Граф Михаил Николаевич Муравьёв. Санкт-Петербург. 1865 Иван Шилов © ИА REGNUM
Нынешняя идеологическая парадигма белорусских властей не позволит Муравьёву-Виленскому стать белорусским национальным героем.
В2021 г. исполнилось 225 лет со дня рождения и 155 лет со дня смерти графа Михаила Николаевича Муравьева-Виленского, известного прежде всего своей деятельностью по защите империи от внутренних вызовов, поддержанных внешним давлением. Еще при жизни графа о нем ходили разнообразные легенды, которые представляли его кровавым палачом и душителем свобод. Но простое население Северо-Западного края Российской империи, на себе почувствовавшее «свободы», которые несли польские мятежники, относилось к Муравьеву с симпатией и любовью. Либеральное правление Александра ⅠⅠ породило не только отмену крепостного права, но и сформировало у противников России мнение о слабости страны, чем воспользовались лидеры польского восстания 1863−1864 гг. В деле стабилизации ситуации либеральные меры не помогали, поэтому на пост генерал-губернатора Северо-Западного края был назначен Михаил Николаевич. Он, в отличие от многих, понимал реальное состояние края и действовал, исходя из текущей обстановки. Это привело к быстрому поражению мятежа. Но достижения Муравьева не были закреплены. Через непродолжительное время имперская власть снова стала заигрывать с польским вопросом.
Какое место граф Муравьев-Виленский занимает в современной белорусской и российской историографии, в интервью ИА REGNUM рассказывает белорусский историк Александр Гронский.
Что значит для нашей истории Муравьёв-Виленский сегодня? Как его воспринимают в Белоруссии и России?
Михаил Николаевич Муравьёв для нашей истории сейчас, если можно так выразиться, переоткрывается. Личность Муравьёва, широко известная в дореволюционный период, в советское время ушла на периферию.
До революции у Муравьёва были как рьяные поклонники, так и такие же рьяные противники. Всё зависело от идеологических взглядов тех, кто его оценивал. Муравьёва не забыли и в советское время, но его образ стал однозначно негативным. Он оказался не только «царским прислужником», но ещё и подавителем «белорусского национально-освободительного восстания». Хотя в 20-е годы прошлого века про Муравьёва можно было изредка увидеть положительные или нейтральные характеристики. Например, историк Митрофан Довнар-Запольский отдавал должное административным талантам Муравьёва, но в целом его образ формировался с оглядкой на советскую политику и политику белорусизации.
И только лет пять назад, т. е. в ⅩⅩⅠ веке, фигура Муравьёва была введена в сферу научного интереса в России. Прошла, как минимум, одна конференция в Петербурге, было выпущено несколько сборников и монографий, посвящённых Муравьёву, изданы его вспоминания. В Белоруссии тоже была проведена конференция, посвящённая конкретно Муравьёву. Также в Белоруссии были выпущены воспоминания Муравьёва. На фоне того, что эти же воспоминания были ранее выпущены в России, в «белорусских» воспоминаниях стоит обратить внимание на вступительную статью. Подготовивший её Александр Федута постарался, апеллируя якобы к объективности, сформировать такой образ Муравьёва, который бы вызывал негатив. Вообще, в белорусском историческом дискурсе часто встречаются негативные оценочные утверждения, которые представляются как объективный взгляд на историческую личность. Это касается не только Муравьёва. Например, такое же отношение к генералиссимусу Суворову. Сегодняшнее восприятие Муравьёва в России — я имею в виду научное сообщество — стремится к объективному изучению как собственно личности Муравьёва, так и его деятельности. При этом стоит помнить, что Муравьёв, помимо того что прославился быстрым подавлением польского восстания, был губернатором нескольких губерний, а также министром государственных имуществ, вице-председателем Императорского Русского географического общества, почётным членом Петербургской академии наук. В России стараются рассматривать фигуру Муравьёва во всей полноте его деятельности. А вот в Белоруссии в массе акцентируют внимание лишь на его деятельности в качестве генерал-губернатора Северо-Западного края. Остальная активность Муравьёва хорошо если просто упоминается, и никак не анализируется.
М.Н. Муравьёв
Объяснить это легко. Если начать изучать всю биографию Муравьёва, померкнет образ «палача белорусского народа», который был создан совместными усилиями белорусских националистов и советских пропагандистов. Так что в России Муравьёва пытаются понять в целом, а Белоруссии — в частности. Причём, эта частность тяготеет к идеологическому конструкту, а не к реальной исторической фигуре.
Как освещается личность Муравьёва в современных учебниках истории — в школе, в университетах?
Если брать белорусские учебники истории, то Муравьёв упоминается в учебниках для 8 и 11 классов. В обоих учебниках Муравьёв представлен отстранённо. Он не оценивается напрямую. В учебнике для 8 класса сообщается, что Муравьёв был назначен генерал-губернатором, а ранее имел опыт управления в Минской, Гродненской и Могилёвской губерниях. Сказано, что с приходом Муравьёва начались публичные казни, возросло количество арестов, начали создаваться крестьянские караулы, сторонников восстания ссылали в Сибирь. По сути, школьники должны сами сформулировать своё отношение к Муравьёву. Но интересно отметить, что в качестве дополнительного факта биографии Муравьёва не упоминается ни его министерская деятельность, ни деятельность на посту вице-председателя Императорского Русского географического общества, ни почётное членство в Петербургской академии наук.
В качестве единственного дополнительного факта биографии учебник пересказывает вопрос, адресованный Муравьёву, не является ли он родственником декабриста Никиты Муравьёва, на что тот ответил, что он «не из тех Муравьевых, которых вешают, а из тех, которые вешают». Насколько именно эта информация важна для того, чтобы понимать сущность Муравьёва — вопрос интересный. Естественно, что неупоминание одной информации и упоминание другой, пусть и не очень важной, также влияет на создание заданного образа. Также в учебнике в конце параграфа, в котором упоминается генерал-губернатор, есть вопрос: «Почему М. Н. Муравьёва называли «усмирителем Западного края» и «спасителем России»?»
В учебнике для 11-го класса Муравьёв упоминается лишь вскользь. Указано, что он был назначен генерал-губернатором с неограниченными полномочиями. А следующее предложение говорит, что восстание в трёх губерниях было подавлено уже в мае месяце, когда Муравьёв вступил в должность генерал-губернатора. В вузовских учебниках Муравьёв оценивается в более широком диапазоне. Но про вузовскую литературу говорить сложнее, т.к. каждый вуз может выпускать собственные пособия, с которыми не всегда можно ознакомиться, чтобы проанализировать содержание.
Анонимная гравюра из польского альбома к 50-летию январского восстания, изображающая «Муравьёва-вешателя» в Литве
Каково отношение к Муравьёву в Белорусской православной церкви?
Православная церковь в Белоруссии не рассматривает Муравьёва как персонажа, на которого стоит обращать отдельное пристальное внимание. Это можно объяснить спецификой — Муравьёв не был церковным деятелем. Но его современником был митрополит Литовский и Виленский Иосиф (Семашко). Вот на него-то церковь внимание и обращает. Тем не менее церковная наука признаёт заслуги Муравьёва в деле постройки храмов, защиты православного населения Север-Западного края от польских повстанцев и т. д. То есть из истории Муравьёв не выброшен, но специфика церковной истории подразумевает в первую очередь пристальный интерес не к политическим темам, а к духовным.
Как формировалось отношение к Муравьёву в БССР?
Отношение к Муравьёву в БССР формировалось в теснейшей связке с формированием отношения к Константину Калиновскому. Можно сказать, что в БССР формировалось отношение именно к Калиновскому, а потом под него подстраивалось отношение ко всем остальным персонажам той эпохи. Но и без Калиновского Муравьёв в советскую эпоху был негативным персонажем, т. к. верно служил империи. Так что образ, сформированный на противопоставлении «плохого» Муравьёва и «хорошего» Калиновского, просто добавил Муравьёву негатива. Это советское наследие эксплуатируется в Белоруссии до сих пор достаточно широко. Однако сейчас Муравьёв не всегда предстаёт однозначно негативной фигурой.
Отмечалось ли 225-летие Муравьёва хоть где-нибудь в Белоруссии?
Не отмечалось. Во всяком случае, никакой информации об этом нет. Ранее, пять лет назад юбилей Муравьёва отмечался и в России, и в Белоруссии научными мероприятиями, но в этом году я не слышал о подобных вещах.
Почему в Белоруссии формируется культ Калиновского и Костюшко, но не Муравьёва?
Ответ на этот вопрос достаточно прост. Когда в самом конце ⅩⅠⅩ в. начал формироваться белорусский национализм, он не имел героев, сражавшихся за белорусскую идею, ведь идея только возникала. Поэтому вместо белорусских героев стали использоваться польские, т. к. большинство первых белорусских националистов были ранее носителями польской идентичности, которые в силу разных обстоятельств поменяли её на белорусскую. Соответственно, противники польских героев, борцов за польскую государственность, перенеслись в идеологии зарождающегося белорусского национализма на роль противников белорусских интересов. Тем более что польские повстанцы действовали и на территории Белоруссии, поэтому поляков — местных уроженцев, выступивших против России, записали в белорусы.
Таким образом, в начале ХХ в. начал формироваться культ белорусских повстанцев и их лидера Константина Калиновского, который настолько был далёк от белорусскости, что его имя было специально белорусизировано. Константин сначала стал «Касцюком», а потом «Кастусём». В 20-е годы большевики начали искать национальных борцов против «тюрьмы народов», и фигура Калиновского оказалась кстати.
По той же схеме была сконструирована и белорусскость ещё одного польского повстанца — Тадеуша Костюшко. Костюшко в пантеоне искусственно придуманных белорусских героев стоит ниже Калиновского, потому что к формированию его белорусского образа активно не приложила руку советская пропаганда. В СССР Костюшко всё же воспринимался как польский герой. Образ Костюшко-белоруса формировался белорусской эмиграцией, в перестройку и после распада СССР эмигрантские упражнения в создании белорусских героев пришли в Белоруссию. В общем, оба эти образа формировались по причине того, что белорусский национализм негативно относился и относится к России, поэтому те, кто сражался против России были записаны в белорусские герои. Собственно же белорусских героев, имевших именно белорусскую идентичность и настроенных антироссийски, не существовало, поэтому нашли польские заменители. Если обращаться к концу ⅩⅤⅠⅠⅠ — началу ХХ в., т. е. к периоду, когда белорусские земли находились в составе Российской империи, то местное крестьянство массово поддерживало имперскую власть и даже принимало участие в подавлении польских восстаний. Как в виде крестьянских караулов, так и непосредственно следуя с русскими отрядами. Иногда крестьяне сами, без помощи солдат задерживали повстанцев и передавали их законным властям.
Тадеуш Костюшко. Портрет работы Карла Готлиба Швайкарта
Кстати, Муравьёв не доверял местным помещикам. А вот белорусские крестьяне вызывали у него доверие. Крестьяне получали оружие и формировали сельские караулы — военизированные команды из местного населения. Также крестьянам доверили следить за помещиками. Муравьёв имел свои взгляды на роль белорусских крестьян в крае. Общаясь с офицерами лейб-гвардии Семёновского полка в 1863 г., Муравьёв сказал, что надо сделать так, чтобы на этих землях забитый крестьянин смог поднять голову. И крестьяне относились к Муравьёву со взаимной симпатией. Русские солдаты не грабили местное население и не проводили репрессий в отношении крестьян. Также никого насильно не привлекали к вооружённой борьбе против повстанцев. Насилие со стороны отдельных русских солдат встречалось. Но оно жестоко пресекалось. Виновных казнили по приговору русских судов.
Мятежники же прославились и немотивированными репрессиями, когда крестьянин мог быть повешен лишь потому, что попался им на глаза, и жестокими пытками как пленных русских солдат, так и местных белорусских крестьян, и принудительными, при помощи угроз, наборами к себе в отряды местного населения, и грабежами. Нужно заметить, что не все повстанцы проявляли себя таким образом. Были и те, кто не грабил крестьян, пользуясь положением, а мог, например, заплатить за приготовленную яичницу огромные деньги. Кстати, русские офицеры отмечали это, говоря, что всё зависит «от интеллигентности» командира повстанческого отряда. То есть в реальности защитником крестьян оказался именно Муравьёв. И память об этом существовала до 20-х годов ХХ в., но советская пропаганда смогла вычистить её.
Белорусская политико-культовая среда в настоящее время живёт на инерции. Советские персонажи смешались отчасти с националистическими персонажами. Поэтому в сегодняшней Белоруссии в белорусы могут записать кого угодно, подходящего по формальным критериям. И не важно, что этот человек белорусом не был и даже не знал такого слова. Эта смесь героев продвигалась как национальный пантеон. По инерции это происходит и сейчас. Но в отношении Калиновского уже появились мнения со стороны официоза о том, что он не герой. Инерция имеет тенденцию исчерпываться.
Также героизация прошлого базируется на традиции. Менять героев как перчатки никакой пропаганде не выгодно. Нужны традиционные герои, культ которых закреплён в пропаганде. Пересмотр героического пантеона возможен лишь на сломах эпох, когда разрушается система. В остальное время пересмотр героев вызовет непонимание общества. Получается, что ранее гордились теми, кто этого не заслужил. Ещё один момент, почему Калиновский и Костюшко до сих пор эксплуатируются как герои — это антироссийская направленность их деятельности. Вспомним, от кого отпали союзные республики в 1991 г. А почему они не отпали раньше? Один из ответов: потому что «центр» не давал. Муравьёв этот «центр», правда, не советский, а имперский, в своё время защищал. Костюшко же пытался от него защитить остатки Польши, а Калиновский пытался от него отделиться, чтобы возродить Польшу. Для пропаганды не важно, что Костюшко с Калиновским боролись за Польшу. Важно, что они были против русских. Я не склонен призывать к тому, чтобы убрать одних героев и назначить других. Мне интереснее изучать процесс формирования героического пантеона. Также интересно понаблюдать, совершат ли белорусские идеологи шаг от представлений о вымышленной национально-освободительной борьбе белорусского народа в 1863—1864 гг. к формированию преставлений о поддержке своего Отечества против внутренних и внешних вызовов в то время. Ведь польских повстанцев поддерживала часть европейских государств. И тогда на роль коллективного героя могут претендовать белорусские крестьяне, которые в массе остались верны своему Отечеству — Российской империи. Но вместе с этим идеологам придётся пересмотреть некоторые устоявшиеся стереотипы, основанные на представлении о Калиновском как белорусском герое. А это повлечёт за собой многие проблемы. Муравьёву же при нынешних идеологических раскладах стать официальным белорусским героем не суждено. Нынешняя белорусская идеологическая парадигма не позволит.
