Эпоха прошедшего двадцатого столетия имеет достаточно противоречивую характеристику. С одной стороны она подарила миру множество достижений в различных областях научного знания, с другой стороны, происходившие в ней экологические, политические, военные, социальные и другие катаклизмы привели мировую общественность к кризису, который поставил человеческое сообщество на грань существования. Более того, возник вопрос проблематизации самого понятия «человек»: рубеж XX-XXI вв. обозначен кризисом антропоцентризма, объявлен неантропологической эпохой. В этом смысле актуальны слова современного философа о том, что «было время, когда одной из наиболее серьезных задач философии считалось доказательство бытия Бога; видимо, уже трудно сомневаться в том, что в наше время важнейшей задачей философии является доказательство бытия человека» [1, с. 34]. Этим объясняется рост антропологических исследований в разных отраслях современной гуманитарной науки. Именно сегодня в связи с кризисом человека ученых как никогда прежде стали волновать глубинные фундаментальные вопросы онтологии и основ духовно-нравственной экзистенции.
Антропологический кризис сегодня охватил все сферы жизнедеятельности человека и все социальные институты, в том числе институт семьи, который, будучи одной из важнейших составляющих человеческой культуры, малой Церковью или как говорили в Советское время «ячейкой общества», претерпел существенные изменения, затронув, прежде всего, интересы ребенка. Известно, что христианство открыло ценность детства как такового, когда Иисус Христос впервые за всю историю человечества уподобил сознание детей райскому блаженству, сказав своим ученикам, что, если они не очистят свою душу от греховных страстей, не обратятся и не будут как дети, то не войдут в Царство Небесное. Это означает, что спасения достоин тот человек, кто сохраняет в себе открытость для Бога и мира вокруг.
Однако детство как таковое сегодня также оказывается в глубочайшем кризисе, посему и привлекает пристальное внимание общественных и государственных организаций, ученых-гуманитариев всех стран. По словам Президента Республики Беларусь А.Г. Лукашенко, решение проблемы детства «является одной из самых главных составляющих социальной политики» нашей страны. «Последнее десятилетие ознаменовалось целым рядом негативных тенденций, связанных с ростом социального сиротства, детской преступности, бродяжничества, пьянства, наркомании» [2]. Эти слова руководителя нашего государства подтверждают факт редукции ценности детства в массовом сознании, о которой упоминает Христос в Евангелии.
Изучение проблемы детства в психологии и антропологии открыло такое понятие как эгоцентризм. Оно было введено французским ученым Ж. Пиаже, который, изучая особенности детского мышления и речи, открыл важнейшую специфику психологии ребенка, когда маленький человек воспринимает действительность сквозь призму себя самого, а также образов собственного воображения и окружения. Эгоцентризм ребенка проявляется в том, что он не в состоянии стать на точку зрения своего собеседника и потому строит свой речь для получения удовольствия или же для приобщения к своим действиям другого человека [3, с. 15]. Основы эгоцентрического мышления были заложены еще в эпоху Просвещения, когда впервые ребенка стали воспринимать как особый тип человека. Французский философ Ж.-Ж. Руссо в романе «Исповедь» с помощью формы повествования от первого лица изобразил внутреннюю жизнь героя. При этом автор обратил особое внимание на детский период жизни протагониста. В результате впервые в мировой культуре ребенок предстает как целостный антропогенный тип.
Более глубокое осмысление детства происходит в литературе эпохи романтизма, которая возникает как реакция на происходившую в конце XVIII - начале XIX вв. смену культурных матриц, наступившей в результате буржуазных революций в Англии и Франции. Радикальное изменение внешнего мира вызывает эскапистское желание современников отвернуться от непонятного и вызывающего смутную тревогу мира и уйти в мир воображаемой действительности. Одним из вариантов такого «ухода» романтикам представлялась детскость как состояние чистоты и непосредственности, противопоставленная рациональной взрослости. Это состояние уподобляется райскому блаженству Евангелия. При этом детскость представляется как некий утраченный и недостижимый идеал. Как подчеркивал Н.Я. Берковский, «романтизм установил культ ребенка и культ детства» [4, c. 31].
Одно из главных значений романтизма заключается в открытии мира душевных переживаний ребенка, фиксация его так называемого Эго, что оказало существенное влияние на последующие эпохи. Представление об эго ребенка восходит к учению о детской структуре личности Эрика Г. Эриксона, который, рассматривая невроз своих пациентов-детей, указывал на конфликт социального и соматического. В результате своего исследования Эриксон установил явную потребность ребенка-невротика быть принятым родителями и обществом в качестве полноценного человека. [5, c. 29] Анализируя феномен детской игры, Эриксон пришел к выводу о том, что «каждый ребенок создает собственную микросферу, маленький мир послушных игрушек, служащих тихой гаванью, которую он устраивает для того, чтобы возвращаться, когда у него возникает нужда в капитальном ремонте эго» [5, c. 30]. Своеобразию мира игрушек уподобляется мир душевных переживаний романтиков, с помощью текстового нарратива уносящий человека в мир созданных в воображении идеалов, которые также должны предоставлять возможность для внутренней регенерации и обновления. Вот почему термином «романтизм» (от франц. romantisme) еще в конце XVIII века было принято называть все необыкновенные фантастические явления или процессы, которые создаются автором в литературном произведении. Мир поэтических и прозаических образов романтиков и формируют так называемый эгоцентризм мира душевных переживаний, в который погружается как автор, так и читатель. Об этом свидетельствует к примеру, стихотворение Байрона «К музе вымысла»:
Проститься нелегко со снами,
Где жил я девственной душой,
Где нимфы мнятся божествами,
А взгляды их - как луч святой!
Где властвует Воображение,
Все краски дивные одев.
В улыбках женщин - нет уменья
И пустоты тщеславных дев!
(пер. В. Брюсова)
Развитие такого идеализированного романтического мировидения привело к тому, что сознание индивида создает эгоцентрическое представление о мире вокруг, где человек стремится к гедонистической самореализации и устроению комфорта вокруг себя, что в каком-то смысле можно соотнести с философией западноевропейского рационализма. Опасность романтизма заключается в том, что сознание человека усваивает только идеалы чувств и рациональные идеалы разума, отвергая значение духовно-нравственных ценностей. Поставив ребенка в центр мироздания, романтики сформировали так называемый детоцентризм - «ценностную ориентацию взрослых на социальное возвышение ребенка, предпочтение его интересов и потребностей» [6, c. 91]. Такое эгоцентричное бытие, основанное на концентрации субъективных переживаний, формирует незрелость и неготовность человека ко взрослой жизни, что приводит к задержке онтогенеза и несоответствию физиологического развития морально-психическому. В психологии такое явление «эмоционально-волевой незрелости» [7, с. 301] получило название социального инфантилизма (от лат. infantilis - детский). В. В. Абраменкова под этим понятием имеет в виду «формирование таких жизненных установок, при которых субъект избегает принятия ответственных решений в значимых ситуациях, возлагая «бремя выбора» и ответственность за его результаты на других людей, в частности, на родителей, близких [6, с. 91-92].
Позднее уже в XX веке на этом инфантилизме строится массовая культура, формирующаяся под влиянием различных форм девиантного поведения человека, в первую очередь детей и подростков. Об эгоцентризме и инфантилизме свидетельствуют так называемые подростковые и молодежные субкультуры - хиппи, панки, металлисты, сатанисты, эмо, готы и т.д. Все их объединяет протест против социальной несправедливости, приводящий к глубокой сосредоточенности человека на своих субъективных переживаниях, порожденных этими протестными настроениями.
Такие переживания характерны не только для детей и подростков, но и для любого человека, который сталкивается в своей жизни с определенного рода трудностями и, как говорит об этом христианство, скорбями - болезнью, смертью близкого человека, разного рода неблагополучиями, неутроенияними и т.д. Человек как правило больше всего страдает от собственных переживаний (св. Игнатий Брянчанинов). Простейшим примером эгоцентричного переживания является обида - отрицательная эмоция, связанная с жалостью к себе и вызванная оскорблением или огорчением. Обида возникает чаще всего вследствие несовпадения ожиданий, надежд с реальными представлениями человека. С точки зрения святоотеческой обида является обоюдным грехом, т.е. грешит тот, кто обижает другого, т.к. причиняет ему боль и тот, кто обижается, поскольку жалеет себя и погружается в мир своего «я», уходя от реальной действительности. Именно на обиде, на этом «уходе в себя» основано творчество многих рок-музыкантов. Так, например, в известной песне группы «Metallica» «Mama Said» отображены личные переживания ребенка, пытающегося найти свой жизненный путь самостоятельно без матери и в связи с этим протестующего против проявлений всякого рода материнских интенций. В частности там есть такие слова:
Metallica - Mama said (Мама сказала)
|
«Rebel», my new last name Wild blood in my veins Apron strings around my neck The mark that still remains I left home at an early age Of what I heard was wrong I never asked forgiveness But what is said is done |
«Бунтарь», мое новое имя Дикая кровь течет в моих жилах, Она подшучивает надо мной и, Это отпечаток. который все еще остается. Я ушел из дома в раннем возрасте Но то, что я слышал, было неверным. Я никогда не просил прощения, Но то, что сказано, то сделано. |
В конце песни ребенок возвращается домой, однако мать его никак не принимает. В основе песни положен факт биографии Джеймса Хейтфилда, солиста группы, поскольку его мать была связана с сектой «Христианская наука» и постоянно навязывала сыну свои псевдорелигиозные убеждения.
Обида как и многие другие субъективные переживания проявляется в том, что человек еще больше индивидуализируется, обособляется, целиком и полностью погружается в мир своих субъективных проблем, не желая проникаться чужими. Иногда эти переживания настолько одолевают человека, что он замыкается в них и становится неспособным прийти в нормальное состояние. Обусловлены эти переживания конституциональной интолерантностью (Э. Эриксон), т.е. внутренним несогласием человека с тем, что с ним (или с его близким) случилось. В христианстве такое онтологическое непринятие связано с недоверием высшему идеалу - Богу и является проявлением самолюбия, которое по словам св. Тихона Задонского «есть начало всех зол и бед на свете» [8, с. 106]. При отсутствии определенных онтологогических условий, это переживание превращается в уныние, а потом и в отчаяние. Примером проявления крайней степени отчаяния служит литературный образ Ипполита Терентьева в романе Ф. М. Достоевского «Идиот», который, будучи неизлечимо больным, находясь «в своей раздражительной обидчивости и получая от нее «чрезвычайное наслаждение» [9, Т. 8, с. 331], уже в свои восемнадцать лет совершает попытку самоубийства, чем доказывает свой постулат о том, что «люди и созданы, чтобы друг друга мучить» [9, Т. 8, с. 328], а не любить. Самоубийство становится действительно наивысшей степенью проявления эгоцентризма человека, поскольку в этом грехе человеческое несогласие, внушенное лукавым духом, целиком и полностью торжествует над Божественным созиданием. Об этом как раз и свидетельствуют романы Ф.М. Достоевского, в которых нераскаянные герои заканчивают жизнь самоубийством или по крайней мере совершают эту попытку - Свидригайлов, Кириллов, Смердяков и т.д.
Корень всех этих переживаний находится в самолюбивом себялюбии, которое по словам св. Игнатия Брянчанинова зародилось из-за того, что человек исказил исконное понятие любви к себе, поставив таким образом свое «я» на первое место.
Существует ли выход из эгоцентричных переживаний у человека? Если да, то каков он?
Христианство как раз и дает ответ на этот вопрос. Митрополит Иерофей (Влахос) в книге «Православная психотерапия» отмечает, что духовное «лечение человека заключается фактически в очищении ума, сердца, образа Божия, в возвращении ума к первородной и первозданной красоте» [10, с. 39]. Мир эгоцентричных переживаний распадается только тогда, когда человек преодолевает отчужденность (К. Маркс) бытия, т.е. угнетающее чувство оставленности, одиночества, которое в конечном итоге приводит человека к состоянию вечной смерти. Противоположным по значению является понятие «вненаходимости» (М.М. Бахтин), означающее способность человека увидеть себя со стороны, осознать, свои онтологические ошибки, раскаяться и принять бытие в его подлинной сущности. Со святоотеческой точки зрения данное состояние возможно обрести только в случае, если все три составляющие человека - дух, душа и тело - оказываются насыщенными и удовлетворенными. Чаще всего мы восполняем только тело, забывая про дух и душу. Душевный уровень может быть восполнен общением (душевной беседой) с другим человеком, способным явить некий личный пример множества добродетелей, среди которых не последнее место занимает преодоление себялюбия.
Т. А. Флоренская в книге «Мир дома твоего» ссылаясь на диалогическую концепцию М. М. Бахтина исследования творчества Ф. М. Достоевского утверждает, что человек может познать себя со стороны через диалог с себе подобным. Отсюда исходит потребность в обретении «вненаходимости», которая становится необходима не только для того, чтобы посмотреть на себя глазами другого [11, с. 53], но и для раскрытия образа Божьего в человеке [11, c. 411]. У Достоевского существует масса примеров, где человек познает себя в диалоге с другим. Так в романе «Подросток» диалог Аркадия Долгорукого со старцем Макаром и матерью Софией способствует его глубокому раскаянию и преодолению «подпольного комплекса», в результате чего герой решается на создание исповедальных записок - текста самого романа, где как раз и получает возможность увидеть свои поступки и оценить их со стороны уже не как их участник, а как писатель-наблюдатель. Другим более известным примером может послужить знаменитый эпизод исповеди Раскольникова Сонечке Мармеладовой в романе «Преступление и наказание», когда Сонечка читает Раскольникову отрывок из Евангелия от Иоанна о Воскрешении праведного Лазаря. По прочтении отрывка Раскольников раскаивается в содеянном убийстве старухи-процентщицы.
Духовный уровень человека может быть восполнен только посредством Богоообщения и духовного врачевания, достигнутое с помощью познания своей греховной немощи, своих страстей. Затем душа очищается с помощью таинства покаяния, а грехи - изымаются и уничтожаются как накопленная грязь, смытая с тела после долгого отсутствия гигиенических процедур. Последующее после покаяния соединение с Богом происходит в таинстве Святого Причащения. Как учит сам Спаситель, ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем (Ин. 6: 56).
Однако сами по себе таинства вне проявления любви являются лишь средством, в основу которого должна быть положена любовь Божия. Как сообщает святитель Григорий Палама, отказавшись от низких предметов, прилепившись любовью к лучшему и подчинившись ему, душа с помощью добрых дел и нравов просвещается, а «очистившийся, просвещенный и явно приобщившийся божественной благодати ум» видит самого себя «как другое» [12, c. 199], т.е. со стороны. Эта «другость» и есть Божественный свет, который постепенно входит в душу человека благодаря действию ума. Проявляя послушание закону Божию, душа мало-помалу выздоравливает, просвещается и вкушает вечной жизни [10, с. 116], преодолевая отчужденность небытия, равнозначному вечной смерти. Смыслом жизни для такого человека, преодолевающего состояние вечной смерти, является сам Иисус Христос и жизнь по его заповедям, основанным на любви к Богу и любви к ближнему. В этом по словам преп. Иустина Поповича заключается православный подвиг веры, когда «человек воскрешает себя из гроба эгоизма: эгоцентризм своего разума, эгоцентризм своей воли и сердца он побеждает христоцентризмом подвига веры» [13, с. 160].
Александр Вадимович Бабук, аспирант, Минск
Список использованных источников
1. Агацци, Э. Человек как предмет философии / Э. Агацци // Вопросы философии. - 1989. - N 2. - С. 24-35.
2. «Проблемы детства и государственная политика» [Электронный ресурс] // Общеаналитическая и рекламная газета «Вечерний Минск» - 2015 - 23 апреля - N 16 (12623) Режим доступа: http://www.vminsk.by/news/30/11879/ - Дата доступа: 28.04.2015.
3. Пиаже, Ж. Речь и мышление ребенка / Ж. Пиаже/ - М. : РИМИС, 2008. - 448 с.
4. Берковский, Н. Я. Романтизм в Германии / Н.Я. Берковский. - СПб., 2001. - 512 c.
5. Эриксон, Э. Детство и общество / Э. Эриксон ; пер. с англ. - СПб. : Ленато, АСТ, Фонд «Университетская книга», 1996. - 592 с.
6. Абраменкова В.В. Социальная психология детства ; Учебное пособие. / В.В. Абраменкова - это М. : ПЕР СЭ, 2008. - 431 с
7. Скобло, Г. Инфантилизм / Г. Скобло // Справочник по психологии детского и подросткового возраста. - Спб. : Питер, 1999. - 748 с.
8. Тихон Задонский свт. Таинство радости / свт. Тихон Задонский - М. : Никея, 2014. - 192 с.
9. Достоевский, Ф.М. Полное собрание сочинений в 30 т. / Ф.М. Достоевский - М.: Наука, 1972-1990 - 30 т.
10. Иерофей (Влахос), митрополит Православная психотерапия / митрополит Иерофей (Влахос) - СТСЛ, 2010. - 368 с.
11. Флоренская, Т.А. Мир дома твоего. Человек в решении жизненных проблем. / Т.А. Флоренская - М.: Русский Хронографъ, 2009. -480 с.
12. Палама Григорий Триады в защиту священно-безмолствующих / Григорий Палама - М. : Канон, 1995. - 384 с.
13. Иустин (Попович), преподобный. Философия и религия Ф.М. Достоевского. / преподобный (Иустин) Попович : Издатель Д.В. Харченко, 2007. - 312 с.
