6.Воевать не числом, а умением
После разговора с пленными, я счел необходимым встретиться с комбатом, хотя он после контузии был пока еще далеко не в лучшей форме. Рассказал ему о сложившейся обстановке на нашем восточном и западном направлении. На востоке пока войск противника не замечено. На западном фронте немцы активно готовятся к наступлению на нас с тяжелой артиллерией, минометами, бронемашинами. Да и десяток танков тоже у них имеется. Это дивизия, направляющаяся на Восток с итальянского фронта.
– С двух эшелонов, живая сила численностью, возможно, до батальона. Данные получены от их вояк, захваченных нашими разведчиками в плен. При поддержке артиллерии, они двинутся на первый отряд. Эту атаку следовало бы подумать как сорвать. Иначе, она нам принесет немало бед – большие потери личного состава неизбежны. Ваше мнение, комбат, на этот счет?
Комбат:
– Трудно врубиться сразу в то, что ты сообщил мне. Без боя не обойтись, но его нам надо бы выиграть. А там подумать о смене места расположения. А какие у тебя, старшой, мой заместитель, планы? Представь себе, что я вышел из строя, а ты жив и здоров.
Старшой:
– Что же, ты прав, комбат, в том плане, что этот бой нам надо выиграть. Что касается планов, то они, с одной стороны, просты, а с другой – очень сложны. Одна надежда – на наших солдат, их мужество, смекалку и выносливость.
– А задумка такая. Я, пожалуй, вместе с капитаном, командиром второго отряда, беру 100-120 человек и кружным путем заезжаем на транспорте в тыл немцам. Спешиваемся и незаметно с обратной стороны приближаемся к их позициям. Одну за другой обезвреживаем установленные батареи и прислугу.
– Аналогичную процедуру следует провести и с минометами. При наступлении пехоты не исключено, что мы сможем открыть огонь по ним с тыла из всех видов оружия.
– Нам необходимо также захватить оба этих эшелона. В одном из них находится штаб дивизии – правда без генерала, но с его заместителем, начальником штаба, полковником.
Так и сделали. На нескольких освобожденных от других грузов автомашинах разместили диверсионную группу из более ста человек. Здесь были разведчики, саперы-минеры, артиллеристы, снайперы и другие военные специалисты.
Тронулись в путь, уже известный нашим разведчикам. Впереди следовала разведка на двух вооруженных мотоциклах. Никаких препятствий на своем пути мы не встретили. Пришлось, правда, останавливаться, ожидая сообщения разведчиков о возможности продолжения пути.
Еще в дороге, мы услышали залпы артиллерийских батарей. Что это значит? Одно из двух – или мы опоздали, или наступление начали раньше времени. Была дана команда водителям машин дальше двигаться без остановок.
Поскольку наступление врага уже началось, и орудия заговорили, внимание к тылу у нашего противника было ослаблено. Мы, как можно быстрее, подъехали и, разбившись на группы, направились к батареям.
Здесь, как и предполагалось, внимание орудийной прислуги было обращено на подноску и подачу снарядов и выстрелы. Прикрытие пехоты у батарей было незначительным, и с ними легко справились наши бойцы.
Пушки на какое-то время замолчали. Затем наши артиллеристы решили попробовать изменить их прицелы, чтобы ударить с тыла по видимым минометным установкам. Что-то с ходу получилось, но часть минометов оказалась не в поле нашего зрения. Туда, с артиллерийских позиций, были направлены группы захвата.
Скоро они достигли своей цели, и минометы замолчали. Изменив их прицелы, наши бойцы начали пускать тяжелые мины по рядам наступающих немцев. Оттуда стали раздаваться вой и брань. Наступление на глазах выдыхалось. Немцы стали откатываться назад, на исходные позиции. Тут их встретили наши диверсанты огнем из пулеметов и автоматов.
В рядах противника поднялась настоящая паника. Появились отдельные группы солдат, бросающих оружие и поднимающих руки вверх – готовых сдаться в плен. Ну что же – это уже близко к нашей победе.
Я дал команду выпустить в направлении наших позиций зеленую ракету. Это означало, что бой прекращен, противник сломлен, сдаётся в плен.
Но для нас с капитаном это было еще не все. Хорошо, что наш замысел удался и противник побеждён. Но надо было пройтись по двум эшелонам, изъять из них штаб дивизии и достоинства прочих служб: продолвольствие, боеприпасы, медикаменты и другие необходимые нам предметы.
Своему батальонному врачу с его командой поручил разобраться с немецким медперсоналом и набором их всех медицинских премудростей. Ведь как-никак у нас после бомбежки оказалось много раненых. Да и от этого боя, очевидно, есть. Ведь несколько минут продолжался минометный и артиллерийский обстрел.
Одна из важных задач состояла еще и в том, чтобы заминировать дорогу на случай подхода очередного эшелона этой дивизии, движущейся на восток. Свалить такой эшелон под откос следовало обязательно. Кто знает – может, там окажется и командир этой дивизии, в чине генерала.
На эту операцию была направлена солидная группа саперов со всем необходимым для этой работы, и прикрытие их от всяких неожиданностей.
Другой группе бойцов было поручено принять сдающихся вояк противника, и еще двум – пройти и проверить два состава, где базировались эти вояки. Да и со штабом дивизии следовало разобраться...
Я направил один из мотоциклов с разведчиками в отряд № 1. Нам нужна была подробная информация о том, что у них произошло в результате этого скоротечного боя, которому мы, своим вмешательством с тыла не дали разгореться.
Вскоре оттуда прибыл сам командир отряда (Корж). Он сообщил, что при обстреле минометами и артиллерией противника у них погибло 4 человека и 7 человек получили осколочные ранения.
– Но настроение в отряде боевое. Партизаны готовы сразиться с противником вплоть до рукопашного. Только вот вы своим вмешательством помешали нам.
Я ответил:
– Погибших и раненых бойцов жаль, но на то она проклятая эта война, что в каждом бою редко обходимся без потерь. А что касается повоевать с врагом, то, уважаемый командир, не печалься, на вашу долю придется еще немало боев. Видишь. противник перемещает свои войска с Запада к нам и будет сражаться здесь до последнего своего солдата.
Ты вот что мне скажи:
– Что нам делать с пленными, ведь их набирается уже немало. Плюс к этому у них появились еще и раненые, которые хотя представляют и вражескую сторону, но теперь безоружные, беспомощные и требуют к себе внимания.
7.В штабном вагоне захваченного немецкого эшелона
К нам с капитаном подошел быстрым шагом один из бойцов и доложил, что они вошли в штабной вагон, там много офицеров. Один из полковников через переводчика попросил войти организатора столь блестяще проведенной боевой операции.
Я обратился к капитану: «Давайте зайдем к этим штабистам и представимся им, коль так им охота на нас посмотреть». Вошли в вагон, в сопровождении 3 или 4 наших бойцов с автоматами наизготовку. Я представился как старший лейтенант Советской Армии и заместитель командира воинской части. Также назвал имя и должность капитана. Все уставились на нас, особенно на меня. Очевидно, не представляли себе, что у наших юных по внешнему виду офицеров могут рождаться такие необычайные военные замыслы.
Неудобно было пялить глаза друг на друга. Поэтому я подал реплику, начав разговор: «Возможно, у господ офицеров будут какие-то вопросы к нам?» Один из полковников спросил меня: «Извините, господин обер-лейтенант – скажите, пожалуйста, а сколько вам лет, как давно вы воюете и какую военную подготовку получали?» Я сказал: «Господин полковник, извините, не знаю вашего имени». Он назвал себя: «Полковник фон Герберт».
Мой ответ:
– Такой вопрос я слышал уже многократно и со стороны моих сослуживцев, и со стороны немцев. Кстати, с одним из капитанов Вермахта, боевым, но здорово покалеченным, я был очень хорошо знаком и поддерживал с ним в свое время добрые отношения. Так вот, лет мне в предстоящем августе будет 19, а воюю я с 16 лет. Начинал в партизанском отряде, повидал всего – и холода и голода и многих других неприятностей. К сожалению, военного образования я не имею, перед началом войны закончил всего лишь восемь классов средней школы.
По рядам офицеров пронесся негромкий, но ропот. Не то удивления, не то... что-то другое.
Вопрос:
– Как долго и кто разрабатывал и планировал эту операцию?
– К сожалению, для тщательной проработки этой операции у меня времени было очень мало. Много решалось экспромтом, по мере появления информации о ваших намерениях. Мы несколько запоздали с началом и дали возможность тем самым вашим артиллеристам и минометчикам нанести несколько залпов по позиции одного из наших отрядов. В результате 4 человека погибли и 7 оказались ранеными. Этих людей по-человечески, конечно же, очень жаль – как сожалеем мы и о погибших и раненных ваших воинах, которые не знают, за что они платят своими жизнями.
Следующий вопрос от полковника:
– Скажите, в вашей боевой деятельности были серьезные ошибки, просчеты?
– Никто не застрахован от ошибок и просчетов ни в гражданской, ни в военной сфере. Конечно же были такие и у меня, особенно в самом начале. Но я делал из этого правильные выводы. Думал, анализировал, консультировался со специалистами, много читал, пополняя свое недостаточное образование и отсутствие специальной подготовки. Очень многому меня научила сама жизнь. В военное время, особенно на фронте, она довольно жестока к людям. Жизнь заставила меня критически подходить и смотреть на многие устоявшиеся правила и порядки в виде уставов и прочих нормативных документов и положений. Сначала в гражданской, а затем в военной сфере.
Далее я поведал, что без указаний и директив начальства я создал свой боевой коллектив из ребят в возрасте от 15,5 до 18 лет. Других просто не было под рукой. Мы как самостоятельно, так и с привлечением знающих дело людей, осваивали военное искусство: различные виды стрелкового оружия, взрывчатку и ее применение и многое другое. Особое внимание уделяли разведке. Сами воспитывали своих специалистов на все руки, путем тщательного отбора и тренировок.
Начинали мы с небольших и простых действий, но постепенно перешли к довольно серьезным операциям. Главным я считал беречь с таким трудом выпестованных бойцов. За сравнительно легкие дела с хорошим началом, но непредсказуемым, сомнительным концом, старались не браться. Были расчеты, варианты, анализ обширных полевых разведданных. Старались всячески избегать известного наполеоновского принципа, который гласит примерно так: «Главное вступить в драку, а там посмотрим». Такой подход нам не годился. Мы старались добиться успеха без потерь личного состава. Одним словом, без хорошего представления о противнике в лобовые атаки на него не ходили.
– Вот и в данном случае, мы знали, с кем имели дело, и что против нас замышляет противник. Нашей разведке удалось пленить двух ваших офицеров и одного унтер-офицера артиллеристов. От них были получены некоторые сведения о ваших намерениях. Мы не могли серьезно противостоять вашим батареям и минометам. Поэтому решено было их нейтрализовать. Наши бойцы с успехом смогли это сделать, что и решило в основном исход боя.
Чего мы не ожидали, так это довольно необычного продолжения (или окончания) нашей беседы в штабном вагоне. Тот полковник, который задавал вопросы, как-то незаметно вынул из кармана небольшой пистолет и быстро выстрелил себе в висок, тут же рухнув на пол так, что его даже не успели поддержать рядом стоящие коллеги. Настолько неожиданно и необычно все это произошло.
Когда мы немного пришли в себя от увиденного, я задал вопрос: «Что же необычное произошло, почему господин полковник покончил с собой? Ведь ни в чей адрес не было высказано никаких угроз». После минутного молчания один из офицеров поднял руку и попросил разрешения задать вопрос. Я ответил: «Пожалуйста».
Ответ офицера нас поразил:
– Полковник фон Герберт планировал и был организатором этого нашего наступления на ваши позиции. Он является одним из заместителей командира дивизии, имеет большой военный и жизненный опыт, не любит проигрывать. И когда он убедился, кому проиграл это сражение, то не смог справиться со своим самолюбием. Чтобы уйти от позора, он решил покончить с собой.
Откровенно говоря, для меня это тоже было необычным явлением видеть самоубийство своего собеседника, хотя и из лагеря противника. Но что-то надо было сказать и делать. Глубоко в сознании я понимал действия этого офицера. Я сказал:
– Как человек, и как офицер, хотя и противной вам армии, я хорошо понимаю действия полковника Вермахта, господина фон Герберта. Но я не одобряю его поступок. Любой работающий, действующий человек может и совершает ошибки. Это свойственно было людям с незапамятных времен и до сего дня. Но нельзя за каждую ошибку или оплошность стрелять в себя. Ведь каждый из нас совершал ошибки и довольно серьезные и если бы он последовал такому принципу, то среди нас с вами, господа, в этом вагоне многих не было бы. Мы с вами были бы в мире ином. Так что мой совет, господа офицеры, будьте благоразумны и надейтесь на благоприятный исход даже тогда, когда вы окажетесь в очень сложной обстановке.
– Я советую вам, у кого имеется при себе личное оружие, выложите его, избавьтесь от этого смертоносного инструмента, чтобы вас не подвергать унизительной процедуре – обыску.
– Господа офицеры! Как ни прискорбно это для вас прозвучит, но вы с сегодняшнего дня являетесь нашими военнопленными. Пусть это слово вас не пугает. Мне лично хотелось бы, чтобы на этом закончилось ваше участие в этой бесславной войне, которая унесла уже жизни десятков миллионов взрослых работоспособных мужчин. Кстати, она не щадит также ни женщин, детей и стариков.
– Кто-то из вас, очевидно, все еще верит в те бредни и несбыточные иллюзии о превосходстве немцев над всеми народами мира и многовековом господстве немецкой расы, которыми вас питают Гитлер и верхушка Рейха. Такого не было в истории человечества и быть не может.
– Конечно, были в свое время очень сильные государства, но они в силу ряда причин сдавали свои позиции и превращались в обычные страны, а рядом вырастали другие не менее развитые и сильные страны.
– Полным провалом закончилась попытка молниеносной войны с СССР и покорения и расчленения нашей страны. Грубой ошибкой было и объявление войны США. Теперь Германия находится в кольце огненных фронтов. Ее военно-промышленный потенциал уничтожается не только на фронтах, но и с воздуха путем ковровых бомбардировок городов и промышленных центров.
– Господа офицеры! Я полагаю, и мне очень хотелось бы, чтобы для вас и всех служащих вашей дивизии война закончилась. Чтобы вы остались живы, так как ваше умение и силы потребуются для восстановления и России, и Германии.
Одному из разведчиков я поручил собрать пистолеты офицеров в пакет. Позже разберемся. Среди этого добра были и весьма привлекательные вещицы. Надо бы комбату презентовать что-то оригинальное. Да и себе присмотреть. Моему спутнику капитану тоже не помешает иметь такой сувенир.
В конце нашего пребывания в вагоне, я обратился к офицерам, чтобы собрали свои вещи и были готовы покинуть вагон, так как весь подвижной состав подлежит уничтожению, хотя это и весьма нежелательная акция. Одному из наших бойцов поручил составить список офицеров штаба дивизии, указав фамилии, имена, звания и занимаемые должности.
Один из старших сержантов доложил, что на поле боя насчитали 108 человек погибших немцев, около сотни раненых и 172 человека сдавшихся в плен.
Я получил доклад о том, что минирование дороги прошло в нормальных для этой операции условиях. Там оставлена группа из трех человек наших бойцов, которые приведут заряд (мину) в действие при появлении поезда. Нажимного действия взрыватель не годится в случае, если впереди паровоза будут двигаться платформы с балластом.
Я еще уточнил, три человека – это не маловато и не опасно ли? Мне ответили, что им оставили еще радиоаппарат для связи и сообщений в экстренном случае. Что же, это уже лучше. Радиотехникой трофейной мы теперь можем обеспечить даже небольшие наши подразделения и разведгруппы.
Передо мной опять встало множество вопросов и главные из них требовали безотлагательного ответа:
а) Надо ли нам всеми силами и дальше оставаться на этом месте? Эта площадка уже известна многим службам немцев. Результаты бомбардировки не следует забывать.
б) Если перемещаться, то куда? Комбат в таком состоянии, что вряд ли способен принимать какие-то кардинальные решения. Что советовать партизанским отрядам?
в) Как быть с пленными немцами? У нас их оказалось изрядное количество. Причем офицеров высокого ранга и рядовых.
г) Еще сложнее вопрос – с ранеными своими и немцами. Как поступить и где их содержать, лечить и питать?
От таких трудно разрешимых вопросов голова невольно, но пойдет кругом. Но решать-то надо!!!
Руководитель одной из групп по обследованию вагонов эшелона доложил, что в конце второго эшелона на платформах находятся 12 танков, прикрытых брезентом, что с ними делать? «Вот это находка!» – воскликнул я. Что за танки, их категория (тигры, средние, танки легкого типа)?
Это были средние танки, восстановленные на заводах в Германии или других стран и направляемые на фронт. У одного из офицеров я спросил, что это за танки, их дивизии или приданные им. Он ответил, что во время стоянки в одном из городов Германии к их эшелону прицепили еще несколько платформ с этими танками, сказали, что их надо довезти до фронта, а там им место найдется. Я попросил вестового быстро найти капитана, командира отряда № 2.
Когда он подошел ко мне, спросил его, что он думает насчет танков, минометов и артиллерии. Ведь этим добром можно было бы вооружить не один батальон. Он ответил, что с ходу такой вопрос не решить.
– Конечно, было бы неплохо иметь несколько таких игрушек в отряде. Но для этого надо иметь специалистов: водителей, артиллеристов.
– Ну что же, подумай. Если мы не сможем их использовать, то придется уничтожить вместе с подвижным составом.
По радиосвязи я вступил в контакт с командиром отряда № 1 (Коржем), затем связался с комбатом и попросил их срочно собраться для обсуждения очень важных вопросов. Совещание было назначено в пределах расположения отряда № 1, который подвергся нападению.
Я поставил перед собравшимися те же вопросы, что и пришли мне в голову. Но предварительно поздравил всех с очередной нашей победой над фашистами. Сказал, что задумка о нейтрализации вражеской артиллерии и минометов удалась, их даже удалось использовать в какой-то мере против наступающих врагов. Сообщил о числе погибших, раненых, и пленных немцах. Все были довольны результатами нашей с капитаном работы. Сообщил также о встрече с офицерами штаба дивизии, о самоубийстве полковника, организатора немецкой атаки – когда он увидел, кому проиграл бой.
Надо было решать вопросы с пленными, ранеными нашими бойцами и немцами, а также трофейными танками, артиллерией и минометами. Капитан заявил, что он готов принять к себе на вооружение в отряд № 2 несколько танков, минометов и орудий. Что касается пленных немцев, то надо их вывести подальше в лес и предложить подождать прихода наших войск, чтобы они могли сдаться в плен. Туда же переместить и их раненых. Походные кухни у них есть. Пусть готовят себе еду из тех запасов, которые везут с собой. Наших раненых надо бы, по возможности, перевести в место прежнего расположения отряда № 1. Там у них уже есть какая-то оздоровительная база. Ведь это же ненадолго.
В этот момент к нам подошел ст. сержант Николай, который уже участвовал в минировании дороги и сообщил, что был слышен звук от сильного взрыва. «Запросили по радиосвязи нашу группу подрывников?» Он ответил, что запросили, но они не отвечают. Старшой (я): «Немедленно седлайте два мотоцикла с пулеметами и во всеоружии, а также организуйте грузовую машину с 15-20 бойцами, и срочно к месту взрыва. Тут же сообщите нам, в чем там дело».
Комбат обратился ко мне:
– Что там может быть?
– Трудно сказать – минеры вроде бы уже опытные. Вполне возможно, что состав подорван. А вот атакована или уничтожена наша группа – это не исключается. Подождем сообщения разведчиков. И постоянный у меня на сегодня вопрос: каковы планы наших действий на ближайшее время? Имеются ли указания из штаба фронта?
Комбат:
– В штабе довольны и выражают благодарность за совместные действия и уничтожение многих эшелонов фашистов с живой силой, военной техникой и боеприпасами. Что касается дальнейших действий, то максимально учитывайте местные условия, противодействие противника и продолжайте начатую работу. Я не цитирую, но в вольном пересказе сообщаю о поручении. Командиры отрядов получат в свой адрес, если уже не получили, отдельные указания. На данный момент, ни первый, ни второй отряды в свой адрес пока ничего подобного не получили.
В это время раздался сигнал радиовызова и наша разведка сообщила, что три наших подрывника лежат на своих местах мертвыми. Эшелон подорван, паровоз сбит с пути, но поезд шел на небольшой скорости и за паровозом (под откос) последовало только два вагона. Из остальных вагонов идет выгрузка живой силы со стрелковым вооружением. На платформах имеются орудия, минометы и что-то еще под брезентовым укрытием.
На вопрос: «Сколько там примерно солдат?» был ответ: «Трудно сказать, но больше роты уже вышли из вагонов, и это еще далеко не все».
Старшой:
– Товарищи офицеры! Вношу такое предложение: два действующих танка, плюс надо срочно снять с платформ еще несколько единиц и на грузовиках с личным составом человек около сотни выдвинуться к подорванному эшелону, произвести несколько выстрелов из танковых пушек по вагонам и предложить личному составу сдаться в плен. После чего проверить все вагоны, изъять из них все полезное и необходимое нам, а затем в зависимости от обстановки все сжечь или взорвать. Как вы смотрите на это? По всей видимости, это подошла еще одна часть дивизии. Для этой цели можно попробовать использовать одного из старших офицеров штаба дивизии.
– Как вы смотрите на это? Риск с нашей стороны в этой ситуации не большой. Но мы гарантируем себя от очередного побоища, в котором будут жертвы и с нашей стороны, а это нам ни к чему.
Пока комбат думал, командир отряда № 2, довольно энергичным голосом провозгласил: «Давайте, старший лейтенант, с твоей легкой руки у нас пока все получалось. Думаю, с нашими орлами получится и эта операция».
Наконец и комбат вроде бы очнулся и сказал: «Давай, старшой, командуй подготовкой.»
Я попросил Андрея срочно заняться разгрузкой танков, хотя бы штук 5-6, и грузовиков. «Товарищ капитан, из вашего отряда человек 50 возьмем и примерно по взводу из батальона и отряда № 1». Подготовка началась очень быстрыми темпами.
По радио поручил нашей разведке продвинуться, по возможности, вдоль состава, «сфотографировать» всю картину и ждать нас. Мы выезжаем. На вопрос о причине смерти наших саперов мне сообщили, что по какой-то причине взорвалась одна граната, и от нее сдетонировала рядом лежавшая взрывчатка. Пулевых ранений на телах погибших не обнаружено. Что это, небрежность? Скорее всего, это так. Расслабились бойцы и из гранаты выпала чека предохранителя, а этого они и не заметили, тем более, что послали сигнал взрыва и он произошел на их глазах, когда они были еще живы.
Как и условились, часть танков была заведена и опущена на землю. Наши новоявленные танкисты на ходу осваивали их, им на каждую пушку выделили по 5-6 снарядов и коробки с набором патронов для пулеметов.
На реквизированные машины, и в придачу свободные свои грузовики, быстро усадили до сотни бойцов и тронулись в путь. Впереди, конечно, шел мотоцикл с разведчиками.
Я ехал вместе с командиром отряда № 2, к которому я проникся большим доверием, этот человек побывал уже во многих переделках, имел опыт командования подразделением. Ему я мог задавать любые вопросы, и он не уходил от ответа, если ему была известна или знакома суть дела. В то же время он очень внимательно прислушивался к моему мнению и тщательно следил за моими действиями. Вообщем, мы на практике, ненавязчиво и без напряжения, учились друг у друга. Рядом со мной всегда были разведчики, с которыми у меня были самые добрые отношения. Главное в том, что мы хорошо понимали друг друга. Они никогда не выпускали меня из виду, где бы я ни находился. Я ценил такое расположение и всегда делал так, чтобы о их, даже не очень видных успехах, знали в батальоне.
Я сообщил капитану, что прихватил в этот рейд одного из видных пленных штабных работников – полковника, то ли зам. комдива, то ли начальника штаба.
Капитан спросил: «А это еще зачем?»
Я ответил, может быть, до начала драки, если такая случится, переговорить с начальником эшелона или командиром части, которая транспортируется в эшелоне. Возможно, все миром закончится, очень этого хотелось бы. Жаль терять своих бойцов, они нам будут еще очень нужны. Да и немцев тоже, убитых – хоронить, а раненых, искалеченных пленных – что с ними делать? Как-никак, хотя они и наши враги, заблудшие овцы, а все же люди. Пленных бы к нам в тыл – на восстановление того, что они разрушили.
Капитан:
– Как это у вас все совмещается: любовь и жалость к своим бойцам, проявление человечности к своим врагам? Трудно мне себе представить все это.
– Знаете, капитан, для меня немец враг, пока он держит в руках оружие и хочет тебя поразить им. А если это оружие у него выбили из рук или он сам его бросил и поднял руки вверх? Это уже и не враг вроде бы. Конечно, можно было бы и раненых, и пленных уничтожить, как это делали немцы с нашими пленными в начале войны. Но надо видеть и то, к чему это привело. А ведь начинали они, скажем так, очень удачно. Меня сейчас беспокоит эта проблема – что с ними делать, где содержать, и кто и чем их будет кормить.
– Знаете, старший лейтенант, когда я увидел вас в первый раз (когда вы нас развернули на 180 градусов и обратили в свою веру), я не мог даже предположить, что в одном, очень молодом по возрасту человеке, могут быть так разумно совмещены воинственность и человеколюбие. Надо же, вы поверили нам, бывшим полицейским и карателям, загнавшим партизанский отряд в болото и моривших людей голодом, болезнями и ранами. Вы доверили нам грозное оружие: танки, артиллерию, автоматы и пулеметы. И не ошиблись в нас, хотя я знаю, что вам нелегко было переубедить комбата. Он настроен был очень жестко по отношению к нам.
– Знаете, капитан, что было, то уже прошло. Сейчас мы с вами в одной упряжке и тянем этот нелегкий воз по целине, рискуя жизнями – и своими, и наших бойцов. Будем в скором времени надеяться на лучшее, которое к нам само не придет – его надо завоевать.
9.Под белым флагом
Мы обсудили с капитаном попутно и ряд других проблем нашего жития. Приблизились к пункту назначения, посмотрели в бинокли – предстала далеко не обычная картина. Никакой паники среди немецких военнослужащих не наблюдается, вагоны с живой силой практически уже освобождены, боеприпасы еще оставались на месте. На платформу установили несколько орудий разного калибра, в основном длинноствольные, крупного калибра.
Встал вопрос: надо ли в таких условиях стрелять по людям? Ведь они пока не сделали ни одного выстрела в нашу сторону. Надо попробовать мирный вариант. Запустим в дело парламентерский способ. Тем более, что в наших руках такой козырь как полковник штаба дивизии. Если не получится, наша совесть будет чиста – по безоружным не стреляли. Дали им время и право выбрать вариант: воевать или прекратить войну и остаться в живых.
Я сказал капитану, что пойду в составе делегации, возьму с собой пленного полковника и 2-3 разведчиков в полном боевом. «А тебе предстоит расставить танки, подвести малокалиберную нашу артиллерию и в зависимости от обстоятельств по нашему сигналу дать залп из этих боевых средств».
Так и сделали. С полковником переговорил о предстоящей встрече и о предложении противнику сложить оружие и не вступать с нами в драку; так как все равно они получат поражение, множество убитых и раненых, а живые так или иначе окажутся в плену, но могут быть покалечены.
На деревянное древко натянули кусок белой материи и пошли. Мы с полковником шли рядом впереди, а наши сопровождающие следовали за нами. Подошли к группе военных. Я попросил одного из офицеров пригласить к нам начальника эшелона или командира их части. Конечно, на нас обратили сразу же внимание – некоторые даже схватились за автоматы. Но пленный полковник довольно зычным голосом одернул их. Вскоре к нам приблизился капитан в форме Вермахта и спросил: «Кто вы будете и как доложить о вас полковнику, командиру нашей части?» Мы назвали себя. И снова ожидание. Наконец, в сопровождении группы офицеров к нам приблизился полковник. Обменялись обычными приветствиями.
Нам задали вопрос: «Чем вызвано ваше появление?» Я спросил полковника, будет ли он начинать разговор. Он ответил, что начинать следует мне. Что же, так, возможно, и лучше.
– Господа! Ваш эшелон является четвертым по счету, движение которого к фронту было нами прервано. Первый эшелон три дня тому назад был взорван, все вагоны были сброшены с рельсов и пассажиры погибли. Их было около 200 человек. Второй и третий эшелоны тоже были подорваны, их движение приостановлено. В одном из этих поездов находился штаб дивизии и практически все офицеры штаба, кроме командира, который должен был прибыть на фронт воздушным путем. Заместитель командира дивизии, полковник фон Герберт, решил дать бой тем силам, которые были причастны к крушению поездов, но имел при этом поверхностную информацию об их силе и возможностях. А это оказалась крупная воинская часть Советской Армии и два партизанских отряда. Они в ходе боя разгромили подразделение его дивизии. В результате погибло и было ранено много солдат и офицеров. Остальные сдались в плен. Был взят в плен весь офицерский состав штаба дивизии, за исключением отсутствовавшего генерала. Раненым была оказана медицинская помощь. Пленные немцы ожидают отправки в спецпункт их дальнейшего содержания.
– Перед вами сейчас стоит та же проблема: или вступить с нами в бой, или сложить оружие и сохранить свои жизни. Ведь война приближается к своему концу и уже ясно, что Германия ее проиграла. И даже если бы вы попали на фронт, это ничего бы не изменило, только увеличило число жертв. Так что выбирайте, господа, время у вас ограничено.
После моего обращения слово взял пленный полковник. Он рассказал собравшимся об своих приключениях, отметил, что обращение с ними корректное, никакого насилия не применяют. Все офицеры штаба находятся в одном месте, им разрешили собрать и взять с собой все личные вещи. «Ваше дело решать, как поступить в данной ситуации, но надежды на сопротивление и победу призрачны. У них имеется артиллерия, танки подведены и окружили место вашего расположения. И если они откроют огонь по вашей части, то это вызовет большие жертвы, пожары и взрывы. Решайте сами, что вам делать и как поступать».
Вопрос:
– Господин полковник, а что вы посоветуете нам?
Ответ:
– Видите ли, мой совет зависит в известной мере от моего нынешнего положения. Я нахожусь под опекой и во многом лишен возможности принимать советы и давать рекомендации. Судя по всему, на фронте при нынешней концентрации войск, особенно с противной стороны, нам здесь не удержаться, на нас обрушится огромная сила и многим из нас не выжить. В плену, вероятность выжить, намного больше.
Вопрос ко мне:
– Как у нас будет организовано питание в случае, если мы решим сложить оружие?
Ответ:
– Все, что вы имеете в этом эшелоне из продовольственных товаров, в том числе и свои полевые кухни, возьмёте с собой, и сами будете готовить пищу для себя. Дисциплину вам придется поддерживать такую же, как в воинской части. Главный ваш выигрыш в том, что это высокая вероятность сохранить свои жизни и выйти из войны в таком же виде, как вы выглядите теперь.
– Сколько времени вы даёте нам на размышление?
– А сколько бы вы хотели иметь такого времени?
– Нам не помешало бы иметь часа два-три.
– Такого времени мы вам дать не можем. Укладывайтесь в 20, максимум 30 минут. Время пошло.
В этот момент я обратился к полковнику с вопросом: «Господин полковник, как вы думаете, какое решение можно от них ожидать?». Он пожал плечами: «Трудно за них решать. Думаю, что возобладает желание сохранить свою жизнь и не ввязываться в драку (бой) – тем более, что на их стороне нет в данный момент никаких преимуществ. Они ведь даже не закончили разгрузку».
Хорошо, подождем еще немного. Когда время приблизилось к установленному, я попросил одного из своих сопровождающих разведчиков отойти назад и дать знак нашим танкистам и артиллеристам немного пошевелиться. Это должно ускорить принятие решения противной стороной.
Наконец, к нам подошла группа офицеров, в которой не было полковника и ряда старших офицеров. Они сообщили, что мнения у них разделились. Одни готовы сложить оружие, чтобы сохранить жизни. Другие же не желают этого делать и просят пропустить их вперед, в направлении к фронту. Я ответил, что всех согласившихся сложить оружие необходимо организовать в колонну. Все должны взять свои личные вещи и запасы продовольствия. Остальных тоже сформировать в колонну, но с ними будет особый разговор. Никакого пропуска в направлении фронта не может быть. Это будет враждебно настроенная к нам группа солдат вашей воинской части.
Колонну с новыми пленными, в сопровождении наших бойцов, отправили к месту дислокации наших подразделений. Остальная часть этих вояк во главе с полковником и его заместителями осталась на месте. Интересно, а чего они ожидают с нашей стороны? «Выпустить бы по ним несколько снарядов из танковых орудий – куда бы они побежали», – заметил сопровождавший нас разведчик.
– Так нельзя делать, мы же не фашисты, которые издевались над нашими пленными так, что хуже не придумаешь.
– А что же делать нам, господин полковник, с этой группой? – спросил я моего коллегу по переговорам.
– Ума не приложу, но отпустить их нельзя. Трудно сказать, чем это может закончиться.
В этот момент к нам приблизился один из офицеров оставшейся группы и попросил меня выйти к ним для разговора. У них есть несколько вопросов к нам. Что же, раз просят, придется уважить. Возможно, начинают понимать, что к чему.
Я приблизился к этой группе в сопровождении одного из разведчиков, который держал указательный палец своей правой руки на спусковом крючке автомата.
– Слушаю вас, господа! Что вам еще не ясно? Готов ответить на несколько ваших вопросов. Но не тяните, время дорого.
Вопрос от этой группы:
– Мы не пошли добровольно к вам в плен. Это вполне разумно с нашей точки зрения, ведь мы давали офицерскую присягу и нарушать ее не имеем права.
– Кому вы давали эту присягу? Гитлеру и его команде, которые привели Германию на край катастрофы. Ваша страна в таком ее обличье доживает последние месяцы. Надо думать о новой Германии – без Гитлера и его нацистской партии. Так что, если бы вы пошли с первой группой, то были бы освобождены от той присяги и всяких прочих обязательств перед Рейхом. Есть и будет немецкий народ и Германия без всяких этих извергов рода человеческого. Понятно?
– Что с нами будет, какая участь нас ожидает?
– Я не завидую вам, хотя вы, очевидно, и не будете участвовать в предстоящей битве на этой земле. Вполне возможно, что мы вас передадим партизанам. То есть вы, очевидно, будете переданы тем, кого немцы считают бандитами, хотя на самом деле они патриоты, сражаются с оккупантами их земель и угнетателями народов. Подумайте сами. Вдруг Германия оказалась бы под оккупацией какой-то державы, которая ввела бы свои законы и порядки. А защитников этого народа хватали бы, истязали, убивали, пытали в тюрьмах и концлагерях. Какое бы у немцев было отношение к так называемым «освободителям»?! Нет сомнений, что они всеми силами и средствами боролись бы за свое освобождение. И это было бы оправдано со всех сторон. У вас в тумане легких побед, одурманивших ваши головы, не было времени и желания все это осмыслить.
Раздался голос:
– У офицеров своя точка зрения на присягу и верность Рейху и Гитлеру, а у нас, младшего офицерского состава и рядовых, в силу сложившихся обстоятельств может быть другой подход к данным нами когда-то обязательствам. И я думаю, что многие из здесь присутствующих готовы пересмотреть свое решение.
– Это может быть вполне закономерным и разумным решением. Человек живет, действует и может допускать ошибки или принимать ошибочные решения. Главное, вовремя исправлять свои ошибки, не упорствовать самому и не понуждать других оставаться на неправильном, пагубном пути, который может привести к гибели.
Через одну-две минуты эта большая колонна немецких военнослужащих на наших глазах стала делиться на три неравных части. Когда движение закончилось, я обратился к ним с вопросом: «Что же произошло с вами? Почему вы разошлись в разные стороны?»
Выступил один унтер-офицер из большой по численности колонны и заявил:
– Мы решили однозначно сложить оружие и сдаться добровольно в плен, если вы нас примете. Сразу нам было трудно решиться на этот шаг. Теперь мы поняли, что это, наверное, есть единственный выход из нашего кризисного положения. Вы уж простите нас.
– Благоразумное решение в непростой ситуации всегда украшает человека, какой бы национальности он не был. Немцев я считаю людьми от природы благоразумными, но одурманенными, легко поддавшимися на легкомысленные и несбыточные обещания всяких прохвостов и проходимцев.
Тут я обратил внимание на другую группу, в которой было человек 15-20. Это что еще за объединение? Здесь было и несколько средних офицеров. Я попросил кого-то из них объяснить, что они решили.
Подошел офицер, в звании лейтенанта, и доложил, что они представляют группу колеблющихся, еще не принявших решение. Я задал ему встречный вопрос:
– Господин лейтенант, а что вас смущает и почему вы так долго думаете, когда надо в случае грозящей опасности принимать мгновенное решение? Разве вас не этому учили? И представьте себе, что вы на передовой линии фронта и вам угрожает смертельная опасность?
Лейтенант, а к нему подошли еще два офицера такого же или старшего воинского звания, в один голос заявили:
– Господин офицер Советской Армии, нам, очевидно, не хватало вот того толчка, чтобы принять окончательное и разумное решение. Спасибо вам, извините нас, тугодумов. Это нам хороший урок на будущее. Можно нам присоединиться к предыдущей группе?
– Если вы приняли такое решение, то присоединяйтесь и будьте рядом со своими подчиненными.
Итак, вместо трех неравных у нас стало две совсем уж несопоставимых по численности групп. А что же с оставшимися вояками, у которых на плечах, почти у всех, сверкали офицерские погоны, в том числе старших офицеров во главе с полковником?
– Ну, а что вы скажете, уважаемые руководители и отцы полка? Я могу ошибаться, но полагаю, что очень плохо обстоят дела в той воинской части, где солдаты не понимают своих командиров так, что их интересы расходятся почти на 180 градусов. Как же в таком положении вести людей в бой и требовать от них победы над противником? Может ли кто-то из вас объяснить мне это?
Последовало молчание. Затем начал говорить полковник.
– Я когда-то учился, правда, короткое время, в русском военном училище. И вот мне вспомнилась очень хорошая ваша пословица: «Век живи, век учись, а дураком помрешь!» Лучше не кажешь. Вот этот сегодняшний пример ярко говорит об этом. Вывод, который я сделал лично для себя, таков. Хотя я уже человек и не первой молодости, за плечами большой жизненный и военный опыт на разных фронтах, а вот своих подчиненных, особенно рядовых и младший офицерский состав – унтер-офицеров я знаю крайне недостаточно. Более того, скажу откровенно – плохо знаю. У нас главное было: приказ отдан – выполни и доложи. А ведь у этого бойца или офицера есть еще и душа и сердце и желание продолжить свою жизнь, встретиться после этой жесточайшей войны со своими родными и близкими. Мои коллеги и я на грани пересмотра многих своих заблуждений и на пути принятия благоразумного решения. Хорошо, что люди умнеют, а не глупеют с течением времени.
– Так что же вы решили, господин полковник, со своими коллегами, чтобы выйти из этого довольно сложного положения?
К полковнику, один за другим строевым шагом, подошли его заместители и начальник штаба (судя по их погонам). Они заявили, что полковнику, очевидно, трудно произнести те слова в силу его положения и звания. Мы его знаем лучше, чем кто-либо из здесь присутствующих, мы уже обсуждали эту проблему со всех ее сторон без политической и партийной трескотни и пришли к такому выводу. Наступил, пожалуй, тот долгожданный день, когда мы будем свободны и уйдем прежде всего не от военного, а от партийного и чиновничьего засилья. Мы должны быть вместе со своими подчиненными.
– Разумное решение, принятое в результате коллективного обсуждения. Офицер сам по себе мало что значит. Его знания и опыт предназначены для коллективного использования.
Эта группа во главе с полковником тронулась с места и присоединилась к основной массе военнослужащих. Я поручил нескольким своим бойцам препроводить их на площадку недалеко от наших позиций. Затем вернулся к месту расположения нашей парламентской делегации. И тут услышал кое-что в адрес нашей делегации из уст нашего пленного помощника-полковника.
Он выразил свое удовлетворение той работой, которую мы провели, и ее результатами. Затем рассыпался в похвалах в мой адрес. Сказал, что не ожидал вообще от офицера противника, и меня лично, такого, как он выразился, подвига.
– Это надо же, человек, который по возрасту годится мне в младшие сыновья, так разумно все спланировал и сохранил жизни своих бойцов и также солдат и офицеров противника. Проведена блестящая боевая операция, в результате которой не было пролито ни капли крови. Это не под силу, пожалуй, ни одному даже старшему офицеру нашей дивизии. А вы имеете всего лишь воинский чин обер-лейтенанта. У вас впереди блестящее будущее. Такими подвигами своих офицеров может гордиться любая армия.
Я поблагодарил полковника за столь высокую оценку работы нашей делегации. Отметил при этом, что в уставах и прочих документах современных армий предусмотрены, прежде всего, боевые действия против неприятеля с применением огневых средств. По результатам таких действий победителей награждали, повышали в званиях и должностях, предавали всевозможной огласке, хвалили. Что касается бескровной победы, то тут военным вроде бы и гордиться нечем. А часто по-человечески ведь такая победа в стократ ценнее. Ведь сохраняются жизни многих людей – независимо от того, на чьей стороне они воюют в настоящее время.
Полковник: «Даже подобные рассуждения мне в диковинку слышать. У нас в армии просто не принято об этом говорить вслух».
10.Что дальше?
Я попросил пригласить ко мне капитана, командира отряда № 2. Справился о его делах, какое у него впечатление от сегодняшней нашей боевой операции. Он ответил, что все прошло необычайно успешно, без потерь наших бойцов.
Подумав при этом, что и капитан постепенно приобщается к моей стратегии и тактике, я обратился к нему:
– Товарищ капитан, берите в свое распоряжение сколько нужно вам наших бойцов и надо заканчивать с этим эшелоном. Все, что нам необходимо, следует изъять – в том числе броневики и транспортные средства, а также необходимое количество боеприпасов к немецкому вооружению. Все остальное взорвать или сжечь. Вам еще какая-нибудь помощь нужна?
– Нет, спасибо, этим составом обойдусь.
– Ну, что же, тогда желаю успехов.
Наша делегация парламентеров и сопровождающие нас бойцы вернулись к месту расположения наших подразделений, считая свою миссию успешно выполненной. Полковника я поблагодарил за участие в необычной для него работе и пожелал всего доброго ему и его коллегам по штабу дивизии.
Мне надо было встретиться с комбатом и командиром отряда № 1. Их я нашел сидящими за одним раскладным столиком и что-то обсуждающими. При моем появлении разговор закончился. Я доложил им, как все было организовано, и о результатах нашей миротворческой операции.
– Погибших и раненых с обеих сторон нет. В плен сдались в общей сложности более 360 человек, в том числе командир полка полковник и группа офицеров. Командир отряда № 2 сейчас занимается эшелоном, изъятием необходимого нам оружия и боеприпасов. Остальное приказано вместе с подвижным составом взорвать или сжечь. В состав парламентерской делегации был включен и немецкий пленный полковник, нач. штаба дивизии. Это в известной мере помогло пленению личного состава эшелона.
Обратил я внимание и на очень важную проблему. В общей сложности, пленных немцев у нас уже набирается более 800 человек. Их надо где-то размещать, кормить, обеспечивать водой, создавать санитарные условия содержания.
Комбат:
– Старшой, нам только этой заботы не хватало. Тут уж я и ума не приложу, как эту задачу решить. Уж лучше бы они погибли в бою.
– Возможно и так, но сколько бойцов потеряли бы и мы. И далее. Мы своими действиями практически вывели вражескую мото-механизированную и хорошо вооруженную дивизию из боеспособного состояния. Это значит, что на каком-то участке фронта образуется брешь или резко уменьшатся резервы врага. Полагаю, что надо поставить об этом в известность штаб фронта и попросить их помочь нам решить вопрос с пленными. Уж не выпускать ли нам их на волю, хотя и безоружных. У противника всегда найдется для них и вооружение, и место на фронте, а будучи в плену они не сделают ни одного выстрела.
– Что касается раненых, то полагаю, надо сосредоточить их в одном месте: и наших, и немцев. Подобрать для них медперсонал и лекарственные средства из числа трофейных, обеспечить питанием и уходом. До прихода наших войск продержаться, а там попадут и в развернутый госпиталь или будут эвакуированы в тыл. Охрану раненых, полагаю, можно было бы поручить бойцам отряда № 1.
– Хотел бы я также знать, товарищ комбат, о наших ближайших действиях, поручениях штаба. Хочу также высказать свое мнение о том, что нам на этом месте больше оставаться нельзя. Если мы можем как-то справляться с противником на земле, то с воздуха мы совершенно не защищены и уроки прошлой бомбардировки надо учитывать. Опять можем лишиться многих десятков бойцов убитыми и искалеченными. Осколочные ранения от бомб очень трудно поддаются лечению.
– Но главная и архисрочная проблема – пленные. Куда их определить, обеспечить водой и некоторыми жизненно важными условиями. Ведь нельзя же допустить, чтобы они загадили нам большие площади, включая и лес. Хотелось бы знать на этот счет мнение командира первого отряда, им ведь как никому приходится перемещаться с места на место.
Командир отряда № 1 (Корж):
– На первый случай, собрать их в отведенных для них местах, дать им лопаты и мотыги, и пусть они выкопают себе ямы под туалеты. А в качестве прикрытия этих сооружений пусть используют те чехлы, которые они использовали в своих эшелонах для маскировки орудий, танков, бронемашин и прочей техники и боеприпасов. Немцы – люди предприимчивые и любят удобства, обустроятся. Воду надо подвозить. А вот как быть с питанием – вопрос сложнее. Продуктов в эшелонах немного, хотя есть и свои кухни. Дров для них в лесу найдут – сухостоя достаточно.
– Комбат, вот и решение, впрочем, на первый случай. Конечно же, пленных никуда на волю не выпускать, а от бомбежки надо подумать, куда им скрыться на время.
(Окончание следует)
