(Даниэль Бергер. О нечисти и не только. М., АСТ, Редакция Елены Шубиной. 2023)
Вот перед нами, в общем-то, очередное «открытие года» от Редакции Елены Шубиной. Рубленые, то зелёные, то белые, разноразмерные буквы названия на густо-лиловом фоне, сквозь который проглядывают очертания некоего города. Такой стиль оформления обложки мы видели в случае Сальникова. «Петровы в гриппе…», «Оккультрегер» были оформлены так. Стало быть, у Алексея появился конкурент. Кто же он?
«Даниэль Бергер (р. 1983) родился и живёт в Кыргызстане, режиссёр документального и игрового кино, продюсер», сообщает нам задняя сторона обложки. Также мы узнаём, что разбираемый буквопродукт – авторский дебют, но несмотря на это, по книге уже снимается сериал.
Что ж, сделаем почтительное «ку». Правда, ни в Яндексе, ни в Кинопоиске фильмография дебютанта не высвечивается. Все строчки выдачи занимает знаменитый актёр (р. 1965) – полный тёзка нашего дебютанта. Но не будем подвергать сомнению регалии. Я когда-то и сам снимал документалку – в лучшем случае, одна из пяти работ в тот же Кинопоиск попадает. Так что может быть. Странно, что игровые фильмы не отобразились. Но Кыргызстан – далеко. Может, и не вся информация о местном кинематографе к нам приходит. Но тот же Кинопоиск не хранит информации и о съёмках сериала, хотя обычно отмечает даже проекты «в процессе». Впрочем, тоже, наверняка, не все.
Да, на «фронте» и «бэке» обложки – цитата писательки Яны Вагнер. Одна и та же, сзади расширенная. Она о том, что книга Бергера похожа на «Американских богов» Нила Геймана. Но почеловечнее и пооптимистичнее.
Что ж, посмотрим! Первое, что бросается в глаза – это
АККУРАТНОСТЬ
То есть, дебютант Бергер сдал в редакцию не каракули, не черновики, не пьяные потоки сознания, не мусор, как матёрые (хотя и не очень тоже) коллеги по издательству. Текст приличен и даже вылизан с несвойственной для релизов РЕШ тщательностью. Видно, что дебютант подошёл к делу ответственно. Это располагает.
Лет пять назад я был на одной премиальной церемонии, и заметил, что писательская общественность состояла из двух абсолютно разнородных страт: аккуратны, причёсаны, трезвы и в костюмчиках были дебютанты, а мэтры – всклокочены, пьяны, похожи на бомжей. Бергер – всё же категория первая, причёсан и в костюмчике.
Книга представляет собой сборник рассказов. Тринадцать небольших, плюс финальная повесть. Язык повествования – не тяжек, прост без убожества, не содержит избыточных красот, но использует интересные обороты. Примерно, как у Акунина. Видно, что текст вычитан не единожды. Алексею Сальникову, конструктору километровых нечитаемых синтаксических конструкций, стоило бы встревожиться.
Концепция сборника – нечистая сила среди нас. Всё многочисленное инферноможно потрогать, с ним можно пообщаться, вступить в те или иные отношения. Странно, конечно, что сборник, в чьём названии присутствует слово «нечисть», начинается с рассказа про ангела, который на заре советской власти не может найти себе жильё. Это, забегая вперёд, не оплошность, а концепт, но его чуть подробней мы разберём далее.
Помимо ангелов, здесь представлены чёрт-бабник, леший, снежный человек, говорящие со спящими варежки, похотливые деревья, экстрасенсы, сирены и т.д.
Автор фокусничает. Есть примерно три аберративные «обманки», которыми, в своё время, до полного надоедания, развлекал народ Пелевин. У Бергера трюки – тоже недороги, но, тем не менее, определённый интерес представляют. Все эти внезапные провалы в сон – они достаточно неожиданны. Они, безусловно, текст украшают и читателя-простеца в чём-то даже наркотизируют.
Более того, есть примерно два смешных диалога. Автор знает меру читательского терпения и с ним не экспериментирует. Эпизоды кратки и насыщенны. Всё это убеждает нас, что Бергер – не графоман.
«Вы ругать его вообще будете?» - спросят нетерпеливые читатели. Да, дорогие мои, буду. Но не за ляпы, безграмотность, убожество, косноязычие, каковые свойственны очень многим шубинским авторам. Порицать тут следует за другое. Например, за
ЧРЕЗМЕРНЫЙ ПРОФЕССИОНАЛИЗМ
Да-да, дорогие мои. Вы не ослышались и не очитались. Бергер, не знаю уж откуда, знает психологию читателя. Это не обычный шубинский бабуин, который лепит в пустоту ахинею, незнамо для кого. У Бергера – всё чётко и просчитано. Он играет на читательском восприятии достаточно вменяемую мелодию, как Филипп II на кошачьем органе в известном произведении.
Кем бы ни был Даниэль Бергер, он, как продюсер, абсолютно точно высчитал таргетгруп, аудиторию. Книги у нас сейчас читает – кто? Тётеньки. 90% книг попадает именно к ним. Значит, и писать следует только для них.
Поэтому с Нилом Гейманом сравнивать не стоит. У этого англичанина «Американские боги» - достаточно жёсткое, тётеньками не перевариваемое, повествование. А у Бергера каждая новелла о нечисти – это что-то вроде сусальных рождественских историй госпожи Чарской, о которых, например, Корней Чуковский отзывался так: «Она так набила руку на этих обмороках, корчах, конвульсиях, что изготовляет их целыми партиями (словно папиросы набивает); судорога — её ремесло, надрыв — её постоянная профессия, и один и тот же «ужас» она аккуратно фабрикует десятки и сотни раз…»
Вот и у нашего кыргызстанского самородка Бергера рука на «корчах и конвульсиях» набита преизрядно. Не везде, но где-нибудь обязательно, доверчивая читательница брызнет слёзкой. Может быть, над историей абхазской сирены, потерявшей на войне сына. Или над трогательной любовью красноармейца, родом из мелкой башкирской нечисти.
Но эти слёзы спровоцированы не вдохновенным гением, но поднаторевшим профессионалом. Потому что иные, как ни пыжатся, но профессионалами не кажутся. Здесь же профессионализм просто прёт, как тесто из квашни. Это и хорошо, и плохо.
Плохо потому, что нет искренности. Всё смоделировано, как музыка кошачьего органа. Рассказы не созданы в порыве, а собраны, как механизмы, работающие и выполняющие некую функцию. И вся эта механика направлена не просто на тётенек, а на главтётеньку, на архидаму российского книгоиздания. Ну, да, вы всё правильно поняли. Сделано всё, чтобы проняло именно её. И
АВТОР ПОСТАРАЛСЯ
Вот перед нами рассказ «Хоньзя». Начинается с места в карьер. Вернее, в эшелон.
«Так и получилось, что на пятерых Ефимовых всего два мешка. Один, потяжелее, Игнат с женой тащат. Второй – сыны, Санька да Ванька. А младшая, Ольха, кота несёт. Ну вот и всё, вроде готовы. Айда, кулацкое отродье!»
Особенно трогателен, конечно, кот. Да, перед нами – раскулачивание крестьян. Знакомое нам, в том числе, и по трудам Гузели Яхиной. А там вскоре и эшелон появляется:
«Дурным чем-то от поезда несло – мертвечиной».
Добавим, что и яхинщиной тоже. Дальше долгий путь, неизбежные ужасы железнодорожного транспорта:
«В следующие дни из вагона вытащили ещё человек шесть. Вольготнее от этого не стало, но оставшимся было уже всё равно – лежали друг на друге вповалку, временами только ощупывая своих – живы ли?
Наконец вместо привычного уже «мертвецы есть?» послышалось «разгружаемся».
Казалось бы, найдите хоть одно отличие от трудов Гузели Шамилевны. Но оно есть, и принципиальное. Потому что с людьми едет домовой. Он помогает им выжить и устроиться на месте ссылки, отогревает в лютую стужу.
Перед нами, в общем-то, технология mash-up. Смесь псевдореализма с хтонью. «Гордость и предубеждение и зомби», «Авраам Линкольн и вампиры» - явление того же ряда. То есть, во вполне очевидный нарратив имени Гузели Яхиной вплетается нечистая сила. Не страшная! Ни в коем случае! Плюшевая, игрушечная, чтобы тётенек не спугнуть.
Впрочем, не всегда нечисть плюшевая. Есть и отвратительные создания. Очень показателен в этом отношении рассказ «Навий да Алинадий». Это – имена двух братьев-упырей, которые питаются мертвечиной.
«С этого-то дня упырям стало попроще: банда никак не разоблачалась, поэтому расстреливать мурминских контрреволюционеров приходилось пачками. А тела сбрасывались в общую могилу у леса, откуда их и таскали потихоньку братья».
В карманах убитого комиссара один из братьев находит большевистскую газету, читает и проникается.
«Что такое классы, Алинадий представлял себе смутно, да и многие другие слова здесь были не ясны, но зато какой внутренней силой и свободой дышали эти строки! Какой горькой вдруг осознавалась вся прежняя жизнь с её вечными тяготами и заботами о куске мяса!»
Заканчивается рассказ закономерно: упыри идут служить революции, распевая «На бой кровавый…». В общем, всё, чтобы Елена Даниловна была довольна. Чтобы в списки бестселлеров определила.
Кажется, что механизм клепания таких рассказиков достаточно прост. Берётся какое-нибудь «зверство» советской власти – вымышленное, реальное, не суть – и к нему подвёрстываются лешие да кикиморы. Так, да не так! В иных рассказах наступает реальный
РАЗГУЛ ФАНТАЗИИ
Рассмотрим, например, рассказ «Ене и Сохо». Городская девушка Северпи приезжает в село хоронить деда, а тот был колдун. Сразу после похорон он возвращается из гроба, чтобы, как говорят бабки, внучка исполнила своё предназначение. Дело в том, что девушка принадлежит к почти вымершему народу эрля, который живёт в одной деревне с народом шульгэ.
От народа остались только девушка да три бабки. Они-то и рассказывают городской красавице, что дед, оказывается, был женат на берёзе. И девушка начинает искать себе деревянного жениха. И находит – это красавец-дуб по имени Юман.
«Высокий – выше Северпи на голову. Плечи широкие – такой на одно плечо Северпи посадит, а на другом детишек целая стая поместится. Сильный и добрый – от любого зла защитит жену свою.
- Юман, ты теперь мой, - говорит Северпи.
Дуб кивает головой, зелёным венком покрытой. Присылай сватов, говорит».
Тут возникает, конечно, вопрос, о том, какого роста девушка, что дуб выше её всего на голову. Метров пять-шесть, наверное.
На свадьбу приходит весь народ – три старухи и покойники.
«Вот и собрались эрля. Стоит народ: три старухи и девка меж ними с барабаном. А за ними Яркай со своим воинством – ну, с той стороны кладбища, где эрля лежат. Все как один здесь».
Но Северпи с дубом зачинают весь народ заново. Ене и Сохо, чьи имена вынесены в заголовок – это говорящие во сне варежки (они же детские старые куклы).
Что тут сказать, кроме того, что под Бишкеком, наверное, растут забористые мухоморы. И того, что по нынешним реалиям рассказ – не очень-то полезный. Ну, да, возрождение самосознания маленьких народов. Вот только это возрождение, когда до какого-то предела доходит, кровью заканчивается. Был похожий фильм «Овсянки». Там про двух унылых мужиков, последних из своего народа, которые едут в глухую деревню проводить унылый ритуал. Но если это уныние сдобрить мухоморной субстанцией, появляются весёлые картинки, ходячие мертвецы и говорящие деревья.
В общем, Гузели Шамилевне есть куда расти, хоть и вслед за своим подражателем Бергером. Тот, во всяком случае, за своей учительницей следует чётко, след в след. Похоже, что Даниэль солидарен с Гузелью и ещё по одному принципиальному моменту, который, однако, напрямую вслух не проговаривается, но, кажется, подразумевается. Принципиальный момент такой: не выиграли бы войну…
ПИЛИ БЫ БАВАРСКОЕ
Очень показателен в этом отношении рассказ «Смерть в Саксонии». Главная героиня рассказа – собственно, Смерть, которая пришла за гуцульским юношей по имени Петро. Того угнали в Германию, он должен решиться на побег, но что-то срывается, и умереть пареньку не судьба. Волею бишкекских мухоморов, над головой каждого героя горят годы рождения и смерти. И вот Смерть видит, что гуцульский паренёк умрёт на следующий день – притом вместе с хозяином, фермером Отто. Но и этого не происходит. Петро чуть не падает с крыши, а немец его спасает. И становятся фермер и остарбайтер друзьями.
«Парень больше не помышлял о бегстве, целиком погрузившись в обычную крестьянскую рутину и ночные похождения по домам окрестных немок, не слишком озабоченным сохранением чистоты своей крови».
В общем, жил парень, не тужил, с фашистами прекрасно ладил. Но тут – правильно, приходит красная армия. И хорошей жизни настаёт карачун. Петро уговаривает Отто (который уже хорошо знает язык, называемый автором «гуцульским») выдать себя за гуцула.
Концовка печальная:
«И тут судьба, наконец, определилась. Над головами Отто и Петро зажглась новая дата – 25.05.1951. Значит, заберу я их в Западном Казахстане, при попытке побега из лагеря».
В общем, кончилась красивая жизнь. В уже упоминавшемся рассказе «Хоньзя» как бы для сравнения расписаны нравы наших отечественных вертухаев, для которых ничего не стоит бросить в лесу на морозе на ночь группу раскулаченных, чтобы те гнали план по лесоповалу. Немцы по сравнению с этими нелюдями, конечно же, душки.
Впрочем, «баварское» - не единственный принципиальный момент. Уловил Бергер и ещё одно поветрие, гораздо более хитрое, на котором в меру косноязычия также паразитируют шубинские графоманы. Давайте рассмотрим этот
АКТУАЛЬНЫЙ ТРЕНД
Вспомним ангела из первого рассказа, открывающего сборник про нечисть. О, он там не случайно. И, конечно, взаимоотношениям всей бесовщины и христианства надо было бы уделить место. Бергер и уделил.
Например, в рассказе «Доброй ночи, Мимоза!» Главная героиня – бывшая сладкоголосая античная сирена, в незапамятные времена вслед за аргонавтами приплывшая в Колхиду. Сейчас она работает продавщицей в школьном буфете, заодно впаривает курортникам чурчхелу, домашнее вино и водку «Распутин». Сестра героини, тоже сирена, по имени Фрина с ностальгией вспоминает времена многобожия. Не то сейчас.
«Фрина никак не могла взять в толк, как может один бог приглядывать сразу за всем на земле и почему пришельцы не подчиняются своим богам, занимаясь грабежом и войнами».
«Эти люди безумны, раз просят защиты у бога, которого другой народ казнил!»
«Фрина и сама видела людей, которые часами простаивали у креста, на котором был казнен этот бог, но ни разу не слышала, чтобы кому-то он ответил. Хотя рассказов о совершённых им чудесах ходило множество, но всякий раз оказывалось, что чудо это произошло где-то далеко и очень давно».
Но в финале рассказа христианский бог себя проявляет. У Фрины во время войны (видимо, абхазско-грузинской) убивают сына.
«Ей вспомнился жрец ромейского бога, убитого, но бессмертного, как сама жизнь. Жрец рассказывал ей про то, как мать бога смотрела на него умирающего, а он просил её не плакать. И вспомнив это, Фрина ещё сильнее залилась беззвучными слезами: «Если слышишь ты, если ты всё-таки не умер тогда на кресте, помоги ему! Возьми жизнь мою. Всё, что хочешь бери, но его спаси. Прошу тебя! Ради слёз твоей матери прошу…»
И жестокий бог отвечает: сын оказывается жив, а бессмертная мать скрючивается от старости. Конечно, кто-то усмотрит здесь всего лишь святочную историю в духе г-жи Чарской о всесокрушающей материнской любви. Но вместе с очистительными слезами в головы дам-с внедряется и такой вот «модный» и антихристианский (посмотрим уж правде в глаза) посыл.
Резюмируя всё сказанное, давайте отметим, что наш пишущий продюсер – довольно-таки
СМЕТЛИВЫЙ ПАРЕНЁК
Согласитесь, покорить столицу для провинциала – задача не самая простая. Но Бергер идёт к ней аршинными шагами. О каком-то таланте в его произведениях речи, увы, не идёт. Весь, какой был, направлен на монетизирование и достижение своих целей. В частности, на создание «образцовых» текстов для Редакции Елены Шубиной. А талант – явление более стихийное, берегов не знающее. Здесь же поток авторского мухоморного воображения загнан в бетонное русло формата и непререкаемых идеологем.
Впрочем, в финальной повести «Гуляй, песня!» автора прорывает на откровенность. Там речь идёт о тележурналистке Розе, разъезжающей по области в поисках самодеятельных артистов. В начале повести героиню осеняет, как она может вырваться из порочного круга рутины.
«Прощайте, унылые директора птицефабрик! Чао, пасечники-рекордсмены! Суровые и немногословные овощеводы, адью! Больше никаких вопросов о тоннах картофеля на гектар! Никакого навоза и никаких тыкв! У Розы будет новая передача на областном телеканале. Передача, достойная её таланта и амбиций!»
А взять с наскока типа самое престижное издательство страны – это, наверное, даже покруче передачи на областном телеканале.
И ещё почему-то мне кажется, что когда конъюнктура сменится, тот же Даниэль Бергер, не моргнув, будет писать нечто совершенно противоположное тому, что излагает сейчас. Бывают такие люди, которые и напишут, и скажут всё, что надо, не испытывая на самом деле каких бы то ни было чувств, эмоций. Если надо, то поток креатива можно канализировать и в радикально противоположном направлении. Ну, а пока знайте, что Бергер – это надолго. Он ещё и на пьедестал заберётся, и нынешних лавроносцев распихает. Такие сметливые продюсеры никогда не пропадают.
