Бездна бездну призывает

Случилось это в далёкие благословенные христианские времена в большой православной стране, которой давно уже нет на карте мира. На самом берегу моря раскинулся небольшой мирный город, а перед ним у берега часто (и в тот день тоже) стояли на якорях торговые корабли, готовые к отплытию. И вот люди в городе увидели, что вода внезапно начала отходить от берега, обнажая морское дно. За считанные минуты море ушло на несколько миль, по дну его во множестве распластались морские звёзды, всякие морские животные, не успевшие отойти с водой, а около города беспомощно лежали на боках торговые корабли с грузом. Жители, быстро оценив ситуацию, бросились к кораблям и стали тащить с них всё, что могли унести на себе. Счастливым был бы этот день для города и весёлые воспоминания оставил бы по себе на всю оставшуюся жизнь. Но вдруг люди, шустро прибиравшие чужое добро, увидели, что от горизонта поднимается гигантская волна и стремительно несётся к берегу. Они бросили всё, что было у них в руках и побежали к своим домам - не тут-то было! Те из них, которые успели взбежать на ближайшую скалу, увидели, как волна, обогнав их, обрушилась на город и на их глазах стёрла с лица земли их дома вместе с их жёнами, детьми и всем имуществом. Вот эта страшная картина и осталась в их памяти до конца жизни. Это не сказка, братья, это быль - об этом случае рассказывает в своих поучениях один из святителей Церкви. Наверное, вы уже догадались, о чём я хочу повести разговор. И то правда: что нам до древних городов, до людей, давно ушедших из жизни? - нам бы подумать о наших домах, жёнах и детях, о нашей стране, которую нам никак не удаётся защитить от бушующей стихии. Вспомнить о нашем славном героическом прошлом и о горестном настоящем.

Волны набегают на берег и отбегают обратно - это борьба добра со злом? Человек вдыхает воздух в лёгкие и выдыхает его - это революция и реакция? Нет, это закон существования материи. Так - учитывай его, подстраивайся под него, используй его! Дои его! Извлекай барыш из пространства, времени, из воздуха, из человеческой физиологии, из страстей. Пусть греховные бездны рождаются и вызревают в душах людей: соединившись вместе, они сделают для людей невозможным возвращение к первозданной чистоте и ясности. Помните, как описывают знающие люди ритуальный шаг посвящения в масоны? Два шага вперёд - шаг назад. Это обучение житейской (сатанинской тож) мудрости: не торопись, умей выждать, временно отступить, перестроиться, обмани врага видимой его «победой», усыпи маршами и парадами - а потом возьми его, тёпленького, голыми руками, задёшево, задаром. А мы - верующие, православные! - обманутые красивой, героической внешностью, не хотим (а может быть, подсознательно, боимся) заглянуть в мистическую глубину событий, наподобие того - с виду совершенно счастливого - племени в романе Уэллса, почему-то только боявшегося тёмных ночей и ходов, ведущих в подземелье. Существует и армия аналитиков, обслуживающих такое сознание. Они занимаются подобием танцев на льду: срывают аплодисменты, красиво скользя по поверхности. Для неверующего человека всё в мире - от погоды до результатов выборов - происходит хаотично, по воле случая. А уж о воле Божьей и помину нет: «Удачи Вам!» - с доброй улыбкой восклицают они, прощаясь. «Мы этим не занимаемся» - отвечаю я всегда на это пожелание. Пусть, не поняв этого странного ответа, они внутренне остановятся хотя бы на одно мгновение, прежде чем побежать дальше, в столь привычный и понятный им хаос. «Я не приверженец конспирологии» - важно и снисходительно объясняют мне. Что такое конспирология? - я приверженец здравого христианского смысла. И этот здравый христианский смысл напоминает мне, что нельзя быть простым, как змея и мудрым, как голубь, но - только наоборот: так, как и заповедал нам Создавший нас.

Очень меня позабавили, в своё время, воспоминания знаменитого борца Ивана Поддубного. Он рассказывал: каждый его «рабочий» день начинался с того, что он заходил в кабинет директора, и тот ему говорил: - Значит, так, Ваня, на такой-то минуте ты ляжешь под такого-то приёмом таким-то! И - всё. На этом вся «вольная борьба» в их балагане заканчивалась, не начавшись. Там, среди публики, разгорались страсти, заключались пари, делались ставки - а спорта там не было. (С тех пор, кстати, мне очень жалко смотреть на людей, всерьёз переживающих спортивные новости.) Когда я рассказал эту историю одному доброму человеку, он почему-то заподозрил меня в особом жизненном цинизме. А какой же здесь цинизм? Мы, как верующие православные люди, должны отдавать себе отчёт в том, что единственная настоящая война полыхает не в Ливии и не в Боливии, а внутри человеческих душ. И полыхает она непрерывно. И что, если это так, (а это так!) то все главные наши усилия, всю болезнь сердца мы должны обратить именно в эту сторону. Всё, что не имеет к этому прямого отношения, давно превращено в балаган, где всё просчитано, всё отрепетировано и разыгрывается, как по нотам. «Он сукин сын!» - сказал про Гарри Каспарова Бобби Фишер, проанализировав ход его знаменитого матча с Карповым. Разве Фишер был циником или «конспирологом»? Ни то, ни другое - он просто, как профессионал, ясно увидел то, о чём ни за что не хотят догадываться наши мудрые голуби. А теперь подумаем: в цирке у Поддубного речь шла о десятках царских рублей, в матче Карпов-Каспаров об одном миллионе долларов - а если речь идёт о триллионах долларов и нефтяных месторождениях, о золотых приисках? О странах и континентах с миллиардным населением? Пора взрослеть и вылезать из пикейного жилета.

Семейная история. Семья была очень дружная, большая. Каждый из братьев выполнял свою работу по дому и в поле, старшие дети нянчили младших, младшие подрастали в любви и заботе. Так прошла тысяча и ещё немного лет. Но однажды один из старших братьев стал требовать, чтобы все остальные слушались и почитали его как Отца, чтобы каждое его слово было бы для всех, как Закон, и чтобы при каждой встрече все целовали бы его руку - а ещё лучше, носок его сапога. Конечно, на это никто не согласился - да и странно было бы: брата почитать за родителя. При живом-то Отце! Тогда этот несчастный сошел с ума, проклял всю отцовскую семью, ушёл на сторону и зажил со своими детьми своим, отдельным домом. С этого момента он стал бывшим епископом бывшей Римской Православной Церкви, еретиком и раскольником Вселенского Православия. Шли годы. Очень скоро появилась в его семье молодёжь, которая захотела освободиться от ежедневного целования папиного сапога, постоянных окриков, поучений, порки и других педагогических прелестей, и вернуться обратно, в Старый Дом. Много было шума, драк, доходило и до поножовщины, и однажды молодёжь ушла от папы. Но, вместо того, чтобы вернуться в ту, главную, семью, они, выйдя за ворота, разошлись - каждый в свою сторону, чтобы больше никогда ни от кого не зависеть, никому не подчиняться, а чтобы жить каждому по своей воле, кому как Бог на душу положит. С тех пор они стали называться протестантами - потому что принципом их существования стал протест против подчинения кому бы то ни было, против любого авторитета, кроме моего собственного и против всякого здравого смысла - кроме того, который посетил мою светлую голову. История повторяется не дважды, а многажды: сначала как трагедия, потом - как фарс, потом... по-всякому.

В августе 1988 года Господь сподобил меня видеть и принять участие в крестном ходе при перенесении мощей преподобного отца Серафима Саровского из Москвы в Дивеево. Вот мы с женой стоим на тротуаре возле самого храма, в котором только что приложились к мощам преподобного. Вот крестный ход, выйдя из Елоховской Церкви, медленно, торжественно огибает Храм, потом метров пятьсот - шестьсот идёт по улице. Потом мощи погружаются в автомобиль и - всё: верующие расходятся по домам. Я хорошо помню эти два часа из моей жизни, жизни города и Церкви. Неспешное шествие по улице, люди, стоящие на коленях на тротуаре, люди, крестящиеся в открытых окнах домов вдоль всего крестного хода, удивительное, до того неслыханное, церковное пение на сумрачной улице советского города. Нам тогда казалось, что, наконец-то, начинается новая, совсем другая жизнь. Казалось, теперь мы скоро вернёмся в Отчий Дом из векового плена и жизнь теперь пойдёт по настоящей «верной дороге». Много раз потом, наблюдая и переживая последовавшие вскоре драматические события, я удивлялся: сколько же сил нужно было кому-то приложить, сколько средств и организационных талантов задействовать, чтобы этого не случилось, чтобы повернуть такое, казалось бы, естественное движение общества совершенно в другую сторону, направить в нужное им русло? Только некоторое время спустя я понемногу начал понимать смысл событий, происходящих перед моими глазами. Да, действительно, усилия - были приложены, огромные средства и таланты - задействованы, но главная причина заключалась не в этом, а совсем в другом.

В тот памятный день, освободившись от строгой опеки, выйдя за вдруг распахнувшиеся тяжёлые ворота, мы так и не вернулись в некогда потерянный нами Отчий Дом, а пошли каждый своей, особливой дорожкой. Там, у Отца - мы догадывались! - нас ожидала простая скромная жизнь и ежедневная нелёгкая работа в смирении себя, в послушании старшим, к которой мы не были приучены. А нам, в общем-то, в глубине души, нравилось то, как мы жили всё наше детство и юность. Конечно - тесновато и бедновато, конечно - иногда страшновато, конечно - иногда приходилось на собраниях и всенародных выборах с лицемерной искренностью лобызать сапог Первого Товарища - но мы уже к этому привыкли с детства и враньё это не составляло для нашей совести особой проблемы. Да, самым краем своей души мы всегда помнили о какой-то очень большой крови, которая была пролита во времена молодости наших родителей. Мы привыкли равнодушным взглядом замечать вокруг себя развалины некогда прекрасных зданий, а в старых учебниках и книжках - выскобленные лица людей на коллективных фотографиях. Мы помним, как наши папы и мамы, рассказывая о своей молодости, понижали голос, начинали говорить очень тихо, а иногда и совсем умолкали, глядя куда-то в сторону... Вот этого бы всего нам, конечно бы, не хотелось, от этого бы хорошо было бы как-то безболезненно избавиться. Хотелось только добавить ко всему тому хорошему, что было в той нашей молодой жизни, чего-нибудь сладкого, утешительного, «духовного». И надо-то нам было так немного: немножко святынек, немножко золотых куполов на оставшихся храмах, несколько добрых «батюшек», которые бы нам рассказали несколько утешительных историй в наших печалях... Но, кое-что почитав, послушав, кое о чём подумав, мы вовремя кое-о-чём догадались. Мы стали понимать, что «духовное» больше требует от нас, чем обещает нам дать в этой жизни. Оказалось, что, чтобы оно украсило нашу жизнь, нам придётся частенько жертвовать для него и временем, и силами, и средствами. Выяснилось, что не всё в нашей жизни может быть им оправдано, но от чего-то, очень нам дорогого и даже «святого», нам надо будет отказаться, определив его как заблуждение и грех. А об освящении всей нашей жизни - что и говорить? Один внимательный проповедник недавно заметил: «Что означают эти крестные ходы среди казино и публичных домов? - не освящение ли Содома?» Недруг победил нас тогда. Да ему, недругу, особенно с нами и делать-то было нечего: только показать нам издали тьмы ярко освещённых, соблазнительных путей и дорожек - каждому на его вкус - а уж пойти или не пойти по ним, на то была наша свободная воля. Какова же будет наша «свободная воля» - это ему было заранее очень хорошо известно, потому что он сам же и воспитал её в нескольких поколениях. Те - заблудшие папины дети - освободившись однажды от тёмной бездны его своеволия, понесли по миру каждый в своей душе свою собственную чёрную бездночку, не давшую им вернуться к свету Истины, ради Которой только и стоит жить. Так и мы, вырвавшись из-под глыб мертвящего насилия, разошлись в разные стороны, каждый неся в душе своего маленького насильника, готового снова и снова воспроизводить мертвость, к которой за годы жизни в неволе присох сердцем.

История течёт непрерывным плавным движением, периоды её с неизбежностью сменяются один - другим. Но внутреннее их содержание определяется только нашим внутренним состоянием - и ничем больше. Слова, тихо сказанные в комнатке невзрачного дома, переворачивают миры, стирают государства с карты мира. Страстное движение души, незамеченное человеком, разламывает земную кору и заливает водой землю, губя человеческие жизни. «Если кто скажет...и не усумнится в сердце своем...будет ему, что ни скажет» /Мк 11,23/ Мы можем строить вместе с Богом и спасать жизнь, а можем, противясь Ему, ломать и убивать всё вокруг себя. Всё в мире зависит от состояния моей души. Человек неверующий не может принять в себя эту простую истину, потому что она требует от него особого труда: перемены мышления. Непосилен этот труд бывает и для нас с вами, если мы одержимы какой-то страстью - особенно страстью тонкой, духовной, оправданной «высокими», «благородными» целями. Именно поэтому всякое слово, призывающее пересмотреть привычные стереотипы, переоценить свою жизнь, всерьёз задуматься о происходящем, часто воспринимается с раздражением и даже ненавистью.

Вам уже скучно? Хочется конкретики?- хорошо! О чём поговорим, друзья: об отце ли Иоанне Охлобыстине? А может быть, опять о полковнике Каддафи? Или о японских взрывах-приливах? Нет? А что так? - такие животрепещущие темы! Тогда, может быть, вспомним това... тсс-тсс! Умолкаю. О нём сегодня не будем. Поищем другой панацеи от всех - не японских, и не ливийских, нет! - от наших с вами бед: ведь их совсем немного. Собственно, беда у нас только одна: мы умираем. Умираем окончательно и бесповоротно, проваливаемся в безвозвратную бездну истории. В мирное время, на своей собственной нашей русской земле, безо всякой видимой причины, без вражеской оккупации - мы не хотим больше жить, рожать детей, не хотим даже больше называться своим именем... Зря это мы думаем, что враги наши, творцы мировой революции, все как один - насильники, убийцы, разрушители. Да - насильники, да - убийцы, но прежде всего они - воспитатели! Периоды тотального насилия и большой крови они расчётливо чередуют с периодами затишья, мирной спокойной жизни, во время которой происходит воспитание нового человека, благодарного им за мир и безопасность и, по их приказу, готового на всё. И тогда, в назначенный момент кровавого перелома, на сцену истории внезапно выступает совершенно незнакомый соседям и самому себе народ, предсказать действия которого, а поэтому и защититься от них, невозможно. Так, однажды, на моих глазах из спины неуклюжей бескрылой личинки за считанные минуты вылезло уже совершенно сформированное для жизни огромное крылатое насекомое. Нас уже перевоспитали, мы совсем не похожи на тех, чьим именем до сих пор ещё называемся: поэтому и само это наше древнее, священное имя «русский» - нас раздражает, тревожит, мы подсознательно тщимся подыскать ему какую-нибудь замену. Какие обиды, какие страстные возражения, какое возмущение недавно последовали здесь попытке выяснить разницу между именами «русский» и «советский»! Страшно представить себе: как же надо непонимать и презирать свой собственный народ, частью которого являешься, чтобы все его, христианским тысячелетием выработанные прекрасные качества, приписать семидесяти годам большевистской муштровки!

Пора заканчивать: для понимающего - достаточно. Ведь мы, кажется, не масоны и не атеисты, мы православные люди. А это значит, что мы призваны руководствоваться не фазами луны, не приливами-отливами, не вдохами-выдохами и не политической конъюнктурой, но только Словом Божиим, Его заповедями. Во время отлива мы обязаны защитить от грабежа торговые корабли, во время прилива - спасти свои дома от гибели. Нам не достоит выбирать из двух бездн лжи меньшую, но всегда только - Правду Божию и только её и проповедовать: и во время абсолютной тьмы, и в сумеречное время. Мы не имеем права изгибаться вместе с линией партии, но обязаны прямо стоять на том месте, где поставил нас Господь. Нам неприлично становиться болельщиками и участниками балагана нанайской борьбы «большевиков с коммунистами»: наша борьба не с плотью и кровью, но с духами злобы поднебесной. Ни вдохновенные славословия очередному «отцу народов», ни проклятия в адрес «эксплуататоров» не доходят до Неба - но только тихий шёпот нашей молитвы, если мы ещё на неё способны.