По «заслугам» перед партией большевиков не сопоставимо сравнение боевика, каторжанина, военного комиссара, командира боевой дружины Верх-Исетска П.З.Ермакова и знакомого не с маузером, а лишь с пером журналиста, «Комиссара Типографии» Я.М.Свикке. Выражение же «латышский Ермаков» принадлежит «эксперту-криминалисту» Ю.А.Жуку, посвятившему немало страниц в своих книгах Свикке - этому, скорее «латышскому Мюнхаузену», чем любившему «прихвастнуть» Ермакову. Именно растиражирование «подвигов» Свикке способствовало широкой известности его в материалах по теме Царского Дела, включая монографию известного уральского историка И.Ф.Плотникова.
Несомненно, Ян Мартынович Свикке (1885 -1976) в свое время задался целью прославиться, стать широко известным человеком - «комиссаром в пыльном шлеме» и «безжалостным чекистом», руководившим расстрелом в Ипатьевском доме и своего добился. Правда, известность, имеющая прямое сходство со славою барона Мюнхаузена, пришла к нему уже после ухода в мир иной, но в этом его собственная вина: при жизни он не рискнул опубликовать ни одну из своих рукописей. И это не случайно, потому что были еще живы люди, которые могли вывести на «чистую воду», обладающего буйной фантазией «Комиссара Типографии Штаба Уральского Военного Округа» - единственной в его «славной» биографии должности, подтвержденной документально. Подлинник этого документа, вместе с его рукописью «Воспоминания о трех заговорах на Урале», хранится в фондах Военного музея Латвии (Жук Ю.А. Гибель Романовых. По следам неразгаданных тайн. М.: Вече, 2009. С. 195).
«Виновниками» молчания Я.Свикке, начавшему в 1957 году писать, что называется «в стол», на тему событий на Урале в 1918 году, были участники расстрела чекисты М.А.Медведев (Кудрин), умерший в 1964 году и, на год его переживший, Г.П.Никулин. Не случайно, после смерти бывшего работника «славных органов» полковника, персонального пенсионера Медведева (Кудрина), живший в Москве с 1919 года Свикке, в 1964 году рискнул встретиться с журналистской С.В.Ильичевой, занимающейся поиском «героев» октябрьского переворота и гражданской войны. Он показал ей «бумагу, выданную на имя комиссара Родионова, командира Отряда особого назначения» и рассказал, что «работает над книгой воспоминаний... «Ясные дали великого пути»... о наиболее важных событиях произошедших за его долгую жизнь» (Там же. С. 202).
Еще до встречи с журналистской, этой первой его «вылазки» на публику, уверовавший в свои «фантазии» и вследствие этого потерявший не только чувство реальности, но и став неадекватным, Свикке обратился к Никулину с письмом. «Дорогой товарищ Никулин! Я, вот, работаю над книгой «Всегда с Лениным» и, вот, я в этой книге описываю факт расстрела царской семьи. Я был участником этого расстрела. Вы были помощником у товарища Юровского. Поэтому я Вас прошу оказать мне помощь: может быть, Вы мне напишите кое-какие воспоминания? Может, Вы имеете какие-нибудь материалы, фотографии и так далее? Я буду Вам очень признателен и благодарен» (Плотников И.Ф. Правда истории. Гибель царской семьи. Т. II. Екатеринбург: Банк культурной информации. 2008. С. 108).
Более чем удивленный Никулин решил сам взглянуть на этого «самозванца», побывал у Свикке дома, прочитал текст главы из его будущей книги и откровенно сказал ему: «Я Вас не знаю, дорогой товарищ, и поэтому я Вам никакого содействия и помощи оказывать не буду и не могу - это во-первых. А, во-вторых, Вы пишите явную неправду...» (Там же). В беседе в Радиокомитете СССР 13 мая 1964 г., из которой приведены эти выдержки, возмущенный поведением Свикке, Никулин выражался более открыто: «И этот товарищ пишет... пишет, понимаете, такие нелепости, которые меня просто поразили».
Казалось бы, после однозначного вывода Никулина о личности и «фантазиях» Свикке, тема эта будет закрыта, но она, как отмечает Ю.Жук, «несмотря на массу «несоответствий» и нагромождений всевозможного вранья в «воспоминаниях» Я.М.Свикке» (Жук Ю.А. Гибель Романовых... Указ. соч. С. 199) все-таки нашла продолжение. Причина кроется в попытках некоторых исследователей доказать участие в расстреле в Ипатьевском доме латышей по национальности, а не по их статусу «нерусских большевиков» в глазах уральцев и тем самым опровергнуть выводы следователя Н.А.Соколова.
«Список Свикке», найденный С.В.Ильичевой в личном архиве после его смерти, опубликовал профессор историк И.Ф.Плотников, считавший, что «Свикке, по всей видимости, изредка навещал своих «отрядников», но в частном порядке», имея ввиду его визиты в дом Ипатьева.
«Список товарищей, работавших под моим руководством в Свердловске:
1. Цельмо Ян Мартынович - командир отряда внутренней охраны.
2. Каяко Янис - взводный.
3. Спикер Ян Мартынович.
4. Круминьш Николай Петрович.
5. Круминьш Карл Бертович.
6. Озолиньш Эдуард - заместитель Цельмса.
7. Сирупо Эдуард Францевич.
8. Юровский Яков Михайлович - комендант дома Ипатьева.
9. Никулин Григорий Петрович - заместитель Юровского.
10. Цинит Петр Петрович - секретарь комиссара Свикке.
11. Пратниэк Карл.
12. Кованов Михаил Михайлович - бывший шифровальщик и казначей.
13. Рубенис Эдвин Альфредович» (Плотников И.Ф. Правда истории... Указ. соч. Т. II. С. 155 со ссылкой на с. 275: «Данный список опубликован Ильичевой и воспроизведен М.Хейфицем (см. : Хейфец М. Цареубийство в 1918 году. С. 319)).
Свикке удалось ввести в заблуждение даже историков, посчитавших действительным этот список благодаря тому, что он сумел выдать себя за реальное лицо, показав Ильичевой «бумагу на имя комиссара Родионова». Таким образом, появился Цвикке-Родионов, а погибший в июне 1918 года во время подавления Невьянского восстания Родионов, действительно был командиром отряда ВЧК и вместе с П.Д.Хохряковым перевозил вторую группу членов Царской Семьи и приближенных из Тобольска в Екатеринбург.
Назначение Р.И.Берзина 14 июня 1918 года командующим фронтом, при штабе которого «Комиссаром по особым поручениям» стал Свикке, который «в случаях выполнения различных поручений пребывает в статусе члена Высшей Военной Инспекции РККА Сибири» (Жук Ю.А. Гибель Романовых... Указ. соч. С. 200), способствовало признанию, в какой-то степени, его заметной роли в Екатеринбурге. Если бы, никогда не нюхавший пороха, Свикке на этом посту проявил бы себя с лучшей стороны, то он не был бы переведен в редколлегию газеты «Вперед» - орган латышской группы коммунистов.
После выхода, 9 июля 1918 года в Екатеринбурге первого номера газеты «Вперед», нашедший соответствующее его призванию место и оправдавшему на этот раз доверие, Свикке 10 июля был назначен «Комиссаром типографии Штаба Уральского Военного Округа». Выпуск первого номера газеты потребовал немало времени, в том числе и на решение организационных вопросов, связанных с передачей типографии под начало штаба округа, что позволяет считать вторую половину июня, ближе к ее концу, началом его работы на новом поприще. В это же время назначается команда по охране типографии, многие члены из которой, как установил И.Ф.Плотников, числятся в «списке Свикке», но они не имеют никакого отношения к внутренней охране Ипатьевского дома: «В книге записей (дежурств - В.К.) не значится ни одной фамилии из списка Свикке, в том числе нет и обозначенного им в качестве «командира отряда внутренней охраны» Я.М.Цельмо» (Плотников И.Ф. Правда истории... Указ. соч. Т. I. С. 156. В фамилии «Цельмо» последняя буква, это неправильно прочитанная в рукописи буква «с» и т.о. правильно будет «Цельмс»).
К личности Цельмса мы еще вернемся, а пока продолжим россказни Свикке о «подвигах» латышского Мюнхаузена. Он понимал, что для того, чтобы Юровский был в его подчинении, ему надо было занимать в ВЧК более высокий пост и он, в своих неизданных воспоминаниях, пишет: «28 апреля на заседании Всероссийской Чрезвычайной Комиссии обсуждался вопрос... о посылке вверенного мне отряда стрелков в составе 72 человек. Царя надо было перевести через Тюмень из Тобольска в Екатеринбург. ВЧК порекомендовала мне тогда условную фамилию Родионова, которую я должен был сохранить и впредь...» (28 апреля только «обсуждался вопрос», а 30 апреля Царская чета и Великая Княжна Мария уже вошли, как записал в дневнике Государь Николай II, в «приготовленный для нас дом Ипатьева»). Так родился «безжалостный чекист», сначала перевезший «Царя... в Екатеринбург», а затем руководивший расстрелом в Ипатьевском доме.
Но для создания образа «комиссара в пыльном шлеме», который сделал бы его еще и героем гражданской войны, он этого посчитал недостаточным и в рукописи «Ясные дали великого пути» 17 апреля 1918 года он уже встречается со Свердловым и «командируется на Урал во главе Особого отряда латышских стрелков... с целью оказания помощи в организации создаваемых там регулярных частей Красной Армии». «Встречается» он и с Лениным, из рук которого, якобы, получил «Удостоверение ЦК РКП(б)» с личной подписью «вождя». Надо думать, что Свикке после «выполнения» этого задания, уже в другой рукописи «Латышские стрелки - надежный отряд революции», вызван Свердловым для получения нового поручения, на этот раз, «по борьбе с чехословацкими мятежниками».
Среди этих мифов, порожденных буйной фантазией Свикке, граничащей с психическим расстройством, благодаря мифотворчеству, теперь уже «криминалиста-исследователя» Ю.Жука, нашлось место для главного «деяния» Свикке, о котором он и не догадывался. Оказывается, историческая надпись из «Валтасара» Гейне, сделанная на обоях комнаты убийства Царской Семьи и Ее верноподданных, принадлежит перу, а точнее, карандашу, члена редакции газеты латышской группы коммунистов Уральского Военного Округа»Uspreekschu» Свикису. Так в действительности звучит фамилия Свикке - двумя «к» и окончанием «е» вместо латышского «ис», перешедшего в лагерь интернационалистов с их «марсианскими» фамилиями-прозвищами. Это он, после 10 июля 1918 года, пришел в Ипатьевский дом... «Ибо, как «Комиссар типографии Штаба Уральского Военного Округа он был ответственен за выпуск газеты на латышском языке, распространяемой среди красноармейцев, относящихся к этой этнической группе.
Не написать же в газете про столь «знаковое событие», как расстрел Царской Семьи, Я.М.Свикке просто не мог: об этом после сообщения в центральной прессе писали все газеты... Тем более, что «главным консультантом» по этому вопросу мог быть (справедливое сомнение - В.К.) никто иной, как Я.М.Цельмс, назначенный после убийства Царской Семьи на должность начальника охраны этой типографии.
Вот тогда-то, вероятнее всего (сомневающийся Ю.Жук точную дату не называет - В.К.), Я.М.Свикке впервые и посетил дом Ипатьева и оставил там свою приснопамятную надпись из поэмы Г.Гейне «Валтасар», споры о которой не смолкают до настоящего времени» (Жук Ю.А. Гибель Романовых... Указ. соч. С. 201, 202).
Автора вышеприведенного текста уличают в незнании темы, о которой он так уверенно пишет, несколько его, мягко выражаясь, «несуразностей».
1. В «центральной прессе» в 1918 году не было сообщений об убийстве Царской семьи. Лишь в 1921 году в сборнике «Рабочая революция на Урале», вышедшем в Екатеринбурге, П.М.Быков опубликовал статью «Последние дни последнего царя», в которой впервые было сказано: «Казнь Николая Романова и его семьи совершенная рабочими Урала...». Тираж сборника в десять тысяч экземпляров после выхода был конфискован и уничтожен. Но это была местная печать, а не центральная! Возможно, впервые о гибели всей семьи в центральной прессе сообщила «Красная газета» 28.12.1925 г. в статье П.Юренева «Новые материалы о расстреле Романовых».
2. Совершенно абсурдная фраза: «Не написать же об этом в газете... Я.М.Свикке просто не мог». Не для того, в полной тайне было совершенно это «знаковое событие» и три дня не снималась охрана дома Ипатьева, что бы туда мог зайти «Начальник типографии», как приходит сегодня журналист на «место преступления».
3. Не мог быть ««главным консультантом» по этому вопросу» Я.М.Цельмс, потому что как он «и его земляки попадают в число караульных Внутренней охраны ДОН - сие неведомо, однако с большой долей уверенности можно утверждать, что непосредственно он был среди таковых. И лишнее подтверждение этому - воспоминания Я.М. Свикке» (Там же. С. 192, 193). Круг, как говорится, замкнулся. Я.М.Цельмс не мог быть «Начальником внутренней охраны ДОН», как пишет Ю.Жук, потому что, если и была, чисто теоретически, такая должность, то занимать ее мог только чекист, а Цельмс им никогда не был, как и все остальные латыши из «списка Свикке».
4. По жанру «Валтасар» Г.Гейне это романс, а точнее баллада, но никак не поэма.
Как установил И.Ф.Плотников, «Цельмо и почти все латыши из списка Свикке числятся в команде по охране типографии и латышской газеты «Вперед», при комиссаре Свикке размещавшихся в поезде N 11 близ Перми... Начальником команды был действительно Я.М.Цельмо (в документе Цельм)... Имен стрелков-охранников Я.Каяко, Н.П.Круминьша, Э.Озолиньша, работника Э.А.Рубенса выявить не удалось» (Плотников И.Ф. Правда истории... Указ. соч. Т. I. С. 156).
Несмотря на сильное желание включить в состав расстрельной команды Я.М.Цельмса, следствие не нашло для этого достаточно веских аргументов и, хотя и в лукавой формулировке, но в 1998 г. признало: его участие «не доказано и не исключается», подтвердив этот вывод в 2010 г. Понимая несостоятельность версий участия латышей (по национальности) в событиях в ночь на 17 июля в Ипатьевском доме, Ю.Жук решил продолжить разработку версии авторства Цвикке надписи из «Валтасара» Гейне, теперь уже в несколько ином, экстравагантном, ключе.
Вот что он пишет: «А если наша версия (авторства Цвикке надписи - В.К.) верна, то с большой долей уверенности можно говорить о том, что имеющееся в строфе слово «Belsatzar» вовсе не является искажённым или неграмотным написанием слова «Belsazar».
«Написанное в таковом виде (то есть с добавлением в него буквы «t») оно приобретает совершенно другой смысл и представляет собой уже не имя царя Валтасара, а игру слов латышского и русского языков: «Belsat» - жаргонное слово латышского языка, выражающее такие значения, как: «балда», «недоумок», «дурак», «придурок» и т.д., а слово «zаг» является латинской транскрипцией русского слова «царь». В связи с этим обстоятельством отсутствие союза «аЬег» уже не кажется случайным, так как именно его отсутствие даёт этой фразе тот самый смысл, который в неё изначально хотел заложить Я.М.Свикке» (Юрий Жук «Екатеринбург: Призрак Ипатьевского дома. ИД «Достоинство. М. 2010. С. 51. Поразительно то, что на с. 50 этой книги приведена аргументация Н.А.Соколова, убедительно объяснившего причину отсутствия союза «aber», но Ю.Жуком она не принята во внимание. Тогда зачем надо было помещать ее в книге?).
В ход пущено использование, якобы, жаргонного слова латышского языка без указания источника его заимствования, а между тем поиски в словарях жаргона латышского языка слова «belsat» были безрезультативными. Более того, есть существенная трудность, связанная с тем, что надо найти это слово в источниках почти вековой давности («Словарь жаргона латышского языка» (2006 г.) Оярса Буша и Винеты Эрнстсоне, «объединивший около 8 тыс. жаргонных слов с объяснением их этимологии, семантики и контекста использования за последние полвека в латышском языке». Вряд ли был словарь жаргона латышского языка сто лет тому назад. Знатоки латышского, правда, лишь современного, языка отмечают чуждость этого слова звучанию латышской речи). Знатоки латышского, правда, лишь современного, языка отмечают чуждость этого слова звучанию латышской речи.
Можно ли всерьез считать убедительными эти доводы Я.Жука: «А так как Я.М.Свикке прекрасно «владел пером» и в совершенстве знал не только латышский, но и немецкий языки (в своё время он окончил техникум в немецком городе Митвейде), то, учитывая все перечисленные выше обстоятельства, скорее всего, именно он и был автором той самой «сакраментальной» надписи, сделанной уже после разыгравшейся в доме Ипатьева трагедии».
Автор этой версии не замечает, что немецкий техникум - не гуманитарное учебное заведение и, по сути, Цвикке не был образованным человеком, хотя и «прекрасно владел пером» - «прекрасно» привирал. Разве можно сравнить его по образованности с теми, кто писал на тему этой надписи - М.К.Дитерихсом, Н.А.Соколовым, Р.Вильтоном и другими. На смену людям высокой культуры, получившими гимназическое и университетское образование в России, пришли, подобные Свикке, недоучки-сочинители, немецкий техникум за плечами которых, на фоне малограмотного Юровского делал их «прекрасно» владеющими пером.
Не замечает Ю.Жук и того, что в его трактовке, придуманного им, якобы «перла» Свикке, надпись эта не может быть не только «сакраментальной», то есть «имеющий магический смысл, звучащий как заклинание», но и, вообще, теряет всякий смысл. Ведь теперь это уже не «Валтасар, царь Халдейский» из «Книги Даниила», на сюжет которой написана Гейне одноименная баллада, а нечто другое, не имеющее никакого отношения к истории царя Валтасара с ее глубоко сакральным смыслом.
На этом можно было бы закончить рассказ о «латышском Мюнхаузене» и о тех, кто не только продлевает жизнь его мифическим подвигам, но и «прекрасно» расцвечивает ее, но этому мешает одна очень существенная деталь. Не мог Я.М.Свикке, страдающий «комплексом Герострата», в своих «воспоминаниях» не поведать о главном, «историческом», своем деянии - о посещении дома Ипатьева и сделанной им там надписи, ключевое слово в которой - жаргон латышского языка. Ведь в таком случае, убившие «Вelsatzar» слуги - это этнические латыши и не лучшее ли это доказательство их участия в убийстве Царской Семьи. Именно эта цель была поставлена, этой и рассмотренными выше предыдущими версиями. Современное следствие обрело нового помощника, вот только поверят ли ему здравомыслящие читатели «пулеметной» серии (2008, 2009, 2010 гг.) его книг?
И в заключение еще одна «деталь», которая вместе с недостойным жаргоном «Вelsat», приписанном латышскому языку, выдает с головой отношение автора этой «придумки» к убийству Царской Семьи - это его фраза о «разыгравшейся в доме Ипатьева трагедии».
Существует много различных названий этого события мирового значения, произошедшего в предрассветную ночь 17 июля 1918 года на Урале - границе Европы, повлиявшего на весь ход мировой истории. Но еще никто, из пишущих на эту тему людей, не дал определение «разыгравшейся... трагедии» тщательно продуманному и организованному преступлению - «подлых дел человеческих душ», по точному определению следователя Н.А.Соколова.
Виктор Корн, 30 марта 2013 года
