень имён достаточно представительный. Сравним его с полным списком имён Святых отцов, на которых также ссылается на тех же страницах автор.

Трижды упоминается преподобный Иоанн Дамаскин: на стр. 70 приведена его мысль об отличии божественной природы от любого творения, на стр. 120 - его суждение о реальности человеческой психики, на стр. 131 - цитата о наличии общих признаков у человека и низших творений.

На стр. 63 приводятся имена трёх вселенских учителей Церкви. Далее в тексте они упоминаются: святитель Василий Великий - несколько раз (стр. 84, 85, 88, 113, 117, 121, 122, 133); святитель Иоанн Златоуст - единожды, на стр. 72, в подстрочном примечании; святитель Григорий Богослов - дважды, на стр. 78, мысль о том, что «Бог всегда есть», и на стр. 127 в эпиграфе к 3 главе.

И всё. Больше обращений к Святым отцам на девяноста двух страницах I части книги нет. Причём в главе 4: «Единый «день» творения» имена церковных учителей не упоминаются вовсе.

Таким образом, содержание книги «И сказал Бог...», по крайней мере в I части - о Библейской онтологии - представляет собой оригинальные мысли автора о первых главах книги Бытия, с большим оглядом на современные научные и философские суждения по этим вопросам людей неправославных и практически в полном пренебрежении традицией святоотеческого толкования Библии. Вот такая «Библейская онтология»!

2. О символическом прочтении Шестоднева

Протоиерей Николай Иванов убеждает читателя, будто смысл первых глав книги Бытия - не буквальный, но лишь приточный и символический. Он так и пишет: «При внимательном чтении первых четырёх глав книги Бытия мы действительно увидим, что они написаны приточным и символическим языком образов и иносказаний и что поэтому их невозможно понимать в буквальном смысле, а лишь как образы, притчи и символы» [4, с. 45].

Этим ответственным утверждением о. Николай ставит себя в непримиримое противоречие со всей святоотеческой традицией толкования Шестоднева. Преподобный Ефрем Сирин учил: «Никто не должен думать, что шестидневное творение есть иносказание» [3, с. 210]. По мнению святитель Василия Великого, подменять буквальный смысл Шестоднева аллегорическим толкованием «значит ставить себя премудрее словес Духа и под видом толкования вводить собственные мысли. Посему так и будем разуметь, как написано» [1, с. 159].

Святые отцы многократно предостерегали от той ошибки, которую допустил прот. Николай - от аллегорического толкования Шестоднева. Есть такие места в Священном Писании, которые никогда не воспринимались церковными учителями как аллегории или иносказания. К ним относятся, например, повествования о Благовещении и Рождестве Спасителя, крестных страданиях и смерти Богочеловека, Воскресении и Вознесении Христа. Несмотря на обилие символов и образов в описании этих событий, их аллегорическое прочтение, отрицающее прямой смысл содержания Евангелия, означает просто-напросто ересь. Точно так же буквально, а ни в коем случае не символически, понимали все Святые отцы главы Ветхого Завета о Шестодневе. Символическое прочтение стихов Моисея о Сотворении мiра будет заведомо ложным, если оно отрицает прямой буквальный смысл Слова Божия.

Отец Николай выбирает логически порочный путь для защиты своей точки зрения на Шестоднев. Он пишет: «Некоторые места Священного Писания написаны языком притчи или символическим языком, заключая в себе двойной смысл» [4, с. 42]. Из этого утверждения никак не следует делать заключения, будто подобным образом могут быть прочитаны все места Священного Писания, и, в частности, рассматриваемые автором строки о Шестодневе. Во Введении, на страницах 43-44, в надежде убедить читателя в правомочности аллегорического восприятия первых глав Книги Бытия, автор выстреливает залпом цитат из Святых отцов - Дионисия Ареопагита, свт. Иоанна Златоуста, свт. Григория Нисского, прп. Никодима Святогорца, прп. Иоанна Кассиана Римлянина, свт. Игнатия Брянчанинова. Однако выстрел этот попадает мимо цели, поскольку ни в одном из приведенных святоотеческих высказываний не говорится о толковании библейского Шестоднева. То, что уместно при разумении притч Соломона и Христа Спасителя; то, что верно по отношению к снам Иакова и Иосифа; то, что приличествует при восприятии библейских пророчеств и Откровения апостола Иоанна Богослова - может стать помехой в истинном понимании иных глав Священного Писания, и прежде всего - повести о Шестодневе. Для правильного понимания различных мест Библии нам следует руководствоваться не собственным разумением, а Священным Преданием Церкви.

К сожалению, о. Николай Иванов в этом совершенно дезориентирует своего читателя. Аллегорически воспринимая библейский Шестоднев, он изменяет традиции святоотеческого Православия и прочно становится на позицию модернистского богословия, исповедующего «библейский эволюционизм».

3. Вера в эволюцию

Позиция прот. Николая Иванова как эволюциониста обозначена весьма определённо. Во Введении своей книги он пишет: «Библия задолго до возникновения современной науки раскрыла перед человеком тайну становления Космоса и ту эволюционную лестницу развития форм жизни на Земле, которую наука открыла лишь в прошлом веке» [4, с. 27].

Остаётся только недоумевать, как удалось многоучёному автору углядеть в Священном Писании указание на какую-то «эволюционную лестницу развития форм жизни на Земле». Ни библейских, ни святоотеческих подтверждений этому заявлению мы в его книге не встречаем.

Для о. Николая теория эволюции - факт непререкаемый и не обсуждаемый. Он без доказательства принимает за аксиому, что теория эволюции истинна, как якобы установленная наукой. На самом деле, это положение совершенно не верно. Между прочим, подтверждение несостоятельности этого факта можно найти в книге «И сказал Бог...»: «Церкви ставится на вид несколько запоздалое признание эволюционной теории, которая, впрочем, остаётся ещё на положении теории, а не закона, ибо факт образования новых видов из предшествующих пока не удавалось ни наблюдать непосредственно в природе, ни экспериментально воспроизвести в лаборатории» [4, с. 40].

Вторая, выделенная нами, часть этой мысли отца протоиерея представляется вполне справедливой. Действительно, теория эволюции - не закон и не научный факт. Остаётся лишь недоумевать, как человек, ясно осознающий это, может писать про «запоздалое признание эволюционной теории» (а точнее говоря - гипотезы) Церковью.

На самом деле, никакого своевременного или несколько «запоздалого» признания Церковью эволюционной теории никогда не было и не будет. Ни один из Святых Отцов ее не принимал. Православное мiровоззрение не может «с запозданием» принимать те мысли и идеи, которые коренятся в язычестве и которые чужды по духу христианскому Откровению. Эту теорию принял протоиерей Николай Иванов, от чего теряет ценность его во многом интересная книга. Но эволюционизм не стал и не может стать частью православного вероучения.

Действительно, странно в книге, претендующей на честь выражать православное отношение к вопросам происхождения мiра и жизни, встречать такие пассажи. «Что является причиной жизни растения: Солнце или Земля? Земля еще задолго до появления на свет всякой жизни принимала на себя мощный поток солнечных лучей, носителей энергии Солнца... Эта энергия явилась условием возникновения на Земле форм, которые могли уже сами, непосредственно, воспринимать солнечную энергию» [4, сс. 55-56].

Автор как будто забывает, что, согласно Библии, растения украсили поверхность Земли в третий день творения, а Солнце с Луной и звезды были сотворены лишь после этого, в четвёртый день. Как могла Земля принимать на себя «мощный поток солнечных лучей» до четвёртого дня творения, когда Солнце еще не было создано Богом? Святитель Василий Великий писал о третьем дне, что растения уже появились, «но солнца и луны еще не было, дабы неведущие Бога не именовали солнце начальником и отцем света и не почитали его зиждителем земных произрастений» [1, с. 87]. Вселенский учитель называет именующих солнце «зиждителем земных произрастений» - неведущими Бога. О последовательном украшении Творцом сперва - в третий день - земли растениями, а затем - в четвёртый день - неба светилами, говорил святитель Иоанн Златоуст: «Земля вдруг получила такую красоту, что почти может состязаться с небом. Как это, спустя немного, имеет украситься разнообразными звёздами, так и она красовалась теперь таким разнообразием цветов» [6, с. 37].

Мы видим, что прот. Николай Иванов находится в духовном противостоянии с великими церковными учителями. Книга «И сказал Бог...» выражает другое мiровоззрение, чем то, которое встречается в творениях Святых отцов. В книге излагается такое отношение к библейскому Шестодневу, которого заведомо невозможно встретить в православной традиции.

«День первый нашей вселенной - это волновая, доатомная природа проявления материи. День второй - это появление вещества, начиная с атомов, появление трехмерных тел, отделённых друг от друга поверхностью (твердью). Может быть, лучше сказать - возникновение возможности существования этих тел. День третий - это принципиальная возможность возникновения всех процессов материального мiра» [4, сс. 105-106]!

Никто из Святых отцов ничего похожего никогда не говорил.

Мысль эта вполне наукообразна, но совершенно не стыкуется с библейским смыслом и контекстом. Такой комментарий к книге Бытия должен быть признан весьма экстравагантным. В книге же прот. Николая Иванова эта цитата представляет собой не отступление от главной темы, но выражает принципиальную концепцию автора: «Мы видим, что Моисей, хотя и руководствовался в изложении Откровения своей основной задачей - открыть человеку тайну происхождения мiра и показать ему место среди этого мiра, мудро поставил описание Космоса лишь после того, как сказал обо всем том, что является его основными элементами - о его волновой природе, о веществе, о процессах, происходящих внутри него, и только после этого стал говорить обо всем целом» [4, с. 107].

Похоже, о. Николай выдаёт желаемое за действительное. Он очень хочет, чтобы Моисей сперва сказал бы о творении волновой природы элементарных частиц, затем - сказал бы о веществе и его атомной структуре, а затем - сказал бы о процессах, проходящих в этом веществе. Однако, к огорчению прот. Николая, пророк Моисей описал совсем не это, но: в первый день - создание неба и земли (безвидной и пустой) и света; во второй день - тверди между водами (которую Бог назвал небом); в третий день - разделение суши от моря и появление всех земных растений. Какое специфическое надо иметь видение, чтобы признать в повествовании Моисея свидетельство о «волновой природе, о веществе, о процессах» Космоса!

Развитие авторской мысли в книге «И сказал Бог...» продолжается в том же духе.

«День четвёртый - это картина целостной вселенной (в каком смысле?? - прот. К. Б.), это синтез, завершающий тот аналитический обзор, который был дан описанием дней - первого, второго и третьего, когда о свете, тверди и их взаимосвязи говорилось большей частью символически. Теперь, в день четвёртый, принципиальное и конкретное уже сливаются в одно целое» [4, с. 106].

Прот. Николай заявляет, что в библейском повествовании о первых трёх днях творения «говорилось большей частью символически». Это утверждение бездоказательное и неправильное по существу. Непонятно, что в описании Шестоднева заставляет о. Николая считать, будто первые три дня описаны символическим языком, а начиная с четвёртого дня язык пророка Моисея вдруг становится конкретным. С чего это прот. Иванову так показалось? В качестве возражения, можно заметить, что первая глава книги Бытия написана как цельная повесть, стиль которой не меняется от стиха к стиху.

4. «Не бысть вечер, не бысть утро - и день един не бысть»

Принципиально нельзя согласиться с о. Николаем, когда он предлагает в библейском тексте понимать слово «день» как неопределённый промежуток времени. Автор пишет об этом достаточно подробно, однако все его умозаключения оказываются неубедительными. Он утверждает, будто древнееврейское слово «йом» есть «слово-символ», и что «оно может означать и день, и сутки, и эпоху, и период, и момент, и вообще любой отрезок времени» [4, с. 87].

Но вопрос на самом деле не в том, что «может означать» то или иное слово, а в том, как понимает его значение в библейском контексте Церковь. Отец Николай не приводит в подтверждение справедливости своего понимания ни одной цитаты из Святых отцов, если не считать единственной, заведомо несправедливой, фразы о том, что святитель Василий Великий будто бы писал в своём «Шестодневе», что «библейские дни нельзя понимать в смысле обычных земных суток, и что они представляют собой какое-то особое деление времени» [4, с. 88]. Это - мысль прот. Николая Иванова, но не святителя Василия Великого. Святой отец пишет ровно противоположно: «Состояние в мiре, предшествовавшее сотворению света, была не ночь, но тьма; а что стало отлично от дня, то названо ночью; сему и наименование дано после дня. И так бысть вечер, и бысть утро. Пророк разумеет продолжение дня и ночи» [1, с. 35]. Так что, если обходиться без фальсификаций, то вселенский великий учитель выступает о. Николаю не союзником, но оппонентом.

Весьма искусственной кажется попытка о. Николая обойти прямое указание Библии на то, что каждый день-йом слагается из вечера и утра. По этому поводу он пишет: «Мы предполагаем, что слова вечер и утро здесь символически означают границы качественно различных состояний бытия» [4, с. 90]. Такое «предположение» было бы оправдано, если бы оно не выбивалось из строгой логики Шестоднева. Мы видим, что о. Николай сперва решил символически трактовать слово «день», а затем оказался вынужден символически же трактовать «вечер» и «утро» каждого дня.

Войдя во вкус символического толкования, прот. Николай дерзает критиковать святоотеческое буквальное восприятие Шестоднева, называя его «наивным»: «Наивное религиозное сознание обычно представляет себе каждый акт творения как мгновенный, не задумываясь над тем, почему все-таки в Откровении говорится не о мгновениях, а о днях» [4, с. 86].

На самом деле, критика несправедлива. Святые отцы не путают мгновения и дни, но говорят о мгновенных актах творения в течение шести дней. Святитель Василий Великий: «Творец всяческих, изрекши слово Свое, мгновенно вложил в мiр благодать света. Да будет свет. И повеление стало делом» [1, с. 35]. Преподобный Ефрем Сирин: «Непозволительно говорить, будто бы, что по Писанию сотворено в продолжение шести дней, то сотворено в одно мгновение» [3, с. 210].

Отцу Николаю «вполне понятно, что не о наших календарных сутках идет речь в Библии, ибо бытописатель говорит о днях задолго до того, как сказал о солнце и о смене дня и ночи» [4, с. 87]. В этой фразе хромает и фактическое основание, и логическое построение.

Припомним, что бытописатель прежде повествует об отделении Богом света и тьмы (Быт. 1, 3), затем - о наречении света днём, а тьмы - ночью, (Быт. 1, 4), затем говорит о вечере и утре первого дня (Быт. 1, 5). Таким образом, в Библии «смена дня и ночи», точнее «ночи и дня», относится к самому первому дню творения. Далее эта смена лишь подтверждается, причём теми же самыми словами - и бысть вечер, и бысть утро - как до четвёртого дня, так же точно и после него. В отличие от прот. Николая Иванова, Библия не связывает появление чреды светлого и тёмного времени суток на Земле с Солнцем. Эта привычная для нас связь установилась лишь на четвёртый день. Из сказанного вытекает логический вывод, вполне противоположный тому, что делает о. Николай.

Пророк Моисей упоминает о днях-йомах при описании четырёх дней творения в том же смысле и контексте, как дни-йомы всех последующих суток. Если мы признаем, что после четвёртого дня длительность календарных суток-йомов регулируется Солнцем, то до четвёртого дня, согласно Библии, длительность таких же суток-йомов регулировалась без посредства светил. Никак не выглядит логичным делаемый о. Николаем вывод: «Следовательно, понимать йом в смысле земных суток невозможно» [4, с. 87]. Согласно библейскому повествованию, невозможно воспринимать Шестоднев иначе, приписывая дням-йомам произвольную неопределённую длительность.

В полном соответствии с этим писал преподобный Иоанн Дамаскин в «Точном изложении православной веры»: «От начала дня до начала другого дня - одни сутки, ибо Писание говорит: И бысть вечер и бысть утро, день един (Быт. 1, 5)» [5, с. 128].

5. О содержании библейского стиха Быт. 2, 4

Неправильным следует считать понимание прот. Николаем начала второй главы Книги Бытия. Вот что он пишет: «Во второй главе словом йом обозначено уже все время творения: Вот происхождение неба и земли, при сотворении их, в то время (йом), когда Господь Бог создал землю и небо» (Быт. 2, 4). В славянском тексте йом переводится в этом же месте словом день, а в русском - словом время» [4, с. 87].

Подробнее эту мысль прот. Николай раскрывает в главе 4 своей книги, названной им: «Единый «день» творения». Там он про стих Быт. 2, 4 пишет: «В этой фразе дни творения и созидания мiра объединены в одном йоме, обозначены как один день. Здесь выражается та мысль, что все творение представляет по сути единый творческий акт, воплощающий в бытие одну творческую мысль» [4, с. 139].

Но Святые отцы традиционно относили в этом библейском стихе слово йом не к шести дням-йомам творения, а к первому дню-йому, что подтверждает, в частности, греческий и славянский переводы Слова Божия.

Ясно пишет о четвёртом стихе второй главы Бытия преподобный Ефрем Сирин: «Всякий, слыша сие, должен разуметь, что, хотя Писание сказало уже, о днях творения, об освящении и благословении дня субботнего, но и по окончании дней творения снова обращается к повествованию о начале творения: сия книга бытия небесе и земли, то есть повествование о сотворении неба и земли, в онь же день сотвори Господь Бог небо и землю (Быт. 2, 4)» [3, с. 229]. Далее духоносный муж пишет об этом же месте Библии, что здесь Моисей говорит о том, «что было опущено и не изложено в повествовании о творении в первый день» [3, с. 230].

При поверхностном взгляде ошибка о. Николая в прочтении 4 стиха 2 главы Книги Бытия может показаться невинной и малозначимой - велика ли беда относить слово «йом» к первому дню творения или ко всему Шестодневу? Но оказывается, что от интерпретации этого места может зависеть все мiровоззрение человека. Для о. Николая в одной йоме содержится весь Шестоднев, то есть мiр прошёл все стадии развития от небытия до своего совершенства в течение этого самого дня-йома. Отец Николай заключает из этого, что библейский Шестоднев описывает эволюцию мiра, происшедшую в течение этого дня-йома.

Святые отцы 4 стих 2 главы книги Бытия относят к первому дню творения, и потому никакой эволюции в течение этого дня-йома не находят. Для церковных учителей этот стих свидетельствует вовсе не об эволюции творения, а, напротив, о мгновенности действия Божьей воли, Словом Своим творящей мiр. Как писал святитель Иоанн Златоуст: «Показав, в каком порядке сотворены вещи, - что сотворено прежде, что потом... что же говорит Писание?.. - что не существовавшее дотоле получило бытие и не бывшее явилось вдруг по слову и велению Его» [6, с. 95].

Можно сказать, что святоотеческое восприятие библейского Шестоднева сводится к двум главным принципам - мгновенности действия божественных повелений и последовательности этих действий Божиих в течение творческой седмицы. Православное Предание в этом вопросе единодушно, и оно вполне согласуется с Книгой Бытия. Книга же прот. Николая Иванова отрицает оба эти принципа и вместо ясного церковного учения предлагает нечто неудобовоспринимаемое.

«Мы можем представить себе дни творения как онтологически различные планы бытия, возникшие во времени, но долженствующие войти в вечность, разнородные по своим характеристикам, но существующие в одном общем дне - замысле бытия, существующие не просто в хронологической последовательности, а гармонической одновременной связи» [4, с. 41].

Кто бы объяснил, что это за «гармоническая одновременная связь» шести дней творения? Зачем понадобилось «замысел бытия» называть «одним общим днём», окончательно затуманивая и без того неправильное понимание автором этого библейского слова? Похоже, о. Николай пропускает Моисеево сказание о Шестодневе через мясорубку и получившийся перемешанный фарш называет «одним общим днем» творения.

Затруднительно иначе воспринять следующую мысль автора: «Диалектическая связь библейских дней в одном дне не упраздняет возможности их хронологической разновременности в проявлении» [4, с. 141].

Прот. Николай явно говорит, что «хронологическая разновременность» библейских дней творения есть всего лишь «возможность», которую он, диалектики ради, великодушно допускает. Другого выхода из лабиринта этой фразы мы не видим. Но такая мысль просто-напросто «диалектически» ниспровергает сам Шестоднев, допуская «возможность хронологической одновременности» дней творения. Странное и невразумительное богословие.

Из такого богословского сумбура и терминологической неопределённости вытекает следующий вывод автора.

«Были дни, то есть какие-то моменты времени, с которых начинались целые эпохи, когда во вселенной впервые вступали в силу те или иные ее законы. Был день, когда явился свет, и был день, когда явилось вещество. Был день, когда на Земле где-то впервые появилась жизнь. Должно быть, этому предшествовала целая эра, в течение которой накоплялись силы (условия), на основе которых она могла появиться» [4, с. 141].

Отец Николай подменяет стройный библейский Шестоднев полным хронологическим произволом. Согласно его толкованию, после одних дней творения «начинались целые эпохи», другим дням «предшествовала целая эра». Наконец, он снисходит до более привычной православному человеку мысли о том, что «был день, и может быть, это был обычный календарный день земли, когда в мiр впервые вошёл человек» [4, с. 142]. Снисходительное «может быть» не примиряет автора этих слов с православной богословской традицией. Сравним сказанное хотя бы с фразой: «Может быть, был день, когда родился Иисус Христос». В Божественном Откровении не встречается речевых оборотов типа «может быть».

Важно подчеркнуть, что эти умозаключения отца протоиерея основываются не на православном Предании и не на добросовестном прочтении Библии, но на рационально-критических рассуждениях «от ума». Не случайно в 4 главе книги, откуда взяты последние цитаты, нет ни одной ссылки на творения Отцов Церкви.

«Слова Книги Бытия, сводящие все разделённые вечерами и утрами дни в один день (Быт. 2, 4) - в еврейском тексте: йом; в греческом и славянском - день; в русском - время, выражают ту мысль, что все творение объединено в один целеустремлённый творческий процесс - процесс становления. Мiр развивается в своих формах и имеет своей целью совершенство. Таким образом, основным законом единого дня мiроздания, согласно картине творения, является развитие, на языке науки называется эволюцией» [4, с. 142].

Из одной маленькой ошибки в прочтении 4 стиха 2 главы Книги Бытия протоиерей Николай Иванов выводит фундаментальное заключение, совершенно лживое по своей сути - будто, согласно библейской картине творения, эволюция является основным законом мiроздания. На самом деле, в Священном Писании нет упоминания ни о каком «едином дне мiроздания», но говорится о шести таковых днях. Равно как нет в Библии упоминания об эволюции, но говорится о творческих актах Вседержителя.

6. Эволюция от амёбы до человека

О возникновении жизни на земле в третий день о. Николай пишет весьма специфически. Он приводит библейский текст стихов Быт. 1, 9-13. После этого, как бы абстрагируясь от приведенной цитаты Слова Божия, он утверждает: «Несомненно лишь то, что жизнь возникла на базе процессов развития форм материи, как об этом и говорится в Откровении» [4, c. 102].

В другом месте книги, после тех же приведенных библейских стихов о. Николай пишет следующее: «В день третий на Земле возникает живой организм - саморегулирующаяся система... Организм не только поддерживает свое существование, но и дает жизнь другим, тождественным ему организмам, выделяя зачатки их из самого себя. Так на Земле возникает первый поток живых существ. В дальнейшем организмы становятся все более и более совершенными - происходит эволюция жизненных форм» [4, сс. 112-113].

Поразительно, насколько комментарий не соответствует тексту первоисточника. Прот. Николай учит, что первоначально жизнь возникла в результате эволюции мертвой материи, и эта же последующая «эволюция жизненных форм» привела мiр к совершенству и разнообразию. Комментарий чисто безбожный. Библия говорит о происхождении растений в третий день иначе: И рече Бог... и бысть тако. В Библии об эволюции растительных видов не говорится даже намеком. В ответ на Божье повеление земля произвела каждый вид флоры по роду его. В книге «И сказал Бог...» искажается и содержание, и смысл Священного Писания.

Быть может, автор таких странных комментариев полагает, что наука с достоверностью решила вопрос о происхождении видов?

Нет, так о. Николай не думает. «Мы не знаем - пишет он - тайны происхождения видов. Палеонтология открывает нам только образцы существовавших видов. Как они трансформировались, как возникали новые виды - мы не знаем» [4, с. 113].

Итак, «мы не знаем», но мы верим в то, что виды «возникали» и «трансформировались». Речь идёт не про знание, но именно про веру. Причём, вера эта, во-первых, не библейская и не святоотеческая, а во-вторых, не научная. Излагаемая в книге «И сказал Бог...» концепция противоречит Божественному Откровению и не находит подтверждения в научных фактах. Другими словами, она, по сути, представляет собой разновидность религиозного суеверия, выраженного, правда, псевдонаучным и псевдо богословским языком.

Хотя основание бездоказательное, но вера в эволюцию у о. Николая несомненная. «Пути совершенствования и образования новых организмов, как конкретных ступеней на восходящей лестнице эволюции нам не известны... Но так или иначе, жизнь есть поступательное развитие, направленное к тому, чтобы создавать все более и более совершенные виды» [4, с. 115]. Пусть о. Николай, если может, лучше укажет хоть один растительный вид, который, по его мнению, был бы признан «несовершенным», требующим улучшения. Мы таких видов не знаем, но знаем, что под вечер третьего дня Творец осмотрел все появившиеся на Земле зеленые растения, и виде Бог, яко добро (Быт. 1, 12).

Переходя к описанию пятого дня творения, о. Николай обескураживает читателя утверждением о том, что наука палеонтология «подтвердила истинность библейского сказания о постепенном развитии жизни на земле» [4, с. 118]. В чем же научное подтверждение Откровения?

«Из числа позвоночных самыми первыми появляются рыбы, затем пресмыкающиеся, гигантские ископаемые - завры, только после них, как более совершенные по своей структуре, - птицы. Так возникла первая ветвь позвоночных» [4, с. 118]. Эту фразу можно рассматривать как описание одной из научных гипотез. Но о. Николай придаёт ей богословский смысл, когда увенчивает следующим перлом: «Именно такую картину постепенного возникновения живых существ бытописатель символически раскрывает перед нами как пятый день задолго до того, как о ней узнала наука» [4, с. 118]. Здесь каждый в праве с недоумением вопросить: как удалось о. Николаю в повествовании Моисея о пятом дне творения увидеть «именно такую картину постепенного возникновения» водных организмов? Где описана в Библии эта «первая ветвь позвоночных»?

В книге Бытия говорится иначе: И сотвори Бог киты великия, и всяку душу животных гадов, яже изведоша воды по родом их, и всяку птицу пернату по роду (Быт. 1, 21). Кого бы ни разуметь под китами великими - или, как пишет о. Николай Иванов, «рыб больших», или, как в переводе О. Штейнберга, «больших морских животных», или, как в переводе Д. Щедровицкого, «морских змей» - «драконов», или, как в переводе архим. Макария (Глухарева), «больших морских чудовищ» - бесспорно одно: согласно Библии не они, как первые из упомянутых, но воды произвели всяку душу животных гадов, равно как и всяку птицу пернату. Отец Николай приписывает Откровению Божию утверждение о том, что одни классы животных порождали другие. Но такого утверждения в Библии нет. Есть утверждение обратное: всех водных животных и птиц изведоша воды по родам их.

Точно таким же образом, говоря далее о шестом дне творения, прот. Николай приводит библейский текст, и тут же своим комментарием искажает его.

В книге Бытия говорится: И рече Бог: да изведет земля душу живу по роду, четвероногая и гады, и звери земли по роду. И бысть тако (Быт. 1, 24). Не растения, не вода и не водные обитатели - но земля получает Божье повеление извести душу живу по роду их. Сказано предельно ясно.

Отец Николай Иванов этого замечать не желает и снабжает данный библейский текст следующим комментарием.

«Биология и палеонтология говорят нам, что птицы произошли от пресмыкающихся и что выход части земноводных из моря и образование из них другой ветви позвоночных - млекопитающих - является большим скачком по ступеням эволюционной лестницы» (4, с. 122). Автор упорно навязывает читателю эволюционистскую картину животного мiра. Однако в Слове Божьем нет и намёка ни на какую очередную «ветвь позвоночных». Комментарий тенденциозный и не убедительный.

Любопытно отметить, что выдавая за истину описанную картину возникновения новых видов и родов, о. Николай проговаривается: «Происхождение млекопитающих не вполне ясно, ещё не найдены соответствующие переходные формы» [4, с. 123] !

Выходит, что вновь его комментарий Библии, с одной стороны, не соответствует тексту, а с другой стороны - научно не подтвержден. Что же остаётся от всех этих наукообразных рассуждений?

По справедливости говоря - ничего. Но автор этого не замечает, и с завидной убеждённостью подводит итог своей беспочвенной концепции.

«Сопоставляя теперь все дни творения, мы видим, что, прежде всего, возникло то, на основе чего могла появиться жизнь (первый, второй и первая половина третьего дней). Затем явились и самые формы жизни - сначала растительные, затем животные, причём последние опять-таки в порядке постепенного восхождения к совершенству. И все это в полном соответствии с палеонтологической летописью Земли» [4, с. 123].

Лишь дилетант может поверить в «полное соответствие» описанной схемы с данными палеонтологии. К примеру, согласно общепринятой геохронологии, в кембрийский период еще не появились основные виды наземных растений, но в морях уже жили трилобиты со сложно устроенными глазами. Так что, нет никаких оснований идеализировать якобы существующее совпадение научных данных с приведённой псевдобиблейской концепцией.

В эпиграфе к настоящей главе, взятом нами из современного школьного учебника по естествознанию, гораздо более резонным представляется не мудрёная речь специалиста палеонтолога, но искреннее удивление Антошки, недоумевающего о появлении новых видов: «Откуда же все они взялись?» Вместо чёткого ответа на этот принципиальный вопрос атеистический школьный учебник, как и богословский трактат прот. Николая Иванова отвечают нечленораздельным сумбуром.

Несколько подбадривает о. Николай читателя, утешая его тем, что «дело науки - отыскать переходные формы, если таковые существовали, исчислять те сроки, которые нужны были для перехода одного вида в другой» [4, с. 124]. Но тогда дело веры - определить прежде, а был ли вообще переход одних видов в другой, и стоит ли тратить время для поиска несуществующих переходных форм?

Венцом рассуждений об эволюции животных форм прот. Николая является вполне логично вытекающее утверждение о появлении человека: «Сотворением человека (человечества) как вершины творения заканчивается процесс космической эволюции» [4, с. 128].

Заметим, что последнее утверждение весьма уязвимо с точки зрения естественно-научных рассуждений, характерных для автора. В самом деле, где гарантия того, что завтра какой-нибудь новый вид насекомых или хордовых не «сэволюционирует» до нашего уровня или даже повыше? (Тема, плодотворная для писателей-фантастов.) Наша защита от подобных кошмарных предположений только в Слове Божии: Господь почи в день седмый от всех дел Своих, яже сотвори (Быт. 2, 2). Если уж Бог почи - то больше эволюции (слава Тебе, Человеколюбче!) не будет.

Однако, логика всей книги «И сказал Бог...» от этого рушится. Выходит, что мiр миллиарды лет эволюционировал, эволюционировал - а потом вдруг с появлением Адама прекращается всякая эволюция в природе. Это случается как-то неожиданно и непоследовательно.

Для православного святоотеческого представления ничего логически противоречивого здесь нет. Никакой эволюции ведь не было. Были шесть дней творения, по завершении которых Бог почи от всех дел Своих.

Для эволюциониста же внезапное прекращение развития после миллиардов лет эволюции материи - феномен необъяснимый. Но прот. Николай Иванов как бы не замечает этого. Он с восторгом пишет: «Если рассматривать человека как одно из звеньев всеобщей цепи эволюции, то он, как прекрасно выразился Тейяр де Шарден, есть пик высоты, достигнутый природой» [4, с. 137]. Не знаем насколько прекрасно это выражение основоположника телеологического эволюционизма - знаем, что оно не соответствует Библии и не выражает святоотеческого мировоззрения. Быть может, допуcтимо сказать, что «пик высоты, достигнутый природой» - это отрастивший себе шею жираф. Но человека создала не природа. Человека создал Бог: И сотвори Бог человека, по образу Божию сотвори его (Быт. 1, 27).

Литература:

1. Василий Великий, свт. Беседы на шестоднев // Творения Ч.1. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1900.

2. Еськов К.Ю., Смоктунович Т.Л., Бурский О.В., Вахрушев А.А. Земля и люди // Учебник по естествознанию 5 класс. «Баласс». М., 2000.

3. Ефрем Сирин, прп. Толкование на книгу Бытия // Творения. Т.6. Сергиев Посад, 1901, // Репринт: М., 1995.

4. Иванов Николай, прот. И сказал Бог..., Фонд «Христианская жизнь», Клин, 1997.

5. Иоанн Дамаскин, прп. Точное изложение православной веры. СПб, 1894. Кн.2, гл.12

6. Иоанн Златоуст, свт. Беседы на книгу Бытия. М.: Изд-во МП, 1993.