Научная и политическая деятельность М.С.Грушевского в Казани в 1915 - 1916 гг.: проблема цивилизационного выбора

Во время Первой мировой войны Казань, благодаря своему важному географическому расположению и военно-стратегическому значению, превратилась в один из крупнейших перевалочных пунктов на пути следования многочисленных потоков военнопленных, беженцев и ссыльнопереселенцев.

Первая ощутимая волна беженцев докатилась до Казани летом 1915 г. - сначала в виде отдельных перемещённых лиц, а затем - и их больших групп. В основном это были жители западных окраин Российской Империи - русские, украинцы, белорусы, евреи, отчасти - поляки и представители прибалтийских народов (в частности, латыши). Часть из них двигалась дальше, часть на разное время оседала в Казани и Казанской губернии.(1)

Заметное место среди беженцев и ссыльнопереселенцев занимали украинцы, чему способствовали, в частности, эвакуация в Казань губернских и уездных учреждений Холмской губернии (во главе с Холмским губернатором Л.М.Савёловым), а также заметное присутствие «малороссов» в местной армейской среде.

При этом в их числе оказалось немало националистически настроенных и враждебных государственному строю Российской Империи элементов. Наиболее известной фигурой среди таковых являлся один из лидеров и идеологов украинского национального движения («украинства»), уроженец г. Холм, бывший профессор Львовского университета М.С.Грушевский (1866 - 1934), ставший впоследствии первым председателем Центральной Рады «Украинской Народной Республики» (УНР).

После ареста в Киеве, история которого подробно описана в целом ряде исследований, М.С.Грушевского, «как пропагандиста украинского сепаратизма и видного деятеля национально-демократической партии», постановлением главного начальника Киевского военного округа предписано было выслать в г. Симбирск «на время состояния местностей, из коих он выслан, на военном положении». 7 апреля 1915 г. за М.С.Грушевским по распоряжению департамента полиции МВД был учреждён гласный полицейский надзор.(2)

Однако в Симбирске он пробыл недолго. С помощью известного филолога и историка, профессора Императорского Петроградского университета А.А.Шахматова (1864 - 1920) М.С.Грушевский получил разрешение поселиться в Казани. 2 сентября 1915 г. он выехал из Симбирска. Вместе с М.С.Грушевским следовали его жена М.С.Вояковская и их дочь Екатерина. 4 сентября, по прибытии в Казань, он дал подписку казанскому полицмейстеру в том, что не должен никуда отлучаться из города без разрешения казанского губернатора и при переменах квартир заявлять об этом как полицмейстеру, так и соответствующим участковым приставам.(3) В тот же день за ним было установлено полицейское наблюдение.

В Казани М.С.Грушевский сначала проживал в номерах (гостинице) «Франция», расположенных в центре города на ул. Воскресенской (д. 33), а затем в Суконной слободе - на ул. Большой в «доме Леонтьева» (д. 29, кв. 7.).(4)

Ценным источником, дающим представление о казанском периоде жизни и деятельности М.С.Грушевского, является его переписка с академиком В.И.Вернадским (1863 - 1945) (впоследствии - первым президентом Украинской академии наук /УАН/), вместе со своими академическими коллегами ходатайствовавшим перед министром внутренних дел А.Н.Хвостовым о его переводе в Москву.

Из неё становится понятным, в частности, что сам М.С.Грушевский ни в коей мере не считал себя виновным и недоумевал по поводу своего ареста и высылки из Киева, утверждая, что этот «инцидент» был «не только тяжёлой и ничем [не] заслуженной несправедливостью» по отношению к нему, но и «величайшей глупостью с политической точки зрения». «Вообще истинное происхождение моей аферы, - писал он, в частности, В.И.Вернадскому из Казани в конце 1915 г., - остаётся для меня всё ещё неясным: была ли это со стороны киевской администрации уступка ненависти, которые питали ко мне киевские националисты (в том числе и «покаявшиеся» ныне [А.И.]Савенко и К°), или инициатива вышла от галицкого генерал-губернатора, действовавшего под влиянием львовских москвофилов, или даже (как некоторые усматривают) галицких поляков, тоже старавшихся использовать нынешнюю войну, чтобы подорвать украинское движение в Галиции».(5)

По словам М.С.Грушевского, преследование как его самого, так и лиц, которых сочли близкими ему, было «как будто на то и создано, чтобы поддержать «политику отчаяния», внушаемую украинцам врагами России - убедить в том, что с Россией у украинцев не может установиться никакого modus vivendi, что тут для них нет ничего, кроме непримиримого преследования, - до полного уничтожения, и возможность национ[альной] жизни украинцам может обеспечить только Австро-Германия».(6) При этом М.С.Грушевский указывал на то, что в последние годы его «систематически выживали из Галиции с австрофильской стороны», потому, что он «считался наиболее влиятельным противником австрофильского курса». Себя же М.С.Грушевский относил к направлению, которое «восставало против русофобства и всяких австро- и германофильских выходок». «Чистою ирониею судьбы, - недоумевал он в связи с этим, - является, что этому кружку вместе со мною пришлось подвергнуться преследованиям и карам именно со стороны русского правительства - и сейчас эти люди томятся в ссылке».(7)

Признавая справедливость ряда претензий М.С.Грушевского к российским властям (касающимся, главным образом, политики «деукраинизации» занятой российскими войсками Восточной Галиции), нельзя, однако, не обратить внимания на спекулятивный характер его «русофильства», что становится ясным, в том числе, из самой переписки с В.И.Вернадским. Призывая российские власти вырвать «украинскую карту» навсегда «из герман[ских] рук», М.С.Грушевский указывал на то, что сделать это можно только за счёт уступок в «украинском вопросе», что в условиях войны смахивало на шантаж.

«Если бы России удалось присоединить даже все закордонные украинские территории - что не очень легко, - писал М.С.Грушевский В.И.Вернадскому из Казани 3 января 1916 г., - и тогда, в таких условиях репрессий, Германия может создать со временем сильные и влиятельные экстерриториальные (загранич[ные]) украин[ские] организации. Австрия никогда серьёзно не интересовалась этим, «Малороссия» была ей не по зубам и не по дороге; для новой Балтийско-балкан[ской] империи продвижение к Чёрному морю на спинах Укр[аины] - задача очень соблазнительная - ответ на «борьбу с немец[ким] засильем» (которое не может быть даже искоренено секвестрами немец[ких] земель, а только оживлением украинства и силы сопротивления украин[ских] масс). Всё это очень серьёзно и повелительно требует от рос[сийского] правительства безотлагательного примирения с украин[скими] запросами».(8)

При этом взгляды М.С.Грушевского находили полную поддержку у В.И.Вернадского, являвшегося видным деятелем Конституционно-демократической партии. «Я считаю, - писал В.И.Вернадский М.С.Грушевскому 30 декабря 1915 г., - все меры, принятые по отношению к Вам, безрассудными и недопустимыми с русской государственной точки зрения, не только к Вам как к учёному, но и как к украинскому деятелю. Во всём, что Вы пишете мне об украинском вопросе, я с Вами совершенно согласен, с негодованием и ужасом слежу за безумной противогосударственной политикой русского правительства в украинском вопросе в настоящий момент. Но ведь это есть проявление общего положения дела, всей той противоречащей здравому смыслу и национальным интересам России политики [И.Л.]Горемыкина и К°, которая ведётся по отношению к Госуд[арственной] Думе, прогрессивному блоку, рабочим, Москве, общеземскому и городскому союзам, русскому обществу и в вопросах перевозок. Разве можно себе представить что-нибудь более противоречащее интересам России? Изменение придёт одновременно, и вряд ли можно сомневаться в том, что решение украинского вопроса в России, которое вытечет из хода истории, - и, я думаю, скоро, - будет гораздо ближе к Вашим указаниям, чем к теперешней политике чёрной сотни».(9)

В.И.Вернадский оказался точен в своих предсказаниях, однако парадокс заключается в том, что уступки в «украинском вопросе» лишь в ещё большей мере разогрели аппетиты националистически ориентированных «демократов». Наглядным подтверждением этому стали события, последовавшие после крушения в феврале - марте 1917 г. в России монархического строя и предоставления тех либеральных свобод и возможностей, которых добивался М.С. Грушевский и его единомышленники. Менее чем за год Украина (УНР) под его руководством прошла путь от провозглашения автономии в составе формально единого «демократического» государства до полной независимости, вооружённого конфликта с Россией и начала гражданской войны.

Как отмечал историк Н.И.Ульянов (1904/1905 - 1985) в своей известной книге «Происхождение украинского сепаратизма», увидевшей свет в Нью-Йорке в 1966 г.: «По отношению к России, [М.С.]Грушевский был сепаратистом с самого начала. Сам он был настолько тонок, что ни разу не произнёс этого слова, благодаря чему сумел прослыть в России федералистом типа [М.П.]Драгоманова. Даже летом 1917 года, когда образовалась Центральная Украинская Рада и тенденция её основателей ясна была ребёнку, многие русские интеллигенты продолжали верить в отсутствие сепаратистских намерений у [М.С.]Грушевского. Кое-кто и сейчас думает, что будь Временное Правительство более сговорчиво и не захвати большевики власть, [М.С.]Грушевский никогда бы не встал на путь отделения Украины от России. И это несмотря на то, что он летом 1917 г. выдвинул требование выделения в особые полки и части всех украинцев в действующей армии. Ещё в 1899 г., в Галиции, при создании «Национально-Демократической Партии», он включил в её программу тезис: «Нашим идеалом должна быть независимая Русь-Украина, в которой бы все части нашей нации соединились в одну современную культурную державу». [...]

Всё, что происходило на Украйне в годы революции, имело своим источником львовскую выучку [М.С.]Грушевского. Он больше, чем кто-либо, оказался подготовленным к руководству событиями 1917 г. в Малороссии».(10)

Неискренняя манера М.С.Грушевского маскировать свои истинные взгляды и национал-сепартистские планы под «русофильство» и даже «верноподданничество» прослеживается во многих поступках казанского периода его деятельности. Уже в советское время, когда М.С.Грушевским заинтересовался Киевский окружной отдел ГПУ, «всплыл» один «неприятный» эпизод, характеризующий эту черту его поведения.

В секретном документе, датированном 17 ноября 1928 г., со слов академика В.Н.Перетца (1870 - 1935) сообщалось о том, что ещё в 1914 г. после ареста М.С. Грушевского А.А.Шахматов обратился к президенту Императорской Санкт-Петербургской Академии наук (ИС-ПАН) Великому князю Константину Константиновичу (1858 - 1915) с просьбой об облегчении его участи. «Тогда Константин Константинович, - сообщалось в нём, - заявил [А.А.]Шахматову, что он напрасно беспокоится о [М.С.] Грушевском, так как у него самого есть от [М.С.]Грушевского письмо. С этими словами он вынул письмо [М.С.]Грушевского и прочёл его. В этом письме [М.С.]Грушевский писал, что он всегда стоял за единую неделимую, что он человек правых убеждений, что он никогда не думал о сепаратизме, что он был всегда и теперь является верным престолу и проч. [...] О том, что [М.С.]Грушевский написал письмо такого характера, киевским украинским кругам стало известно в 1917 г. и [это] произвело на них неблагоприятное впечатление».(11)

Именно благодаря активному заступничеству А.А.Шахматова, М.А.Дьяконова и А.С.Лаппо-Данилевского, сдобренному письменными «клятвами» в верности престолу и Российской Империи, М.С.Грушевский и был выслан в Симбирск (откуда потом переведён в Казань, а затем - в Москву), а не в Томскую губернию, как первоначально предполагалось.

С Казанью у М.С.Грушевского в значительной мере были связаны надежды на продолжение активной научной и политической деятельности. Однако в силу ряда причин они оправдались лишь отчасти. Помимо гласного полицейского надзора, это оказалось связано с условиями проживания М.С.Грушевского и его семьи.

«Казанский климат, - писал он 12 марта 1916 г. В.И.Вернадскому, - очень приходится нам не ко двору, я и семья моя совсем изболелись, я не выхожу из повышенной температуры, временами переходящей в острую инфлуенцу, и это при ослабленном моём здоровье и нервной системе очень меня угнетает, а к этому невозможность никакой планомерной работы и т.д. Сейчас начинается весна, самое нездоровое время года, не знаю, как быть, как устраиваться, чего ожидать. Зиму провели на отчаянной квартире, так как застали город переполненным, да и сейчас надежд мало: город плохой, за порядочные квартиры держатся руками и ногами; а в Киеве квартира стоит порожней, и только налог за неё платим».(12)

На нездоровый климат и тяжёлые условия жизни в Казани М.С.Грушевский жаловался также А.С.Лаппо-Данилевскому, А.А.Шахматову и другим.(13) Однако, как свидетельствует доктор исторических наук В.Е.Мельниченко, подробно изучивший «ссыльнопереселенческий» период жизни М.С.Грушевского, в Казани тот вовсе не пребывал в депрессивном состоянии, а напротив - активно претворял в жизнь свои «украинофильские» планы. В подтверждение этого он ссылается, в частности, на письмо М.С.Грушевского А.М.Горькому из Казани от 17 августа 1916 г., в котором нет ни одной жалобы на бытовые, повседневные проблемы и трудности, зато прослеживается большое желание «творить, писать, бороться».(14)

Одновременно В.Е.Мельниченко указывает на то, что в Симбирске и Казани М.С. Грушевский занимался обработкой популярного курса «Всемирной истории» и подготовкой очередного VIII тома «Истории Украины-Руси», писал статьи для газет и журналов (в том числе, для «Украинской Жизни»). В Казани он списался с московским «Издательством М. и С. Сабашниковых» по поводу переиздания своей работы «Культурно-национальное движение на Украине в XVI - XVII веках», впервые увидевшей свет в 1912 г. Позднее М.С.Грушевский вспоминал также, что в Симбирске и Казани он думал об издании украинских переводов работ классиков мировой литературы, мечтал об издании украинских произведений «старших часів».(15)

В условиях гласного полицейского надзора подобный уровень активности М.С.Грушевского достигался почти исключительно за счёт сочувствия и поддержки со стороны либеральной интеллигенции и чиновничества. При этом, как мне представляется, «укрофильство» многих из них являлось не глубоко осмысленной позицией, а частью общего оппозиционного настроя, предполагавшего поддержку любого направления, критиковавшего и подрывавшего тогдашний общественно-политический строй.

Большое понимание и сочувствие идеологии «украинства» М.С.Грушевский обнаружил у А.М.Горького, сокрушавшегося по поводу того, что «украинский вопрос действительно «жуткий»«, а его «ненормальное положение уродливо искривляет жизнь не только украинского, но и великорусского общества». На это М.С.Грушевский с благодарностью отреагировал словами: «Я очень ценю, что именно Вы, Алексей Максимович, занялись украинским вопросом. Я с огромным интересом слежу за Вашими произведениями последних лет и вижу, насколько тесно и непосредственно связано с тяжёлым Вашим настроением, с самыми кровными Вашими переживаниями Ваше теперешнее общественно-политическое устремление и как органически из этого вырастает Ваш интерес к украинству».(16)

Находясь в Казани, помимо вышеназванных В.И.Вернадского, А.М.Горького, А.С.Лаппо-Данилевского и А.А.Шахматова, М.С.Грушевский переписывался с жившим и работавшим в столице на различных чиновничьих должностях общественным и политическим деятелем П.Я.Стебницким (1862 - 1923), ставшим впоследствии генеральным комиссаром по делам Украины в Петрограде, а потом - министром народного образования (просвещения) Украины. В письме П.Я.Стебницкому из Казани от 14 января 1916 г. М.С.Грушевский называл его своим «самым аккуратным» информатором.(17) Среди его корреспондентов были также академик Петербургской Академии наук М.А.Дьяконов (1855/1856 - 1919), публицист и историк литературы С.А.Ефремов (1876 - 1939), ставший впоследствии генеральным секретарём по делам национальностей УНР, и другие.

Известно, что по приезду в Казань М.С.Грушевский обратился к ректору Императорского Казанского Университета (ИКУ) Г.Ф.Дормидонтову с просьбой разрешить ему пользоваться университетской библиотекой. Однако тот решил согласовать этот вопрос с губернскими властями и 16 сентября 1915 г. направил секретный запрос Казанскому губернатору П.М.Боярскому, в котором писал: «Доктор русской истории М.С.Грушевский обратился ко мне с прошением о разрешении ему пользоваться книгами из библиотеки Университета.

Так как никаких данных о личности и подданстве г. Грушевского у меня не имеется, то этим прошением я поставлен в затруднение. Отказывать в пользовании Университетским книгохранилищем доктору русской истории в виду существующих в учёной среде обычаев более чем неудобно; дать же разрешения я опасаюсь, не зная, не принадлежит ли г. Грушевский к числу лиц, проживающих в Казани не добровольно и находящихся под наблюдением полиции. Это обстоятельство вынуждает меня обратиться к Вашему Превосходительству с просьбой сообщить мне в возможно скором времени, имеются ли у Вашего Превосходительства какие-либо сведения о проживающем сейчас в Казани докторе русской истории М.С.Грушевском и нет ли каких препятствий к разрешению ему пользоваться книгами из Университетской библиотеки».(18)

21 сентября 1915 г. Главноначальствующий губернии сообщил ректору ИКУ Г.Ф.Дормидонтову о том, что М.С.Грушевский находится под гласным надзором полиции.(19) Как отреагировал на это Г.Ф.Дормидонтов, остаётся только догадываться. В 2005 г. председатель (голова) Нижнекамской национально-культурной автономии «Украинское товарищество «Вербиченька»« Е.В.Савенко указывал, что «ответа нет ни в деле профессора [М.С.]Грушевского, ни в архиве университета», не найден и его читательский формуляр в библиотеке последнего.(20)

Однако некоторые обстоятельства дают возможность предположить, что в любом случае проблем с пользованием фондами библиотеки ИКУ и другими местными архивами и книгохранилища у М.С.Грушевского не было.

Известно, что в Казани он тесно сошёлся с местной профессурой и, в первую очередь, с известным историком - членом-корреспондентом Петербургской Академии наук, профессором ИКУ К.В.Харламповичем (1870 - 1932), который впоследствии - в 1919 г. - стал академиком УАН. Кроме того, М.С.Грушевский был знаком, по его же словам, с «одним из авторитетнейших здешних врачей, заслуж[енным] профессором А.Н.Казем-Беком» (1859 - 1919), выдавшим М.С.Грушевскому медицинское свидетельство, которое тот предполагал использовать в качестве аргументации своего прошения о разрешении на переезд в Москву.(21)

С учётом этих и других покровительствующих знакомств у М.С.Грушевского вряд ли могли возникнуть серьёзные проблемы с доступом к казанским книгохранилищам и архивам. «Как бы то ни было, - отмечает Е.В.Савенко, - в переписке с родными профессор признаётся, что материалы по истории местного края, особенно в области управления, как тогда говорили, инородным населением, добытые им в Казани, произвели на него большое впечатление. На иную информацию городские архивы весьма скупы».(22)

Очевидно, что само содержание казанских архивов и библиотек, по сравнению со столичными, оставляло желать лучшего. Так, например, в 1916 г. М.С.Грушевский писал В.И.Вернадскому из Казани: «Так тяжело, что трудно и сказать. Сгораешь попросту. Напрасно силишься отвлечься от этих мучительных мыслей. Трудно создать настроение для работы и трудно что-нибудь найти такое, что можно сделать в этих условиях. Вот подобралась интересная тема - происхождение терминов «Великая, Малая и Белая Русь», они ведут своё начало от титула 1655 г. До сих <пор> не обследовано, как сложился этот титул. Кое-что у меня собралось, но нужно бы поискать в архивах».(23)

Продолжая разрабатывать идеологию «украинства», подчёркивающую различия исторического пути и цивилизационного выбора «украинского племени» и «московитов», М.С.Грушевский писал А.А.Шахматову, что: «Теперь только мне пришлось увидеть насколько украинские изучения стоят особняком от русской науки и как мало последние с ними соприкасаются».(24) В этом духе разрабатывал он в Казани и вышеозначенную «терминологическую» тему, подгоняя её под свою историко-идеологическую концепцию.

«Между прочим, - анонсировал, в частности, М.С.Грушевский А.А.Шахматову идею своей новой статьи, - выходит у меня статейка: «Великая, Малая и Белая Русь», Царский титул 1655 г. и происхождение этого трёхчленного термина. Раньше был, около 1 ½ года, титул Великая и Малая России, поднесённый так сказать Украиной при присоединении и сымпровизированный из метропольичьего титула. Затем в сентябре 1655 года был дополнен довольно неожиданно - формула включала в себя и то, что получило обозначение Белой Руси, а Белая Русь и обозначала Русь Московскую. По-видимому, эта импровизация была продиктована политическими мотивами. Я, разумеется, не могу всего этого выяснить - для этого нужны архивные справки, и рукописный материал, которого у меня тут нет».(25)

Всё это является подтверждением вывода Н.И.Ульянова о том, что: «Академический мир тоже относился к украинской пропаганде абсолютно терпимо. Он делал вид, что не замечает её. В обеих столицах, под боком у академий и университетов, издавались книги, развивавшие фантастические казачьи теории, не встречая возражений со стороны учёных мужей. Одного слова таких, например, гигантов, как М.А.Дьяконов, С.Ф.Платонов, А.С.Лаппо-Данилевский достаточно было, чтобы обратить в прах все хитросплетения [М.С.]Грушевского. Вместо этого, [М.С.]Грушевский спокойно печатал в Петербурге свои политические памфлеты под именем историй Украины. Критика такого знатока казачьей Украины, как В.А.Мякотин, могла бы догола обнажить фальсификацию, лежавшую в их основе, но [В.А.]Мякотин поднял голос только после российской катастрофы, попав в эмиграцию. До тех пор, он был лучший друг самостийников.

Допустить, чтобы учёные не замечали их лжи, невозможно. Существовал неписанный закон, по которому за самостийниками признавалось право на ложь. Разоблачать их считалось признаком плохого тона, делом «реакционным», за которое человек рисковал получить звание «учёного жандарма» или «генерала от истории». Такого звания удостоился, например, крупнейший славист, профессор киевского университета, природный украинец Т.Д.Флоринский».(26)

Одновременно с научно-идеологическими изысканиями, М.С.Грушевский предпринимал усилия для того, чтобы собрать в Казани близких себе по духу украинских общественных деятелей, учёных и публицистов. Известно, в частности, что он обращался к известному своим либерализмом непременному секретарю ИС-ПАН, академику С.Ф.Ольденбургу (1863 - 1934), ставшему впоследствии министром народного просвещения Временного правительства, с просьбой о том, не найдёт ли он возможным «посодействовать переводу в Казань разных учёных и литераторов из высланных галичан, как уже админ[истрация] собрала сюда разных военнопленных профессоров и т.д.».(27)

Особо при этом М.С.Грушевского волновала судьба австрийского подданного И.Н.Лызановского (Лизановского), состоявшего студентом Львовского университета, а затем при посредничестве М.С.Грушевского перебравшегося в Киев и ставшего там секретарём и корректором «Лiтературно-Наукового Вiстника». В известной мере по вине М.С.Грушевского его выслали в Томскую губернию, откуда тот его и пытался вызволить.(28)

К сожалению, вопрос о контактах М.С.Грушевского с находящимися в Казани украинцами до настоящего времени остаётся не прояснённым. В.Е.Мельниченко вскользь упоминает о том, что к М.С.Грушевскому заезжали его сторонники, в частности, из числа молодёжи, - например, один студент по фамилии Пелашенко.(29) При этом местное полицейское начальство, препровождая М.С.Грушевского из Казани в Москву, отмечало, что за время своего пребывания здесь он ни в чём недозволенном замечен не был.

Однако, учитывая повышенную концентрацию украинцев в переполненной народом Казани, трудно себе представить, что М.С.Грушевский не был вовлечён в постоянное общение с ними. Другое дело, что само приезжее «украинство» было крайне неоднородным по своему составу, и столь близкие ему по духу «галичане» отнюдь не играли тогда в его среде главную роль. Когда после февральско-мартовской революции 1917 г. в Казани под влиянием событий в юго-западных областях России начался бурный процесс «самоопределения» малороссийского элемента, из него тут же выделились различные «земляческие» и политические группы. Показательно при этом, что в публиковавшихся в 1917 г. в казанских газетах объявлениях и отчётах о митингах и собраниях иногда отдельно фигурировали «холмщане» («холмчане»), «украинцы», «украинцы-галичане», «Украина», «Украина-Холмщина» и т.д.(30) Следует предположить, что тем более до революции М.С.Грушевскому было не столь уж и просто найти в Казани единомышленников среди «недораспропагандированной» на предмет грядущей «украинской самостийности» разношёрстной малороссийской массы, вследствие чего он и пытался организовать сюда приезд «галичан».

Вместе с этим, М.С.Грушевского раздражала неспособность представителей российских «прогрессивных кругов» перейти в решении «украинского вопроса» от слов к делу. «Парламентские круги, считавшиеся союзными, - сетовал он в 1916 г. в письме В.И.Вернадскому из Казани, - вычеркнули националь[ный] вопрос вообще из своей тактики.

Всё это очень печально и опасно последствиями, но, по-видимому, тут ничего не поделаешь. Рус[ская] политика в широком смысле - от правительства до Думы, прессы и т.д. - делает всё, чтобы испортить всё в этом вопросе - и в такой действит[ельно] исключительный момент. Я ошибся не только в рус[ском] правит[ельстве], в котором всё-таки не предполагал такой бесконечной неспособности оценить положение, но и в прогрес[сивных] политич[еских] кругах, и могу только бесплодно скорбеть или раздражаться. Политика сотруднич[ества] с прогрессив[ными] русскими партия[ми] компрометируется самым жестоким образом, и не только мне, изъятому из употребления, но и всем вообще, державшимся этой тактики, придётся, вероятно, отойти к сторонке и заняться каким-либо более невинным занятием».(31)

Понимая, по-видимому, что политика российских властей способна нанести непоправимый урон «украинству», М.С.Грушевский всеми силами старался повлиять на «прогрессивных» депутатов Государственной Думы четвёртого созыва, чтобы они занялись «украин[скими] репрессиями - высланцами и всем прочим», убеждая, в частности, В.И.Вернадского и через него остальных, что «промедление смерти подобно». При этом М.С.Грушевского сильно раздражал не только обычный, но и политический климат Казани: «Тут ужасно глухо, - писал он 14 марта 1916 г., - ничего нельзя знать, живёшь как на другой планете».(32)

По меткому выражению Н.И.Ульянова, «главным делом жизни этого человека, над которым он неустанно работал, был культурный и духовный раскол между малороссийским и русским народами».(33) Продолжал он этим заниматься и в полуазиатской Казани.

Во время пребывания в Казани М.С.Грушевскому удалось убедить своих многочисленных влиятельных заступников в том, что местные «невыносимые» условия ставят под угрозу не только его научную работу, но самою жизнь и жизнь его родных. За перевод М.С.Грушевского из Казани в Москву перед министром внутренних дел А.Н.Хвостовым ходатайствовали все шесть членов Государственного Совета от ИС-ПАН и университетов Д.Д.Гримм, В.И.Вернадский, М.М.Ковалевский, И.Х.Озеров, А.А.Васильев и С.Ф.Ольденбург.

В соответствии с прошением М.С.Грушевского, командующим войсками Московского военного округа ему разрешено было «перейти на жительство в г[ород] Москву». 9 сентября 1916 г. М.С.Грушевский выбыл из Казани в первопрестольную, где и проживал до февральско-мартовской революции 1917 г., после которой триумфально вернулся в Киев.(34)

Таким образом, с учётом всего вышеизложенного можно утверждать, что непродолжительный казанский период жизни и деятельности М.С.Грушевского оставил свой след в разработке им антироссийской по своей сути идеологии «украинства» и подготовке обоснования для будущей «самостийности» суррогатной УНР, просуществовавшей самое непродолжительное время.

Любопытно при этом, что почти через девяносто лет «казанская эпопея» М.С.Грушевского, от которой у него остались исключительно негативные впечатления, была увековечена в бронзе. По инициативе председателя (головы) Нижнекамской национально-культурной автономии «Украинское товарищество «Вербиченька»« Е.В.Савенко, поддержанной министерством культуры РТ и исполнительным комитетом муниципального образования г. Казань, было принято постановление Кабинета министров РТ N 190 от 17 апреля 2006 г. «Об установлении мемориальной доски на здании дома N 15/25 по ул. Кремлёвской в г. Казани». Согласно ему, предписывалось установить на доме, где ранее располагались номера (гостиница) «Франция», мемориальную доску с текстом на татарском, русском и украинском языках: «В этом доме в 1915 г. жил первый Президент Украинской Народной Республики Михаил Грушевский», а также предложить руководству располагавшегося тогда в нём ООО «Отель Джузеппе» «оформить один из холлов фотографиями и документами М.Грушевского».

Своё благословение на работу по созданию мемориальной доски дал последний Президент УНР «в экзили» (изгнании), глава «Организации украинских националистов» Н.В.Плавьюк (1925 - 2012), а средства на них поступили от председателя Совета «Объединения украинцев России» В.М.Думы. Торжественное открытие мемориальной доски работы скульптора М.М.Гасимова, приуроченное к 140-летию М.С. Грушевского, состоялось 16 сентября 2006 г. с участием чрезвычайного и полномочного посла Украины в Российской Федерации О.А.Дёмина и первого заместителя премьер-министра РТ, председателя наблюдательного совета АО «Укртатнафта» Р.Ф.Муратова, после чего в «Доме дружбы народов Татарстана» прошла конференция «Михаил Грушевский. Его личность в украинской и мировой истории».

При этом инициатива по увековечению в Казани памяти М.С.Грушевского и открытие мемориальной доски в его честь, что вполне понятно, получили неоднозначную оценку общественности и средств массовой информации.(35)

Игорь Евгеньевич Алексеев, кандидат исторических наук (г. Казань)

Тезисы выступления на Всероссийской научно-практической конференции «Цивилизационный выбор народов России» (г. Казань, 27 - 28 марта 2015 г.), организованной Институтом востоковедения Российской Академии наук, Казанским (Приволжским) федеральным университетом, Казанской православной духовной семинарией, Российским исламским институтом, Отделением Российского исторического общества в Казани и Обществом востоковедов России.

Сноски:

(1) См., например: Алексеев И. Восточно-славянский транзит (национально-культурная и общественно-политическая жизнь белорусских и украинских беженцев в освещении казанской прессы)// Актуальное национально-культурное обозрение. - 2004. - N 1 (9). - С. 48 - 50.

(2) Срок производства надзора надлежало считать с 14 февраля 1915 г. (См.: Национальный архив Республики Татарстан /НА РТ/. Ф. 1. Оп. 6. Д. 978. Л. 13 и об.)

(3) См.: Мельниченко В. Михайло Грушевський: «Я оснувався в Москвi, Арбат 55». - Москва: Видавництво «ОЛМА-ПРЕСС», 2005. - С. 162 - 164.

(4) См.: Там же. - С. 164 - 165.

(5) Володимир Iванович Вернадський. Листування з украïнськими вченими. [Текст]. Кн. 1: Листування: А - Г/ НАН Украïни, Нац. б-ка Украïни iменi В.I.Вернадського, Iн-т iсторiï Украïни, Комiс. НАН Украïни з наук. спадщини акад. В.I.Вернадськаго, Архiв РАН; ред. кол.: А.Г.Загороднiй, О.С.Онищенко (голова), В.А.Смолiй, В.Ю.Афiанi [та iн.]; уклад.: О.С.Онищенко, Л.А.Дубровiна, С.М.Киржаєв [та iн.]. - Київ, 2011. - С. 751. - (Вибранi наук. пр. акад. В.I.Вернадського, т. 2).

(6) См.: Там же. - С. 752.

(7) Там же.

(8) Там же. - С. 755.

(9) Там же. - С. 749 - 750.

(10) Ульянов Н.И. Происхождение украинского сепаратизма/ Репринт. воспроизведение текста 1966 г. - Москва: Издательство «ИНДРИК», 1996. - С. 240.

(11) Пристайко В., Шаповал Ю. Михайло Грушевський і ГПУ - НКВД. Трагічне десятиліття: 1924 - 1934. - Київ: Видавництво «Україна», 1996. - С. 223 - 224.

(12) Володимир Iванович Вернадський. Листування з украïнськими вченими. [Текст]. Кн. 1: Листування: А - Г. - С. 756.

(13) См.: Мельниченко В. Указ. соч. - С. 165.

(14) См.: Там же. - С. 166.

(15) См.: Там же. - С. 167 - 168.

(16) Цит. по.: Там же. - С. 167.

(17) См.: Там же. - С. 152.

(18) НА РТ. Ф. 1. Оп. 6. Д. 978. Л. 9.

(19) См.: Там же. Л. 10 и об.

(20) См.: Савенко Е. Миссия Грушевского// Республика Татарстан. - 2005. - N 175 - 176 (25511) (2 сентября).

(21) См.: Володимир Iванович Вернадський. Листування з украïнськими вченими. [Текст]. Кн. 1: Листування: А - Г. - С. 759.

(22) Савенко Е. Указ. соч.

(23) См.: Володимир Iванович Вернадський. Листування з украïнськими вченими. [Текст]. Кн. 1: Листування: А - Г. - С. 760.

(24) Цит. по: Мельниченко В. Указ. соч. - С. 165.

(25) Цит. по: Там же. - С. 165 - 166.

(26) Ульянов Н.И. Указ. соч. - С. 274 - 275.

(27) См.: Володимир Iванович Вернадський. Листування з украïнськими вченими. [Текст]. Кн. 1: Листування: А - Г. - С. 759.

(28) См., например: Там же. - С. 753, 754, 757, 758.

(29) См.: Мельниченко В. Указ. соч. - С. 168.

(30) См., например: Камско-Волжская Речь. - 1917. - NN 92 (29 апреля), 96 (4 мая).

(31) Володимир Iванович Вернадський. Листування з украïнськими вченими. [Текст]. Кн. 1: Листування: А - Г. - С. 759.

(32) Там же. - С. 757.

(33) См.: Ульянов Н.И. Указ. соч. - С. 240 - 241.

(34) См.: НА РТ. Ф. 1. Оп. 6. Д. 978. Л. 16.

(35) См., например: Черняева Е. Президент Украины жил в Казани// Звезда Поволжья. - 2004. - N 5 (5 - 11 февраля).; Савенко Е. Указ. соч.; Варламова П. Из жизни досок в Казани (Или чем первый император России хуже первого президента Украины?...)// Информационно-аналитическая служба «Русская народная линия» [Электрон. ресурс]. - Режим доступа: http://ruskline.ru/analitika/2006/09/16/iz_zhizni_dosok_v_kazani/

Иллюстрация:

Мемориальная доска на доме в Казани, где в 1915 г. проживал М.С.Грушевский.