Архиепископ Аляскинский и Ситкинский Григорий не принадлежал к числу «заметных» архиереев Русского Зарубежья. Он был тихим, простым сердцем и самоотверженным подвижником и тружеником, на каких испокон века держалась Россия и Русская Церковь.
Архиепископ Аляскинский Григорий (Афонский)
Детство на Подоле
Архиепископ Аляскинский и Ситкинский Григорий (в миру Георгий Сергеевич Афонский) родился в Киеве 17 апреля 1925 года в потомственной священнической семье. Дедушка по маме, протоиерей Михаил Едлинский (1859–1937), духовник всего киевского духовенства, был настоятелем старинной Борисоглебской церкви на Подоле. Там же служил и отец владыки протоиерей Сергий Афонский. Эту церковь владыка Григорий называл «нашей». Также как о «близком… семье» отзывался владыка о киевском Покровском монастыре:
Церковь Бориса и Глеба на Подоле
«В этом монастыре служил священником, умер и там был похоронен наш дедушка, отец Петр Афонский. В этом монастыре, после ГУЛАГа, служил и умер наш папа, отец Сергий Афонский. Здесь же жила и скончалась наша мама».
В 1930-е годы разрушили Борисоглебскую церковь, дедушку протоиерея Михаила арестовали, конфисковали дом, где жила семья. Разом все оказались «лишенцами». Старшие братья, сестра владыки не могли учиться выше семилетки. Мама Вера Михайловна в той трудной ситуации стала духовным оплотом киевлянам. Когда и ее мужа заключили на пять лет «за контрреволюционную деятельность» в Уссоль – лагерь в Соликамске и он тяжело там заболел, матушка, оставив в Киеве своих шестерых детей, отправилась на Северный Урал. Привезенными продуктами и теплой одеждой она спасла отца Сергия от гибели.
Дедушка
Протоиерей Михаил Едлинский
Сильнейшее влияние оказал на владыку дедушка протоиерей Михаил Едлинский. Это был необыкновенный пастырь! Глубоко погруженный в служение Богу, он близко к сердцу принимал беду каждого и ничего не боялся. Со всего Киева шли к нему обездоленные, попавшие в беду люди, и он помогал каждому.
Во время погромов оберегал от разъяренной толпы евреев, при этом не осуждая громил, говорил, что те – темные, обманутые люди. Праведный Иоанн Кронштадтский познакомился с ним в 1893 году и после этого всегда говорил приезжавшим к нему киевлянам:
«Зачем же вы обращаетесь ко мне? У вас в Киеве есть великий угодник Божий, мой духовник и друг отец Михаил Едлинский!»
Священник Сергий Сидоров вспоминал:
Протоиерей Иоанн Кронштадтский
«Однажды в храме он долго молился перед ликом святителя Николая… подошел ко мне, обнял и с глубокой грустью сказал, указывая на лик Христов: “Его страдания очень тяжкие. Если у вас будут печали, помните Его”. “Батюшка, – спросил я его, – у меня будут сложности?” “Да, этой осенью, – отвечал отец Михаил, – но те, кто принял венец, спасены будут”.
В 1937 году по доносу диакона арестовали все духовенство Набережно-Никольского храма, где после разрушения Борисоглебской церкви служил отец Михаил. Накануне ареста к нему пришел человек из НКВД и предупредил об аресте, советовал уехать, на что отец Михаил ответил: “Да разве от Креста бегают?!”»
Протоиерей Михаил Едлинский был арестован и расстрелян спустя несколько месяцев в возрасте 78 лет. Место его захоронения неизвестно.
На работах в Германии. Священство и постриг
Дедушка не оставлял владыку в молитвах и после своей кончины. В 1942 году 16-летний Георгий попал в немецкую уличную облаву и был вывезен в Германию. Там в Берлине он работал на тяжелых работах. Не умереть с голоду ему помогла одна русская женщина. Когда она привела его к себе домой, первое, что он увидел, был портрет дедушки на стене. Женщина оказалась прихожанкой киевской Борисоглебской церкви.
В Германии из клочка парижской газеты Георгий узнал, что его родной дядя Николай Афонский, известный в Русском Зарубежье музыкант, дает концерт.
Хор Николая Афонского
Георгию удалось с ним связаться, и в 1949 году благодаря ходатайству дяди он переехал в США, где получил музыкальное, духовное и светское образование. Около 15 лет служил регентом на приходах. После окончания Университета Коннектикута и Свято-Владимирской семинарии, в 1965 году принял священнический сан, а в 1971 году монашеский постриг с именем Григорий.
13 марта 1973 года уже получивший степени Свято-Владимирской семинарии и университета Хофстра отец Григорий был хиротонисан в епископа Ситки и всей Аляски. И 23 года посвятил подвижническому служению Церкви на Аляске, продолжая дело святителя-миссионера Иннокентия (Вениаминова, † 1879).
Епископ Григорий и Александр Солженицын
Облик владыки запечатлел в своих автобиографических очерках[1] Александр Солженицын (1918–2008). Весной 1975 года, когда писатель и его семья оказались в изгнании, епископ Григорий послал Александру Исаевичу письмо, в котором благодарил и приглашал посетить Аляску:
«…в 1970 году, в университете Гофстра, в США, я защитил магистерскую диссертацию на тему “Вечные вопросы в романах Солженицына”. Спасибо, дорогой Александр Исаевич, за моих дедушку, папашу и других родственников, погибших в лагерях Архипелага и за которых Вы единственный заступились.
Неисповедимыми путями привел меня Господь на Аляску, бывшую Русскую Америку, духовно руководить наследством наших миссионеров – православными алеутами, эскимосами, индейцами. Есть у нас приличный архив, есть тихие и совершенно уединенные места, и все это в Вашем распоряжении для работы и для отдыха, если окажете нам честь»[2].
Епископ Григорий и А.И. Солженицын на Аляске. 1975 г.
В мае 1975 года Солженицыны отправились на Аляску. Она глянулась им сразу:
«Кроме самой России – уже такого русского места на Земле не осталось… Ситха (Ново-Архангельск) встретила нас совсем по-русски, да и русским епископом Григорием Афонским…
«Ситха встретила нас совсем по-русски… Кроме самой России – уже такого русского места на Земле не осталось»
Мы жили у епископа Григория, как будто вернулись в Россию, ещё[3] и в радушии по горло. Стояли на службе его в храме. А после службы плотным кольцом жались к нему ребятишки алеутские (как на нашем бы Севере) и теребили: “Биша-Гриша!” (“бишоп” – епископ по-английски)»[4].
Установившаяся во время той краткой поездки между епископом Григорием и Солженицыным связь сохранялась, общение приносило обоюдную радость, теплоту и утешение. В октябре 1977 года на участке Солженицыных в Вермонте владыка Григорий освятил часовню во имя преподобного Сергия Радонежского, необходимую для Литургии, молитвы, воспитания детей. Владыка писал:
«Преподобный Сергий будет постоянно вас всех охранять, как сохранил он и меня в самые тяжелые дни моей жизни – в лагерях Германии. Перед своей кончиной моя мамаша прислала мне частицы мощей преп. Сергия»[5].
23 года на Аляске
В этих глухих местах «люди остаются православными, что просто чудо. Как их жаль, и как хочется помочь!»
За годы героического архипастырства в сложных климатических условиях владыка посетил все 87 приходов епархии; преподавал в Свято-Германовской семинарии в Кадьяке, отстроил сгоревший собор архангела Михаила в Ситке.
Так описывал владыка Григорий свои миссионерские поездки:
«Моя поездка по Аляске была удачной. Посетил такие деревушки, где епископа никогда не было, а священник приезжает раз в два-три года. Вот какие есть еще здесь места! Но люди остаются православными, что просто чудо. Как их жаль, и как хочется помочь!»[6].
Епископ Григорий у Ситкинской иконы Божией Матери
Собор архангела Михаила в Ситке
В конце жизни епископ Григорий благодарил Бога:
«Я благодарен Богу за то, что Он дал мне на Аляске… такое большое поле для взращивания виноградника Господня и особенно за то, что Он дал мне людей – молодых, добрых и искренних прихожан. Это для меня дар Божий. Другой судьбы мне не надо».
Возвращение в Россию
В 1996 году архиепископ Григорий посетил Москву и Киев, где встретился с братьями и сестрами. В воспоминаниях (они хранятся в архиве Православной Церкви Америки в Сайоссете) владыка говорил, что
встреча с родными, «пребывание при мощах преподобного Сергия, поклонение нашему аляскинскому святому Иннокентию, мощи которого почивают в Успенском соборе, поистине были… духовным опытом, для переживания которого стоило ждать 54 года».
Особенно эмоциональной стала встреча с Киевом: так многое связывало епископа Григория с этим городом! Он направлялся туда поездом из Москвы с радостью и страхом:
«Голод 1932 года со всеми ужасами я лично пережил, как и арест дедушки в 1937 и папы в 1938 годах. Пережил я приход немцев в сентябре 1941 года, пожар города и кошмар Бабьего Яра в том же месяце. Но наряду с трагическими переживаниями были и радостные моменты юности: купание на пляже Труханова острова, игра в струнном оркестре, школьные друзья, футбол, музыкально-литературный вечер памяти 100-летия смерти Пушкина в 1937 году, семейные пикники в пуще Водице, киевские каштаны. Все хорошее и все плохое как бы перемешалось, и ехал я в Киев “радуясь со страхом”, не зная, как теперь Киев меня примет…»
Далее следуют киевские впечатления владыки. Вот некоторые выдержки из них (публикуются впервые и в авторской орфографии):
«11–12 октября. Первый поход был в старый город, к Днепру, на Подол. Гордость Киева, чистое, аккуратное Мэтро (пенсионеры за проезд не платят) буквально за несколько минут доставил нас к месту, откуда начинает свой восход достопримечательный Фуникулер, радость киевских детей. По Набережной дошли до дома Белозоренко, где мы жили с 1930 года. Сейчас дом запущен и отдан под склад. Может, это мое предубеждение, но мне показалось, что окна нашей квартиры того же цвета, какие были 54 года назад. Пройдя по Братской, прошли мимо места, где стояла наша Борисоглебская церковь. Говорю “наша”, так как в этой церкви служил наш дедушка, там в пять лет я начал прислуживать в алтаре, там была крещена вся наша семья. До сих пор помню, как плакали люди, когда сбрасывали колокола…
13–14 октября. Божественную литургию в Киевской Лавре мы служили в большой Трапезной церкви, где у ее входа находится могила Столыпина. Служба прошла торжественно, при большом количестве народа и при пении двух хоров. Говорить проповедь во время службы было нелегко, из-за охватившего меня чувства недостоинства и страха перед сонмом всех здесь почивших основателей Церкви на Руси. Однако в конце проповеди мне первый раз пришлось услышать “Спаси, Господи” от многочисленных верующих…
17 октября. Направляемся к памятнику равноапостольного князя Владимира, который вот уже более сорока лет охраняет крестом Киев от нашествия иноплеменников, междоусобных браней и от политического насилия. Сколько раз в детские годы бегали мы вокруг этого чудесного памятника. Вот и новый Крещатик, старый сгорел на моих глазах. Стадион Динамо, Царский сад, Мариинский дворец, Крытый рынок, все на месте, как было 54 года назад. Какое мое общее впечатление о жизни в Киеве? Представлю глазам читателя две картинки.
Одна – это женщины всех возрастов и всех сословий, молча и терпеливо стоящие по лестничным стенам в Мэтро, пытающиеся продать с рук кое-что из вещей. Мне было неловко их фотографировать. Не поднимая глаз, они сами стыдились своей бедности.
Другая картина – это Борщаговка, предместье Киева, где, как мне сказали, живет “настоящее правительство Киева”. Передо мной сотни и сотни особняков с бассейнами, лифтами, вышками с забором. Каждое имение стоит не менее пол миллиона американских долларов. Все это построено за последние два года, и собственники этих резиденций не спекулянты, а городское правительство, директора, в общем, новая номенклатура. Как заполнить пропасть между двумя картинками, двумя образами жизни в теперешней Украине, ответить не могу. Можно только пожелать, чтобы в будущем Украина нашла в своей среде умных, честных, любящих и уважающих свой народ правителей»[7].
Горечь о коммунизме, искалечившем страну и народ, смешивалась с чувствами радости и надежды:
«Радость свободного пребывания в сердце России перемешивалась с чувством горечи и скорби, что это историческое место было средоточием величайшего зла и богоборчества в мировой истории… торжественную “Победную песнь”, произнесенную мною в Московском Кремле, в центре государственной и религиозной жизни России, я принял как в мистическом, так и в реальном смысле. Мистически это была песнь победы от моего и от имени погибших за православную веру родных над злом и богоборчеством, которые десятилетиями исходили изнутри Кремля.
«Это была песнь победы от моего и от имени погибших за православную веру родных над злом и богоборчеством»
Реально “Победная песнь” возглашала действительную Христову истину: “Я созижду Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее” (Мф. 16: 18). Ведь только подумать: в 1940 году коммунисты говорили об уничтожении веры и Церкви. Сейчас только в Москве открыты 267 церквей, монастырей, часовен»[8].
Владыка скончался в 2008 году в возрасте 82 лет в городе Джексон (штат Нью-Джерси). Память о нем жива в сердцах многих его друзей и духовных чад.
ВОСПОМИНАНИЯ
ОБ АРХИЕПИСКОПЕ ГРИГОРИИ (АФОНСКОМ)
«Он мог снять свою рубашку и отдать ее другому»
Профессор Константин Каллаур, почетный профессор кафедры иностранных языков муниципального колледжа в Нассау в Гарден-Сити на Лонг-Айленде, шт. Нью-Йорк:
– Моя семья встретила будущего епископа Григория, тогда молодого человека, через два года после того, как он прибыл в Соединенные Штаты из Германии. Думаю, это было около 1950 года. Мы тогда жили в Waterbury, штат Коннектикут, около 90 миль от Нью-Йорка. Владыка происходил из священнической семьи и естественно тяготел к общению и пребыванию в священнических кругах. Мой отец был священником Православной Церкви Америки (которая тогда называлась Митрополией) и находился в процессе назначения на приход. Юноша служил регентом в местной православной церкви. Хористы любили его за его простоту и чувство юмора. До Waterbury он тоже управлял хором в одном из православных храмов штата Нью-Джерси, не помню, где именно. В какой-то момент еще работал и переводчиком в Министерстве обороны. Так что он вполне адаптировался к новой для него ситуации и ассимилировался в ней.
Он часто приходил к нам домой. Всегда вежливый, внимательный и общительный. Рассказывал, как вся Церковь и его семья в частности пострадала при коммунизме. Оба, его дедушка и его отец, священники. Дедушка был арестован КГБ и умер в тюрьме, а отец провел в тюремном заключении несколько лет. Мама в то время стала духовным оплотом для киевлян. Многие приносили ей иконы и другие религиозные предметы на сохранение. Еще он рассказывал, как КГБ-шники пришли к маме и один спросил: «Вы верите в Бога?» Она указала на стену, увешанную иконами, и ответила: «А вы как думаете?!» Дальнейший визит проходил в гробовой тишине. Вся семья пострадала. Летом владыка спал на полу, зимой на столе: так было теплее… Все недоедали.
В другой раз владыка мог нас развеселить разными смешными историями, которые произошли с ним или с его дядей после того, как они прибыли в США, из разных мест и в разное время. Например, дядя настаивал на том, что реклама на автобусах «Добро пожаловать в Нью-Йорк» была адресована ему персонально. Кстати, дядя владыки, Николай Афонский, был выдающимся регентом хора Свято-Покровского собора Православной Церкви в Америке в Нью-Йорке.
Со временем наши пути разошлись, хотя мы никогда не теряли друг друга из вида. Он учился в Университете Коннектикута и вскоре после окончания поступил в Свято-Владимирскую семинарию и окончил ее в 1965 году. Он проявлял особый интерес к каноническому праву, и, думаю, профессор готовил его на свое место. Спустя несколько лет он получил и вторую степень – магистра богословия (1970) от Свято-Владимирской семинарии. Наши пути вновь пересеклись, когда Георгий учился в Университете Хофстры на магистра искусств (1970), где я преподавал. Он так жаждал знаний, что получил две магистерские степени! Он никогда не переставал учиться, писал на протяжении всей своей жизни.
В 1960-е годы, когда мои родители жили в Стэмфорде, он продолжал быть у них частым гостем, а позднее, когда маму госпитализировали с раком, часто навещал ее в больнице. Был он у ее постели, и когда она скончалась (кстати, мой зять, врач, находился подле владыки в его резиденции в Стейтн-Айленде, штат Нью-Йорк, во время первого его сердечного приступа). Я говорю об этом, чтобы показать, каким милосердным, добрым, внимательным и щедрым был архиепископ Григорий. Он в прямом смысле мог снять свою рубашку и отдать ее другому, если тот нуждался.
Ситка
Он любил людей, живших на Аляске, и они любили его. Он реорганизовал и укрепил Свято-Германовскую семинарию, оживил всю епархию. И нам рассказывал невероятные истории о том, как на самолете, лодке или санях пытался добраться в удаленнейшие уголки, к некоторым прихожанам, которые не видели священника десятилетиями, а епископа никогда.
Когда он приезжал из Аляски в США, то часто останавливался у нас. Однажды он привез с собой чудотворную икону Ситкинской Божией Матери. Это была большая честь для нас! Мы с женой очень сожалеем, что не откликнулись на приглашения владыки посетить его на Аляске. Дружба с ним была благословением моим родителям, братьям, а позже моей собственной семье.
Последовательный приверженец Православия
Джеффри Макдональд, профессор богословия Богословской академии Воскресения Христова в Шен Влаш (Албания):
– Архиепископ Григорий сделал очень многое для укрепления Православной Церкви на Аляске. Он часто ездил по Аляске, добрался до каждой православной деревни, даже самой удаленной. Каждый год летом он устраивал миссионерские встречи в селениях, расположенных вдоль главных рек Аляски (видимо, речь идет о Юконе с Коюкуком и Кускоквиме с притоками. – А.Н.), и там отвечал на вопросы людей. Вслед за святителем Иннокентием Московским и святыми Кириллом и Мефодием он хотел, чтобы люди поклонялись Богу на родном языке, и поддерживал употребление в богослужении родных языков и английского, с добавлением некоторых песнопений по-славянски.
Большую часть года он проводил в семинарии Святого Германа в Кадьяке, где преподавал историю Церкви на Аляске, догматическое богословие и каноническое право и был любим студентами и церковной общиной. Основываясь на своей ранней архивной работе, он написал две книги по истории Церкви в Северной Америке и богословское сочинение «Христос и Церковь». Часть года он жил в Ситке, в кафедральном соборе.
Преподаватели и студенты Свято-Германовской семинарии. Начало 1990-х гг.
Архиепископ был добросердечным и искренне верующим человеком. Он решительно поддержал автокефалию Православной Церкви Америки как каноническую основу будущего православного единства для США, видел в ней продолжение исконной православной миссии. В составе Синода ПЦА выступал против Баламандского соглашения 1993 года и оказал в этом смысле влияние на весь Синод. Также его беспокоило участие Церкви в Национальном Совете Церквей, и когда его возглавлял священник ПЦА, то призывал выйти из него. Архиепископ осознавал себя и был признан многими в Церкви США как последовательный приверженец православного учения.
Бог – больше Бог любви, чем праведный Судия
Протопресвитер Джон Брек, богослов, профессор библейской экзегетики и патристики Свято-Сергиевского института в Париже, директор приюта святого Силуана на острове Вадмала, Южная Каролина:
– Я познакомился с владыкой в феврале 1975 года, когда пять недель преподавал во вновь открывшейся духовной семинарии Святого Германа в Кадьяке. Читал главным образом студентам-юпикам основы православной веры, в том числе Священное Писание и евхаристическое богословие. Опыт был настолько положительным, что я вернулся к семье, жившей тогда во Франции, и убедил их переехать на два года в Кадьяк, чтобы я мог продолжить преподавание. Два года растянулись на три, потому что в феврале 1977 года епископ Григорий рукоположил меня в священника. Меня назначили капелланом школы и присвоили звание профессора Нового Завета.
Епископ Григорий проявлял искреннюю любовь и уважение к местным студентам. Его трогали их простота и глубокая духовность. Некоторые из них были рукоположены и до сих пор служат на приходах Аляски.
Каждый четверг вечером, когда епископ оставался в городе, мы собирались вместе с прихожанами храма Воскресения в Кадьяке, чтобы отслужить акафист святому Герману, чьи останки хранились в резном деревянном реликварии в нефе храма. Епископ Григорий сдвигал очки на макушку, щурился на текст акафиста и регентовал пением хора, звучавшим довольно неровно и фальшиво. Это было незабываемо и еще более ярко благодаря присутствию любимого владыки!
Церковь Воскресения в Кадьяке
Несколько случаев проиллюстрируют подход епископа Григория к пастырским вопросам. Когда мы с семьей летом 1975 года приехали в Кадьяк, только что наложила на себя руки жена местного старосты. Она была верным и всем известным членом общины, посвятившим жизнь служению другим. Как-то она обнаружила, что ее муж совершает прелюбодеяние – преступление, которое он уже совершил неоднократно в прошлом. Женщина больше не могла мириться с недопустимым поведением и после периода мучительных раздумий над ситуацией и в глубокой депрессии покончила с собой. Прихожане были опустошены, они думали, что никогда ей не получить церковного погребения. Несколько дней епископ размышлял, как поступить. Наконец он объявил, что женщина была доведена до состояния психического расстройства и невыносимого горя, что, по-моему, было верным диагнозом. И хотя некоторые запротестовали, епископ Григорий отслужил традиционную заупокойную службу, и это его решение в конечном счете было принято почти всеми прихожанами.
Местные священнослужители
В другой раз, в середине зимы, мы с епископом отправились в очень отдаленную деревню, чтобы встретиться с людьми, которые никогда не принимали у себя архиерея. Это было накануне Крестопоклонной недели, знаменующей собой середину Четыредесятницы. Мы предупредили, что едем, и просили не устраивать сложных приготовлений. Епископ Григорий хотел, чтобы все прошло максимально просто. Он распорядился после нашего прибытия и перед вечерней службой подать лишь небольшую постную трапезу.
Мы достигли деревни около полудня. Большинство мужчин были на рыбалке и охоте. Нас встречала толпа женщин и детей, когда мы выгружались из нашего заснеженного и заиндевевшего снегохода. Мы отогрелись, и дамы общины пригласили нас к обеду. Владыка произнес молитву перед трапезой, и две женщины исчезли в кухне. А епископ тем временем коротко рассказал о предстоящем празднике Честного Креста и о его значении в ознаменовании середины Четыредесятницы. Добавил несколько слов и о том, как важно соблюдать пост.
Нью-Джерси, 1996 г.
Тут из кухни появились те две хозяйки с большими сервировочными блюдами. Их они водрузили в центр стола. Я снял крышки, и мы с владыкой заглянули внутрь. На одном блюде лежала обычная говядина, на другом – жареный олень, на третьем – овощи в густом маслянистом соусе, на четвертом – что-то, что мы сразу не смогли определить, а позже узнали, что это был дикобраз. Я посмотрел на владыку и прошептал: «Что же нам делать?» Он взглянул на меня и ответил со своим сильным русским акцентом: «Фадда Джон, ешь то, что перед тобой!» Так мы и поступили. Все получили огромное удовольствие от совместной трапезы. После нее епископ Григорий осторожно поинтересовался у одной из женщин, соблюдают ли здесь Великий пост. «Конечно, Ваше Высокопреосвященство», – ответила она. «А когда же?» – спросил он. Вот ее ответ: «Мы начинаем в день рождения нашего сына. В этом году – в следующий вторник!» Владыка лишь улыбнулся. Потом он шепнул мне: «Это не Россия!»
Есть еще бесчисленное множество таких историй, которые я мог бы вам поведать. Они дают представление о пастырской чуткости, которая отличала владыку и его служение. Он был довольно строг в отношении поста, церковного поведения и так далее. Но всегда ценил чувства и духовные нужды людей выше того, что можно было считать «церковно правильным».
Он был строг в отношении поста и церковного поведения. Но всегда ценил чувства и духовные нужды людей выше
Он всегда заботился о том, чтобы блюсти установления и обычаи Церкви. Но понимал, что Бог – более Бог любви, чем праведный Судия. И это он хотел передать своей пастве и студентам семинарии.
Архиепископа Григория часто игнорировали и мало ценили другие члены Церкви, которые так никогда и не узнали его, не оценили его преданности Телу Христову. Для меня же большая честь быть рукоположенным им, и надеюсь, что когда-нибудь, по милости Божией, я снова увижу его лицом к лицу.
Верный до конца
Лин Брек, супруга протопресвитера Джона Брека:
Владыка поручал священникам служить Литургию, а сам поднимался к хору и регентовал
– Впервые я встретила епископа Григория, когда мы с мужем в 1970-е годы переехали на остров Кадьяк на Аляске сотрудничать со Свято-Германовской семинарией. Это был добрый человек, простой и прямой. Он очень поддержал развитие Свято-Германовской пастырской школы, основанной отцом Иосифом Крета в Кенаи в 1975 году для аборигенов Аляски: официальный статус школы повысился: она стала семинарией, была перемещена на остров Кадьяк.
Архимандрита Григория хиротонисали во епископа в Ситке, в соборе архангела Михаила, в присутствии митрополита Иринея, архиепископа Киприана и епископа Феодосия (Лазора). Владыка стал первым епископом, возведенным в сан прямо на Аляске и для жителей Аляски.
Владыка был музыкантом и мог оставить священников служить Литургию, а сам поднимался по ступенькам на балкон церкви в Кадьяке и регентовал хором. Сопрано он часто называл «ангелами». Поскольку Кадьяк лежал на линии разлома, хору приходилось мириться с ходящим во время колебаний земли полом под ногами. Незабываемый опыт, требовавший определенного мужества!
С прихожанами на Аляске
Однажды в самый разгар зимы епископ Григорий решил прогуляться в город за «особой покупкой». Его сопровождал мой муж. Вместе, уцепившись друг за друга, они скользили и катились вниз по ледяному склону. Мой муж еще не был рукоположен, и владыка обращался к нему «доктор», так как он закончил докторантуру в Гейдельберге. Когда двое мужчин уже скатились с холма, ветер подхватил рясу епископа, и он потерял равновесие, схватил мужа за руку, крикнул: «Доктор, держите меня!» В конце концов они добрались до города, еле стоя на ногах. Отыскали ювелирный магазин, и епископ Григорий выбрал мне маленькую булавку из чистого серебра со вставкой «черный бриллиант». По какой-то причине ему хотелось сделать мне подарок. Я была очень растрогана и благодарна ему.
Нью-Джерси. Ок. 2000 г.
Когда епископ Григорий стал намного старше, он удалился в Нью-Джерси. Это мой родной штат. Однажды, когда я приехала к родителям, то навестила и владыку. У него жил маленький белый кролик, которого он всегда держал рядом с собой. Даже выйдя на пенсию, он сохранял свой энтузиазм к жизни, оставался прямодушным и заботливым.
Я благодарна Богу, что Он познакомил меня с владыкой. Всегда думаю о епископе Григории как о воине Христовом, который шел путем святости, ища Божией воли, и был верен до конца. Готовил ли он огромную кастрюлю борща или служил Литургию, он погружался в это полностью, оставаясь абсолютно живым человеком, вдохновляемым Богом.
Подготовила Александра Никифорова
[1] Солженицын А.И. Угодило зёрнышко промеж двух жерновов: Очерки изгнания. Ч. 1. (1974–1978) // Новый мир. 1998. № 11. С. 124.
[2] Из письма от 3 февраля 1975 г. Архив А.И. Солженицына в Троице-Лыкове. 1 л. Вся переписка еп. Григория и А.И.Солженицына издана: «Биша-Гриша»: Из переписки епископа Аляскинского Григория (Афонского) с А.И. и Н.Д. Солженицыными (1975–1979) / Публ., вст. заметка и прим. А. Ю. Никифоровой // Солженицынские тетради. 2018. № 6. С. 325–351.
[3] Писатель принципиально использовал букву ё во всех своих сочинениях.
[4] Солженицын А. И. Угодило зёрнышко промеж двух жерновов. С. 123, 124.
[5] Из письма 25 января 1977 г. Архив А.И. Солженицына. 1 л.
[6] Из письма от 8 июля 1975 г. Архив А.И. Солженицына. 2 л.
[7] Григорий (Афонский), архиепископ. В Москве и Киеве по святым местам. Неопубликованная машинопись (без нумерации страниц). Архив ПЦА (1996 год, 20 с., не издана).
[8] Там же.
