С приходом захватчиков в Навле началась активизация подпольщиков. Но сторонники новой власти тоже не дремали - они активно начали вылезать из потайных «нор», на ходу меняя камуфляж. Уже в первый день оккупации новоиспеченная полиция, действуя по информации своих агентов, снарядила крупный отряд (порядка 200 человек в сопровождении немцев) с целью уничтожения одной из главных партизанских баз, расположенной вверх по течению реки Навля, на ее правом берегу, напротив деревни Селище.
Бойцам головного районного отряда «Смерть немецким оккупантам», которые расположились на отдых после ночного марша в доме лесника-предателя Захарова, с трудом удалось спастись. По наводке лесника карателей к расположению базы привели его дочь и зять. База была потеряна.
Среди полицейских агентов из местного населения оказались и люди, занимавшие при советской власти немалые посты. Они были неплохо осведомлены как о районном партизанском отряде, так и об оставленном в поселке подполье. Ищейки работали, не покладая рук. Вскоре последовали провалы подпольщиков, их аресты, пытки и расстрелы.
Число арестованных с каждым днем росло. В числе первых из них оказался и мой приятель Виктор. Полиции его выдал сосед по жилью - бывший работник райисполкома.
О нападении на тюрьму тогда не могло быть и речи, хотя такое предложение и выдвигалось. Силы у нас в то время были еще недостаточные для такой операции. Не хватало и боеприпасов.
За неподчинение и противодействие новым властям, а также в назидание остальным жителям, некоторых подпольщиков решено было казнить через повешение в центре поселка Навля. В их число, как один из самых активных организаторов подполья, попал и Виктор.
На площади были сооружены виселицы, были назначены день и время казни.
Активно начала готовиться к этому неординарному событию и наша группа. Нам повезло, что в поселке у нас еще оставалось несколько соратников, которые не «засветились» на виду у новой власти.
Кроме того, мы, неожиданно для себя, обзавелись необходимым оружием.
Его удалось купить у тех же немцев за водку, сало и другие продукты. Выпить и закусить солдаты фюрера всегда очень любили. Некоторые из них до службы были торговцами и не упускали возможности применить свои профессиональные навыки и на войне. На поле боя они подбирали свое и трофейное оружие: автоматы с неповрежденными стволами и замково-спусковыми механизмами, ручные пулеметы, пистолеты, гранаты. Все это прятали в транспорте и в удобном случае продавали якобы бы полиции.
Похожим образом в наши руки попали и около десятка комплектов немецкой военной формы. Форму нам продавали сами же немецкие каптенармусы. Как, спросите, откуда у них лишние комплекты? Скажем так - форма получена, а офицер или солдат выбыл из строя: убит, ранен или отправлен в тыл. Почему бы от нее не избавиться с выгодой для себя?
План операции созрел у меня в голове благодаря воле счастливого случая.
В числе выходящих из окружения к нам попал старший лейтенант из состава нашей 35-й армии. Звали его Петр, фамилия, кажется, была Ставров. Петр в совершенстве владел немецким языком и служил при штабе армии переводчиком. В дальнейшем, до тех пор пока его не перевели в штаб Навлинского отряда (а затем и штаб партизанской бригады), мы с ним долгое время сотрудничали. От него я получил немало познаний о немецком языке и культуре.
Мы предложили старшему лейтенанту сыграть весьма важную роль в предполагаемой операции. После недолгих колебаний он согласился нам помочь.
Сам же план был таков.
Во время предполагаемой казни Петр должен выступить в качестве обер-лейтенанта СС. В его задачу входит объявление о замене казни через повешение в центре поселка на расстрел в другом, менее многолюдном месте. Рядом с этим одетым по всей форме «офицером СС» буду находиться я - в форме унтер-офицера с автоматом на груди, пистолетом и двумя гранатами-лимонками в карманах. Кроме того, в группу намечалось включить моего заместителя Андрея и двух других разведчиков, тоже соответственно экипированных и вооруженных. Среди полицейских в оцеплении будут пребывать еще два наших помощника.
Было и еще одно интересное обстоятельство.
Незадолго до дня казни, коменданту Навли нами было отправлено письмо, в котором его внимание обращалось на то, что публичная казнь людей через повешение в наших условиях, при большом стечении народа, может привести к волнениям среди людей с непредсказуемыми последствиями для жизни охранников-немцев и самого коменданта. Поэтому, ему, уже потерявшему на фронте руку, не стоит подвергать свое здоровье дальнейшей опасности. Русские сами разберутся между собой.
Комендант внял нашему предупреждению и направил письмо в полицейскую управу, в котором он сообщал, что его на месте казни не будет по состоянию здоровья. Это стало нам известно после того, как был перехвачен посыльный коменданта. Его угостили самогоном и изолировали на несколько дней. Письмо же, которое он вез начальнику управы, было с помощью нашего лейтенанта-переводчика изменено так, что в нем казнь через повешение заменялась расстрелом. При этом немецким солдатам предписывалось не вмешиваться в дела русских, а только сдерживать толпу, не применяя оружия.
Именно этот поворот и придал задуманной операции весь смысл. Было ясно, что прямое вмешательство на месте казни исключено. Оно приведет к большому кровопролитию, и очень сомнительно, чтобы наша группа уцелела.
После того как план операции был в деталях разработан (с возможными поправками по ходу дела), в штабной комнате отряда я собрал всю группу.
Свое обращение к коллегам я начал с того, что предупредил их, что об этом нашем разговоре более никто, ни под каким видом, знать не должен.
«Вопрос стоит об успехе не простой, и даже в чем-то авантюрной операции, где на кон будут поставлены не только наши собственные жизни, но и жизни других людей. Один мудрый человек сказал мне - работу не ищи, она сама тебя найдет, но от нее и не бегай. Такая работа нашла и нас. Наши информаторы сообщили, что на центральной площади в поселке Навля строится виселица. Что это за сооружение, и для чего оно предназначено, уже хорошо известно по нашим западным районам, где немцы его широко применяют. У нас для начала решили повесить пять человек. Из них двое партизаны. Неизвестно из каких они отрядов и как оказались в тюрьме. Кроме них двое подпольщиков и одна женщина. О ней у нас очень скудные сведения. Вполне может быть, что это случайно оклеветанный человек. Но может быть и наш глубоко законспирированный агент. Наша задача - спасти этих людей от расправы».
«Виселицу, это древнейшее орудие казни, немцы вcпомнили неспроста. Ведь что происходит. Если расстреливают человека, или даже группу людей, то об этом мало кто знает. А вот когда тело оставят болтаться в петле на несколько дней, да еще на оживленной площади, это впечатляет и устрашает людей. Все спрашивают: «За что такое наказание?» Им в ответ: «За непослушание и противодействие новой власти». Вот этот козырь мы должны у них и вырвать. По крайней мере, сделать так, чтобы новая власть и ее добровольные прислужники поняли, что у нас это дело им даром не пройдет».
«Что уже сделано в этом направлении? Нами перехвачен посыльный от коменданта с его письмом в полицейскую управу. Сам посыльный не в накладе - его угостили изрядным количеством спиртного. По окончанию операции мы его отпустим. Комендант сообщает, что его на месте казни не будет. Письмо изменено так, что повешение заменяется расстрелом в другом месте. Мы будем действовать строго по установленному плану, но без открытого вмешательства. Такой риск нам сейчас ни к чему - у нас еще впереди много дел».
«Наша задача - освободить товарищей и наказать мразь, которая повылезала изо всех щелей с приходом немцев. Можно было бы, конечно, и полицейское начальство с собою прихватить, но это может выдать нас раньше времени. От нас они не уйдут, если со рвением будут служить новой власти».
Далее я изложил своим друзьям подробный сценарий приготовленного для полиции и немцев действа, с четким распределением ролей для всех членов группы. Ключевая роль в нем, конечно, отводилась нашему старшему лейтенанту - теперь новоиспеченному обер-лейтенанту СС.
Весь наш расчет был на то, что взаимодействие между немцами и местной полицией пока еще было относительно слабым. Полицейским немцы не доверяли (даже впоследствии карательные полицейские подразделения всегда контролировались или возглавлялись немецкими советниками), да и о партизанах пока еще не слыхивали.
Действовать мы были должны дерзко и быстро. Успех операции целиком зависел от степени нашего «нахальства». Надо было ошеломить противника, не дать ему задуматься ни на секунду. Картинки должны быстро сменять друг друга, как кадры в кинофильме.
В конце своего выступления, я, как обычно, попросил коллег высказать пожелания по вопросам операции, а также, в случае несогласия, добровольно отказаться от участия в ней. Никаких существенных возражений не поступило, и отказов от участия не последовало. Это меня порадовало. Ведь идем на большой риск - все может быть.
Наступил день казни.
Во второй половине дня, одетые в немецкую форму (Петр в роли обер-лейтенанта, я в форме унтер-офицера, мой заместитель Андрей в форме ефрейтора, двое других бойцов в форме рядовых), на добротных конях, мы въехали в Навлю и сразу же отправились на площадь.
Там уже толпился согнанный народ.
Осмотревшись, мы расположили своих коней в сторонке по предполагаемому пути отхода, у полицейского конного причала.
Вскоре к месту казни верхом на конях прибыли представители новых властных и полицейских структур района. Следом за ними на двух телегах прямо из тюрьмы привезли пятерых подпольщиков. Руки у них были связаны за спиной.
Их разгрузили прямо у входа на помост виселицы. По приказу они взошли на эшафот и поклонились народу.
Немецкие солдаты, под командованием унтер-офицера, сдерживали по периметру толпу вокруг эшафота. Полицейские чины восседали на лошадях, а их мелкие сошки стояли рядом, готовые к исполнению приговора. Все с минуты на минуту ожидали прибытие коменданта Навлинского района, который задерживался по неизвестным причинам.
К помосту подошла наша группа из пятерых человек: впереди Петр в эсесовской форме с пистолетом на поясе, за ним я и другие бойцы - с автоматами на груди и готовыми к бою.
Вдвоем с Петром мы взошли на помост. Я постарался встать так, чтобы преждевременно не светиться перед Виктором. Для всех окружающих поведение осужденных должно было выглядеть натурально.
Вынув из папки лист бумаги, я подал его Петру. Он начал читать по-немецки «приказ» коменданта, в котором говорилось, что сам комендант болен и что казнь через повешение отменяется в целях предотвращения возможных народных волнений, которые могут представлять опасность для жизни германских солдат. Приговоренных к смерти приказывается расстрелять на окраине поселка. Кроме того, обращение коменданта к солдатам гласило, что данное мероприятие является чисто русским делом, и немцам в этих разборках делать нечего, как бы они не разворачивались.
Чтобы подсластить пилюлю полиции и управе, Петр добавил на ломаном русском языке:
«Пусть русские сами разбираются с теми, кто ранее поддерживал коммунистическую власть и не оправдал доверие народа».
День катился к закату. Чтобы не задерживать движение приговоренных (а идти они должны были к месту казни пешком), мы приказали развязать им руки и построить их в две шеренги (по три и два человека) для следования за двумя двигавшимися впереди подводами с сидящими на них возницами и охранниками. Главную роль в этой процессии мы отвели наших сторонникам среди полицейских. Им был дан знак держаться близко к подпольщикам, но не своевольничать прежде времени. Вооружены они были только винтовками и имели по две немецких гранаты с удлиненными деревянными ручками.
Вслед за этой процессией двигались мы с Петром на конях. Остальные наши парни также ехали верхом: один - впереди, а двое с левой и правой стороны. Замыкали этот ход представители новой власти, ехавшие на конях на небольшом расстоянии от нас, и немецкие солдаты, двигавшиеся пешком.
Хотя стояла глубокая осень, день выдался необычно солнечным. Такие дни лето отвоевывает, чтобы люди могли еще раз попрощаться с уходящим теплом. Со многих деревьев листья уже опали. А те, что еще сопротивлялись порывам ветра, обрели багряные и ярко-желтые оттенки, так что издали казались сделанными из меди.
Сгибаясь от ветра, деревья глухо шумели по краям дороги. Осужденные на казнь шли молча. Еще недавно они были среди близких людей, выслушивали их теплые и ободряющие слова, запоминали советы. Теперь же они были наедине со своими думами и тревогами.
Наконец шествие достигло одного заброшенного места вблизи стадиона. Петром был отдан приказ всем остановиться и спешиться. Расстрел будет произведен здесь.
Приговоренные выстроились в ряд, лицом на восток. Сопровождающим их полицейским было приказано встать напротив, а немцам отойти немного в сторону во избежание несчастных случаев при применении оружия.
На ломаном русском следующую команду подал я. Суть ее сводилась к тому, что по русскому обычаю все - как осужденные перед казнью, так и их палачи, должны вознести свои молитвы о прощении грехов Всевышнему.
Услышав это, представители власти и полиции переглянулись между собой: то ли с удивлением, то ли в недоумении. Но их подчиненные без слов выполнили мое приказание.
Началась молитва. Положив оружие на землю, полицейские стали неистово осенять себя крестным знамением и бормотать вслух известные им молитвы.
Приговоренные стояли беззвучно - либо не молились, либо делали это про себя.
Сразу же после окончания молитвы все произошло быстро, но вопреки ожидаемому. Наши разведчики вплотную приблизились к палачам и в упор расстреляли их из автоматов.
Это были, пожалуй, самые опасные агенты врага. Пользуясь своей хромотой, увечьями, они повсюду шныряли между людьми, задавая провокационные вопросы и выискивая потенциальных врагов новой власти. Это были надежные глаза, уши и руки полиции, уже не способные на исправление. Порой уничтожение одного такого предателя было равносильно спасению сотни и более ни в чем не повинных людей.
После расстрела полицейских информаторов и палачей Петр отдал приказ немецким солдатам вернуться в казармы. Оставшимся полицейским была дана команда убрать тела казненных, а также погрузить их оружие и бывших приговоренных на телеги. Далее эти «смутьяны» поступают в распоряжение СС, и сопровождать их на юго-восток, через реку Навля и в направлении к деревне Новые дела, теперь будут «немцы».
Собравшимся жителям было рекомендовано немедленно разойтись по домам. Так они и поступили, очевидно сделав для себя выводы, что служба и дружба с новой властью может быть также очень опасной для жизни.
Надо было торопиться, и обоз, в сопровождении трех наших бойцов, немедленно двинулся в путь. Мы с Петром задержались.
Став свидетелями неожиданного расстрела своих людей, полицейские чины и представители городской управы стояли опешившие и буквально потерявшие дар речи. Но они уже наверняка знали, что немцы издают приказы и многое делают по своему усмотрению, не советуясь с местными «органами самоуправления».
Не давая им времени на анализ происходящего, Петр заявил примерно следующее:
«В скором будущем борьбой с партизанами будет заниматься служба адмирала Канариса. В отличие от вас, русских, там служат специалисты высокого класса, которые знают лучше, что и как делать».
Показав на тела расстрелянных нами полицейских агентов, он сказал:
«А об этих бродягах не жалейте. Такие, как они - позорное пятно на знамени Третьего Рейха. Германской власти не годится иметь стражей порядка, которые не внушают населению доверия. Что, разве в вашем районе нельзя найти молодых, сильных, стройных людей и одеть их как следует? Это нетрудно сделать. Нужно только желание. Они должны вызывать у населения страх и уважение».
Я же, указав на удаляющийся обоз, добавил:
«Люди, которых мы увозим, нам нужны живыми. По их следам завтра последуют их сообщники. А умереть мы им всегда сможем предоставить возможность. Расстрел для них - это очень легкая смерть. И имейте в виду, что все, что сегодня здесь произошло, сделано по приказу германского командования».
На этих словах мы (Петр и я) тронули своих коней и вскорости нагнали наш обоз.
Там было все в порядке. Добравшись до заданного места у деревни Селище, спасенные были высажены из телеги и отправлены к переправе. На окраине деревни нас ожидали проводники для удобной остановки в лесу на случай возможного преследования и облавы.
У нас образовалось до десятка оседланных коней и две подводы. Виктору было предложено пересесть верхом на коня. Всем освобожденным раздали оружие - этого добра теперь у нас хватало.
Впряженные в телеги лошади нам были не нужны - мы их отпустили вместе с извозчиками.
На переправе всем пятерым был дан совет: снять с себя всю одежду и обувь, чтобы, выйдя из воды, на другом берегу одеться во все сухое.
Еды у наших провожатых с собой оказалось немного. Пришлось им съездить в деревню за подкреплением. Попросили двух хозяек сварить по самому большому чугунку картофеля, выделить понемногу лука, огурцов и помидоров, а также найти для всех прибывших горстку соли. Это было сделано.
Был объявлен всеобщий отдых, и проголодавшиеся люди, после столь необычных переживаний и потрясений, с удовольствием подкрепили свои силы. Мне удалось при этом обменяться с Виктором наедине кое-какой важной информацией о произошедшем, его спутниках и о наших дальнейших действиях.
Наши селищенские друзья отправились к себе домой с целью сбора информации. Со своей стороны мы тоже установили пост наблюдения.
Примерно через час после ужина мы увидели большое оживление на главной дороге. Появились мотоциклы, стали разъезжать конные патрули. Очевидно что, хоть и с опозданием, но до полиции и управы дошло, что их здорово провели.
И сделала это какая-то очень дерзкая и высоко-квалифицированная группа, которую необходимо срочно найти и обезвредить. Далеко они уйти не могли, надо искать.
Искали нас двое суток и днем, и ночью. Чувство тревоги никого не покидало. Если выследят - могут обработать с воздуха или накроют артиллерией. Но и мы зря время не теряли - вели непрерывную разведку. Кроме того, тщательно ознакомились со спасенными.
Надо было узнать, кто они такие, что делали прежде и после прихода немцев, каким образом были арестованы и кто их мог выдать. В отношении Виктора у меня сомнений не было. Мы с ним и до оккупации обсуждали такую возможность. Решено было провести разговор с каждым наедине, но в присутствии Виктора, как одного из организаторов подпольного движения.
В сообщениях потерпевших было много общего. Все они, что называется, до оккупации были людьми «на виду» и практически никакой подготовки для подпольной деятельности не получили. Под подозрение попали очень быстро. Не исключено, что их под пытками выдали ранее арестованные коллеги.
Каждому из них мы предоставили возможность выбора: или сотрудничать с нами, или податься подальше от этих мест, где многие их знали, видели в лицо или на фотографиях. О прошлом не вспоминать и никому не рассказывать - под личиной дружеского собеседника всегда может оказаться враг.
Двое молодых парней сразу же приняли решение присоединиться к нашему отряду. Их знания и навыки оказались весьма полезными. Виктору было поручено обучение молодых разведчиков воинскому искусству. Что касается двух остальных спасенных (мужчины уже зрелого возраста и женщины), то их, пока не уляжется обстановка, мы не торопили с решением. Они, очевидно, рассчитывали попасть в отряд, в котором оказались их вербовщики.
И все же, несмотря на все меры предосторожности, которые мы предпринимали, полностью скрыть свое присутствие в прилегающем к переправе участке леса тогда нам не удалось. Ведь кругом были полицейские патрули, дозоры и их агенты-соглядатаи, а мы нанесли полиции такой унизительный удар. Вынести такого позора они не могли.
Выследив наше местоположение, полиция начала действовать.
Из окрестных сел и деревень было собрано около 40 полицейских. Их хорошо вооружили автоматами, ручными пулеметами, гранатами.
Немцы из гарнизона Навли тоже должны были принять участие в этой операции. Им отводилась роль атакующих с юго-западного направления с целью перекрытия путей подхода к нам подкрепления из леса. Но главный удар по нам должен был нанести полицейский отряд со стороны реки.
Об этих планах нам стало известно от самих же немцев - наших старых знакомых. С ними, еще до прибытия полицейских, мы скоро договорились как «воевать». Они занимают свои позиции, залегают, вперед не рвутся и стреляют в воздух. Мы их тоже не трогаем.
Что же касается полицейских, то для них мы приготовили сюрпризы по всему предполагаемому пути их движения - мины. Кроме того, на флангах были замаскированы ручные пулеметы.
Командовал полицейской частью какой-то важный член управы.
Когда был дан сигнал к атаке, то сначала все для полиции пошло вроде бы неплохо. Полицейские из первого ряда, с автоматами наперевес, бросились вперед, не видя перед собой никакого сопротивления. За ними поднялись и все остальные.
Но вскоре под их ногами стали рваться мины, а затем заговорили и наши ручные пулеметы.
Тут они опешили и попадали. Но командир требовал встать и идти вперед, стреляя на ходу из автоматов.
Вскоре к наступающим подошло подкрепление. Удачным броском гранаты был выведен из строя один из наших пулеметных расчетов. Однако, после того, как мы ввели в бой еще два пулемета (как раз накануне купленные у немцев), ряды наступавших были изрядно выкошены.
Атака захлебнулась.
Полицейские, под белым флагом, попросили нас дать им возможность вынести с поля боя своих убитых и раненых. В этом мы им не могли отказать. Нам ли еще возиться с их мертвецами и раненых лечить?
Итак, первый настоящий бой с полицией нами был выигран. С их предполагаемыми «союзниками» (гарнизонными немцами) мы сумели договориться о нейтралитете.
Но чувство тревоги за день завтрашний меня не покидало. Прежде всего потому, что кроме нас уж очень много людей скопилось в этом злополучном лесном массиве.
И действительно, на следующий день в небе над нами появился немецкий самолет. Он дважды облетел прилегающую территорию. Очевидно, высматривал, фотографировал. Часа через три - снова самолет над нами.
Дело плохо. Опыт подсказывал - жди бомбардировки.
Когда чуть стемнело, мною был отдан приказ - не дожидаясь рассвета, покинуть лес, уйти на запад. Если бомбежка застигнет нас в лесу, ни в коем случае не выходить из него, иначе можно запросто угодить под пулеметы противника. Дал я и команду проверить, чтобы в лесу никто не остался из посторонних.
На следующий день, около семи часов утра над этим лесом появилась группа легких немецких бомбардировщиков. После бомбардировки от лесного участка практически ничего не осталось, кроме вывороченных с корнем деревьев и искромсанных стволов.
Но фотографировать разбегающихся в панике людей фашистам не пришлось - их там не было.
По результатам операции я посчитал возможным и нужным направить в адрес коменданта Навли чуть ли не «благодарственное» письмо, где мы похвалили его за разумное поведение и призвали его и дальше вести себя подобным образом с целью сохранения жизней его солдат. При этом мы сослались на «ретивых» представителей новой власти, которые изо всех сил стремятся накалять обстановку, что в дальнейшем может привести к вооруженным столкновениям с партизанами и жертвам со стороны немецкого гарнизона.
Виктор и Петр такую идею одобрили. Письмо было составлено, доставлено в поселок Навля и подброшено в комендатуру. До адресата оно дошло довольно быстро, но действовать нам далее надо было с большой осторожностью.
1. Уроки народной войны в России