Источник: блог автора
Он явился в театр и кинематограф из великого древнего мира, в котором жили античные Боги и Герои, в котором мелочи не играли существенной роли, в котором всё в человеке было с лихвой и наотмашь.
Из мира, какого ни до, ни после него мировой кинематограф не знал.
В нём всё и всегда было избыточно, и по-человечески, и по-актёрски. Но он никогда не подстраивался под мещанскую мелочность мира – ни актёрски, ни человечески.
Он был Титан, знал про себя это, и не собирался ни под кого подстраиваться – что бы ни играл.
Событием в истории кино стала лента Элиа Казана «Трамвай «Желание» (1951).
Казан попал в в яблочко с актерами: работы Вивьен Ли в роли Бланш Дюбуа и Марлона Брандо в роли Стэнли Ковальского и по сей день смотрятся совершенными актерскими шедеврами, абсолютно современными и психологически невероятно точными – просто, как из учебника по психиатрии.
Трамвай «Желание» был удостоен пяти премий «Оскар», в том числе Вивьен Ли за лучшую женскую роль.
Удивительно, но без награды, осталось главное достижение фильма – потрясающая работа Марлона Брандо.
С Брандо Казан сделал и следующую свою кинокартину, «Вива, Сапата!» (1952), историю бурной жизни одного из вождей мексиканской революции – картину резко антиреволюционную, где за высокими лозунгами скрываются самые низменные побуждения, где бессмысленный и беспощадный бунт изначально обречен на поражение, а его вожак, начинающий как молодой титан, постепенно превращается в аморальное грязное животное.
В роли Сапаты Брандо не просто избыточен, он ужасающ. Но от него невозможно отвести взгляд. От его глаз-углей, от его неистовства, от его безумия.
В третий раз работая с Марлоном Брандо, Казан добивается от него игры невероятно нервной, неистовой и яростной, с библейскими мотивами самопожертвования.
«В порту» – этапный фильм не только в истории Голливуда, но и всего американского кинематографа – получил восемь премий «Оскар», в том числе за лучший фильм, лучшую режиссуру и (наконец!) Марлону Брандо за лучшую мужскую роль.
Старый фильм Сидни Люмета «Из породы беглецов» (по пьесе Теннеси Уильямса «Орфей спускается в ад») – с молодыми Анной Маньяни, Марлоном Брандо и Джоан Вудворд я не так давно пересмотрела вновь, спустя много лет.
Могу сказать, что с момента создания фильма в людях мало что изменилось.
Даже тонкий слой цивилизации, наросший за 60 с копейками лет, с них слетает в одну секунду, когда дело касается персонально их. Но если в былые времена художник себя чувствовал обязанным говорить человеку о его несовершенстве, то сегодня предпочитают человека не трогать.
Кинематографу был долгое время интересен единичный человек – не как винтик какой-то машины, а как индивидуальность, как равновеликая миру Сущность, как Протагонист Вселенной.
Такому кинематографу Марлон Брандо подходил как никто.
В картинах описываемой поры всё строится на противостоянии людей, их мотивов, их драм.
И потому камера в этих людей всматривалась внимательно, и потому актер должен был работать максимально виртуозно, на супер-приближении, когда одно движение бровей могло решить весь конфликт эпизода. А оператор должен был поймать и акцентировать это движение бровей, и выстроить свой свето-теневой образ, словом, заставить зрителя заметить эти акценты.
И вот на этом супер-приближении, да еще и визуально акцентированном, Брандо был всегда вне конкуренции.
Сегодня такие вещи никому не интересны, поскольку подлинных драм идей (да и человеческих драм) уже не делают. Теперь, даже в лучших фильмах, либо «гонят сюжет», либо «гонят идею». Актер говорит слова, оператор держит качество «картинки». Точка.
Но мало того, что персонаж в исполнении Брандо поднимается вровень с героями античных трагедий, укрупнив персонажа из пьесы стократно, – так актер тут еще и переговорил по-своему весь текст героя, снизив и упростив его, без потери смысла, но приблизив к действительности.
Брандо с его фантастической органикой не стал рабски следовать словам, написанным Теннеси Уильямсом, а смыслово точно пересказал это всё «удобным ему языком».
Ни один автор не стерпел бы молча подобной вольности, не стерпел и Уильямс.
Но я, если честно, не знаю в мире ни одного другого актера, чья текстовая «отсебятина» в фильме работала бы даже точнее и острее, чем авторский текст.
Битва титанов – вот что такое снятый в 1976 году фильм Артура Пенна «Излучины Миссури».
Мрачный мир, в котором закон – это пистолет, нож, на худой конец – лассо.
Страшные люди, со своими жуткими привычками и страшными тараканами в головах, и непонятно – кто из них хуже: тот, кто нападает или то, кто защищает.
Никакой романтизации Дикого Запада, никаких благородных разбойников: это Артур Пенн, детка; это тот, кто с каждым новым фильмом становился только суше и жёстче.
И надо всем царят они, эти двое – Брандо и Николсон.
А по мне – так вообще – один Брандо. Великий и ужасный.
Был ли он умён?
Судя по тому, что пишут о нём хорошо знавшие его люди, – не слишком.
Но все, знавшие его, говорили о каком-то запредельном, зверином чутье, когда он в секунду умудрялся придумать ключевой для фильма или спектакля образ, над которым долго и безуспешно бились режиссеры.
То, что он сделал с главной ролью своей жизни – ролью Дона Корлеоне в «Крёстном отце» – вещь совершенно исключительная.
Брандо, вместо написанного в романе облика величавого, грозного и могучего Дона, всячески снизил его облик внешне. Знаменитые хомячьи щёки (ватные шарики за щеками), знаменитый тихий больной голос, знаменитая «вялая» манера общения.
Даже сцена гнева (после того, как Сонни совершил роковую ошибку и поставил клан на грань гибели) выглядит едва ли не как просто строгость, практически даже без повышения голоса.
Интонационная скупость – вопреки всему, что мы привыкли думать об итальянцах.
И только «брандовские» глазищи пламенем полыхают на этом почти безучастном лице.
И оказалось, что ощущение грозной и абсолютно непреодолимой силы и власти выглядит именно так.
Ал Пачино, потрясающе сыгравший Майкла, обижался, что у Дона экранного времени втрое меньше, чем у него, а именно Дон выдвинут на «Оскар» за главную роль, а он сам – за «роль второго плана».
Не понимал молодой актёр, что никакого Майкла и никакого фильма вообще бы не было, кабы за каждым словом и каждым поступком в «Крёстном отце» не маячила масштабная фигура Дона.
Фигура, как всегда у Брандо, явившаяся в современность из далёких эпох, из античных миров Богов и Героев, когда человечество было молодо и когда судьбы мира зависели персонально от каждого Одиссея, Ясона или Ахилла.
Именно это всю жизнь играл Брандо, и только он один умел ЭТО играть.
