Печаль карантина, или Почему так больно и чего так страшно?

Кажется, впервые за много тысяч лет перед лицом всепланетарной опасности человечество бежит не к Богу, а от Бога, не в храм, а из храма.

И это не может не пугать. Религию поставили в один разряд с сапожной мастерской, фитнес-центром, рестораном и кафе. Т. е. Церкви пытаются придать некий утилитарный бытовой характер, как одному из общественных учреждений сервисной, обслуживающей сферы. Мол, в период карантина нельзя красить ногти в маникюрном салоне, кушать в кафе, торговать в магазине и ставить свечи в храме. Это не может не пугать.

Потому что данная государственная и общественно-политическая идеология совершенно исключает Бога из своих логических и юридических императивов. Она пытается вогнать Церковь в разряд некоего вида предоставления услуг по типу ритуального бюро или обслуживания свадеб.

А священник, соответственно (по этой логике), – некий «клерк», «сотрудник» такого учреждения.

Очень печально, очень больно и очень страшно, что люди не понимают того, что Бог – властитель микробов. Он – источник жизни, здоровья, духовного и телесного, и Он же – Попуститель смерти. Именно Он решает, кому жить и кому умирать, кому заразиться, а кому нет. Как писал в свое время святитель Николай Сербский: случайных пуль не бывает, каждая пуля летит точно в цель.

Человек требует в период коронавируса закрытия храма. И тем совершает святотатство, признавая, что Бог не всесилен и Его власть не распространяется на некий микроб, который «сильнее Всевышнего».
Кроме того, складывается впечатление, что современный человек верит в антисептик, перчатки и маску (средства медицинской безопасности, вне всякого сомнения, нужны в здравом и трезвом их использовании) больше, чем в молитву и Таинства. Он готов отказаться от Чаши, в Которой ЖИЗНЬ, потому что Она не стерильная и все причащаются от Нее. Он готов под угрозой болезни отказаться от максимально близкого соединения с Богом; хотя именно под страхом смерти или отнятия здоровья человек, наоборот, должен бежать к Святому Потиру как к главному источнику здоровья своего.
О, какая страшная духовная слепота!

И еще… Изнесение Честных Животворящих Древ Креста Господня. В Константинополе во время эпидемий и моров различных совершали крестные ходы, пышные и многолюдные, чтобы Господь защитил людей. И Он защищал Животворящим Крестом.

Сейчас же слышится, что Крест может нести смерть, а не жизнь, заболевание, а не исцеление.

Эта духовная слепота прослеживалась в современном обществе, когда горел Нотр-Дам-де-Пари. Взывали о сохранении памятника архитектуры, но не храма, взывали к силам природы, а не к Богу.

Во время крестных ходов в Византии во время эпидемии ходили все: патриархи, священники, императоры, народ. Множество людей взывало к Всевышнему о спасении. И они были услышаны. Здесь хочется вспомнить и историю введения в богослужебный обиход пения «Трисвятого». Ведь всенародной покаянной молитвой тогда Константинополь в V веке был избавлен Богом от землетрясения. Или общеизвестная история с установлением праздника Покрова Пресвятой Богородицы. Влахернский храм был наполнен множеством испуганных, взывающих к Господу людей.
Сейчас же множеством испуганных людей наполнены супермаркет, интернет, телеэфир, но не храм. Наоборот, раздаются крики: закройте храмы, что для православного христианина обозначает попытку пресечь источник жизни.

Прав был афонский старец: Христа поставили ниже супермаркетов. Священников и христиан пытаются превратить в некую маргинальную группу, одиноко взывающую в духовной пустыне потребления и эгоизма.
Для мира мы чудаки и юродивые. За проведение Литургии можно попасть в тюрьму. Почему?

Нужно признать очень печальный и скорбный факт: множество людей даже не знает, что такое Литургия. Не знает. Для них это просто странное, ничего не значащее слово.

Продуктовые магазины открыты. Людям нужно кушать. Но что делать, если Христос – мой Хлеб. Что делать, если без посещения храма я умру?! Что тогда?! Что делать с восьмидесятилетней бабушкой, которая не сможет не придти на Пасху в храм! Я понимаю, вы не придете, да и не хотите, но она не сможет не придти. Она потратит последние крохи пенсии на такси до храма (если маршрутки не будут ходить) и на продукты для пасхального стола. Она пройдет десять километров, перелезет через забор, обойдет полицейские кордоны. Она готова быть арестованной. Она готова пострадать за Христа. Это о них писал Солженицын в рассказе «Пасхальный крестный ход»: «А за ними в пять рядов по две идут десять поющих женщин с толстыми горящими свечами. И все они должны быть на картине! Женщины пожилые, с твердыми отрешенными лицами, готовые и на смерть, если спустят на них тигров». 

Что делать с ними? Если она не придет на Пасху в храм, то умрет. Жена-мироносица не может не придти в воскресное утро к Гробу своего Возлюбленного Раввуни, несмотря на страх перед иудеями, римской властью и стражниками.

Что делать с ними? Что делать с нами?

Для нас Пасха – это не постричься в парикмахерской и не кофейку с круасаном скушать в ближайшем кафе. Для нас Пасха – служба всей нашей жизни, апогей года, его кульминация.

Что делать с нами? Мы ведь не сможем не придти в храм.